– Я не маленькая девочка, чтобы случать придуманные истории. – Недовольно ворчу я, но поворачиваюсь, понимая, что любое неповиновение может для меня плохо кончится.

Надзиратель призывает меня пальцем подойти к нему. Я подчиняюсь, боясь выпустить из ослабевших рук лук. Тело навивается свинцом. Таблетки, которые выдают нам каждый день, начинают машинально действовать. Мой разум притупляется, а голова начинает раскалываться от нереальности всего происходящего. Мне кажется, что передо мной стоит отец, а не надзиратель, успевший за год стать для меня чуть ли не членом моей семьи. Наваждение, позволяющее выполнять любые приказы, пробудет со мной до вечера, пока моя голова не соприкоснется с мягкой подушкой моей кровати.

Мужчина улыбается. Он убирает выбившую прядь черных волос за ухо. Осторожно касается пальцем моих губ. Слегка наклоняет голову. Со стороны может показаться, что он хочет меня поцеловать. И я жду заветного момента, но губы мужчины проходят мимо моих полуоткрытых губ и останавливаются недалеко от уха. Я чувствую его дыхание на своей шее.

– Мой сын забрал у меня удовольствие поразвлечься с тобой, Яна. – Шепчет он, правой рукой проводя тонкие, незамысловатые линии на моей спине. – Мне не нужны второсортные девицы в постели, но если хочешь… Мы можем преподнести ему урок.

– Вы хотите проучить своего сына?

– Девушка, не желаете ли заказать себе что–нибудь еще?

Я возвращающимся к себе взглядом посмотрела на обеспокоенно стоящую рядом со мной официантку. Я несколько раз моргнула, окончательно приходя в сознание. Невзначай потрогала кружку с кофе, который, естественно уже успел давно остыть. Посмотрела на часы. До прекращения регистрации на самолет мне оставался еще час свободного времени. Я улыбнулась девушке.

– Не откажусь от еще одного латте.

Официантка улыбнулась, записала мой заказ в блокнот и направилась к стойке с бариста. Кофейня имело не большое помещение. Я заинтересованно огляделась и заметила, что во время моего пребывания в омуте воспоминаний, большинство свободных столиков оказалось занято.

– Не думал, что ты любишь заниматься оккультизмом. – Людовик опустился на противоположный от меня стул и кивнул взглядом на перечерченный лист провинций Франции. – Жаль, что нам это ничего не дает.

– Уверен? – Я повернула бумагу к лицу напарника. – Здесь, выделены провинции Франции. Четыре из них относятся к месту рождения убитых девушек. Остальные – лишь скупые предположения, граничащие с фигурирующими названиями.

Людовик нахмурился. Он взял лист в свои руки и стал его пристально рассматривать.

– Ты поэтому просила вчера узнать больше информации о живых школьницах?

– Да. – Я достала из сумки два вчерашних листа, которые тоже отдала на изучение напарнику. – Это первоначальный вариант. А это, – я показала на звезду, выглядывающую из линий парижского метрополитена, – то что получилось в итоге.

– И что нам это дает?

– Если соединить четыре известные провинции между собой, – я протянула ему еще один лист, где красовалась незамысловатая стрелка, – то угадай, что вырисовывается в итоге.

Людовик взял лист. Он посмотрел на него, перевел свой взгляд на звезду, вновь посмотрел на получившуюся стрелку. Не удержавшись, напарник присвистнул.

– Когда ты успела это понять?

– Вчера днем. – Я положила палец к своей голове. – Как видишь, – улыбнулась официантке, принесшей мне кофе, – кофе помогает придаваться неплохим думам.

– Мудро, но глупо.

– Почему же?

– Ты не засекала время, когда рисовала стрелку на остров?

– Нет, а должна была?

– Яна, я не утверждаю, но и не верю в получившееся совпадение.

– Поясни, будь добр. – Я отпила горячее кофе.

