Za darmo

Сущность

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Эпизод 33

– И тогда Боженька сказал: ну все, хватит! Он спустился на Землю и наказал всех плохих людей, а хорошим дал вечную счастливую жизнь.

Купер закончил свой вдохновенный рассказ и с опаской посмотрел на детей, сидящих вокруг на разбросанных на полу матрацах. Дети слушали внимательно и серьезно.

– Дяденька, расскажи еще сказочку, – попросила тоненьким голоском курчавая смуглая девочка.

– Это не сказочка, деточка, – сказал Купер. – Это все на самом деле.

– Правда? – поразилась малышка. – И Боженька снова придет?

– Он уже пришел и… и скоро мы все его увидим.

– И сразу станет много-много игрушек?

Купер встретился глазами с Басанти и смущенно покашлял в кулак. Она улыбалась, наблюдая, как он общается с детьми.

– Да, деточка, и игрушек тоже, – сказал он и погасил свет. – А теперь всем спать. После обеда надо отдыхать.

Дети послушно легли и натянули одеяла до подбородков. Их глазенки сверкали в темноте как огоньки. Басанти погрозила пальцем:

– А ну-ка, всем закрыть глазки!

Огоньки погасли. Басанти взяла Купера под руку, и они отошли в дальний угол подвала, где на столе лежала принесенная для них еда. Они провозились с детьми целый день, отмывали, переодевали, лечили и кормили. Их продолжали доставлять из разных частей города, раненых и напуганных, в некоторых еле теплилась жизнь.

– Почему вы смеетесь? – спросил Купер. – Скажите честно, я выгляжу смешно в этой роли?

– Нет, вы выглядите очень хорошо. Я думаю, как раз ваша прежняя роль была неудачной. Ешьте.

– Спасибо – Он взял бутерброд. – И все же вы посмеиваетесь надо мной. Я же вижу.

– Я просто радуюсь за вас, – сказала Басанти. – Ананд не рассказывал вам о вашей прошлой жизни?

– Я не верю в переселение душ, я – католик, – сообщил Купер, откусил от бутерброда и спросил, как бы между прочим: – Ну, и кем же я был? Маньяком или Папой Римским?

Басанти понимающе улыбнулась.

– В своей предыдущей жизни вы были учителем в католической школе и во время Большой войны погибли вместе с детьми, которых пытались спасти из-под бомбежки.

– Правда? – Он перестал жевать. – Откуда вы знаете?

– Ананду рассказал о вас Учитель.

– М-м-м, – промычал Купер, качнув головой. – Странно.

– Что странно?

– Если следовать логике вашей теории перевоплощений, в этой жизни я должен был быть святым.

– Может быть, так оно и есть?

– Вы смеетесь надо мной?

– Так получилось, что вашей душе пришлось пережить еще одно испытание.

– Не понимаю.

– Что же тут непонятного? Вам было назначено испытание, и вы его прошли.

– Как же, прошел… Госпожа Басанти, наверное, вы не все обо мне знаете. Я – страшный человек, я делал ужасные вещи, я имел наглость считать себя посланцем Господа, и совершал свои злодеяния во имя Его.

– Вы заблуждались. Кто из нас не заблуждался.

– Но от ваших заблуждений, может быть, пострадали только вы, а от моих – сотни. Я до сих пор не могу смотреть в глаза Лину и Тине. Если бы вы знали, что им пришлось пережить здесь, вот в этом здании… Да и все, что сейчас происходит… во всем виноват я, я взбудоражил людей, натравил их на Язычников, что-то выискивал, подтасовывал факты. Если бы не я, у вашего мужа не было бы сегодня столько врагов. Вы должны гнать меня отсюда, бросить на корм чудовищам. А вместо этого вы все улыбаетесь мне, будто ничего и не было. Уж лучше бы Лин ударил меня, чем так…

– Ешьте-ешьте, – мягко сказала Басанти. – Вам надо есть. Кто лучше вас присмотрит за этими малышами.

Купер снова зажевал. Басанти встала и стала осторожно пробираться между детьми, проверяя, все ли уснули.

