В клетке со зверьём

У меня для вас – ещё одна граната,

три патрона и, как бритва, острый нож!..

…Мама! Я вернусь к тебе дождём весенним.

Спелым ветром в дверь скрипучую ворвусь, –

пролечу – шепча, волнуясь – через сени

и к родной щеке губами прикоснусь!..

Жизнь такая: снова в прошлом будут беды,

забелеют занавески на окне.

Я вернусь, мамуля, – залпами победы,

грустной песнею о прожитой войне!..

…Не дождаться мне желанной контратаки!..

Не коснуться вновь любимого плеча!..

Ох уж эти танки, танки, танки, танки,

а за ними – в серой форме саранча!..

В остальном

А в остальном всё, мама, – ерунда!..

Орут коты, их снег не испугает!..

Ну, нет свободы, мама, как всегда.

И в первый раз – тебя в начале мая.

Я перед сном с тобою говорю

и о тебе, работая, горюю.

Ну, и ещё, работая, – горю!..

А поселенье – день за днём ворует…

Вновь за окном хибары – кутерьма,

рвёт плотный ветер тучи снеговые.

Вдвойне понятно мне, что значит мать, –

когда читаю письма дорогие.

И вот итог последнего письма:

«Сынок, прости меня, я умираю!..»

Ты умерла, когда была зима.

И пусто мне – теперь, в начале мая.

В отпуске

Лукьяненкову А.В.

Я отпуск взял и к маме укатил.

Её домишко – в Краснодарском крае.

И я когда-то в этом доме жил,

Ну а теперь – лишь в гости приезжаю.

От дома к морю мне – рукой подать,

А вдоль дороги протянулась зона.

И хоть тепло, – совсем не благодать

Она для заключённых в ней, – девчонок!..

Иду от моря как-то я домой,

А две из них: «Отец!.. Эх, нам бы – квасу!..

Ведь нас здесь поят – тёплою водой,

А квас холодный – это было б классно!..»

Ах, бедолаги, – скромные мечты!..

И захотелось сделать всё красиво:

Купил бутылку – вылил на цветы,

А внутрь налил – холодненького пива!..

И в дни былые, отдыхая здесь,

Вполне был счастлив, а тогда – без меры! –

Мне те девчонки отдавали честь, –

Как рядовые – видя офицера!..

С тех пор мечта: в приезд очередной

К той зоне – с пивом – пару раз вернуться.

Пусть отойдут девчоночки душой

И лишний раз нелишне улыбнутся.

В поисках утраченного

Вновь дёрнулся состав. Поплыл перед вагоном

не сдавшийся годам старушечий базар.

Чужой мальчишка мне махнул рукой с перрона:

улыбка в пол-лица, лучистые глаза.

Я вспомнил отчий дом у станции Любимой, –

всё детство за окном гремели поезда.

Придумал, что они провозят счастье мимо,

чтоб выплеснуть его в большие города…

Прошло немало лет, но всё же я невежда

в вопросах бытия. А жизнь моя – в пути, –

поскольку вдруг решил, что счастье где-то между

стремленьем ехать вдаль – потребностью сойти.

Задумаюсь порой, стараюсь оглядеться:

«А что же я ищу?..» И снова слышу вздор:

«Что ищешь – потерял на станции из детства,

и путь назад закрыл сердитый семафор».

В прихожей

Туфли милой – у порога,

на крючке – плащ, цвета вишни.

Подойду к нему – потрогать, –

и – счастливый, как мальчишка.

Эти вещи – атрибуты

полноценной жизни, славной.

Дама в доме – это круто!..

Только быть желает главной.

Злая память – будто губка:

вижу я, нажав немножко:

здесь другой висела шубка,

были тут её сапожки…

…Месяц, два – и всё сначала, –

от повторов скучно в мире.

От любви – душа устала,

и опять в моей квартире

лишь мои остались вещи.

Ах, как сладок вкус свободы!..

Удалось в потоке женщин

отыскать спасенье брода.

В доме – мирно, а в прихожей –

аскетичная картинка:

мой пиджак из чёрной кожи,

а под ним – мои ботинки.

В прощальном вальсе

Уныло в грунт вжимаю тело:

«Перетерпи, потом – беги!..»

Возможно, снова стану смелым, –

когда за холм уйдут враги.

Когда их серые шинели

исчезнут мирно с глаз долой, –

тогда рвану – туда, где ели,

помчусь оврагами домой!..

Но разве свет вновь станет белым,

лишившись чести и борьбы?..

Пусть никогда не стану смелым, –

но жалким трусом мне не быть!..

Пусть не вернусь к старушке-маме,

но через жуть и дикий мат, –

я непослушными руками

сожму холодный автомат.

Давай, дружище, поднимайся, –

коротким будет этот бой.

