Глава 2. «Багдадский» вор
– Нет, вас одних мы ни за что не отпустим! – уперся Нури ибн Кабоб. – Мы снарядим отличное судно и наймем команду головорезов. Мы…
– Папаша, ну на кой ляд они нам сдались? – Синдбад уже понемногу начинал выходить из себя. Часовая беседа застопорилась на одном месте и никак не хотела сдвигаться в нужном направлении. – Драться с Джаффаром все равно бессмысленно. К тому же наша яхта довольно быстроходна, и мы мигом сгоняем туда и обратно. А что нам делать с огромным неповоротливым кораблем и сборищем головорезов, которые еще вздумают устроить бунт и податься в пираты?
– Не дерзи эмиру! – прикрикнул на зятя разгневанный эмир и стукнул кулаком по мягкому валику, затем, морщась, погладил ладонью живот слева и отодвинул от себя блюдо с недоеденным пловом. – Вот же молодежь – язва нашей печени!
– Печень вообще-то справа, – любезно подсказал Синдбад. – А у вас, скорее, язва желудка.
– Молчи, негодный! Не уберег нашей дочери.
– Между прочим, она еще и моя жена, если вы не забыли, папаша.
– Не называй нас столь гнусным прозвищем! Да что же это такое?! Халид, мы вас умоляем, повлияйте на него.
– Синдбад прав, дорогой Нури. Большой корабль и головорезы нам только в обузу.
– И вы туда же, – окончательно расстроился эмир. – Но мы не можем отпустить вас одних – это верная гибель: несмышленый мальчишка, старик и непутевый, бестолковый джинн.
– Не обижайте Алика, – вступился Синдбад за джинна. – Он вполне себе нормальный парень.
– А чего тогда не испепелил шайтаново отродье на месте, не растер в пыль, не разорвал на клочки, не утопил и не забросил на Луну?
– О, разумеется, причем он должен был все сказанное вами сотворить одновременно, – покивал Синдбад.
– Ты опять со своими глупыми при… при…! – начал закипать Нури ибн Кабоб.
– Приколами, – подсказал Сорви-голова.
– Да! Отвечай на вопрос, почему?
– Ну сколько уже можно объяснять: Джаффар владеет кольцом Сулеймана.
– Э-э, подумаешь, испугался какого-то кольца! Вот я и говорю, непутевый.
– Вы опять не правы, дорогой мой Нури. – Сорви-голова разлил всем чаю и, откинувшись на подушки, взял в руки пиалу. – Кольцо то имеет невероятную силу, и джинны не могут противиться ей.
– Тогда зачем вам немощный… тьфу-ты, как его?.. Алик! И что за имя такое? Зачем он вам вообще нужен, если ничем не может помочь? Лучше мы наймем отважных моряков.
Эмир, входя в раж, попытался изобразить вялыми взмахами пухлой руки, как отважный моряк размахивает клинком.
– Ала-джинн вовсе не немощный, и он все же может нам пригодится в пути. К тому же он неплохо управляется со штурвалом и парусами. И еще преотлично готовит.
– Тогда зачем вам вообще корабль? Пусть поковыряет в ухе – или чего он там должен сделать? – и перенесет вас в нужное место.
– А и правда! – спохватился Сорви-голова. – Зачем нам плыть, если можно – «фьюить»? – тихонько свистнул он, описав пальцами длинную параболу. – Эй, Алик!
Ала-джинн мгновенно материализовался посреди комнаты. В руках он держал веник с совком.
– Тьфу на тебя! – вздрогнул от неожиданности эмир. – Неужели нельзя войти в дверь, как поступают нормальные люди? Например, мы.
– Мне показалось, так будет быстрее, – смутился Ала-джинн, пряча за спину хозяйственные принадлежности.
– Скажи, многоуважаемый Алик, – начал Сорви-голова, – а не мог бы ты перенести нас на нужный остров?
– А зачем? Морские прогулки крайне полезны для здоровья, – заюлил Ала-джинн.
– Ты тут того, не крути, – возмущенно потряс кулаками эмир. – Тебя серьезно спрашивают.