– Видишь ли, – напарник понизил свой голос до полушепота так, чтобы постороннее не смогли подслушать наш разговор, – все убийства, которые были совершены за последние два дня, так или иначе связаны с тобой. Сначала, в кафе зашли девять школьниц. Ты их увидела, рассмотрела и повернулась ко мне. Потом одна из девушек отошла в уборную и была застрелена. Во второй раз ты вышла из офиса и опять же, твоему взору показались восемь привычных девушек. Естественно, ты не могла пройти мимо и не проследить за ними. Итог такого необдуманного решения: еще один труп. Вчера, ты находилась в кабинете Олега. И опять убийство, причем не одно, а целых три за день. Думаешь совпадение?

Я не хотела признаваться в очевидном: Людовик прав. Я хмыкнула, отвернулась от его пристального взгляда и посчитала нужным не отвечать на вопрос, произнесенный с некоторой долей присутствующего сарказма. Я невозмутимо поднялся кофе и сделала пару долгих глотков. Горячий напиток проник в мое горло. Я улыбнулась уголками губ.

– Я думаю, – решила я удостоить своим ответом напарника, – что вы пытаетесь меня запугать, придумывая мою причастность к происходящему делу.

–И что же нами движет?

– Олег печется о репутации Могильного Памятника. В прошлый раз, когда меня похищали, никаких предостережений и прошении Варновски – старшего о прекращении моей деятельности, а также поступающих предложений отстранения меня от расследования не было.

– Допустим. Не забывай только, что Олег открыл Могильный Памятник под влиянием отца. Ему нравится эта работа. Он не ожидал, что втянется в нее с головой. Теперь, Могильный Памятник – это его детище, которое он старается охранять и не потерять любой ценой. Формально, Олег Варновски наш босс, но его отец продолжает стоять во главе возникшей организации. Он имеет право шептать своему сыну безумные идеи. Если ему взбредет в голову попросить сына уволить тебя, как думаешь, на какую сторону встанет Олег?

– У тебя не получилось.

– Не получилось что?

– Подбодрить меня, напарник.

Людовик пожал плечами. Я же не хотела понимать всю правильность сказанных из уст напарника слов. Кто я такая чтобы меня защищали? А как бы отреагировал отец Олега, если бы он узнал, что я провела три года своей жизни в рабстве? Что бы он тогда сделал? Отвернулся бы от меня? Незамедлительно попросил огородить меня от своего сына? Попросил бы прекратить с ним общение? Уволиться из Могильного Памятника по собственному желанию? Я сделала еще один глоток из кружки. Не зря надзирателю не нравится, что пройдя столь долгий и временами мучительный путь, я смогла совладать с собой, полностью отправившись от всех его наваждений, вернув себе способность здраво мыслить и принимать правильные решения, не омраченные ничтожной повседневностью.

– Я не собирался этого делать. Просто контактировал факты наблюдения за сложившейся ситуацией.

– Как долго ты наблюдал за этой ситуацией?

– Два прошедших дня.

Я не собиралась дальше обсуждать свои тупиковые поступки, поэтому взглянула на разложившиеся перед напарником листы, стараясь перевести получающийся разговор в противоположное русло.

– Что находится на распутье пяти станций метро?

– Мммм? – Людовик взглянул на неаккуратно начерченные мною линии метрополитена. – А там должно что –то находиться?

– Звезда не может существовать без своего вечного компаньона.

–Ты имеешь в виду круга, окутывающего в своих объятьях остроконечную звезду?

– Звезда не может существовать без круга. – Повторила я, и перехватив непонимающий взгляд напарника, пояснила. – Видишь ли, люди недаром рисуют звезду в круге. Обычная звезда – символ сатанистов, правда, смотря под каким углом она нарисована.

– А что есть два варианта изображения звезды?

