Ирак
– О, Игорь Петрович! Проходите, проходите, – сказал аппаратчик ЦК с лысеющей головой и с лицом кабинетного цвета. – У нас проблема возникла и только ты можешь помочь.
Игорь молча ждал, пока старик скажет, зачем он ему понадобился.
– Вчера в Ираке разбился Су-7, – сказал он скорбным голосом. – Миллиардный контракт в опасности, Игорь, – арабы могут отказаться от наших самолетов. Езжай туда и сделай все возможное, но вернись живым.
– Понятно.
– Кстати, что за проблема была у тебя в парткоме и что за беспилотные посадки?
– Это длинная история, Михаил Иванович, – сказал Игорь со вздохом. – На Су-9 при плохой погоде на аэродроме и хорошей в зоне полетов я испытывал систему автоматического управления в режиме следования рельефу местности. Когда я вышел в зону, то засек, на каком удалении от аэродрома начиналась приемлемая погода. Выполнил полетное задание, но когда набрал высоту, узнаю, что ветер эти облака снес на семьдесят км, и оказалось, что у меня не хватает топлива до аэродрома. Ну, думаю все – приехал: двигатель остановился. Я принял решение все-таки садиться. Вывалившись из облаков на высоте триста метров при вертикальной скорости семьдесят метров в секунду, взял ручку на себя и обнаружил, что сажусь подо мною на правое крыло другого самолета. Нужно было видеть лицо летчика Якова Ильича Верникова, когда он понял, что до катастрофы осталось три секунды. Жалко, фотоаппарата не было. У меня скорости уже нет, даю ручку вправо, ногу вправо, от «Ила» отворачиваю, иду прямо на вышку и вижу, как с нее солдат с ружьем прыгает. Отворачиваю влево, скорости нет, касаюсь правым колесом запасной полосы и на одном колесе больше ста пятидесяти метров качусь. Слава богу, самолет на второе колесо опустился. После полета летчик «Ила» меня расцеловал, но от начальства я получил, что положено, выпил стаканчик спирта и сам себе сказал: если ты, чудак, на таком самолете и в таких условиях смог совершить посадку без двигателя, то это можно делать сознательно.
Летчики-испытатели по графику обязаны тренироваться посадке без двигателя, но в ясную погоду, когда полоса видна. А я проделывал это в облачную погоду и поставил галочку о том, что произвел посадку с имитацией посадки без двигателя. Меня тут же вызывают на партийное бюро: «Как так, коммунист, летчик Летно-исследовательского института! Посмотрите, какая погода, а он галочку поставил!». Я говорю: «Товарищи члены партийного бюро, у нас есть самолеты с двойным управлением. Пожалуйста, выбирайте самолет, выбирайте погоду, я к вашим услугам!».
Слетал со мной начальничек, говорит: «Это случайно получилось». Но после этого по вредности характера каждый испытательный полет на любом типе самолета я заканчивал имитацией посадки без двигателя. Двигатель не выключал, но достаточно это делать на режиме малого газа, получается почти одно и то же. Я разучился сажать самолеты по инструкции.
На суровом лице партийца засветилась улыбка.
– Счастливо, Игорь Петрович. Берегите себя.
Конфликты с руководителями и представителями фирм Игоря преследовали всю жизнь. Но часто он выходил победителем, так случилось и в Ираке.
Он быстро вернулся в Москву, выполнив задание и ошеломив иракцев своим мастерством. В ЦК его встретил тот же старик, которому не терпелось узнать все подробности командировки.
– Я прилетел в Мосул, – начал рассказывать Игорь, – когда температура на градуснике показывала жару пятьдесят шесть градусов в тени. Смотрю – на солнцепеке стоит один самолет, остальные – в капонирах. Я спрашиваю: «Это для меня?» «Йес, мистер, фор ю». Я говорю: «Я знаю причину – несите документы, я сразу подписываю, не летая», – я сразу понял, в чем дело: в кондиционере. У нас кондиционеры в истребителях рассчитаны на максимальную температуру двадцать семь градусов. А тут представьте себе 56 градусов в тени.