– Нет, не могу, – вздохнул, потупив взгляд, Ала-джинн и развел уже пустыми руками.
– Во, мы же говорили – непутевый!
– Я… – Ала-джинн порозовел, – не могу. У меня нет прежней силы.
– Ха! Куда же она подевалась, скажи на милость?
– Понимаете, – печально шмыгнул носом Ала-джинн, – это как два конца одной палки. Либо ты могущественный раб, либо свободный, но слабый. Я могу достать икру, соленые грибы или вяленую воблу. Могу перенестись куда-нибудь сам. Могу недалеко зашвырнуть большой камень или расплескать небольшое озеро, выстроить дом и вырастить дерево, но… – Он замолчал, уныло шмыгнул носом и отвернулся.
– Не расстраивайся, Алик, – успокоил джинна Синдбад. – Достать в наше время красную икру – почти подвиг. К тому же никто от тебя ничего не требует. Мы просто спросили, а вдруг, так сказать.
– Мда-а, «вдруг» не получилось, – огорченно протянул Сорви-голова. – Значит, придется добираться по старинке. Ну что ж, дорогой Нури?
Старый капитан вопросительно уставился на эмира и потер большой палец об указательный и средний.
– Э-э, поступайте как знаете, – сдался наконец эмир, сделав вид, будто не заметил понятного каждому и без лишних слов знака. – Счастливого пути!
– Уважаемый Нури! – надавил Сорив-голова.
– Что? – наивно поморгал эмир.
– Деньги.
– Ох! И сколько же вам понадобится денег? – поморщился эмир.
– Мы кое-что прикинули… В общем, не очень много, – успокоил Сорви-голова, незаметно подмигнув Синдбаду.
– Это хорошо, – удовлетворенно покивал Нури ибн Кабоб. – Нужно быть экономными. Расточительность – тяжкий грех.
– Да-да. Нам всего лишь понадобятся еда, оружие, порох, кое-что из такелажа, запасные паруса и мачта на всякий случай. И, конечно, на мелкие путевые расходы.
– Итого? – насторожился Нури ибн Кабоб.
– Скажем, – Сорви-голова задумчиво пощелкал пальцами по бородке, – пятьсот золотых.
– Ско-олько? – Глаза эмира полезли из орбит.
– Э-э, дорогой Нури, не скупитесь. Жизнь вашей Амаль стоит гораздо больше.
– О-хо-хо… Хорошо, получите четыреста золотых у казначея.
– Пятьсот, – напомнил Сорви-голова.
– Да-да, четыреста двадцать, – быстро поправился эмир.
– Пятьсот! – не унимался Сорви-голова, требовательно глядя в глаза несчастному эмиру.
– Четыреста пятьдесят, чтоб вас… – вздохнул Нури ибн Кабоб.
– Уй-юй, какой же вы жлоб, папаша! – поразился Синдбад.
– А ну, пшел отсюда, нищий оборванец! – запустил в него подушкой эмир, вымещая нервное напряжение на зяте. – Ишь… папаша!
Синдбад шутя увернулся, загоготал и выскочил из комнаты.
Через минуту из дверей появился довольный Сорви-голова. В руках он держал расписку на получение означенной суммы. За Сорви-головой понуро плелся Ала-джинн.
– Сейчас получим деньги и…
«Получим» затянулось до самого вечера, а «и» пришлось отложить аж на следующее утро. Сначала Сорви-голова долго слонялся по огромному дворцу в поисках казначея, но тот, словно специально, постоянно ускользал от капитана, подобно верткой рыбе. Все «только что» видели казначея, но никто толком не знал, куда он пошел.
Трижды обойдя дворец снизу доверху и вдоль и поперек, уже не на шутку злой Сорви-голова наконец прижал казначея к стенке в отхожем месте со спущенными штанами. Потрясая порядком измятой распиской перед носом несчастного, мучимого кишечным недомоганием казначея, Сорви-голова горячо пообещал переквалифицировать хранителя золотого запаса в золотаря, если тот немедленно не выдаст требуемой суммы. Это возымело свое действие и даже успешно излечило казначея от весьма болезненного недуга. Но, как оказалось, ключи от казны по указанию светлейшего эмира находились у хранителя ключей, и теперь пришлось искать его. А после ключей понадобилось присутствие главного охранника, уж слишком значительной оказалась сумма. И еще мирзы, который должен был заверить факт получения денег… В общем, когда взбешенный, красный от возмущения Сорви-голова наконец добрался до ворот хранилища, его окружала целая толпа придворных. Но то был еще не конец.
