Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Глава 18. Щедрый эмир и жадный Халим

Мансур изволил завтракать в своей рабочей комнате. На завтрак у важного визиря были: зажаренная с яблоками молодая куропатка, нежнейший гуляш, свежий салат из овощей с зеленью, еще горячие лепешки и, разумеется, чай – куда ж на Востоке без чая!

Мансур с самого утра пребывал в отличном настроении. Ему уже успели доложить, что в город вернулись верблюды того самого каравана, одни, без людей, и Мансур с минуты на минуту ожидал прибытия Черного Махсума, который должен был принести ему львиную долю добычи за покровительство и наводку. О записке, переданной ему вернувшимся поздно вечером гонцом, Мансур даже вспоминать не хотел. В этой напыщенной тарабарщине он так и не смог разобраться и не понял, что именно хотел сказать нахальный юнец. Но в записке явно прослеживалось что-то неприятное и оскорбительное. Однако если дело выгорело, то на подобные мелочи можно закрыть глаза. А не в меру отросший язык этому сопляку Мансур всегда успеет укоротить.

Мурлыча себе под нос привязавшуюся с самого утра мелодию, визирь отломил кусочек лепешки, поддел им гуляш и сунул в рот, случайно бросив взгляд в окно. Прожевать еду он не успел. Гуляш вывалился обратно из широко распахнутого рта, запачкав дорогой халат Главного сборщика налогов, но Мансур даже не заметил этого.

Вскочив на ноги и сравнявшись цветом лица с белеными стенами комнаты, Мансур проковылял к окну на ватных ногах и принялся грызть ухоженные ногти на холеных руках. Волнение визиря можно было понять, ведь по дворцовой дорожке в сторону главного входа в сопровождении стражи с мечами и копьями и караван-баши Гасана, чьи верблюды недавно вернулись в город, следовали Черный Махсум и его телохранитель Ахмед.

– О Аллах! – Мансур побледнел еще больше, хотя, казалось, дальше бледнеть было просто некуда. – О горе мне несчастному! Неужели?..

Он недоговорил, рванувшись к дверям. Нужно было срочно обо всем разузнать, а после начинать думать, как выкрутиться из этой крайне неприятной истории.

Мансур вылетел в двери, отбросил с дороги слугу, несшего ему в тазике воду для мытья рук. Тазик взлетел к потолку и опрокинулся на Мансура, окатив визиря ароматной водой с ног до головы. Но Мансур и этого не заметил, лишь отер ладонью лицо и на бегу поправил чалму. Он спешил перехватить в коридоре Махсума и караван-баши, пока те не скрылись от него в одних из сотен покоев или десятка зинданов дворца – Мансур желал узнать все первым!

Встречные шарахались от Главного сборщика налогов в вымокшем, заляпанном жиром халате, кланяясь и удивленно глядя ему вслед. Мансуру ни до кого из них не было дела. Пусть глазеют, если им так нравится, главное – успеть, успеть во что бы то ни стало!

Вылетев из бокового прохода в главный коридор, Мансур притормозил, огляделся в поисках процессии и вздохнул с облегчением – все-таки успел! Приняв важный, весьма деловитый вид, Мансур заложил руки за спину и направился навстречу идущим.

– Гасан-ако! – распахнул объятия Мансур, когда караван-баши почти вплотную приблизился к нему. – Как я счастлив, что слухи о гибели вашего каравана оказались сильно преувеличены! У меня прямо камень с души свалился. Ай-яй, какая была бы потеря для всех нас.

Караван-баши остановился, не дойдя до визиря пары шагов и смерил того взглядом. Мансур решил, будто Гасан что-то подозревает, и сменил тактику.

– Мне доложили, что ваши верблюды вернулись в город, и я уже собирался послать стражу на ваши поиски, а тут гляжу – вы идете.

– Да, мы чудом спаслись, – сдержанно отозвался караван-баши. По вполне понятной причине Гасан недолюбливал Мансура. Ведь налоги – это всегда неприятно, а налоги от Мансура – чистейшей воды грабительские поборы.

– А кто это с вами? Никогда не видел такие противные рожи! – произнес Мансур, старательно игнорируя пристальный, пронзительный взгляд Махсума. Таким образом он решил себя заранее обезопасить, но… промахнулся.