И облака в прощальном вальсе

пройдут к востоку над тобой.

В следующей жизни

Я в следующей жизни не напишу ни строчки:

схожу с молитвой в церковь и там зажгу свечу.

И после – мыслить в рифму уж не сумею, точно,

А главное, стихов я – писать не захочу!..

Я буду бизнесменом, а может, кем-то круче, –

Зауважают пули мой крепкий медный лоб.

А кто с мечом припрётся, тот от меня получит,

Как говорят в народе, – по первое число!..

И ни для наслажденья, ни просто так, от скуки –

Марать бумагу будет мне вовсе ни к чему,

Ведь что сейчас волнует и причиняет муки, –

Не то что близко к сердцу, – и к заду не приму!..

И буду жить я классно – уверенно, красиво,

Взирая на поэтов несчастных свысока, –

Презрительно и даже немножечко брезгливо.

Но… в следующей жизни моей. Ну а пока…

Поскольку не умею другого ничего я –

Пишу стихотворенья, – стишата, так сказать.

Но все, кому читаю, – смеются надо мною;

Советуют мне с этим занятьем завязать!..

За что мои творенья с издёвками поносят? –

Ну никаких изъянов я в них не нахожу!..

Но раз они признанья и денег не приносят, –

Вот это докропаю и, точно, – завяжу!..

Мечты о светлой жизни – хорошее начало!..

Мечтать же легче с неким количеством деньжат.

Моя метла-подруга, наверно, заскучала;

Ну что ж, пора за дело. Ох, руки как дрожат!..

Познаний много ль надо, чтоб с нею управляться?

(Зачем пять лет мозгами ворочал в МГУ?..)

Нетрудно догадаться – с конца какого браться,

И вот уже я – профи: двор вымести могу!..

А ну-ка – расстараюсь, трудом по лени вмажу, –

Пусть на икру не хватит, но будет в доме хлеб!..

И дворик станет чистым, и господа не скажут –

Мол, дворник наш, бездельник, опять навеселе!..

В церкви гасят свечи

Вновь швырнул на церковь вечер

траурную шаль.

Семь часов, и гасят свечи,

праведно спеша.

Я свечу поставил маме, –

сам зажечь хотел.

Не коснулось свечки пламя –

окрик не велел.

Я – на выход, хлопнут двери

яростно за мной…

Наш не самый Крайний Север

дружит с темнотой.

Намела метель сугробы

под моим окном.

Чуть дыша, общался с Богом

страстно перед сном.

Говорил одно и то же

я Ему опять.

Он ведь умный, Он ведь сможет

глупого понять.

Не задержится с ответом

и подаст мне знак:

где мой путь – волшебный, светлый,

где – кромешный мрак.

Снова год промчался грозно, –

каша в голове!..

Лишь бы не был слишком поздно

Богом дан ответ!..

Поутру – сердитый, хмурый –

в церковку лечу…

Не зажгли старухи-дуры –

лишь мою свечу.

В этот вечер

Под занавес хмурого, мокрого дня,

любимая, ждёшь ты тепла от меня, –

пусть в сердце вольётся прохладе назло

пушистая нежность волнующих слов.

Как дочку свою – по головке слегка

поглажу, и дрогнет от ласки щека, –

на время забудешь, что дело к зиме.

Совсем ничего мне не нужно взамен.

Ты руку мою можешь снять, оттолкнуть –

как хочешь. Прошу: просто счастлива будь –

сейчас и шагнув в темноту за порог.

А я в этот вечер – не так одинок.

Сказал бы: «Моя!..», только ты – не моя:

есть муж, дочь и сын, – золотая семья.

В достатке, в порядке и с радостью – дом,

и вечером этим была бы ты в нём, –

но ночи печалят и сводят с ума,

ведь каждый твой нерв – как тугая струна,

и мощный зигзаг появился в судьбе, –

в том доме любви не хватило тебе.

Ты руку мою можешь снять, оттолкнуть –

как хочешь. Прошу: просто счастлива будь –

сейчас и шагнув в темноту за порог.

А я в этот вечер – не так одинок.

Ваша светлость апрель

Вот, друзья, и весна. Не хотите – зимуйте.

Не бывало денька без обветренных слёз.

Ваша светлость апрель, – мне тепла наколдуйте, –

а не этот ворчливый, упрямый мороз.

Я смирился давно с неприязнью погоды

и по снегу бреду новый беличий круг.

Позвонить, пошалить?.. Но ведь вышли из моды

посиделки среди захмелевших подруг.

Шаг за шагом крадут – нежно – мысли о Боге,

обо всём остальном – будут мысли потом.

Я женат на Луне и на этой дороге,

что из дома ведёт в ставший крепостью дом.