– Да. Первый вариант, самый безопасный. Звезда нарисована одним наконечником символизирует фигуру человека с вытянутыми руками и ногами, целостную личность. Будучи бесконечной, пятиконечная звезда воспринимает значение, силу и совершенство круга. Пять ее вершин означают дух, воздух, огонь, воду и землю. Однако, если звезда перевернута и нарисована двумя наконечниками вверх, это уже означает знак дьявола. Круг, как правило, в оккультизме играет роль непосредственного барьера между вызываемым демоном и человеком, не позволяя демону попасть в мир живых.

– И откуда ты все это знаешь?

– В детстве пыталась с подругами вызывать демонов. – Я отпила кофе.

– Получилось?

– Нет. Это все выдумки. Те, кто всерьез этим занимается или изучает, просто люди, не нашедшие логического объяснения придуманным кем – то от скуки небылицам.

Людовик вновь посмотрел на нарисованную мною звезду. Он взял карту с провинциями и положил ее вместе с неполной картой метро.

– Звезды везде одинаковые.

– Олицетворяющие человека.

– И что нам это дает?

–Недостающая информация о живых школьницах должна все прояснить.

Людовик перевел свой взгляд с листов на меня.

– Почему ты в этом так уверена?

– Потому что убийца оставил нам подсказку в доме, помнишь?

– Нарисованная пентаграмма находилась там еще до момента убийства. Начерченная звезда с двумя перевернутыми наконечниками уже потеряла былой цвет. Если там и был убийца, то вряд ли бы он стал заморачиваться и придавать выцветшим линиям былую яркость.

Я не верила в совпадения, но решила, что с моей благоразумностью, которую я редко показывала Людовику, отступила. Лишний скандал перед полтора часовой поездкой не сулил ничего хорошего.

– Зови официантку, расплачивайся и пошли. Мы не можем опоздать на самолет.

Я понимала нетерпение напарника. Нам и так достались довольно дорогие билеты. Каждый стоил по сто тридцать евро в эконом классе местной авиакомпанией. Сейчас, к тому же, был сезон отпусков и на Корсику летали довольно много туристов. Французы им не уступали. Я подняла руку, встретившись глазами с официанткой. Она принесла мне чек, расплатившись, я собрала все листы и аккуратно сложила их в сумку под презренным взглядом Людовика. Достав из бокового кармана сумки билет, мы отправились к необходимому нам гейду, где уже вовсю стояла небольшая очередь ожидающих самолета пассажиров. Хоть я и ехала на остров не просто так, я была рада, что на этот раз не являлась пленницей, и впереди меня ждал спокойный полет.

Самолеты – умиротворяют, заставляя вкусить всю прелесть иллюзии полета. Когда я была маленькой, родители часто брали меня с собой в путешествия. Я помню, с каким энтузиазмом садилась в кресло в салоне самолета около окна, как заворожено смотрела на плывущие облака, представляя себя Венди Дарлинг в компании Питера Пена и других потерянных мальчишек. Мы плавали в облаках, с помощью пыльцы Динь и смеялись, каждый раз превращая наше удивительное приключение в игру.

Спустя годы игривое наваждение исчезло. Теперь я была собой. Девушкой, любящей полеты больше предстоящего отпуска. В салоне самолета практически не оказалась свободных мест. Пассажиры разговаривали между собой, некоторые, кто летел с детьми, успокаивали своих чад, попытавших счастье заплакать на весь салон. Дети по–разному переносят свой первый полет. Некоторые плачут, некоторые спят, и лишь те немногие, понимающие всю абсурдность ситуации, с интересом смотрят в окно иллюминатора и созерцают прекрасную красоту своими расширенными глазами.

Наши места с Людовиком оказались в самом хвосте самолета. Здесь, как и на американских авиалиниях, местам, расположенным около туалета и небольшого помещения для стюардесс, французы редко уделяют свое внимание. Мы же, наоборот, при удобной возможности бронируем именно их. Двойные места хороши. Никто не сядет к нам, не станет мешать или подслушивать разговор. Когда самолет взлетел ввысь и стал набирать высоту, Людовик протянул мне распечатанную информацию о живых школьницах. Листов на удивление оказалось меньше, но практически все буквы оказались выделены привычным для меня желтым цветом.