– Ай-яй, – покачал головой Гасан, – как нехорошо говорить так о людях, которых вы даже не знаете! Эти люди…

Мансур судорожно сглотнул.

– …мои спасители, – закончил караван-баши.

– Кто?! – воскликнул пораженный Мансур. Рухни ему на голову небо, он и тогда не был бы так удивлен.

– Да-да, если бы не они, то меня здесь уже не было!

«Лучше бы тебя здесь не было, проклятый торгаш!» – скрипнул зубами Мансур, а затем, расплывшись в дежурной улыбке, сказал вслух: – Ах вот оно что!

– Вот именно! Идемте.

Гасан подал знак Махсуму и его телохранителю, и все трое в сопровождении стражи направились дальше по коридору к гостевым покоям.

– Ничего не понимаю, – развел руками потрясенный Мансур, когда Черного Махсума и Ахмеда ввели в комнату для приема важных гостей, а стражники встали почетным караулом у ее дверей. – С ума они спятили, что ли?

Дождавшись, когда Гасан удалится по своим делам, Мансур подбежал к дверям гостевой комнаты, бросил на стражников затравленный взгляд и прошмыгнул мимо них. Сердце у визиря бешено колотилось, в груди поселился холодок, но он все-таки решил дознаться, что происходит.

– Что вы здесь делаете, презренные ослы?! – набросился он с кулаками на Махсума, шипя и брызжа слюной.

– Эй, папаша, поаккуратнее с языком! – Махсум предупредительно выставил перед собой ладонь. – Как вы там сказали? Противные рожи?

– Дурак, я отводил ему глаза!

– А теперь я еще и дурак, значит. Нехорошо, папаша. Ох, нехорошо!

– Очень плохо, – поддакнул Ахмед.

– А ты, куча ослиного помета, закрой рот и не раскрывай его, пока тебя не спросят, – прорычал Мансур разбойнику.

– Советую вам вести себя в рамках приличия, папаша! – шагнул к Главному сборщику налогов Махсум и выпятил грудь, принимая грозный вид. – Вы не на базаре.

– Да как ты… как ты смеешь?! Мне, великому визирю! Да я тебя…

– Что? По попке отшлепаете или в угол поставите? – хмыкнул Махсум, вытаскивая из-за пазухи табакерку. – Знаете, вы очень скользкий тип – теперь я в этом убедился.

– Моя табакерка! – охнул Мансур, округляя глаза.

Махсум как ни в чем не бывало раскрыл ее, захватил пальцами щепотку табака и вдумчиво втер себе в ноздри.

– А-апчхи! – чихнул он прямо в лицо Мансуру и утер нос пальцами. – Вот как-то так.

Мансур, чуть пригнувшись, запоздало закрылся руками, потом медленно выпрямился и начал закипать.

– Значит, это ты, грязное шайтаново отродье, спер у меня табакерку! Ты!

– Докажите! – нахально произнес Махсум, закрывая табакерку и засовывая ее обратно за пазуху.

– Доказывать? – разозлился Мансур и оскалил зубы. – Ну не-ет! Я просто тебя прирежу, грязный вор!

Он выхватил из-за пояса кинжал и бросился на Махсума. Махсум поднырнул под его руку, и визирь пролетел мимо, ткнувшись носом в пол.

– Ха! – только и сказал Ахмед, не двинувшись с места.

– Что здесь происходит? – грозный голос Гасана вернул Мансура к действительности. Тот вскочил с пола и быстро спрятал кинжал за спину. – Вы что, уважаемый, решили убить моего спасителя и личного гостя нашего всемилостивейшего эмира?

– Он украл у меня табакерку! – ткнул Мансур пальцем в грудь Махсуму.

– Врет! – Махсум сложил руки на груди и отвернулся.

– Я? Вру? – задохнулся Мансур. – По-моему, эта бродячая собака забывает, с кем говорит! Обыщите его! – приказал он возникшей на пороге страже.

– Да сколько угодно! Только потом я пожалуюсь на вас самому эмиру за клевету, – презрительно заметил Махсум.

– Раньше тебя казнят за воровство, паршивый сопляк!