В течение двадцати минут пришлось ждать, пока ключник, гремя внушительной, неподъемной связкой ключей, отопрет ворота. Затем мирза долго, не единожды, вчитывался в содержимое записки, состоящей всего из нескольких слов. После записку заверяли свидетели, а казначей по монетке, сбиваясь в который раз, отсчитывал четыреста пятьдесят золотых. И когда Сорви-голову уже прямо-таки трясло от желания кого-нибудь придушить, казначей наконец ссыпал монеты в девять красных бархатных мешочков и с кислой миной вручил их «подателю сего».
– Ну, дорогой Нури, я тебе припомню!
Скрипя зубами, Сорви-голова пулей вылетел из дворца и устремился вниз по тесной улочке, распихивая прохожих локтями. Когда на небе зажглись первые звезды, злой и уставший Сорви-голова наконец вернулся к себе в чайхану, забросил в угол неподъемную переметную суму и завалился дрыхнуть, проигнорировав угодливо вертящегося возле него Ала-джинна с миской наваристой шурпы и лепешкой.
Две доверху груженые телеги, поскрипывая расползающимися в стороны колесами, медленно направлялись к порту. Мальчик – сын владельца телег носился туда-сюда как угорелый и похлестывал прутиком меланхоличных волов, чтобы те двигались быстрее, но волы оставались непреклонны, продолжая плестись со скоростью усталой черепахи. Зато от пыли, поднятой босыми пятками мальчугана, было не продохнуть. Она облаком висела над обозом, и проходящим мимо людям приходилось платками прикрывать носы и рты.
За телегами, держась на некотором удалении, следовали Сорви-голова с Синдбадом. Ала-джинн в очередной раз куда-то слинял по делам провизии – в этом вопросе Сорви-голова полностью полагался на новоявленного кулинара.
– Ну вот, мой дорогой друг, кажется, и все. – Сорви-голова с утра находился в преотличном настроении.
– Если не считать, что мачты на верфях найти не удалось, – напомнил Синдбад.
– Не страшно. Доплывем и так, сейчас не сезон для бурь. В крайнем случае по пути зайдем в какой-нибудь порт.
– Ой, что-то не нравится мне ваше «в крайнем случае».
– Отбрось свой пессимизм, славный юноша, нас ждут великие дела!
Сорви-голова восторженно вскинул руки, но тут кто-то сильно толкнул его, и капитан, крутнувшись, ухнул в придорожную канаву. Мимо шуганул оборванный мальчишка лет пятнадцати – только пятки засверкали и лохмотья взвились.
– И как теперь поживает ваш неизлечимый оптимизм, уважаемый? – усмехнулся Синдбад, помогая Сорви-голове выбраться из глубокой сточной канавы, заполненной отвратительной коричневой жижей.
– А, шайтан тебя раздери, носятся как угорелые!
Сорви-голова, оскальзываясь, выбрался из канавы. Одежда его промокла насквозь, а воняло от него так, словно он побывал в выгребной яме. Капитан принялся брезгливо отряхиваться, но внезапно застыл, словно пораженный громом.
– Деньги! – хрипло произнес он, ощупав суму. – Этот паршивец украл наши деньги!
– Как… украл? – задохнулся Синдбад.
– А вот так! Почти полный кошель… Ну, чего стоишь?
Синдбад опомнился и рванул следом за скрывшимся в толпе воришкой.
– Держи вора! Держи! – закричал Синдбад, врезавшись в толпу прохожих.
Люд испуганно шарахнулся в стороны, образовав коридор. Зазевавшихся Синдбад нещадно распихивал, работая локтями. Голова долговязого мальчишки, покрытая тюбетейкой, мелькала то и дело в толпе шагах в тридцати впереди. Воришка продирался сквозь толпу, боясь даже оглянуться.