– Госпожа Басанти. – обратился к ней Купер, – все-таки мне что-то не все ясно насчет этой вашей теории переселения душ. Прошлая жизнь, будущая жизнь… Это такой серьезный и, можно сказать, основополагающий принцип, определяющий судьбу. О нем хотя бы намеками должно было быть сказано во всех священных книгах. Почему в них не уминается реинкарнация? Наоборот, большинство религий отвергают эту теорию, считают ее неверной и даже вредной. Я до последнего времени тоже придерживался такого мнения, я тоже верил, что человек живет один раз и все свою жизнь он должен бояться кары небесной и готовить себе место в раю. Правда, теперь от всех моих представлений осталась пыль… Мда… – Он подождал, пока она снова подсядет к нему, и сказал: – Как это объяснить? Этому должно быть какое-то объяснение.

– Я объясню вам, как сама это понимаю, только, пожалуйста, говорите потише. – Басанти приложила палец к губам и еще раз взглянула на спящих детей. – Господин Купер, все священные Книги говорят об одном и том же, но каждая из них предназначена для своего времени, для определенной общины людей, ограниченной своим менталитетом, традициями и уровнем духовности. Для того, чтобы осознать путь совершенствования души, надо обладать расширенным сознанием. Поэтому о космическом в этих Книгах говорится очень туманно. Прежде чем так нагружать людей, нужно было объяснить им самые элементарные бытовые вещи. Человека легче заставить не воровать, запугав адом, чем какой-то там будущей жизнью, в которой он за свои нехорошие дела родится, например, без рук. Каждый считает, что в той жизни будет уже не он. Но закон сохранения энергии действует безотказно. Энергия сотворенного зла никуда не исчезает сама по себе и обязательно проявится в следующий раз, если человек не пожелает исправиться в этой жизни. Это нельзя назвать наказанием, это проявление закона справедливости.

– А мне кажется, что это не совсем справедливо, – заметил Купер. – Преступление совершил данный конкретный человек, а страдать должен кто-то другой, рожденный через триста лет. Не правильнее было бы наказать его в этой жизни или отправить прямиком в ад?

– Через триста лет это будет не кто-то другой, а та же самая сущность, облаченная в другое физическое тело, – со знанием дела объяснила Басанти. – И человек будет переживать одну и ту же проблему при каждом новом рождении, пока не осознает, в чем заключается смысл его существования. А смысл этот заключается в развитии духа

Купер замотал головой, произнес «б-р-р-р» и сказал:

– Все равно не понимаю, для чего все это нужно. Человек не знает, почему мучается, он не помнит ни о какой прошлой жизни. Какой же смысл?

– Человеческие ценности не меняются, они и сегодня такие же, какими были тысячу лет назад. Для того, чтобы делать добро, совсем не обязательно знать о своих прежних жизнях. Понимаете, о чем я? Я говорю о свободе выбора. Она позволяет нам самосовершенствоваться, это очень важно. Каждый получает такой выбор. И человек должен сделать его без подсказки, независимо ни от чего, тем более от прошлого, потому что в новой жизни ему предоставляются новые условия, новый шанс, возможность все начать с начала. Понимаете? Прошлое определяет настоящее, но никак не будущее. Поэтому, именно поэтому, господин Купер, память о прошлых воплощениях закрыта. Не каждый способен адекватно отреагировать на такое знание. Большинство людей зациклятся на прошлом и будут действовать, исходя из него. Даже Ананд не знает своего прошлого. К чему это знание? Если душа воплощается в мире людей, значит, у нее остались долги, которые она должна отдать. – Басанти вдохновенно улыбнулась: – Или же для того, чтобы сделать этот мир лучше. Знаете, господин Купер, традиционно считается, что земное воплощение это тупик и темница для души, но Ананд думает иначе. Он считает, что это – еще один шанс сделать что-то хорошее. Он считает, что в этом заключается миссия каждого живого существа. Все мы рождены для лучших задач, а не для зла и страданий, поэтому мы должны использовать каждое мгновение своей жизни для выполнения этого задания и жить с радостью.

– Даже если жизнь собачья? – Купер испытующе посмотрел на женщину.

– Человек сам создает себе такую жизнь, – мягко сказала она, – он выбирает ее сам и сам же может все исправить, потому что он человек.

Купер опустил голову и задумался. В помещении стало совсем тихо, слышалось только сопение спящих детей. Басанти не мешала ему думать. Она бесшумно стряхнула крошки со стола и собрала остатки еды в пакеты.