Иракцы подвесили на самолет все, что у них было в арсенале. Представители КэБэ Сухого тут же прибежали и подняли шум: «С таким вооружением взлетать нельзя, самолет неустойчив по перегрузке». Я говорю: «Покажите мне документ, что такой груз вешать нельзя! Мне ЦеКа – разрешил». Дали мне чашечку кофе, с наперсток, но кофе великолепный. Надел шелковое белье, вентиляционный костюм, перчатки, маску и шлем. Посчитал: полосы для взлета не хватает при такой температуре. Смотрю, вся эта публика на «джипах» и «мерседесах» поехала в конец полосы смотреть, как мальчик будет зарываться в песок. Пошел за самолет. Там земля сухая, я отъехал за начало полосы, оттуда начал разбег и оторвался на последней плите.
Задание в полетном листе было пролетать на высоте не выше ста метров и не менее тридцати минут. Не выше ста метров? Хорошо! Я на высоте один метр разворачиваюсь и всю эту публику, которая решила посмотреть, где я буду закапываться, укладываю в песочек, в котором при такой температуре яйца варятся. Второй раз зашел и еще раз их уложил.
Михаил Иванович громко рассмеялся.
– Пролетал я сорок семь минут, – продолжил Игорь. – Металлический ограничитель ног системы катапультирования так нагрелся, что я через костюм и белье не мог к нему притронуться – обжигает. Кожаной перчаткой за сектор газа не могу держаться – обжигает. В Раменском горно-обогатительном комбинате есть баня, где я испытывал максимальную температуру – сто сорок градусов. Так вот в кабине, по моим оценкам, температура воздуха была за сто шестьдесят, потому что дышать я мог только ртом и мелкими глоточками, как в парилке. Вздохнуть невозможно. За сорок семь минут полета я потерял шесть кг. Из шлемофона текло. После посадки вопрос задали: «Скажите, от этого может быть катастрофа?». Я отвечаю: «Да я же вам сказал, что готов подписать документы без всякого полета».
«Куда теперь, – подумал Игорь, – в Африку, что ли». Он напрягся и стал с трепетом ждать слов у уст партийца, который смотрел на него прямо, благоговейно. «Значит, нечто приятное», – думал Волк.
– Куда?
– Руководителем спецотряда космонавтов для полета в космос на многоразовом корабле «Буран», – выдавил Михаил Иванович, наконец, и уставился на обескураженное лицо Игоря.
– Это для меня чужая территория, Михаил Иванович, – проговорил Игорь, обретая дар речи. – Я – летчик-испытатель. И почему именно я?
– Мы долго выбирали. Один из ваших коллег знаешь, что сказал: «Да вы возьмите этого чудака Волка, который уже разучился сажать самолет по инструкции, его хобби – сажать все типы самолетов без двигателя». – Михаил Иванович слегка улыбался.
«У этого старика еще остался заряд, – подумал Игорь, – человек из поколения, закаленного войной».
Аналог «Бурана» по аэродинамическому качеству ничем не отличался от Су-9, никакой проблемы не составляло посадить его, и Игорь согласился.
Волк – космонавт
29 июля 1984 года в казахской степи под Джезказганом приземлился спускаемый модуль космического корабля «Союз Т-11» с космонавтами – Владимиром Джанибековым, Светланой Савицкой и космонавтом-исследователем Игорем Волком. Продолжительность экспедиции посещения и космического полёта орбитального комплекса станции составила 11 суток.
Сразу после приземления Владимира Джанибекова и Светлану Савицкую команда спасателей успешно эвакуировали из спускаемого модуля, а Волк застрял. В панике техники никак не могли сосредоточиться и решить, как отвинтить металлический ящик с возвращающим грузом и Игорь, привязанный ремнями, продолжал висеть вниз головой. Через сорок минут, видя беспомощность спасателей, Игорь с опухшим лицом и надутыми венами на шее закричал:
– Вы решили повесить меня – а ну уходите отсюда все. – Он заработал руками, затем туловищем и выпутался из ремней методом выдыхания. Последним усилием привел себя в равновесие, чтобы не удариться головой о металлический отсек.