Двоеженец святой, разведусь я мгновенно,

если вдруг на звонок приоткроется дверь, –

пусть вернётся любовь!.. Но приму – внутривенно! –

что подарите вы, ваша светлость апрель.

Ведь ты всю жизнь

Твоя обязанность – суметь

расслабить анус, мозг и плечи, –

когда свою увидишь смерть.

Ведь ты всю жизнь ей шёл навстречу.

Весенняя

Под напором весенним

Снова буря в крови!

Не прошу снисхожденья –

Сердце жаждет любви.

И однажды, как в сказке, –

Мне навстречу – она.

И в глазах, полных ласки,

Искра страсти видна.

Закружу, будто ветер;

Обниму, как туман.

Не поймёт, не заметит

То, что это – обман.

Лишь когда сном прекрасным

Вдруг исчезнет весна,

Станет девушке ясно,

Что, как прежде, – одна.

Распахнулась душа.

Отчего? – Я не знаю!..

То иду не спеша,

То, как птица, порхаю.

То лечу, как стрела,

То верчусь, как юла;

И, как снег – от тепла, –

От блаженства я таю…

Ну а может случиться:

В вихре радужных грёз

Я сумею влюбиться

Не шутя, а всерьёз.

Предложу обречённо:

«Будь моей навсегда!..»

И вздохну облегчённо

От ответного «да»…

Эх, разумнее стать бы, –

Ну зачем мне спешить

И друзей в шуме свадьбы

Глупым видом смешить?..

Подожду-ка я лета,

Пыл умерив хмельной,

А красавицу эту –

Обойду стороной.

Распахнулась душа.

Отчего? – Я не знаю!..

То иду не спеша,

То, как птица, порхаю.

То лечу, как стрела,

То верчусь, как юла;

И, как снег – от тепла, -

От блаженства я таю.

Весна

По утрам за окном беспокойный

щебет птиц, развесёлый, нестройный,

и от радости плачут порой целый день небеса.

Вдоль  по улицам – звонкие воды,

и в душе – ощущенье свободы

и любви нескончаемой море. А это – весна!..

Ах, родная, прости меня, знаю:

был не прав. Только верь мне: скучаю.

И скучал в дни бескрайней разлуки. И буду скучать, –

если ты не откликнешься вскоре,

чтоб войти снова в тёплое море –

я мечтаю тебя этим морем прекрасным обнять!..

Нам так важно увидеть друг друга!

Вновь придут – и морозы, и вьюга,

и вернутся тревожные, серые зимние сны.

Но в душе, несмотря на ненастье,

будут вспыхивать искорки счастья –

отголоски оставшейся в сердце минувшей весны.

Ветер

Я тебя сегодня встретил,

К сожаленью, не одну, –

Налетел осенний ветер

И украл у нас весну.

Небо хмурое из стали,

Ты под ручку – не со мной, –

Не об этом мы мечтали

Нашей нежною весной.

Ветер кружит, кружит, кружит

Стайки листьев надо мной.

Видно, дьяволу он служит –

Этот ветер ледяной!..

Говорю: «Ты мне не нужен!..»

Плащ – плотней, а пояс – туже,

И – скорей, скорей по лужам,

Вдоль по улице – домой.

Оглянувшись, снова вижу

Я двоих – у них весна.

Ветер просто ненавижу, –

Впрочем, в том – моя вина, –

Что любовь твою уносит

Он куда-то, навсегда,

Оставляя мне лишь осень,

Да в душе – кусочки льда.

Ветер кружит, кружит, кружит

Стайки листьев надо мной…

Вечер озорной

Опять решил я загулять –

Пройтись по улицам знакомым,

Девчонку ветреную снять

И оказаться с нею дома.

Немного лёгкого вина

Закружит головы лихие,

И задурманит допьяна

Любви ворованной стихия.

Ах, вечер, вечер озорной!..

Луны волшебная улыбка.

Иду, как прежде, – заводной,

Но не клюёт капризно рыбка.

Мне впору сети расставлять –

Следа былой удачи нету!..

И буду я опять блуждать

Один до самого рассвета!..

Среди вечерней тишины

Иду, ненужный, и гадаю:

Быть может, много седины

Мою макушку украшает?..

А может, вышел перебор –

Всего, возможно, с полстакана?..

Какой же с пьяным разговор?

Да я и сам не стал бы с пьяной!..

Ах, вечер, вечер озорной!..

Луны волшебная улыбка…

Да и какой же я жених?..

Ах, где вы, годы молодые?..

Так много рыбок золотых,

Да только все они – чужие!..

Не подфартило? – Не беда!..

Что ж мне – стреляться, в самом деле?..

К тому же буду рад, когда

Проснусь один в моей постели!..

Ах, вечер, вечер озорной!..