– Держите же вора! – вновь крикнул Синдбад, но толпа лишь расступалась перед ним и мальчишкой, предпочитая не ввязываться в лишние неприятности. – Да что же вы за люди такие? Ну, народ!
Некоторые из мужчин, отжимавшихся в стороны, внезапно начинали пучить глаза и хлопать себя по одежде. Тут и там к небу устремлялись возгласы.
– Деньги! Где мои деньги?!
– Ох, правоверные! Где мой румол20?
– Мои туфли! Мои новые туфли!
– О Аллах, моя тюбетейка! Ограбили-и!!!
Обворованные горожане кидались в погоню следом за Синдбадом, крича и размахивая палками, корзинами, чалмами и всем, что только могли ухватить.
Мальчишка, сгибаясь под тяжестью стянутый вещей, уже насилу передвигал ноги, но продолжал походя обчищать честной люд. Вероятно, с перепугу его окончательно переклинило.
Синдбад уже нагонял воришку, когда дорогу тому преградил высокий сильный мужчина, в котором Синдбад не сразу признал Ала-джинна. Мальчишка налетел на него со всего маху и, отскочив назад, словно от монолитной стены, растянулся на земле. Вокруг мальчишки рассыпались тюбетейки, платки, туфли, фрукты и кошельки. Воришка весь сжался, закрывшись руками. Ала-джинн протянул к парнишке могучую руку, сграбастал его за шиворот драного халата, из дыр которого выпирала вата, и шутя поднял над землей, держа в вытянутой руке. Мальчишка беспомощно забился, засучил ногами, но вскоре затих, осознав тщету своих стараний .
– Молодчина, Алик! – похвалил подбежавший Синдбад, нагибаясь и упирая руки в колени. – Уф-ф, шустрый пацан попался.
Синдбада и Ала-джинна окружил возмущенный обворованный люд, грозя мальчишке ужасными карами и импровизированным оружием. Мальчишка хмуро взирал на собравшихся исподлобья и молчал, покачиваясь в крепких пальцах джинна.
– Что мне с ним сделать? – спросил Ала-джинн.
– Погоди, дай отдышаться, – помотал головой Синдбад, пытаясь привести дыхание в норму. – Уф-ф! Сердце сейчас выпрыгнет. У, ворюга! – замахнулся он на мальчишку, но сдержался.
– Мой платок! – Один из мужчин кинулся к замеченному им на земле затоптанному платку, и, как по команде, все остальные тоже попадали на колени и принялись ползать в пыли, выискивая свои вещи.
– Туфли!
– Эй, уважаемый, отдайте туфли – они не ваши!
– Мои!
– А где же тогда мои?..
– Это не моя тюбетейка! У меня была новая… А ну, плешивый, отдай мою тюбетейку!
– Да нате, подавитесь…
– Яблоки! Не топчите мои яблоки!
– Э-э, шел бы ты, уважаемый. Тут такое, а ты – яблоки!
– Э, эй, хорек очалмованный. – Синдбад поймал за руку невзрачного старикашку, пытавшегося под шумок стянуть кошель Сорви-головы. – Руки убрали!
Старик в сердцах сплюнул и скрылся в толпе. Синдбад от греха подальше засунул кошель за пазуху и выпрямился.
– Они сейчас друг друга поубивают. Алик, я тебя прошу, прекрати это безобразие.
– Как пожелаете, – пожал плечами джинн и повел пальцем.
В тот же миг все вещи вернулись к их хозяевам, а народ, позабыв о том, что произошло, заспешил по своим делам.
Наконец подоспел запыхавшийся Сорви-голова.
– Поймали? – задыхаясь, с трудом произнес он.
– Алик поймал, – сказал Синдбад, пристально разглядывая мальчишку. – И что же с тобой делать, щусенок?
– А чего хотите, то и делайте, – грубо бросил воришка.
– Тогда, может, тебя по знакомству свести с эмирским палачом? – предложил Сорви-голова, обмахиваясь ладонью.
Мальчишка побледнел и закусил нижнюю губу.