Репортеры и фотографы облепили его со всех сторон. Игорь сел рядом с космонавтами и, как только сделали официальные снимки, встал, оставив коллег-космонавтов на попечении медиков: у него была другая программа. Игорь встал.
– Ты куда? – спросил один из коллег.
– Обратно, – в шутку среагировал Игорь, – я забыл на станции носки и ботинки.
Корреспондент, поднеся под нос микрофон, спросил:
– У вас есть чувство гордости, что стали космонавтом?
– Нет, – ответил Волк. – У меня есть чувство гордости, что я летчик-испытатель.
Спасатели, которые в спешке – «время, время…» – растеряли личные вещи Игоря, виновато смеялись, но так и не нашли, что одеть ему на ноги: что найдешь в казахской степи?
– Я не полечу никуда без ботинок, – теперь уже всерьез заговорил Волк.
Кто-то, наконец, раздобыл спортивный костюм и носки из аварийного запаса.
– Время! – грозно прокричал специалист сопровождения. – Время!
Смирившись с судьбой, Игорь нетвердой походкой, в одних носках без ботинок, поплелся к вертолету Ми-8 и завалился в кабину. Дальше – самостоятельный полет до Ахтубинска. Оттуда до Байконура Игорь летел на Ту-154, летающей лаборатории, кабина которого полностью воссоздана по подобию «Бурана». Он взлетел на высоту 11 километров и с выпущенным шасси с углом 20 градусов сел на специальную полосу на Байконуре.
Не давая отдохнуть, его тут же переодевают в высотный костюм и герметичный шлем и хотят посадить за штурвал МиГа-25.
– Мои ботинки! – кричит Игорь. Наверное, уже в шутку, чтобы разрядить обстановку среди суетившихся специалистов, перед которыми поставлена задача: доказать, что Игорь Волк сможет, пробыв месяц на орбите в «Буране», преодолеть на нем твердые атмосферные слои и благополучно сесть на землю в одной точке.
Волк осуществил на истребителе ночной перелет из Байконура обратно на аэродром в Ахтубинске, тем самым доказав, что Игорь Волк может делать все.
Верилось, что удачный полет командира поставил точку в странной череде смертей. Но оказалось – впереди новые утраты…
* * *
Шеффер закрыл папку, положил руку сверху и посмотрел сначала на Виктора, а потом на Магомеда.
– Ну, как, нравится?
– Неплохо для начинающего писателя, – подтвердил Виктор. – Готовый материал.
Шеффер потянулся к Магомеду.
– Теперь о главном, о самом главном, Магомед, – произнес Юрий, – вчера, когда я заходил на базу, незнакомка остановила меня и сказала такое, что у меня волосы встали дыбом, – он сделал паузу. Глаза Магомеда зажглись. – После того, как я сказал, что я из отряда Волка, она мне показала лист бумаги с датами – даты катастроф наших коллег. Последние цифры… на какое число назначен вылет «Бурана»?
– На двадцать девятое октября, – ответил Магомед.
Юрий застыл, потом опустил взгляд, доставая и разворачивая листок бумаги.
– Так и есть – двадцать девятое октября, – со сникшим голосом прошептал Юрий, уставив немой взгляд на коллегу. – Двадцать девятое октября.
Тишина за столом.
– Бред какой-то, – выговорил Магомед. – И что за девушка?
– Я не знаю, – помотал головой Юрий. – Пока я там приходил в себя, к проходному подъехала машина. Оттуда выскочили двое в гражданской форме и забрали ее. Я возмущался и спросил: «Куда вы ее забираете»? Они ответили: «В психушку». Вот такая история. Всю ночь мне снились кошмары, и только рано утром я вдруг догадался, что ты сегодня улетаешь, и вот хочу, чтобы за тобой присмотрели – не кто-нибудь, а именно представитель из министерства.