Луны волшебная улыбка…

Вечно живая

У друга моего, в Сургуте,

В хрустальной вазе ветвь стоит –

Подарок кедра. И хранит

Лесную свежесть. Скоро будет

Пять лет. А ваза ведь – пустая.

И, приезжая, я мечтаю

Ту ветвь увидеть вновь живой.

И удивляюсь: «Боже мой!..

Вот волшебство!.. И как не верить

Молве о прочих чудесах?!.»

И я к хозяину, Валере,

Пристал с вопросом: «В чём секрет?!.»

Ответил он: «Его здесь нет.

И время, стачивая в прах

Гранит могучий, ветвь не губит,

На удивление твоё,

По той причине, что её –

Всесильный Кто-то очень любит!..»

Вечно втроём

Себя судил – и строго, и нестрого,

и превращал в успехи неудачи.

Я почитал – и Сатану, и Бога, –

хотя всегда был выбор однозначен.

Дарили оба ценные подсказки

и огревали искренне по шее!..

Я был воспитан плёткою и лаской, –

порой не зная, что из них важнее.

С любовью в сердце брёл по преисподней,

потом наглел и в небо рвался спьяну…

Ритм у судьбы – неправильный, походный:

живёшь в Москве, а близок к Магадану.

Окажешь помощь или плюнешь в лица?..

Как паутина, грань бывала тонкой.

Мне повезло, что я не стал убийцей,

свиньёй-ворюгой, ловкачом-подонком!..

Почти распяли и почти обрили.

Но на голгофе и в азарте боя –

и Сатана, и Бог меня хранили.

И потому – благодарю обоих!..

Вижу звёзды

Спроси – отвечу, –

в слезах нет смысла и во лжи:

«И хмурый вечер,

и злую ночь я заслужил».

Я вижу звёзды

лишь сквозь решётку на окне.

Здесь всё серьёзно,

но пошутить охота мне.

«Ах, мне бы к звёздам!..» –

так рвань-душа моя поёт.

Неужто – поздно,

и невозможен разворот?..

Эх, мне бы к звёздам!..

Не верю, что совсем пропал,

и навсегда

уделом стал лесоповал.

Спроси – отвечу,

что всё нормально у меня.

Но хвастать нечем.

Дым не родится без огня.

Погасло пламя

в далёком прошлом, под Москвой.

Укрыт снегами

нелёгкий долгий путь домой.

«Ах, мне бы к звёздам!..»

Спроси – отвечу

на самый каверзный вопрос.

Свободны плечи,

но на коленях – пара звёзд.

И это – важно,

всё остальное – ерунда, –

и хамство стражи,

и всплески позднего стыда.

«Ах, мне бы к звёздам!..»

Вкус летнего дождя

«Прощай!» – и всё. Была бы правда грубой:

с тобою мне встречаться нелегко.

Ведь каждый раз, твои целуя губы,

пью грушевый – наскучивший – ликёр.

Пока повтор не стал тоскливой пыткой –

привычно рву сценарий. Впереди –

всего лишь поиск нового напитка.

А ты – другого пьяницу найди!..

Возможно, вскоре станешь ты счастливой,

а мне – идти, по-прежнему, ко дну:

с болтушкой несерьёзной выпью пива

и с мудрой дамой красного хлебну.

Продолжив путь неверною походкой,

автопилот, по глупости, включив,

я нацелуюсь вдоволь сладкой водки

с девицей, заблудившейся в ночи.

И, пожалев о пройденном невольно,

припомню я, каким с любимой был:

сильнее всех фантазий алкогольных

меня невинный летний дождь пьянил.

Водила

Жена, пожалуйста – не булькай!..

Сейчас твоя мне пофиг стать.

Попью пивка с волшебной тюлькой.

И завалюсь – счастливый – спать.

В чём дело?.. Просто – перегрелся,

крутя баранку целый день.

Не нужно ужина: наелся!..

Уйди, родная, срочно, – в тень!..

Устал. И на хер – нервотрёпка!..

Не для неё – с тобою жизнь!..

А будешь вякать – выпью стопку.

Тогда, любимая, – держись!..

Конечно, бить тебя не буду.

Но ты – иди, ложись в постель!..

Я говорил со всяким людом:

полна машина новостей.

Не верещи!.. Прошу я: сгинь ты!..

Сейчас я – попросту осёл!.....

Россия – плачет, стонет, гибнет.

Водиле – грустно. Вот и всё.

Восемь

Один мудрец сказал, в лицо мне глядя строго:

«Ты знаешь, цель одна дана тебе и мне.

И вовсе не секрет: чтоб стать поближе к Богу, –

как можно чаще будь с собой наедине…»

Уверен, ни при чём врождённое упрямство, –

учи других, мудрец, а обо мне забудь!..