Стражники приблизились к Махсуму, один из них быстро, но тщательно, со знанием дела, ощупал одежду Махсума и отодвинулся.

– У него ничего нет, кроме кинжала и сабли, – доложил он.

– Как так? – не поверил ушам Мансур. – Но она должна быть у него. Я сам видел! Он еще табак понюхал и чихнул на меня! Видите? – указал Мансур на свое влажное лицо.

– Знаете, достопочтенный визирь, – предположил Гасан, оглаживая бороду. – Мне кажется, на вас не чихнули, а… я даже боюсь предположить, что сделали. Ведь так намочить халат.

– Что ты себе позволяешь, гнусный погонщик верблюдов и ишаков вроде тебя самого? – в ярости затопал ногами Мансур.

– Но ведь это вы сказали, что он на вас чихнул, а я всего лишь высказал иное предположение. И я, кстати, не понимаю, что вы привязались к этим людям? Сначала обозвали их, теперь обвиняете в воровстве.

– Но он и есть вор!

– Клевета, – спокойно сказал Махсум. – А вы обыщите и его. Я уверен, табакерка у него во внутреннем кармане халата.

– Нет у меня ника… – начал было Мансур, хлопнув себя по груди рукой, и замолк, нащупав пропажу. – Не может быть!

– Видите, теперь он выкручивается.

– Молчи, презренный шакал в человеческом обличье! – набросился на Махсума Главный сборщик налогов. – Это ты мне подсунул табакерку.

– Мне думается, он не в своем уме, – пожал плечами Махсум, прячась за стражников. – Смотрите, у него пена выступила на губах.

– Молокосос! Да я тебя… я тебя… – задохнулся Мансур. Лицо его пошло багровыми пятнами.

– Похоже на то, – нахмурился Гасан. – Мансур-ако, мне очень жаль, но вам лучше уйти.

– Как… Что? Что ты сказал?

– Я говорю, что вы должны покинуть гостей великого эмира, иначе я буду вынужден обо всем случившемся доложить ему лично! И еще, мне не совсем понятно, за что вы так невзлюбили этого отзывчивого и доброго молодого человека.

– Да вы в своем уме? – округлил глаза Мансур. – Он вор! Вор, понимаете?

– Стража, проводите визиря, – отдал команду Гасан, и двое стражников, не раздумывая, подхватили Мансура под руки и потащили вон из комнаты.

– Вор, проклятый вор! – продолжал надрываться тот. – Да отпустите меня, я визирь! Визи-и-ирь!

– Прошу прощения за это прискорбное недоразумение, – склонил голову Гасан в извинительном жесте. – Эмир вскорости примет вас, а пока он посылает вам скромные угощения.

Караван-баши дважды хлопнул в ладоши, и слуги, ожидавшие в коридоре, внесли резной деревянный столик, уставленный яствами.

У Махсума с Ахмедом, у которых с прошлого вечера во рту не было ни крошки, сразу потекли слюньки и загорелись глаза. И чего на столе только не было! И жирный плов с бараниной, и шашлык, и наваристая мастава, и разные салаты, и десерты на любой вкус. С трудом дождавшись, когда все выйдут, и двери закроются, Махсум с телохранителем накинулись на еду, отдав должное всему, что было на столе. Только через полчаса они откинулись на подушки, отодвинув от себя столик с опустевшей посудой.

– Знаете, шеф, – произнес разморенный слишком сытным завтраком Ахмед, – в служении добру есть свои плюсы. Я так вкусно уже давно не ел. Если честно, то вообще никогда.

– Да, – согласился Махсум, косясь на пирожные и не в силах решить, хочет он их или нет.

– Ну что мы с вами ели до того? Подгорелый шашлык, плов с разваренным рисом, жидкую шурпу. Признаюсь, наш Садык совершенно не умеет готовить.

– Да, – вновь подтвердил Махсум, решив все-таки взять пирожное.

– А лагман? Он не умеет готовить даже лагман! Не говоря уже о размазне, которую он гордо именует мантами!

– Да, – в третий раз произнес Махсум, поднося пирожное ко рту, но в этот момент двери распахнулись, и в них вошли Гасан и двое слуг, что не так давно принесли столик.