– Ты написал целую книгу, Юра, а это насчет экстрасенса ерунда какая-то, – с недоверием произнес Магомед и глянул на часы, – мне пора.
– Я не знаю, кому верить – внутри все горит. Только не думай, что это от водки.
– Ты домой собираешься, нет? – поинтересовался Магомед. – А то Лена не пустит тебя домой.
Расслабуха. Она нужна в этой профессии. Человек меняется, становится нервным и неузнаваемым и оттого жалко их жен, которые по своей судьбе вынуждены делить эти тяготы с мужьями.
Магомед поднялся, положил руку на плечо Юры и попрощался.
Магомед сел за штурвал самолета, отдышался и уставил взгляд на бетонку: ветер сдувает снежинки, очищая взлетную полосу, вдали видны кроны деревьев и как колышутся последние желтоватые листья. Он, по отработанной привычке, осмотрел кабину, приборы, пощупал их, погладил и, наконец, нажал на кнопку запуска двигателей. Этой машине 25 лет, но она как новая, покладистая, послушная и оттого кажется легкой, хотя весит 37 тонн. Шутка ли, эта масса набирает скорость от 380 до 3100 километров в час, развивая на форсаже мощность до 50 000 лошадиных сил.
«Поехали».
Он летал над бескрайними просторами России – под крылом населенные пункты, города, дороги, петляющие между ними, и вечное ощущение свободы.
«Когда этот отрыв состоялся в первый раз в училище, надо было постоянно смотреть вперёд под определённым углом. Вместо этого я смотрел по бокам, чтобы с высоты видеть землю. До меня не доходило, что самолётом управляет инструктор, и, как мальчишка, зыркал по сторонам. Я смотрел на поля, разбитые на разноцветные квадратики: зелёные, коричневые, желтоватые – кругом всё цвело. Меня поразила удивительная гамма красок лесов и полей. Чувство полета и свободной птицы. Инструктор что-то говорил мне, объяснял свои действия, а я постоянно смотрел на небо и на землю, растворившись в необъятном пространстве, будоражащем сознание в другом измерении. Так длилось до тех пор пока в радиосвязи не прозвучали строгие слова инструктора: “Не отвлекайся, пацан”».
А сегодня у него, пока летит до Байконура под монотонный гул истребителя, много времени и причин, чтобы проанализировать собственную жизнь и расставить события по полочкам – подвести первую черту.
Часть II
Рожденный летать
Детство и шалости
В синеве чистого неба два кучевых облака, гоняемых ветром, плыли друг за другом, чтобы спрятаться за пологой лысой горой серого цвета, на склоне которой муравейником, скучковавшись, сжалось селение Согратль. Здесь кипела жизнь.
На большой перемене школьники резвились как маленькие зверьки, которых только что выпустили из клетки на свободу: мальчики изо всех сил гоняли мяч, сшитый из овечьей шкуры, набитый тряпками. Непривычный гул из-за горы ошеломил их. Гул нарастал и через минуту на небе появился самолет. Все наблюдали, ожидая чуда и задрав головы вверх, как он закружился над селом, выбирая место посадки на ровном плато под горой. Детей со школьного двора смыло как волной. Самолет не успел приземлиться, как ликующая разношерстная толпа бегом стала приближаться к нему.
Один из пилотов в кожанке и шлеме выдвинулся вперед, подняв обе руки вверх ладонями вперед.
– Стойте, – прокричал летчик. – К самолету нельзя приближаться. – Он обратил внимание на мальчика-сорванца лет тринадцати в резиновых галошах и клетчатой рубашке, заправленной в брюки с заплатками – он прибежал первым и остановился перед ним, тяжело дыша и неотрывно глядя на самолет.
– Дядя, можно залезть в кабину? – спросил он, когда старший с пакетом в руке отдалился, направляясь в сельсовет.