– Чего молчишь? – Сорви-голова важно заложил руки за спину и подошел ближе, пытаясь заглянуть в наглые глаза воришки. – О недостойный, злонравный отрок, отвечай, как же тебя угораздило ступить на кривую дорожку тяжкого порока? Говори же!
Мальчишка отвернулся.
– Говорить не хочешь? Ничего, у палача разговоришься.
– Да погодите вы его терроризировать, почтеннейший, – вступился Синдбад за мальчишку. – Тебя как зовут?
– Багдадский вор! – гордо бросил тот, вскинув подбородок и вытянув тощую шею.
– Кто?! – поразился Синдбад. – Ха! Ха-ха!
– Чего смешного? – надул впалые щеки паренек и провел грязным пальцем под носом.
– Да нет, ничего, – похлопал его по плечу Синдбад.
Мальчишка закачался на манер маятника, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую.
– Я правда багдадский вор! – Мальчишка скинул руку Синдбада с плеча. – Не верите?
– Ну-ну, а я в таком случае царица Египта Клеопатра.
– А не врете? – Самозваный багдадский вор в сомнении придирчиво оглядел Синдбада.
– Вру.
– Я так и знал.
– Ладно, повеселились – и будет.
– А разве мы веселились, Синдбад? – доверчиво переспросил Сорви-голова.
– Синдбад? – переспросил мальчишка.
– Да, а в чем дело?
– Правда? Тот самый?
– Тот самый, – подтвердил Синдбад, хотя так и не понял, кого конкретно имел в виду мальчишка. Может, какого-нибудь другого Синдбад, к примеру, местного кумира молодежи или именитого вора, носящего то же имя. Впрочем, очень сомнительно.
– О Аллах! – Паренек вывернулся из халата, упал на колени и уперся лбом в землю, нащупывая пальцами туфли Синдбада.
– Ты чего?
Синдбад на всякий случай сделал шаг назад. Мало ли, может, у воришки припадок какой начинается – еще искусает, чего доброго. А может, просто хитрит и собирается выкинуть какой-нибудь фортель.
– Пощадите меня, о добрейший и справедливейший Синдбад, раздающий щедрую милостыню обездоленным и заступающийся за безвинно обиженных!
– Ты раздаешь милостыню? – повел бровью Сорви-голова. – Да еще и щедрую?
– Ну, по-всякому бывает… – Синдбад немного смутился. – Только светлейшему папаше ничего не говорите, а то его удар хватит.
– Как пить дать, – хмыкнул Сорви-голова.
Любопытный люд начал останавливаться, глазея на трех знатного вида мужчин, один из которых был почему-то с ног до головы облеплен подсыхающей грязью, и паренька, валявшегося в пыли у их ног.
– Сейчас же встань, – приказал мальчишке Синдбад.
– Не встану! – буркнул вор, не поднимая головы.
– Встань, народ же собирается, неудобно.
– Нет! Я посмел обидеть добрейшего из принцев, да отсохнут мои поганые руки.
– Все, достал, – выдохся Синдбад. – Алик, возьми его и мотаем отсюда.
Ала-Джинн бросил халат, который все еще задумчиво вертел в руках, наклонился, поднял с земли упирающегося мальчишку, сунул под мышку и вопросительно посмотрел на Синдбада.
– В чайхану! – задал направление Синдбад и быстро зашагал первым.
Мальчишка с жадностью уплетал плов, загребая его горстями, давясь и сопя, как счастливый верблюд, добравшийся до оазиса в пустыне. Ала-джинн, умиленно качая головой, подкладывал в тарелку то огурчик, то кусок мяса, то еще досыпал плова. Сорви-голова, никогда в жизни не видавший столь голодных детей, чувственно, но незаметно смахивал слезы. Казалось, мальчишка в одиночку осилил бы целого барана, но в какой-то момент он откинулся назад, утер рот потертым рукавом грязной, заношенной до дыр рубахи и расплылся в блаженной улыбке.
– Спасибо, уважаемые, – с трудом произнес он, поглаживая прилично раздувшийся живот. – Да возблагодарит вас Аллах за вашу щедрость.