– Олег запретил устраивать еще один допрос школьницам. – Людовик заметил на моем лице замешательство при виде малого количества листов. – Пришлось попросить Француа достать необходимую информацию.

– Француа решил взломать компьютерные блоки девушек?

– Жесткие диски компьютерной паутинной системы. – Поправил меня Людовик.

Несмотря на отсутствие каких –либо дел, требующих срочного вмешательства, я не удержалась и смерила Людовика презрительным взглядом. Естественно я прекрасно знала как называется система, позволяющая подключится к любому компьютеру и взломать нужный сервер. Я действовала исключительно из своих побуждений, хотя мне с каждым разом становилось все сложнее и сложнее изображать из себя дурочку; девушку, ничего не понимающую в хакерстве. Временами, я ловила себя на мысли, что моя ложь может сыграть со мной злую шутку и однажды правда вырвется наружу. Уж лучше поздно, чем слишком рано.

– Не нравится мне твоя задумчивость, Яна. – Людовик нахмурил брови.

– Так не общайся с ней, Людовик. – Отозвалась я, вчитываясь в листы, не обращая на напарника должного внимания.

– Тишина угнетает меня еще больше.

– Ты боишься тишины?

– Презираю ее.

– Это… и была причиной твоего внезапного порыва к моей компании? – Я оторвалась от листа и повернулась к напарнику. Откровенность Людовика пугала.

– Отчасти.

– Мог бы предложить Поулу или Кариссе прогуляться с тобой.

– Они заняты своими делами. В настоящий момент подготавливают новый журнал для публикации в редакции Могильного Памятника.

– Журнал и так практически не продается. Ты не пробовал поговорить с Олегом на тему его прекращения, позволив нам полностью заняться расследованием?

– Варновски – старший этого не допустит.

– Неужели журнал его детище?

– Ты не далека от истины. Журнал –его мечта.

Разумеется, все равно или поздно в Могильном Памятнике упирается в Варновски – старшего. Пора бы мне уже привыкнуть к этой мысли и не поднимать неприятную для меня тему.

– Мне почему – то кажется, что отец Олега презирает мое общество.

– Тебе только кажется.

– Думаешь?

– Уверен. – Людовик накрыл мою руку своей. – Варновски – старшему не выгодно увольнять сотрудников своего сына. Олег делает все, чтобы удержать тебя на месте и не отправить в безрассудное плаванье, где тебя может схватить в плен каждый второй убийца, посчитав запуганную девушку неплохой наживой.

– Я не запуганная. – Слабо возразила я, почувствовав как начинает дрожать мой голос. – Растерянная, задумчивая, непутевая. Выбирай любое определение, но запуганной меня никогда не зови.

– В таком случае бестолковая тебе больше подходит.

Я замолчала. Людовик убрал свою руку, не спуская с меня свой взгляд.

– Соглашаешься со мной?

– Как у тебя получается всегда попадать прямиком в цель, временами не забывая бить по больному? – Прошептала я, надеясь, что Людовик не услышит вопроса.

– Я не в первый год занимаюсь журналистикой, Яна. Научился за это время не только слушать, но и оглядываться по сторонам. Людей губит приступающая к их горлу замкнутость.

– Ты это сейчас о чем?

– Приведу наглядный пример на тебе. По твоему поведению сложно сказать, что ты из себя представляешь. Ты смеёшься, закрываешься, ни разу не видел тебя плачущей или раздавленной. Однако, смех редко доходит до твоих глаз, что приводит меня на мысль: ты что – то скрываешь. Причём пытаешься скрыть довольно искусно, не до конца рассказывая про свою жизнь, однотонностей отвечая на обращённые к тебе вопросы своих же коллег…

– Ах вот в чем дело! Ты пригласил меня прогуляться с тобой, чтобы я тебе всю свою душу излила? – Я понизила голос, поняв что перешла на крик. – А как же твои слова, произнесённые вчера вечером? Они уже ничего для тебя не значат?