– Нет, – категорично ответил пилот. – Его рука прикоснулась к груди мальчика, чтобы преградить его движение вперед, и он почувствовал, как бешено колотилось его сердце. Его искрящиеся озорством зеленые глаза цвета морской волны, осененные длинными ресницами, безотрывно смотрели на чудо техники.
– Дядя, а можно его хоть потрогать, – снова попросился мальчик, глядя на высокого хозяина самолета из-под его руки, прикрывая ладонью глаза от солнца. – Дядя, можно?
Пилот думал и не решался: он не мог нарушить приказ командира.
– А как тебя зовут мальчик?
– Магомед.
– А фамилия как? – пилот тешился, чтобы проводить время.
– Толбоев.
– Ты понимаешь, товарищ Толбоев, у меня приказ никого не подпускать туда. А приказы в Советской Армии не обсуждают. Понял?
– Так точно! – с улыбкой отчеканил Магомед, приложив руку, согнутую в локте, к виску.
– Молодец! Вот, когда командир придет и разрешит, то я покажу тебе кабину, хорошо?
Магомед с надеждой кивнул головой и стал ждать. Ему не повезло: командир грозно отчитал своего подчиненного.
– Андрей Алексеевич, вы что, с ума сошли: какая экскурсия? Нам надо успеть в аэропорт в Махачкалу.
– Ладно, Магомед, – с сожалением произнес Андрей. – Отойди от толпы вон на ту горку, – шепнул он ему на ухо, – я покачаю тебе крыльями.
Магомед быстро побежал на горку, и самолет, сделав в воздухе разворот, пролетел над его головой. Сердце Магомеда забилось сильнее, когда он увидел, как самолет на прощанье с ним несколько раз качнулся крыльями, и он запомнил это на всю жизнь.
– До свидания!
* * *
Учитель математики Юсуп в конце урока два раза останавливал свой взгляд на Магомеде, который отвлеченно смотрел через окно на бескрайную пустоту синего неба: учитель понимал, что его ученика сейчас не интересовали уравнения с одним неизвестным – он их щелкал как семечки. Полет Гагарина в космос и встреча с пилотом «кукурузника» неделю назад ошеломили сердце юноши больше, чем кого-либо другого из его класса.
Все ощущения пространства тринадцатилетнего Магомеда замыкались здесь: школьное окно, дорога домой по узким проходам, луг, где он после уроков пас овец. Но гора продолжала увлекать его мысли еще выше – в небо.
– Есть вопросы? – заканчивая урок, спросил Юсуп, учитель средних лет в очках и с коротко подстриженными волосами с сединой на висках.
Класс зашевелился – все стали собирать сумки.
– Есть, – ответил Магомед с задней парты. Он никуда не торопился. Он встал. – Вот вы прошлый раз сказали, что…
– Подожди, – перебил его Юнус, подняв руку, в которой все еще держал мел. – Если это опять про Циолковского, то можешь не задавать: у нас урок математики, Толбоев, а не космонавтики.
Толбоев переминался с ноги на ногу.
– У меня вопрос не о Циолковском, – парировал Магомед.
– Тогда спрашивай, – повелел учитель.
Магомед выдержал короткую паузу, чтобы собрать мысли и озвучить правильный вопрос, как того все время требовал Юсуп, – «без точности нет математики».
– Я хочу задать вам вопрос о первом законе Кеплера…
Одноклассники заржали. Учитель стал успокаивать класс.
– Подождите, подождите. Дайте ему сказать. – Он поставил мел на подложку доски и потряс руки от пыли. – Говори, Магомед, что там сказал Кеплер, хотя он тоже не математик.
– Можно к доске, – попросился Магомед.
– Конечно, – ответил Юсуп. Затем, обращаясь к классу, добавил:
– Кому интересно, оставайтесь. Если нет, то можете идти.
Все остались на месте, ожидая, чего же выкинет Магомед на этот раз.
Магомед нарисовал Землю и обозначил экватор.