Нас – восемь, наша жизнь – немыслима без странствий,

поодиночке мы пройдём не каждый путь.

Пусть ветер на заре споёт о сложных тропах –

петляющих в горах, ведущих вверх и вниз.

Нам ввосьмером по ним с утра до ночи топать,

как будто бы мы все – единый организм.

Не от проблем бегу, отправившись в дорогу,

и нет мечты – покой в глухих лесах найти.

Я здесь лишь для того, чтоб стать поближе к Богу

и слиться с Ним в один надёжный коллектив.

Шестнадцать Божьих рук с рекой сражались смело,

шестнадцать Божьих ног взбирались на холмы.

Опять привал, костёр, и в восемь глоток пел Он,

и разлетались в ночь лохмотья скучной тьмы…

Под щебетанье птиц швырнуло солнце стрелы,

и восемь Божьих тел покинул сладкий сон.

Мы – восемь Божьих лиц, весёлых, загорелых,

и столько же сердец, стучащих в унисон.

Семь спутников моих когда-то помогли мне

понять, на берегу всклокоченной реки,

зачем в такую даль сквозь ветры, зной и ливни

упрямых восемь спин тащили рюкзаки.

Нас – восемь. Нам делить – и радость, и тревоги.

Я на друзей смотрю, и думается мне,

что больше в восемь раз сумел узнать о Боге,

чем тот седой мудрец услышал в тишине.

Вот и всё

Вот и всё!.. Навалилась лавиной зима.

«Вот и всё!..» – помню вздох обездвиженной мамы.

Не свихнуться – когда-то сошедшим с ума,

не рыдать – тем, кто стал в этой жизни упрямым!..

Вот и всё!.. Снег ложится на тихий порог.

Солнца луч, очарованный снежностью, скачет.

Ты прости: я пытался, но, грешный, не смог –

рассказать, как люблю я, и как много значишь.

Вот и всё!.. Барабанная слышится дробь.

Вот и всё!.. Вдаль бреду по безликой пороше.

Вот и всё!.. Но никто не отменит любовь, –

так как Бога на свете становится больше.

Вот поэтому

Опять пишу письмо тебе, –

Да, я скучаю – очень-очень.

Бегут вприпляску по судьбе

Из-под руки косые строчки.

Вам небо дарит теплоту,

И жизнь какая-то другая.

Какая?.. В точности не знаю,

Ведь я давно бессменно тут.

А за окном метёт метель,

Наш городок зарыть пытаясь, –

Такой на севере апрель,

И я им снова наслаждаюсь.

Я здесь останусь навсегда,

Тебе – лишь там, в тепле, спокойно.

И вот поэтому с тобой мы

Не будем вместе никогда.

Ты мне ответишь?.. Может быть.

Но это, в общем-то, неважно;

Как ветру дикому ни выть, –

Не оборвать поток бумажный.

Ведь вечера – не просто так,

Не для попоек до упаду, –

Мне написать тебе – в усладу;

Тебе читать моё – пустяк.

А за окном метёт метель…

Вновь погашу я верхний свет,

Настольной лампы круг – и только, –

И в полутьме летящих лет

Не так остра тоски иголка,

И мысли – легче теребят,

И ты – как будто где-то рядом.

Но быть со мной тебе не надо,

Ведь этот мир – не для тебя!..

А за окном метёт метель…

Время есть

Как сегодня тихо, скучно:

не бомбят, и нет атак.

Время есть – себя послушать,

в папиросный глядя мрак.

Время – штопать гимнастёрку,

время – близких вспоминать.

Как ты там, моя сестрёнка?..

Ну а ты, – здорова, мать?..

Тот, кто слаб, – о прошлом тужит,

созерцая облака…

Скоро нас начнут утюжить

танки злобного врага.

И тогда начнётся песня, –

взвизги пуль, снарядов вой!..

Смерть намного интересней,

если знаешь, для чего.

Чтоб сестрёнка замуж вышла,

чтобы был в семье уют!..

Не поможет кто-то свыше, –

я не зря погибну тут!..

Смерть в окопе – под копирку.

Верь: солдату будет рай!..

Всё. Успел заштопать дырку.

Немец, падла, – начинай!..

Время не лжёт

Что идеально в мире реальном?..

Странны – ведь правда? – раздумья такие.

Скажет, кто Верует: «Бог идеален!..»

«Звук идеален», – скажут глухие.

Может быть, кто-то припомнит про Будду.

Стоит ли спорить? Я и не стану.

Просто скажу: идеальны секунды.

След не оставив, тают и тают.

Эти малышки очень красивы.

Их непрерывен поток бесконечный –

лишь в непрерывности истинно живы

жизни картины. Смертной и вечной.