– Изучай документы, Лаврецкая. – Отвернулся от меня Людовик. – Ты мне нравишься больше, когда молчишь.

Я подавила в себе желание продолжить дискуссию. Нахождение в самолёте нежелательных свидетелей нашей перепалки меня останавливало. Я достала чистые листы, которые заботливо запихнула с утра в рюкзак, ручку, и открыла заранее сохранённые карты провинций вместе с метрополитеном, прекрасно зная как в небе не достаёт мобильной сети, именуемой себя интернетом. Первым делом я нарисовала карту провинций, аккуратно их подписав и соединив те, которые мне были уже известны. Далее я на втором листе, чтобы не образовалось непонятной каши, нарисовала кривые линии метро, обозначив их цифрами, но не отмечая каждую станцию. Теперь пришла пора более кропотливой работы: изучение полученной информацией. Как и предполагалось, все девушки были блондинками, каждой было по пятнадцать лет и они все незадолго до своей смерти перебирались из провинций в столицу Иль – Де – Франс. Единственное различие, которое никак не фигурировало в деле и не давало никаких подсказок на уже имеющиеся вопросы: у девушек кардинально отличалось время их прибытия из родного города в столицу. Оно варьировало между семью годами и одним месяцем.

Я взяла чистый листок, снова нарисовала карту парижского метрополитена. Соединила линии Бланш и Клюви – Ля – Соборнн и остановилась. Пришедшая мне на ум догадка меня не радовала. Я осторожно провела кривую линию от Сегюр к центру станций девятой и третьей линий, заранее понимая какой абсурдной является моя затея. Затем я взяла первый лист и стала его изучать.

На этот раз Людовик не стал заморачиваться с фотографиями убитой. Жаль, мне бы они пригодились. Первое имя просматриваемой мною девушки принадлежало Франсин Рингетт. Чистокровная француженка. Все свое детство провела в провинции Нормандия. Выросла и жила до переезда в городе Эврё. Исторический город в Нормандии, ныне административный центр департамента Эр. Разместился западнее Парижа в долине реки Итон. Я пожалела, что у меня не было возможности посмотреть фотографии исторического города. Отец Жерар Рингетт работает фермером. В основном занимается сельским хозяйством. В своих владениях имеет небольшую ферму, приносящую в семью довольно неплохой доход. Мать девушки Антуанетт Моранси занимается виноделием.

Франсин Рингетт переехала в Париж около месяца назад. Девушка, живущая без родителей в большом городе, не привлекала внимания местной полиции. Родители не подавали заявление в розыск. Девушка, скорее всего, жила у кого – то из родственников или знакомых. Франсин ходила в местную школу, находящуюся недалеко от фермы, где проживали родители девочки.

Я выделила провинцию Нормандия на карте Франции. И принялась за изучение следующей школьницы Камиль Ратте. Родилась в провинции Бретань, расположившейся на одноименном полуострове северо – западе Франции, омывается водами Английского канала и заливом Атлантики, на протяжении многих веков является одним из самых гостеприимных и дружелюбных регионов страны.

Я мысленно поблагодарила Людовика за небольшие наводки. Несмотря на проживший во Франции год, я не сильно интересовалась историей страны. В голове отложилась мысль, что зря. Как только закончится это расследование, и я смогу настроить свою жизнь в правильное русло, я досконально займусь изучением французской истории. Возможно, посещу провинции и города, где живут или жили школьницы.

Камиль Ратте проживала в городе Ренн. Ренн – город на северо – западе, столица региона Бретань и департамента Иль и Вилен. Город считается отличным местом для изучения северной французской культуры с историей, уходящей вглубь веков. Это один из самых живописных городов Франции, в историческом центре которого сконцентрировано девяносто исторических памятников, где впечатляющие особняки восемнадцатого века соседствуют с средневековыми церквями и фахверковыми домами.