– Вот Земля, – сказал Магомед, обрисовав контур указательным пальцем, затем нарисовал ракету перпендикулярно к Земле. – Если ее запустить, то она по закону Кеплера полетит к орбите не вертикально, а по эллипсу. Так вот у меня вопрос, учитель: не будет легче и быстрее, если ее запустить с нашей горы на порохе, например…
Учитель почесал затылок, раздумывая над тем, где его ученик все эти понятия черпает.
Это был его лучший ученик с пытливым умом и невероятным упорством, он изучал математику старших классов, уверенный, что сможет рассчитать орбиту полета спутника. Он был не такой, как все, и подавал большие надежды. Учитель специально поддерживал и поощрял его фантазии, зная, что из него получится хороший инженер, как минимум.
– Ты где все это черпаешь, Магомед? – спросил учитель.
– А он подружился с заведующим библиотекой, – хихикнув, произнес сосед Магомеда по парте.
В классе посмеялись, потом наступила тишина и дети с открытыми ртами уставились на учителя: что же он скажет на столь умный, понятный только самому Магомеду вопрос.
– Неплохая идея, Толбоев, – произнес Юнус. – Представляешь, какая экзотика и как здорово звучит: «Сегодня запустили спутник с космодрома Согратль». Магомед, ты до сегодняшнего дня мечтал стать космонавтом, а теперь метишь на место Королева, что ли? – шутя и улыбаясь, спросил Юсуп. – Ну, хорошо, а где ты найдешь столько пороха?
Все мальчики класса восприняли эту мысль с воодушевлением.
– Ну, например, собрать по селу все патроны и выпотрошить порох, – предложил другой ученик, помешанный на авантюрах: вчера он с двумя зонтиками прыгнул с крыши своего дома и чуть не сломал ноги.
– Плохая идея, – хмыкнул учитель, – порох имеет свойство взрываться, если неправильно с ним обращаться. – Не на шутку обеспокоившийся учитель захотел предостеречь детей от дурных мыслей. С другой стороны он был рад, что его учениками овладевают творческие мысли. «Но порох – это уже слишком», – подумал Юсуп и решил на всякий случай предупредить отца Магомеда, Омара, чтобы он спрятал патроны от глаз подальше.
* * *
Магомед сегодня был в плохом настроении: попытка запустить в воздух самодельную штуку, изготовленную из консервной жести, завершилась несчастным случаем: обжегся младший брат.
– Магомед!.. – Услышав за спиной голос матери, он пришел в замешательство. Мама снимала со спины вязанку хвороста, чтобы зажечь тандыр для выпечки хлеба. На ногах резиновые галоши, платок, сползший на бок, закрыв половину лица, и распашное платье черного цвета.
– А где Тайгиб? – Спросила она встревоженным голосом. – Мне снились плохие сны.
– Дома, – тихо сказал Магомед. – Он спит. – И тут же стал помогать матери снять со спины ношу и распутать веревку. Мама в поведении сына и его голосе уловила нотки виновности.
– Что за время спать? Может, он заболел.
Магомед странно молчал.
– Что-нибудь случилось? – Недоумевала Джамгарат, сердцем почувствовав неладное.
Тайгиб долго не заставил себя ждать: услышав голос матери, выбрался во двор и заревел так, что мама испугалась.
– Что с тобой? – спросила мама.
– Он мне спалил брови, – прорыдал Тайгиб, указывая пальцем на старшего брата. – Его брови покраснели и припухли без единого волоска.
Мать смотрела то на старшего, то на младшего сына.
– Вы мне можете объяснить, что случилось, – она занервничала.
– Магомед хотел из моих спичек изготовить ракету, – сопя, произнес Тайгиб. – Когда он их поджег, я захотел их потушить, и огонь опалил мое лицо.
– Откуда у тебя спички? – спросила мама.
Тайгиб молчал.
– Отец не успевает их покупать, а вы, оказывается, друг друга поджигаете. Ах, негодники, – она взяла в руки палку, и Тайгиба след простыл вместе с Магомедом.