Время-поток – всем основам основа,

он бы исчез – всё бы разом пропало.

Капля за каплей – снова и снова, –

эта река не бывает усталой.

Каждая капля – связь наших судеб.

Связано с каждой светлое что-то.

Каждая капля – общею будет

и для живущих людей, и для мёртвых.

Время не лжёт, никому не мешает.

Не паникует, – ведь Время бесстрастно.

Время не думает и не решает.

Время не судит. Оно – безопасно.

Нет высоты для него или бездны.

Может быть кратким, хотя и безмерно.

Время бесценно. Время полезно.

Только оно идеально, наверно.

Время спешит

Время всё время спешит,

сводит людей неоправданно быстро.

Дай нам, мужчинам, души

в поступках,

женщинам – здравого смысла.

Дай нам возможность понять,

прежде чем сделаем шаг навстречу:

точно ли надо обнять

друг друга,

ну, а любовь – не на вечер.

Вряд ли подсчёты важны,

сколько вас было в моих объятьях.

Стёртые лица, а сны

напомнят

стройные ножки в разрезах платьев.

Страсти пожар, что взамен?..

Счастье – с улыбкой – мелькнуло мимо.

И холоднее ко мне

надежда

вдруг повстречаться с любимой…

Время ужасно спешит,

сводит людей неоправданно быстро.

Только не время грешит,

все знают:

грешны поступки людей и мысли.

Время спешит – се ля ви:

миг – и сменилась весна снегопадом.

Что же я понял в любви

за годы?..

То, что подмены – не надо!..

Время всё время спешит…

Вряд ли мне

Помнишь, милая, прежних нас –

в берегах Ангары и Лены?..

Как сердечно встречал Кавказ,

как Байкал провожал надменно?..

Мы любили ветрам назло,

но теперь всё у нас иначе:

мы – как в лодке с одним веслом,

как на паруснике без мачты.

Нас, друг другу чужих, не ждут

ширь полей и объятья леса.

И другие за нас поют

у костров золотые песни.

Видеть им, как рассвет красив,

как прекрасен пожар заката…

Всё припомни и согласись:

вряд ли лучшему быть когда-то.

Так давай соберёмся вновь –

вдаль, туда, где не знали лжи мы.

В мир, где наша жива любовь,

где мы, прежние, – вечно живы!..

Может быть, в лесах Колымы

или в жарких ветрах Ташкента –

снова скажем друг другу мы:

«Вряд ли мне будет лучше с кем-то!..»

Всё забудется

Говорят, всё забудется, – жди.

Что за глупость такая, ей-Богу?..

Не забудутся даже дожди,

прибивавшие горе к порогу.

Много было их, этих дождей, –

восемь лет – от июня до мая.

По конвертам я знаю, ты где.

Что же это за место, – не знаю!..

Знаю только, что холодно там,

знаю только: ты – валишь, не строишь.

Думал сын: ты – моряк-капитан,

только правды надолго не скроешь.

Жду невольно я новой беды:

вдруг нагрянут незваные гости.

Сын в шестнадцать – такой же, как ты, –

по походке, по взгляду, по злости.

Сын с друзьями. Они – близнецы.

Будто созданы все под копирку!..

Натоптали дорожку отцы –

через местную нашу бутырку.

Я уже – разнесчастная мать, –

тихо плачу в пустынной кровати.

Я пыталась тебя проклинать, –

но не стало светлей от проклятий.

Говорят, всё забудется, – жди, –

что за глупость такая, ей-Богу?..

Впереди будут те же дожди, –

взгляд тоскливый на ту же дорогу.

Всё закончится весной

Я знаю: всё закончится весной.

Такой тоскливой и такой чудесной!..

И ангелы, порхая надо мной,

споют мне о любви бескрайней песню.

И я – на удивленье – не хмельной,

вдруг стану светлой птицей легкокрылой.

За несколько мгновений над землёй –

припомню вдохновенно всё, что было.

Как брёл порой ненастной наугад.

Как трусом был, мечтая стать солдатом.

Как рушился бетонный плен преград,

со страху мной придуманных когда-то.

Весёлый в седине, дурной, чудной,

стремящийся вобрать побольше света…

Я знаю: всё закончится весной.

Но, Боже мой, пожалуйста, – не этой!..

Всё – как надо

Сколько слов потрясённых сказано,

заклинаний: «Не ждите в гости!..»

Пополнение алчно празднуют

молодеющие погосты.

Бритвой по сердцу плач голосистый,

на подходе

новые «лишние»,

треть из них – торгаши и таксисты,

больше четверти – просто нищие.

Заучили: кресты нелегко нести,

и не грех – на чужое зариться;

чтобы не было тяги к духовности –

должен печься народ о задницах.