Купер сквозь ресницы, так, чтобы не заметила Басанти, глядел на спящих малышей. Дашенька, Айша и Сюзанная, которая утверждает, что все будет хорошо, спали рядом, обнявшись как сестры. «Даже дочь Ибрагима, этого мерзавца, здесь, а мой Феликс… – кольнула мысль. Он горько усмехнулся ей и зажмурился: – Прости меня за все, Господи»…

Эпизод 34

Лин оплакивал Фатха молча. Никто не видел того катаклизма, который переживала его душа. Узнав о случившемся от Николая, он закрылся, спрятал далеко свое горе, чтобы никто, особенно Ананд, не смог догадаться о том, что творится у него внутри. А внутри у него пылало пламя, жестокий пожар пожирал его сердце, терзал разум и плавил оковы, сдерживающие зверя. Он должен был отомстить и ждал момента, когда никто не помешает ему осуществить задуманное, поэтому старался казаться спокойным и занятым каким-нибудь делом. В конце концов ему удалось усыпить бдительность ходившего по пятам Ананда и смешаться с толпой защитников, работающих на восстановлении укреплений. Он побродил вдоль баррикад некоторое время, раздумывая, как перебраться на ту сторону незамеченным. Ничего не придумав, он просто поднялся по камням и спрыгнул вниз с другой стороны.

Лин отряхнул ладони, отошел на несколько шагов, вспомнив о Тине и дочери, обернулся. Он подумал, что они поймут его когда-нибудь и простят за то, что не попрощался, уходя навсегда. Доктор Лин не сомневался, что не вернется, но он не мог допустить, чтобы очередь дошла и до них, он должен был остановить это.

День был душным. Неподвижный воздух, измотанный страшными ветрами декабря, отдыхал. Желтая гигантская клякса расползлась по небу от горизонта до горизонта. Она пульсировала, клубилась и выбрасывала протуберанцы, касающиеся уцелевших крыш. Последние мгновения уходящей в бесславии цивилизации… Она уйдет, не оставляя следа, унеся с собой в небытие бессонные дни и ночи тех, кто думал о лучшей жизни для всех и был не понят. Разочарованный в своем творении Дух Вселенной, устав от тяжелых раздумий, опустит веки и заснет, и вместе с ним уснет на миллиарды лет все живое в бесчисленных мирах.

 

«Что могут сделать несколько человек? Что?!» – думал Лин, все дальше уходя от Штаба. Он шел быстро, не оглядываясь. Если поторопиться, часа через три можно добраться до восточных окраин, а там до Старого города рукой подать. Нужно успеть, в его распоряжении чуть больше суток. Завтра все решится, и к этому времени он должен успеть что-то сделать. Ну что, что могут несколько человек? – в отчаянии думал доктор Лин. Что они значат в этом океане хаоса? Они будут держаться до последнего, пока не останется никого, все уйдут по очереди, и враги будут праздновать победу, танцуя на их костях. Враги бесчисленны, а защитников Штаба скоро можно будет пересчитывать по пальцам. И никакой надежды на какую-либо помощь.

Лин уходил от Штаба и ощущал, что идет не один. Кто-то следовал за ним по пятам. Шпион или невидимый друг? Неважно. Он не боялся сейчас ни людей, ни зверей, ни потусторонних тварей, ни призраков. Он не боялся никого. Впереди цель, которую он достигнет во что бы то ни стало, и нет во Вселенной силы, способной ему помешать. Он пробирался сквозь руины великого города, раздирая в кровь руки и не обращая внимания на раны и ушибы. На улицах копошились люди. Они бродили как тени, искали что-то на пепелище, подбирали раненых, хоронили убитых прямо в развалинах, засыпая битым кирпичом. Он шел мимо них, они медленно поднимали головы, бессмысленно глядели вслед. Чем дальше от Штаба, тем явственнее становилось охватившее город безумие. Человекообразные твари и мало отличающиеся от них люди носились по улицам, стреляя в воздух, в почерневшие здания, в нависшее небо и друг в друга. Над головой парили стаи черных птиц. Толпы мародеров и сумасшедших, помешавшихся от горя или страха, шумно провожали человечество в последний путь.