Через неделю Магомед, нахлобучив кепку на глаза, лежал на зеленой траве, держа в поле зрения своих овец. Рядом с ним жужжала пчела, пытаясь залезть со своим жалом в середину желтого цветка. А в небе гордо и одиноко величественно парил орел. Он думал и возмущался, почему люди не могут летать так же, как они, и, вспомнив рассказ про Икара и Дедала, проникся жалостью к ним.
Он услышал приближающиеся сбоку шаги, но не среагировал, потому что он по шагам почувствовал, что это Тайгиб. Тот остановился возле него, принеся с собой запах другого ветра, и стал ждать, поддевая коленкой плечо старшего брата.
– Иди домой, – приказал Магомед, продолжая таить обиду, – я с предателями не разговариваю.
– Извини, Магомед, – пискляво произнес Тайгиб. – Мне было так больно. – Он толкнул брата коленкой еще раз. – На!
Магомед повернулся и на уровне глаз увидел две новенькие пачки спичек.
– Запускай ракету, – деловито сказал Тайгиб. – Может, на этот раз взлетит.
Магомед рассмеялся.
– Нет, не взлетит, – сказал он. – На этот раз ты спалишь себе ресницы. Ты этого хочешь?
– Я больше не буду дуть, – настаивал Тайгиб.
Магомед встал.
– Спичками не получится, – сказал он. – Нужен порох.
– Принести? – Предложил Тайгиб. – Я знаю, где папа спрятал патроны.
Магомед воспрянул духом.
– А сколько их штук?
– Двадцать, – выпалил Тайгиб.
– Не может быть. А ну-ка, считай вслух.
– Один, два, три, пять, десять, двенадцать, двадцать, – гордо отсчитал Тайгиб.
– Эх, ты, скоро тебе в школу идти, а считать не научился, – сказал Магомед, взял маленькую пухленькую руку брата в свою и, загибая пальцы, стал учить его считать. Тайгиб быстро научился – вышло, что у папы двенадцать патронов.
– Сделаем так, – мечтательно произнес Магомед, и в его глазах засветился огонек. – Беги домой, найди в моей школьной сумке отрезок камыша и с патронами беги обратно.
Через час все было готово: ракета заправлена, четыре плавающих крыла на гвоздях настроены – осталось только поднести фитиль.
– Ох, что будет, – восхитился Тайгиб.
– Ты представляешь, – начал фантазировать Магомед, – если вот таких собрать штук сто или больше, а самим сесть наверху, можно взлететь в космос. Полетим?
– Нет, – ответил Тайгиб.
– Почему?
– Мама будет плакать, – с грустью ответил Тайгиб.
Прежде чем поднести фитиль к камышу, вертикально установленному на камнях, Магомед отвел брата подальше. Затем, как только огонь коснулся пороха, камыш взлетел в воздух и стал совершать беспорядочные движения и, наконец, перейдя в горизонтальное положение, устремился в сторону домов и исчез.
Братья с секунду стояли в оцепенении, затем помчались в село, сверкая пятками. Они остановились в узком проулке, где несколько человек тушили загоревшееся сено на спине пожилой женщины. Магомед застыл. Он вспомнил тяжелую шершавую руку отца – наказания не избежать.
* * *
Омар засунул свои промасленные руки под чугунный умывальник и не успел толкнуть рычаг, как его со всех сторон облепили женщины, которым надо было ехать на животноводческую ферму.
– Омар, ты что, руки моешь, к Джумгарат спешишь? – съязвила бригадир Меседу. Женщина с взбалмошным характером и длинным языком. – Пешком на ферму мы не пойдем ни за что, – добавила она, склонив голову и заглядывая в лицо Омара.
Волна смеха прорезала воздух, и Омар выпрямился.
– Девочки, вам придется чуть подождать, – сказал Омар без настроения. Он обычно не оставлял камень у себя в огороде – обязательно отшучивался. – Меня вызывают в школу на родительское собрание: не знаю, что случилось. – Он пустил воду и с мылом размывал грязь между пальцами.