Или страстно хотеть

забыться,

безысходной не чувствовать слабости.

Помогите народу спиться –

он с похмелья ещё покладистей.

Не по силам штакетину выломать,

если с детства повадки кроличьи.

Да, всё верно: считайте быдлом нас, –

заслужили, чего уж скромничать!

Презирая,

рассыпьте горошины –

вместо злата в ладони швырните медь;

отзываясь монетам брошенным,

громче пиру во время чумы шуметь.

Раболепнопослушные граждане,

шутовски жалким крохам рады мы.

И сыты

намёками радужными,

колесящими грудь наградами.

У безделья – края непочатые:

труд во имя труда – чудачество.

Стопудово, что нынче зачатые

не получатся выше по качеству.

Наше будущее обозримое

нефтедолларами не излечится, –

приумножится в душах звериное,

приуменьшится человеческое.

На разгром, холода и распутицу

поворчит Русь слегка, потревожится, –

всё, что вами предсказано, сбудется;

всё, что вами намечено, сложится.

Здесь не нужно работы топорной,

всё по Божьему выйдет укладу;

на устах – и покорно, и вздорно –

философское

спорно-бесспорное:

в мире всё происходит, как надо.

Ноябрь 2010

Всё не так

Проснусь. Всмотрюсь во тьму и вздрогну.

Вновь сны за прожитое мстят.

Всё ясно: молимся мы – Богу,

а поклоняемся – чертям.

Включаю свет. Мне здесь не рады.

Домашний призрачен уют.

О, где Ты, Бог?!. А черти – рядом.

И жрут, как мы, и с нами пьют.

И подбивают на проступки.

За них – в веках прощенья нет!..

Окно. Часы. Летят минутки.

И смерть – заслуженный ответ.

Христос глядит с иконы строго.

Святые грешных не простят.

Страдая, молимся мы Богу.

А поклоняемся – чертям.

А поклоняясь – жаждем Чуда.

А Чудо – просто мишура.

Мы все – предатели, Иуды!..

Мы Бога предали вчера!..

Нельзя объять судьбу-дорогу,

от грязи мелом очертя.

Наивно молимся мы Богу.

И – поклоняемся чертям.

Всё просто поздно

Всё просто. Мы встретились поздно.

Ты зрелою стала, а я – несерьёзным.

Смотри!.. Это видно по звёздам:

с тобою мы встретились – вовремя –поздно.

Медведицы ковш изогнулся

сильнее обычного. Это – знак добрый!.

Некрепко завязанный узел

развяжется сам. Согласись: как удобно!..

У каждого снова – свобода.

Не нужно нелепых и скучных усилий.

И зря ты с бокалом сегодня, –

ведь цвет у тоски – не зелёный, а синий.

Пусть будет отходчивым сердце.

Пусть будет январь не жестоко морозным.

В объятьях другого согрейся.

С которым тебе повстречаться не поздно.

Всё прошло

Всё ж я научился входить,

через восемь месяцев, в свою квартиру –

без тоскливой боли в груди

и без ощущенья, что не нужен миру.

Лечь и унестись в никуда,

тишина затопит бесконечный вечер.

В темноте сияет под иконой свечка.

Всё прошло, и неча ждать.

Всё прошло: тебя не вернёшь.

О былом напомнят пять магнитов с юга,

плюшевые Зайка и Ёж, –

мы уж так с тобой не назовём друг друга.

Капает из крана вода –

руки не доходят, но, чтоб стать счастливым

не нужны две рюмки водки с кружкой пива:

Всё прошло, и неча ждать.

Всё прошло, но слышен опять

ночью от подушки запах твой волшебный.

Мне тебя уже не обнять,

и такой мне больше не подарит Небо.

Ты с другим, а значит, беда –

не беда. Но вновь грустят, не веря в это,

бархатные розы под твоим портретом.

Всё прошло, и неча ждать.

Всё равно есть

Мне надоело умирать:

скрипя зубами, дико мучиться,

когда кромсает душу жесть.

Но пусть не сложится игра,

и жизнь красивой не получится, –

Бог – всё равно – есть!

Всё, что будет

Жизнью угасающею сыты –

грезим то ли адом, то ли раем.

Друг, анализируя, – не ссы ты!..

Все мы рано-поздно умираем.

Можешь ты не делать свой анализ.

Вправе злой работой загрузиться.

Оставаясь где-то там в начале, –

беспощадно в пятницу напиться.

Только грусть вернётся с облаками,

севером отпущенными щедро.

Старческими, слабыми руками

трудно собирать осколки-щепки

жизни, подарившей столько чуда!..

И убитой жадными страстями!..

Повторю себе: «Я – есть и буду!..»

Всё, что было, черпая горстями.