– Светлейший эмир ожидает вас! – доложил Гасан. – Прошу вас пройти со мной.

– Но… – Махсум уставился на пирожное.

Слуги приблизились к столику. Один из них наклонился, вытащил из пальцев Махсума пирожное и положил его обратно на столик, а другой слуга подсунул Махсуму тазик с водой. Махсум подумал и пополоскал в нем пальцы. Первый слуга услужливо протер их чистой тряпочкой. Тазик поднесли Ахмеду, но тот по привычке уже обтер руки о штаны, и необходимость в мытье отпала сама собой.

– Идемте же! Не стоит заставлять ждать всесильного эмира, – проявил нервозность Гасан.

Махсум с Ахмедом поднялись из-за стола и поплелись следом за караван-баши. Меньше всего сейчас разбойникам хотелось предстать перед эмиром. После сытного завтрака их порядком разморило и тянуло в сон, особо, если учесть, что ночь выдалась бессонной и крайне насыщенной событиями. Зевая на ходу и потирая слипающиеся глаза, Махсум вслед за Гасаном вошел в огромную залу и огляделся по сторонам. Ахмед остановился за спиной главаря, затравленно косясь на Белых Воинов, стоящих вдоль стен. Но тем ни до чего не было дела, тем более до какого-то там Ахмеда.

Зала оказалась светла и просторна. Множество широких, от пола до потолка окон давали столь много света, что, казалось, находишься на улице, а не в помещении. Сводчатый потолок украшал барельеф с изображением некой батальной сцены. Барельефы на тему флоры также украшали и стены залы. Довольно тонкие на взгляд Махсума колонны, расположенные двумя окружностям в центре зала, одна в другой, подпирали высокий потолок. Полы были затейливо выложены мраморной мозаикой. А главной достопримечательностью залы являлся, разумеется, сам эмир, сидящий в окружении советников на подобии невысокого диванчика, укрытого золотой парчой.

Махсум, до того ни разу в жизни не видавший живого эмира, уставился на него и смотрел, не отводя глаз. Эмир в то же время взирал на Махсума, но взгляд его Махсуму не понравился.

– Ты не слишком почтителен, юноша! – произнес эмир, едва разлепив губы, но голос громом отозвался в ушах. Махсум ощутил тычок чем-то тупым в спину и упал на четвереньки. Как оказалось, он один продолжал стоять, когда другие уже отбивали земные поклоны повелителю правоверных, стоя на карачках. – Но мы тебя прощаем. Встаньте все!

Все поднялись с колен, но никто не смел поднять головы. Махсум тоже решил последовать их примеру, вдруг еще с дури глаза выколют, как в спину ткнули, – с них станется!

– Наслышаны о твоих деяниях… забыли, как тебя зовут? – пощелкал пальцами повелитель правоверных, обращаясь к советникам.

– Махсум, – подсказал худой старик с белой жидкой бородкой на манер козлиной. – Его зову Махсум, о светлейший эмир.

– Да-да, Махсум. Наш большой друг Гасан сказал нам, что обязан тебе жизнью, а еще он сказал, будто ты спас город от злобных гулей, но мы что-то не очень верим этому.

Махсум разумно смолчал, проглотив рвавшуюся на язык колкость.

– О могущественный повелитель, то действительно были гули! Два гуля! – выступил вперед Гасан, складывая на груди руки и кланяясь. – Одного зарубил лично Махсум – я видел это собственными глазами! – Как бы в доказательство своих слов караван-баши коснулся глаз пальцами. – А второго связали его люди, и я могу показать его вам, о великий эмир.

– Живого гуля?! – Брови повелителя заходили ходуном. – Гасан, ты что ж, припер гнусное чудище в наш дворец? Впрочем… Пусть приведут образину! – махнул рукой эмир. – Мы желаем посмотреть на него.

Четверо стражников по знаку караван-баши ввели в залу связанного Олим-кирдыка. Гуль затравленно озирался по сторонам и тихонько хныкал.

– И это ваш гуль? – не поверил эмир. – С виду обычный нищий проходимец.