Родители Камиль Ратте переехали в Париж четыре года назад, временами возвращались в Ренн на лето или во время своего законного отпуска. Отец Пьер – Луи, мать Жермен Лебеф.

Как и все школьницы, ходила в местную гимназию, увлекалась восточными единоборствами, занималась вокалом и игре на скрипке. Я закатила глаза. Довольно непривычные занятия вполне в духе надзирателя.

Гислен Ранкур. Мать – Андре Брюне, отец Готье Ранкур. Проживала в провинции Долина Луары. В Париж переехала девять месяцев назад. Долину Луары принято называть Земли Луары – регион на западе Франции, имеющий несколько правильных названий, таких как Западная Луара, Район Луары, Паи – де – ла – Луар. Регион расположился в нижнем течении главной реки Лауре, благодаря которой и получил свое название. Река пересекает две из пяти департаментов региона и впадает в Атлантический океан. У Луары много притоков, а общая протяженность всех рек региона, прозванного Речным, – около восемнадцати тысяч километров.

Вот тут я не выдержала и посмотрела на напарника. Людовик с преспокойным видом спал. Его руки лежали на джинсах, а голова прислонилась к спинке кресла. Будить сладко спящего напарника, чтобы дать ему подзатыльник было жалко. Француа необходимо преподать несколько уроков по взламыванию компьютеров. Изученная мною информация по трем из пяти оставшихся в живых школьниц мне пока ничего не давала. Я старательно отметила две провинции на нарисованной карте.

Остальные две школьницы никакой полезной информации не предоставляли. Я решила быстро пробежаться глазами и выделила оставшиеся провинции на карте. Когда я посмотрела на получившуюся карту провинций, соединила на листе недостающие мне элементы, я облокотилась на спинку стула и застыла. Никогда не признаюсь Людовику в его правоте. Теперь вместо ранее начерченной пентаграммы я смотрела на первую букву своего имени. Я не удержалась и обрадовалась, что напарник спит, не видя мое побледневшее лицо. Я взяла в руки лист, скомкала его и кинула в рюкзак. Повернула голову к иллюминатору и стала смотреть на открывающейся мне прекрасный вид облаков. Оставшиеся тридцать минут полета я выбросила все мысли о деле, пытаясь отстраниться от внешнего мира и побыть той Яной Лаврецкой, какой я была пять лет назад. Теперь вся логическая цепочка сцепилась воедино. Я прекрасно понимала, кто является целью убийства школьниц и что на этот раз моя поездка домой полностью спланирована если и не убийцей, то моим надзирателем.

Глава 11

В час дня мы вышли из аэропорта Фигари Сад Корс, расположившегося в двадцати пяти километров от Порто – Веккьо, нашего место назначения. Людовик решил воспользоваться услугами Могильного Памятника и заказал по телефону такси до города. Наш маршрут брал начало от пляжа, где произошло само убийство, до морга, где Людовику предстояло забрать мертвое тело и привезти его Марине на осмотр. Все двадцать пять километров нашего пути мы ехали в полном молчании. Я смотрела в окно на освещенную солнцем бегущую вместе с машиной дорогу. Пейзажи сменялись один за другим. Когда моему взору открылась береговая линия, на меня, как по мановению волшебной палочки, накатились воспоминания прошлого.

Утром мне исполнилось пятнадцать лет. Вчера Андрей решил сделать мне подарок и ,выпросив разрешение у надзирателя, отвез меня к Каспийскому морю, затерянному в Астраханской области. Я слушала волны приближающегося прибоя. Волны монотонно бились о берег, принося на мою одежду свои брызги. Я стояла, не отводя глаз от морского горизонта. Дул легкий прохладный ветер, который, покачивая ветки кустов и деревьев, расположившиеся на берегу, нарушал тишину полудня. Минуты через три я сменила положение, присев на мокрые камни. Ветер трепетал мои рыжие волосы, освежая лицо, позволяя вкусить ненавязчивую мысль свободы и безмятежности, творившуюся в эти минуты безмолвия и одиночества. Карие глаза впитывали яркую и прозрачную таинственно – густую синеву моря, хрустальный воздух, словно каплями стекающий на неспокойные волны.