Отмечая путь крылатой галкой,

всплесками нежданных междометий, –

я нашёл ответы на загадку –

для чего я жил, скрипя, на свете.

Не в себе хотел убить увечность,

не мечтал за всех решать вопросы.

Просто заскучал, пронзая вечность, –

дым вдохнув похмельной папиросы.

Всё, что имеешь

Хотел бы он влюбиться, да – никак!..

Спросил себя мужик: «Кому ты нужен?..

Страдающий запорами чудак.

От этого – то грустен, то простужен.

А как вот с этим: жмёт вовсю должок!..

Ты видишь путь к спасению?.. Иди ты!..

Так что предложишь даме?.. Пятачок?..

Остаток от уплаты по кредитам.

Любовь к прелестной дамочке – враньё, –

когда ни денег долго нет, ни стула.

Ведь всё, что ты имеешь, – для неё!..

Но только лишь прекрасное, придурок!..

Любимой ничего не сможешь дать?..

Ты – не жених, – мужик седьмого класса.

Сначала научись хотя бы срать!..

А уж потом – пожалуйста! – влюбляйся!..

Любить – как класть в морозы кирпичи.

Любить – как долг исполнить трудный ратный.

Конечно, парень, проще – подрочить!..

И проще, и немножечко приятней».

Всегда один

Давно висков седой коснулся дым,

Попутный ветер-время – в жизни-парусе,

Но хочется остаться молодым,

Не дав тоске приюта в светлой старости.

Пускай, былое взвесив, не солжёт –

В нетрезвой болтовне ли, на бумаге ли.

И сделает торжественным уход –

Туда, где, не спеша, летают ангелы.

Припомнит, как цвела любовь в груди.

Но, может быть, её напрасно ищем мы?..

Как ни пылал, – опять совсем один,

И кружит вороньё над пепелищами.

Что толку пальцы гнуть – друзей считать?..

Тот – предал вдруг, и в спину шепчут новые;

И вот теперь мне – точно, наплевать,

Кто бросит камень вслед, кто горсть пуховую.

И с виду вместе, всё же – врозь с людьми, –

Ни с кем из них не связан вечной клятвою.

Ну что ж… Ведь я один явился в мир, –

И из него один уйду когда-то я.

Всегда себя

А на прощанье я скажу:

«За всё простить не обязуйся!..»

Хотя в обидах – смерти жуть.

А непрощение – безумство!..

А я – за всё тебя простил!..

За то, что был не в меру щедрым.

За то, что вдруг не стало сил –

любить, как я любил в Сан-Педро.

Простил тебя за то, что пьян

с тобою был я слишком часто.

За то, рушилась семья, –

а я – смеялся безучастно.

Благие мысли сладко спят.

Их не разбудишь, – станешь вором!..

Прощаем мы всегда – себя!..

И нам нет дела до партнёров.

Всего лишь китч

Закрой свой рот!.. Не нужен яркий спич.

Побереги натруженные нервы!..

Ведь жизнь – во всей красе – всего лишь китч, –

как ни старайся глупо над шедевром!..

Всё решено давным-давно за нас,

и ни к чему над пропастью ломанья!..

И будь ты – гений, серость, пидарас, –

вот твой итог: «прощай» и «до свиданья».

Ты преуспел? Швырнул деньгу на Кипр?..

Ну, пусть – в Китай. Всё выглядит убого.

Что нужно всем? Не взмах твоей руки, –

явленье грешным – нам – посланца Бога.

Хотя и он, посланец, не спасёт –

лишь пропоёт псалмы, нахмурив брови.

А на его явлении урвёт

какой-то скот – деньжищи для надгробья.

Всего лишь навсего

Был твой выход громким выстрелом, яркой вспышкою во мгле.

Я ведь нашу встречу выстрадал за бескрайние семь лет!..

Семь годков с тоскою об руку в ожидании звонка.

Там, где жизнь пуста, как обморок, и, как ниточка, тонка.

Те года… Нет, не напрасные. Неподкупные года.

Не совсем однообразные, не вполне белиберда –

разметали счастье по полю, обезглавили семью…

Ясным взором ты заштопала душу рваную мою.

Я моргнул – сверкнул наколками. Зная: выгляжу ослом.

Завязались взгляды долгие заковыристым узлом.

Вот как хочешь – так распутывай!.. Лишь подумал – вот он, мент! –

Из подъезда вышел спутник твой и распутал нас в момент.

Две секунды был он зрителем – стал судьёй и палачом:

посмотрел в лицо презрительно и слегка задел плечом.

Крут начальник: трепещи, братва! И в любви ему везёт…

Ни на что я не рассчитывал. Просто ожил – вот и всё.

Всего лишь упал

Упал со стены деревянный распятие-крест.

Я крепко повесил лет восемь назад, – буду гадом!..