«Нам обязательно двигаться? – спросил я. – Может, посмотрим, как двигается муха?» В предложении было отказано, и я стал бегать вокруг дома, пока опять не оказался возле зарядной станции, свежий и полный сил. «Ну и зачем все это?» – подумал я и вновь отправился на улицу. Я бегал и заряжался, бегал и заряжался, но через какое-то время бегать стало сложнее: тело покрылось наледью, а ноги утопли в снегу. Проведя некоторые исследования, я понял, что, во-первых, наступила зима, во-вторых, стало холодно, а в-третьих, мой маленький приятель умер. «Это проблема, – подумал я, – или решение?» – стоило мысли мелькнуть, как я облился водой и ринулся в лес. Я бежал со всех ног, чтобы забраться так далеко, как только смогу, – мысленно уже купаясь в покоях прибрежного небытия, – но на полпути внезапно остановился.
«Что я делаю? – подумал я. – А что, если “там” будет еще хуже, чем здесь?» Стоя посреди глуши, стягиваясь от мороза, потупившись размалеванным лицом, я замолчал в надежде, что сознание подкинет новые идеи; но идей больше не возникало, только: «…хуже, чем здесь». Я испугался, как никогда еще, отряхнулся и побежал домой меж длинных стволов и снежной перхоти, да и не бежал даже, а прыгал, жадно проглатывая каждый метр. Мне было страшно не только за тело – что уже удивительно, ведь я его ненавидел, – но и за себя. «Скорее бы, – подумал я, – скорее бы прижаться к зарядной станции и проснуться свежим и полным сил». Дальше ноги стали заедать от холода, а руки и вовсе прижались к бокам, и я замедлился. Судя по оранжевым огонькам, до дома оставалось не больше километра. «Давай же, родненькое», – подумал я и продолжил ковылять, пошатываясь от ветра. Когда на горизонте показался дом, я уже лежал покрытый льдом, наполовину в снегу. «Включай свои картинки, ну же!» – подумал я и стал ползти. Я полз и полз, – преисполненный страхом, в котором увидел значение, – полз и полз, пока не заглох. «Я не умру», – подумал я и стал работать ступнями, но тут же – «что б тебя!» – уперся мордой в какой-то валун и забуксовал. По всем признакам мое положение напоминало безнадежное, потому что таким оно и было: я лежал на снегу, проиграв камню.