– Самый что ни на есть настоящий гуль, мой повелитель. В том нет никаких сомнений, – вновь низко склонил голову Гасан. – Он загрыз сразу троих. Эй ты, покажи зубы! – крикнул Гасан присмиревшему гулю. – Чего вытаращился? Зубы, говорю, покажи!

– Ы! – испуганно раздвинул полные губы гуль, и все увидели рот, полный острых, словно подпиленных зубов.

– Ну, он нам не нравится, – поморщился повелитель правоверных. – Отрубите ему голову!

– Ай! Ай-я!.. – только и вскрикнул гуль, когда двое стражников резко, толчком, наклонили его вперед, а третий заученно взмахнул саблей.

Махсум с эмиром были единственными, кто отвернулся, остальные с нескрываемым интересом глазели на откатившуюся к дверям зубастую голову, словно узрели нечто поистине захватывающее.

– Немедленно уберите отсюда тело и сожгите его, – не открывая глаз, слабым голосом произнес впечатлительный эмир. – И впредь казните на улице – нам плохо от вида крови.

Махсума тоже немного мутило, что было совсем некстати, памятуя о только что проглоченном сытном завтраке. Но тело уже унесли, голову укатили следом, а пол спешно замывали две миловидные служанки с тряпками и тазиками. Махсум, старательно думая о разных фиалках, солнышке, травке и птичках с бабочками, постепенно пришел в себя.

– Мы, – между тем продолжал эмир, – обязаны тебе… опять забыл! – пожаловался он.

– Махсум, – подсказал тот же аксакал, сверившись с бумажкой.

– Да-да, Махсум! Мы обязаны тебе, храбрый Махсум, за избавление города от этой напасти. Теперь караваны могут не бояться нападений жуткой, – эмира передернуло, – нечисти. Поэтому мы дарим тебе… э-э… дарим…

Эмир огляделся по сторонам. Один из советников ткнул своего дрыхнущего соседа, и тот, поспешно вскочив, выхватил из-под дорогих одежд увесистый кошель.

– Дарим тебе пятьсот!.. Кхм-м, не многовато ли? – засомневался эмир, склоняя голову к аксакалу.

– Что вы, добрейший и всемилостивейший эмир! Сразу два гуля! – показал советник два пальца эмиру. Тот что-то прикинул в уме, шевеля губами, и тяжко вздохнул.

– Да будет так! Дарим тебе эти пятьсот золотых. Возьми их.

Махсум рванулся было к трону, но Ахмед, стоявший позади, успел ухватить своего бестолкового главаря за пояс.

– У вас лишняя голова, шеф? – быстро зашептал он на ухо Махсуму. – Золото вам без головы уже не понадобится.

Советник с мешочком золота приблизился к Махсуму и с торжественным видом вручил премию. Только что руку не пожал и целоваться не полез.

– Благодарю, Ваше Величество! – встал на одно колено Махсум, а Ахмед лишь хлопнул себя пол лбу рукой. – Э-э, великий эмир, – поправился молодой человек и обернулся к Ахмеду. – Так?

Ахмед только головой повертел и что-то неразборчиво промычал.

– Ты можешь идти, – повел эмир рукой, не придав никакого значения словам Махсума. Возможно, он даже ничего не расслышал. Ему уже порядком наскучила эта церемония.

Махсум выпрямился, еще раз поклонился на всякий случай и, чеканя шаг, направился к выходу из залы. Ахмед, раболепно кланяясь, поспешил следом за своим предводителем. Но далеко уйти им не удалось. Стоило Махсуму выйти в коридор, как его тут же обступили двое, загородив дорогу. Махсум остановился, попятившись; Ахмед побледнел.

– Кто вы, и что вам от нас надо? – спросил Махсум, вглядываясь в суровые лица.

– Хе-хе, – сказал длинный и тощий, наступая на Махсума, – разве ты не слышал обо мне, крысеныш? Я Халим – Главный эмирский соглядатай. А это, – указал он на плечистого крепыша, – наш уважаемый Начальник дворцовой стражи. Его зовут Сартор.

– Очень рад, так сказать. Польщен, и прочее, и прочее. – Махсум отступил к стене. – И что же вам от нас надо?

– Деньги – ты отдашь их нам.

– С чего вдруг? – Махсум спрятал увесистый кошель за спину.