Лин выбрался с территории административного центра и ускорил шаг. Дальше двигаться было легче, потому что ближе к окраинам оставалось больше уцелевших дорог. В небе, теряясь в тучах, поблескивал обрывок паутины воздушных магистралей. Несмотря на внешнее спокойствие, развалины пульсировали, генерируя страх, из окон зданий вытекали и расползались по улицам и площадям невидимые глазу черные потоки. Он чувствовал эти излучения, он погружался в них, потому что другого пути не было. Задыхаясь, он продолжал двигаться вперед, и жуткие картины агонии меняли одна другую. Считывая информацию, Лин понемногу сходил с ума. Он не мог отключиться от бесчисленных посылок, несущихся к нему со всех сторон, как он не старался, они лезли в уши, болезненно мелькали в мозгу яркими вспышками. Здесь были и призывы о помощи, и угрозы, и истерический хохот, и зловещая тишина. Это был голос того мира, к которому он неумолимо приближался и который ждал его, раскрыв объятия. Голос говорил, что Земля уже не принадлежит людям, что человеческая раса обречена, что все живое во Вселенной сдалось на милость Отца и ждет приговора, что все их жалкие усилия бесполезны и смешны. Лин не мог остановить этот поток и старался отвлекаться, сосредоточившись на цели. Он шел без отдыха, почти бежал. Злость, ненависть и жгучая жажда мести придавали сил. По дороге пришлось потратить немного энергии, чтобы смести со своего пути каких-то ползучих тварей и банду мародеров, но он быстро восстанавливал потери, вспоминая о Спасителе.

Он вышел к пригородной Станции раньше, чем рассчитывал. Сумерки только начали обволакивать все вокруг, и очертания предметов были слегка размытыми. Перебравшись через платформу и перевернутый туристический состав, Лин наконец позволил себе остановиться. Едва он прекратил движение, как ноги подкосились, он упал на опаленную траву и замер, раскинув руки и ловя ртом холодный воздух. Еще предстоит перейти поле, а там до Старого города рукой подать.

Лин сел, огляделся, вспоминая дорогу, по которой шел в тот раз от бункера. Кажется, надо взять правее. Да, точно, та унылая рощица была по правую руку. За ней – десятиполосное шоссе, а дальше продолжение поля и скрытый в земле люк. Что делать, если люк закрыт? Постучать?.. Лин усмехнулся своей мысли и встал. Он был уверен, что стучать не придется, бункер будет открыт, потому что они знают, что он идет. Они ждут его, но это им не поможет.

Бункер действительно оказался открыт. Люк был слегка сдвинут. Лин некоторое время наблюдал за щелью издалека, укрывшись среди поваленных деревьев. Вокруг не было ни души, о пребывании здесь темного войска говорили только горы мусора, поседевший пепел потухших костров и исходящие от измученной земли черные пары.

Лин вышел из укрытия и твердым шагом направился к щели. Он заглянул внутрь. Далеко внизу перемигивались огни взлетно-посадочной полосы, бледно светилось пятно входа в подземный тоннель, матово отсвечивал металл. Лифт находился на другом конце и был недоступен. Лин вспомнил: скобы! На стене должны быть скобы. Он прополз вдоль черного полумесяца, щупая края горловины шахты. Вот она, верхняя скоба, холодная и шершавая. Не раздумывая о том, что ждет его внизу, он стал спускаться.

Внизу было также безлюдно, как и наверху. Никто не ждал его, не набросился из-за угла, из тоннеля тоже не доносилось никаких звуков, говорящих о присутствии людей или других существ. Лин снял ногу с последней скобы и остановился в нерешительности. Пришлось ждать, пока успокоится дрожь в теле. Он посмотрел вверх на полумесяц сумеречного неба. Может, вернуться, пока не поздно?

Он вошел в тоннель, шаги гулко звучали в тишине. На металлическом полу среди раскиданных повсюду коробок и каких-то приборов, вывалившихся из перевернутого контейнера, лежало несколько мертвых тел в желтых спецкостюмах. Подойдя ближе, Лин увидел, что внутри костюмов нет людей. Желтые каски аккуратно лежали рядом. В другом коридоре желтые костюмы рабочих были распяты на стенах. Лин ускорил шаг, стараясь не смотреть по сторонам. Этот маскарад, давящий на психику, был устроен специально для него. Хорошо же они подготовились. Снова мелькнула мысль: может быть, все же вернуться?

Он углублялся в недра бункера, не встречая никакого сопротивления. Он напряженно щупал тишину, надеясь уловить хоть что-то, и натыкался повсюду на какое-то поле, упруго отталкивающее его поисковые сигналы.