Море безгранично. Его бескрайние просторы приманивают словно магнит. У берега море голубое, а чем дальше, тем цвет его темнее. Там, где не ступала в воду нога человека, вода чистая и прозрачная. Воздух наполнен благоуханием сладких цветов и чистого воздуха. В небе летают чайки, и, временами, издают крик, как – будто зовут меня с собой полюбоваться морем с высоты птичьего полета. Очень интересно наблюдать, когда волна отходит назад, затягивая с собой небольшие камушки, а потом вновь наступает на берег, ставя все на свои места. Недалеко от меня крикнула чайка. Ее крик показался какой–то отчаянной мольбой, но я на минуту прикрыла глаза и постаралась остановить бешено идущие вперед время, задумалась и не представляла, о чем еще можно просить и к чему еще нужно стремиться, когда вокруг такая благодать, такое блаженство и умиротворение. Я успокоившись поняла, что это все природа, что это ее истинный замысел, ее желание акцентировать мое внимание на красоте этого мира, желание оснастить мои мысли, собрать их воедино… А горячее солнце, вышедшее из – за белых облаков, обогревает землю и воду, устраивает открытые шоу прямо на поверхности водного зеркала: то солнечными зайчиками и бликами порадует меня, заставя улыбнутся, то продемонстрирует свое изысканное разноцветное шоу за горизонтом. Это действительно удивительно!

Андрей зашуршал внутри палатки. Я открыла глаза, убрала непослушный волос, успевший упасть на мое лицо, но осталась неподвижно сидеть на морском берегу, созерцая открывавшуюся моему взору матушку –природу. Выходной нужно использовать со смыслом. Когда мне еще представится подобное созерцание души, я не знала. Возвращаться сознанием в привычные будни я всегда успею.

– Лаврецкая снова летаешь в облаках?

Напарник открыл пассажирскую дверцу и с озорной улыбкой смотрел на меня, не скрывая своего нетерпения.

– Мы приехали. – Он кивнул головой. – Я бы не трогал тебя. Но у нас время не резиновое и сегодня вечером мы обязаны вернутся вместе с трупом в столицу.

На моих губах дрогнула легкая улыбка. Мое тело встрепенулась при упоминании о нашем истинном визите на остров. Пора бы мне научиться закрывать старательно сожженные мысли на замок. Без возвращения воспоминаний о пытках этого не сделать. Практически каждое упоминание о надзирателе порождает в моей голове вихрь выжженных дотла воспоминаний, которые хранятся под закрытой дверью, а открывающийся ключ давно потерялся в непроходимой чаще леса.

– Ты был здесь раньше? –Вылезая из такси, вопросила я напарника.

– Конкретно в этом городе нет. На противоположном побережье бывать приходилось. Тебе удалось найти то, ради чего просила раздобыть вчера информацию о живых школьницах?

– На тех листах, которые ты мне предоставил, практически нет никакой нужной информации.

Шеннер положил руку на мое плечо, прижимая меня к себе. Он рассмеялся, когда получил от меня злобный взгляд, но руку не убрал.

– Француа действовал довольно деликатно, добывая необходимую тебе информацию.

– Неужели? – Скептически отозвалась я, прищурившись от солнечных лучей. – Ты пробегал глазами по листам, прежде чем отдать их мне?

– Поверхностным взглядом пробежал пару строк.

Теперь понятно отсутствие привычно выделенных желтым маркером предложений.

– Француа зря израсходовал краску принтера.