– Э-э, было бы за что, – отмахнулся Сорви-голова. – Так как же тебя все-таки зовут, малыш?
– Багда…
– Эту сказку мы уже слышали. Скажи нам свое настоящее имя.
Воришка долго смотрел на Сорви-голову, не решаясь открыться.
– Ты стыдишься собственного имени? Хотя, знаешь, при твоей профессии и не удивительно.
– Меня зовут Абдулла, – тихо отозвался мальчишка.
– Другое дело! А то заладил: «багдадский вор, багдадский вор»! Что же тебя сподвигло, раб Божий21, на подобный грех?
– Жрать нечего было. – Абдулла поскреб грязными обгрызенными ногтями шею и уставился на Сорви-голову. – А вы что, мулла?
– С чего ты взял?
– Да все о душе моей печетесь.
– Кхм, нет. Я, видишь ли, принц.
– О-о! Вы тоже принц? – В глазах мальчишки затаилось недоверие.
– Что значит, тоже? Я наследный принц эр-Рияд, один из сынов славного султана!
– А-а, – разочарованно протянул Абдула, широко зевнув.
Сорви-голова немного оскорбился подобным прохладным отношением к своей высокородной особе, но не подал виду и добавил:
– Еще меня зовут Сорви-головой.
– Вы? Сорви-голова? Ха! Не смешите, почтеннейший. Сорви-голова высок, красив, статен, быстр и невероятно силен!
– Ну знаешь! А я, по-твоему, полудохлая уродливая козявка?
– Не обижайтесь, почтеннейший, но я вас знаю – вы чайханщик, и это ваша чайхана. А раньше здесь сидел жадный Махмуд.
– Верно, чайханщик, а до того был Сорви-головой. Нет, что я говорю! Я и сейчас Сорви-голова, хотя больше не хожу в море. Или хожу? Ну вот, ты меня окончательно запутал.
– Его действительно зовут Сорви-голова, – подтвердил Синдбад. – Можешь не сомневаться.
– Вы, наверное, пошутили, почтенный Синдбад-ако? – Абдулла все еще не мог поверить, что сидящий напротив него живенький старичок и есть знаменитый мореплаватель Сорви-голова.
– Нет, я вовсе не шучу, и завтра мы отправляемся в путешествие.
– В путешествие? – Глаза мальчишки загорелись. – Ой! Возьмите меня с собой, а?
– Тебя? Такого воришку? Нет, это исключено! – отрезал Сорви-голова.
– Я больше никогда не буду воровать, вот честное-пречестное слово! – Абдулла ткнул кулаком в грудь. – Возьмите!
– А что ты умеешь делать?
– Я всему научусь, я очень способный! – горячо заверил Абдулла.
– Ну что, возьмем? – Синдбад подмигнул Сорви-голове.
– Возьмем, – скрепя сердце, согласился тот. – Не выбрасывать же его опять на улицу. А потом будешь мне в чайхане помогать.
– А я? – испуганно возопил Ала-джинн. – А как же я?
– Тебя никто не гонит, дорогой мой Алик. Да такого помощника, как ты, еще поискать нужно. Просто я подумал, что пора расширяться. Только у меня есть одно требование, – повернулся Сорви-голова к Абдулле.
– Какое? – насторожился мальчишка.
– Иди отмойся как следует. От тебя разит, словно от паршивого козла! На моем корабле нечего делать таким грязнулям. На! – Сорви-голова пошарил в кармане и кинул Абдулле мелкую серебряную монету. – Сходи в баню и купи новую одежду.
– Слушаюсь, почтеннейший Сорви-голова! – выкрикнул мальчишка, и его будто ветром сдуло.
– О-хо-хо, какая обуза на мою седую голову! Неужели ты не мог отвесить ему доброго пинка или надрать уши и отпустить с миром?
– Не мог, – произнес Синдбад, пытаясь изобразить на хитром лице раскаяние. – Жалко мальчишку, пропадет он.
– Вот в этом весь ты. А мне потом расхлебывать, так, что ли?
– У вас большое сердце, уважаемый, – расплылся в улыбке Синдбад.
– Не подлизывайся, хитрая твоя морда…