Коридоры закончились, и он вышел в огромный холл, освещенный большими белыми лампами. По стенам тянулась цепочка совершенно одинаковых круглых люков-дверей. Какой-то из них должен был вести в следующую секцию бункера. Лин не помнил это место. Он сосредоточился, стараясь настроиться на нужную информацию, но в эфире не ощущалось никакого движения, кроме слабых излучений, текущих сверху. Это была ловушка. Невидимая сеть шатром висела под потолком прямо у него над головой, силовое поле волновалось, перекатываясь волнами. Лин осторожно поднял глаза, потом повел ими из стороны в сторону. Он увидел, как дверь, через которую он вошел в холл, начала затягиваться толстым бронированным диском. Она закрывалась очень медленно, будто давая ему шанс. Лин спокойно наблюдал за движением диска, занимающего все большее пространство в проеме двери, и посмеивался. Неужели они думали, что он попытается бежать? Глупцы, он пришел сюда не для этого. Он готов к встрече. Чего же они медлят?

– Ну? – насмешливо произнес он.

И тут все люки разом распахнулись. Несколько десятков черных бронированных пастей открылись, дохнув в лицо человеку холодным сквозняком. Пасти были пусты. Лин ожидал увидеть толпы самых жутких и опасных чудовищ, он был готов увидеть все, что угодно, но только не пустоту. «Этого не может быть», – сказал он себе, напряг свое поле до предела и стал ждать, сжав кулаки и сосредоточив внимание на черных проемах. Сейчас они появятся, они должны появиться…

Ничего не происходило. Лин взмок от напряжения, через некоторое время в конечностях появилась дрожь, и пришлось немного расслабиться. Сделав это, он почувствовало, что силовая ловушка значительно приблизилась. Черт! Как же он мог забыть о ней?! Он инстинктивно пригнулся и кинулся в сторону. Ударившись в невидимую стену, отпрянул, бросился на пол, надеясь выскользнуть из-под колпака снизу. Не получилось. Тогда он нанес несколько ударов по пустоте, попробовал разорвать преграду. Все было бесполезно, враждебное поле даже не шелохнулось. Ловушка уже захлопнулась и теперь неторопливо, как удав свою жертву, заглатывала человека. Лин не знал, что делать, он растерялся. Он вытянул руку, пробуя прозондировать колпак. Он вбирал в себя информацию и все больше понимал, что не знает, что это такое. Что-то странное, жгучее, немного вязкое, словно волнующееся жидкое желе. Хотелось погрузить в него палец, а затем положить в рот и проверить, каково оно на вкус.

Ловушка сжималась и внутри нее становилось все жарче и все труднее дышать. Суетиться было бессмысленно, поэтому он просто сел на пол и сложил руки на коленях. Нужно было поберечь силы для того, что ждало его впереди. Что с ним будет? Как его используют? Перепрограммируют? Для чего? Скорее всего, из него просто вытрясут душу, а тело бросят на корм зубастым птичкам или еще каким-нибудь тварям. Вряд ли его сразу убьют, а если и убьют, то так, что даже грешники в аду будут рыдать от жалости… Кажется, эту фразу он слышал от Николая. Да, смешно…

Из открытых дверей дуло все сильнее, откуда-то донеслись крики и плач. Кого-то мучили, и, кажется, это был ребенок. Он невыносимо визжал и плакал и звал маму. Лин зажал ладонями уши, но крик проникал в его мозг даже сквозь сомкнутые пальцы.

И тут он увидел человека. Невысокая нескладная фигура в серой военной форме вырисовывалась на фоне одного из открытых люков. Человек привалился к стене, сложил руки на груди и начал смеяться, заливаясь все громче и громче. Это был Дон.

Спаситель подошел поближе, продолжая рыдать от смеха и хлопая в ладоши. Он подпрыгивал, строил гримасы, улюлюкал. Лин наблюдал за ним и вдруг почувствовал радость от присутствия этого человека. Он был рад появлению Дона, страшно рад, потому что огонь внутри снова начал разгораться, а неуверенность и растерянность улетучились в один миг. Ненависть, злость и презрение к невзрачному человечку разжигали пламя лучше некуда. Чем больше хохотал Спаситель, тем сильнее становился огненный вихрь. Лин не шевелился, он ждал, когда напряжение огня дойдет до предела. Когда настал нужный момент, он протянул перед собой руки и одним усилием разорвал горящими пальцами невидимую преграду.