– Почему же?

–В этот раз он только и делал акцент на местах, где родились, проживая большую часть своей жизни до переезда в Париж, девушки.

– А тебе этого мало?

– Мало. Я знаю недостающие названия провинций, но не имею представления о станциях метро или улицах. Эта информация практически ничего мне не дала.

– Но ты нашла недостающую окружность, не так ли?

–Я нашла нечто большее, чем просто недостающую окружность.

– Вот как? Просвети меня.

Я замолчала. Людовик Шеннер не верил с самого начала в мою версию. С чего бы вдруг он так резко захотел услышать ее сейчас? Я всмотрелась в глаза напарника. В них присутствовал не интерес, а самая настоящая насмешка. Надзиратель с первых дней обучения на его базе научил меня и других воспитанниц распознавать истинные мотивы в поставленных вопросах собеседника. Что ж, если Людовик думает, что я настолько глупа, что выложу ему все до единой мысли о деле, он глубоко ошибается. Я и так дала ему неплохие наводки, предоставив наброски нарисованных вчера в кафе карт. Да и вообще, я отстранена от этого дела. В таких моментах весь мозговой штурм ложиться полностью на светлую голову Людовика.

– А мы разве не опаздываем? – Прошипела я вопрос, склонившись над его ухом, старательно игнорируя негодующий взгляд напарника.

Я не умею лгать, но люблю недоговаривать. И как же я радуюсь в подобных моментах, ведь недоговариваю я довольно часто, старательно избегая любую информацию, готовую просочится в головы любознательных коллег Могильного Памятника. Людовик Шеннер распознает ложь на раз – два. Я не раз наблюдала за его допросами с подозреваемыми преступниками, которые пытались сначала лгать, но, когда они понимали, что с напарником этот фокус не пройдет, выкладывали всю правду подчистую. Если же я выложу всю правду о своей прошлой жизни, я сломаюсь. Мне это необходимо, я готова поплакать и кому – то высказаться, но не сейчас. Не тогда, когда я близка к последнему и непредсказуемому воссоединению с надзирателем. При каждом его взгляде я должна быть сильной. Черт возьми, я обязана справиться и не расклеятся.

– Я опаздываю, – подтвердил Людовик. Увидев на моем лице замешательство, пояснил. – Ты ждешь снаружи и пытаешься не влезть в неприятности.

– Почему я не могу войти с тобой?

– Полиция ждет одного сотрудника Могильного Памятника. А не двоих. К тому же, насколько мне известно офицер полиции Рене Ламонтань и его помощница подполковник Вероник Патель ждут в гости Людовика Шеннера. Представь как они удивляться, если увидят вместе с ним юною особу Яну Лаврецкую, которая вчера самолично подписала договор у Олега Варновски о собственном отстранении от нашего невеселого дела. После встречи с нами, Рене Ламонтань как один из немногих друзей Варновски – старшего, позвонит к нам в офис Могильного Памятника и доложит Олегу Варновски о твоем визите вместе со мной. Как думаешь, кому в таком исходе событий сделают выговор, а кому попросят подписать заявление об увольнении по собственному желанию?

– Все упирается в… – Я замолчала, понимая что высказала свое недовольство вслух.

– В Варновски – старшего. – Договорил за меня Людовик. – Да, Яна. Пора бы тебе уже принять этот неоспоримый факт к сведению. – Людовик осторожно обогнул меня, поднялся на ступеньки, но остановившись в нескольких сантиметрах от двери, повернулся ко мне. – Я ненадолго. Когда я вернусь, ты обязана стоять на том же месте, где я тебя оставил до своего ухода.

– Я не твоя обучаемая собака, Людовик. – Негодующе зашипела я.

– Ты хуже обучаемой собаки, Яна. Но даже собака, услышав команду, остается на месте и дожидается хозяина, ты же попадаешь в неприятности.

– Исчезни, будь добр. – Я злобно посмотрела на напарника.