– Да у тебя отличные дети, – вставила Муслимат, – вручат тебе похвальную грамоту и скажет спасибо, а то я вижу, что ты вообще скис.
– Как бы не так! – разочарованно произнес Омар, выпрямляясь и оттряхивая руки. – Этот карбюратор меня уже достал: все время забивается и приходится без конца чистить. Посыльный сказал, что мой старший сын Магомед что-то натворил. Я тут днем и ночью вкалываю, чтобы они людьми стали, а они…
– Да ты не расстраивайся, Омар, – сказала Меседу. – Он у тебя отличный парень. Я своим его в пример привожу – такой умный, заботливый, обходительный. А как он заботиться о своей сестре Гюльжи: она все время и всюду за ним как хвост. Бедная девочка, ее нельзя вылечить, Омар?
– Нет, не могут – она родилась слабой, – с огорчением сказал Омар. – Да, Магомед о ней заботиться, но это не значит, что с ним все в порядке, раз вызывают в школу. Я ему покажу!..
* * *
Прежде чем начать собрание в ожидании всех приглашенных, директор школы Ибрагим нервно расхаживал перед черной партой, заложив руки на спину. И, наконец, когда все затиснулись в школьные парты, он остановился и окинул взглядом разношерстную аудиторию сельчан.
Омар сел впереди всех, опустив руки на колени. Ему сейчас достанется в первую очередь.
– Дорогие мои, – начал Ибрагим. – Мы с вами делаем общую работу: учим и воспитываем наших детей, чтобы они достойно вступили в большую жизнь и чтобы потом нам не было стыдно за них. Школа для этого делает очень многое, но не все, потому что они больше находятся дома. – Он сделал паузу и опустил глаза на Омара. – Омар, я ничего не могу сказать на счет учебы твоего сына Магомеда, но вот поведение не нравится. Если вовремя не предпринять меры воспитательного характера, то мы можем упустить его, и у нас вырастет умный, образованный, но недисциплинированный человек.
– Что он натворил, Ибрагим? – уже взвинченный, спросил Омар.
– Он вчера ракетой чуть не убил пожилую женщину.
Омар застыл с открытым ртом.
– Какой ракетой?
– Той, которую ты снабдил порохом, – категорично произнес директор. – А этот недотепа, его учитель по математике Юнус, каждый день снабжает детей теорией о полетах в космос. Тоже мне, Циолковский нашелся… Я этого больше не потреплю!
Омар вышел на школьное крыльцо, зло надел на лысеющую голову кепку и сквозь зубы процедил:
– Я отстегну его палкой.
Магомед, ничего не подозревая, в пиджаке, который уже давно стал ему маленьким, и залатанных штанах из черного сатина горделиво стоял возле грузовика отца, приложив руку на его крыло. Другой рукой он прикрывал глаза от солнца. Он увидел отца и заулыбался. Но, по мере того, как отец приближался, его сердце начало сжиматься: он никогда в своей жизни не видел на его лице столько ярости – он с замиранием сердца отнял руку от металлического крыла грузовика, но улыбка еще не успела сойти с лица, оставляя ямочки на щеках.
Омар не успел опустить кулак на мальчика и излить свой гнев, как Юнус, который его вовремя догнал, схватился за его руку.
– Омар, и не вздумай обидеть мальчика, – громко и быстро произнес учитель. – У тебя растет замечательный мальчик. Я верю, что он достигнет своей мечты стать космонавтом. – Тяжелая рука Омара повисла в воздухе над головой Магомеда.
Женщины, сидевшие в тени дерева, услышав гул приближающего грузовика, встали и приготовили свои тряпчатые сумки с припасами для обеда и вновь зашумели.
– Ну что там Омар, – обратилась к нему любознательная Меседу, – наказал мальчика?
– Нет, – странно произнес Омар, – Юнус не позволил.
– Почему?
– Сказал, что мальчик станет космонавтом, – с гордостью произнес Омар.