Он вырвался из безвоздушного пространства и с наслаждением вдохнул кондиционированный холодный воздух подземелья. Дон стоял в десяти шагах от него, закаменев в неестественной позе.

– К-к-ка-ак… – пролепетал он.

– Как видишь.

Лин криво усмехнулся и стал приближаться. Спаситель беззвучно шевелил дрожащими губами, не двигаясь с места. Наконец из его глотки вырвался жуткий вопль, он шатнулся назад и с неожиданным проворством бросился к цепочке открытых люков. Он пробежался вдоль нее, словно что-то искал, и заскочил в одну из дверей.

Лин успел проскочить в закрывающийся люк и почти схватил Дона за одежду, но тот снова увернулся и нырнул в какую-то щель в стене. Из щели падала тусклая полоса света. Не задумываясь, Лин протиснулся в нее и чуть не упал, оказавшись на ползущем вниз эскалаторе. Фигура Дона виднелась в свете редких точечных ламп на середине длинной движущейся ленты, он неуклюже спускался, поминутно хватаясь обеими руками за поручни. Лин впился горящим от ненависти взглядом в спину Спасителя. Вначале он слегка подтолкнул его, и тот, решив, что снова потерял равновесие, навалился всем телом на поручень. Следующий толчок заставил Дона пригнуться к ступеням и взвыть от ужаса. Лин громко рассмеялся и, выбросив вперед руку, швырнул человека в сером вниз. Дон, кувыркаясь и вопя, скатился на нижнюю платформу и застыл, распластавшись на пупырчатом полу.

В два прыжка Лин оказался рядом с поверженным врагом, таким жалким, что противно было прикасаться. Он не имел желания продолжать разбираться с Доном, Спаситель перестал его интересовать.

– Эй, животное, поднимайся, поведешь меня в ваше логово, – холодно приказал он.

Дон заерзал, приподнял сначала зад, а затем, помогая себе руками, встал на четвереньки и задрал голову.

– Ты подохнешь, Язычник!

Лин нетерпеливо ухватил Спасителя за одежду и рывком поставил на ноги. Они стояли на дне узкого и бесконечно длинного цилиндра, по-видимому, вентиляционной шахты. По стенам цилиндра тянулись провода и трубы различного диаметра.

– Пошли! – крикнул Лин.

– А мы уже пришли, Воин, – ухмыльнулся Спаситель.

Лин замахнулся, но рука его почему-то двинулась совсем в другую сторону, болтаясь, будто была подвешена на веревочке. Что за черт?.. Он рванул руку на себя, она болтнулась в противоположном направлении.

 

Дон рассмеялся.

– Ну что, как тебе это? Я специально завел тебя сюда, дурак! Ты попался! Попался! Это был мой гениальный план! Я чуть сам все не испортил, уж очень хотелось посмотреть на твои корчи! Ух-ха-ха-ха! Наконец-то я отличился! Теперь Отец вознаградит меня, ведь это я привел к нему тебя! Я! Я! Я!!

Лин хотел бы задушить невзрачного человечка, но тело не слушалось его. Оно было сжато тисками чужой воли, могущественной и страшной. Хохоча, Дон поднял палец вверх.

– Посмотри туда, Воин. Ты угодил прямо под луч Отца!

Лин не мог двинуть головой, принадлежали ему теперь только глаза. Он поднял их и зажмурился. В самом верху, там, где должно было находиться небо, виднелся расползающийся по стенкам красноватый туман, испускающий невыносимо жгучие лучи, разъедающие зрачки. Непонятная субстанция ползла вниз, и избежать встречи с ней, кажется, было невозможно.

Он опустил глаза. Дона в помещении уже не было. Где-то за спиной с шипением захлопнулась дверь, и он остался один, обездвиженный невидимой силой, в тишине, нарушаемой тихим гулом эскалатора.

Красный туман заполнил помещение. «Вот и все», – успел подумать доктор Лин, прежде чем его тело начало плавиться, будто погруженное в ванну кислоты. Оно растворялось, становилось прозрачным, внутренности скукоживались, истончались кости. Едкая субстанция обволокла его полностью и пожирала, смаковала и переваривала живьем.

Человек не заметил, когда перестал существовать.