– А с того, мой недогадливый разбойный друг, что мы знаем, кто ты есть на самом деле, и какие делишки крутишь с грязным сборщиком податей Мансуром. Поэтому если хочешь выйти живым из дворца, то сейчас же отдашь нам мешочек, который прячешь за спиной.

– Возьмите, – недолго думая, Махсум протянул мешок Халиму. – Не очень-то, если честно, и хотелось.

– О-о! – обрадовался Халим, резво сцапав мешок. – Ты умный человек, Черный Махсум, с тобой приятно иметь дело.

– Благодарю. Мы можем идти?

– Конечно, иди, – разрешил Халим, отступив к стене. – Доброго тебе дня.

– И вам, почтеннейшие.

Махсум прошел между двух высоких начальников и ускорил шаг, ожидая какой-нибудь новой подлости. Но начальникам было уже не до того. Они спешно делили деньги, гневно рыча и выхватывая мешок друг у друга.

– С-сволочи! – процедил сквозь зубы Ахмед, когда они с Махсумом уже порядком отдалились от дворцовых ворот.

– Да ладно тебе, Ахмед. Денег у нас мало, что ли? – попытался успокоить Махсум верного телохранителя. – А вот то, что фраер наш засветился – это плохо.

– Очень нехорошо, – подтвердил Ахмед, поцокав языком. – Да и не нравится он мне что-то в последнее время. Борзеет пахан заплесневелый. Или плесень пахановая? Как правильно, шеф?

– И так и этак плохо, – отозвался Махсум, размышляя о своем. – Главное, чтобы он не засыпался окончательно и нас за собой не потянул.

– Он может, он такой!

– А от этих жлобов фиг потом откупишься!

– Точно!

– Какой же ты, Ахмед, все-таки… Нет там приободрить немного, поддержать, сказать, что неправ.

– А что я могу, шеф? Фраер-то, как пить дать, лопух рязанский, а те двое – мутные жлобы, век воли не видать! Кстати, шеф, давно хотел спросить, а что означает «рязанский»?

– Да ну тебя, Ахмед! – только и отмахнулся Махсум, отвязывая коня от дерева. – Слушай!

– Что? – Ахмед замер с поднятой ногой, которую собирался перекинуть через седло, и прислушался.

– Да нет, не то! Я подумал, а почему бы нам на этих самых гулей не охотиться? Это же четверть косаря с рыла!

– Да-а, только где их столько набрать? – с сомнением покачал головой Ахмед, усаживаясь в седло.

– А мы их разводить будем!

– Вы с ума сошли, шеф! – Ахмед отшатнулся от главаря вместе с конем.

– Ладно, не бойся. Я пошутил.

– Ну и шутки у вас!

Они развернули коней и направили их вдоль дворцовой стены. Каждый думал о своем, но мысли текли в одном направлении: как быть дальше, и чем все, в конце концов, закончится.

А в это же самое время Касым уже битые полчаса крутился у музыкальной лавки, присматриваясь к дутарам. Он вертел их так и сяк, тщательно ощупывал, водил пальцами по грифу и, дергая струны, вслушивался в звук. Затем вздыхал, вешал дутар на место и переходил к следующему. Иногда, словно вспомнив о чем-то, он возвращался к одному из них, и все повторялось сызнова. Торговец с грустью наблюдал за слишком придирчивым покупателем.

– Послушай, друг, – не вытерпел он наконец, когда Касым пошел на пятый или шестой круг (торговец уже сбился со счета), – ты словно не дутар, а женщину выбираешь!

– Э, что ты знаешь о женщинах и о дутарах. Сравнил тоже!

– Но я их делаю!

– Кого, женщин? – спросил Касым, беря в руки очередной музыкальный инструмент.

– О Аллах, дутары, разумеется! А женщин делают…

– Без тебя знаю, кто их делает. Сколько стоит этот?

– О, да ты понимаешь истинный толк в инструментах! Дутар, который ты держишь в руках, по звучанию схож с трелью соловья, журчанием горного ручья и нежным голосом юной красавицы.

– Я тебя о чем вообще спрашивал? – накинулся на торговца Касым, все еще пребывающий под впечатлением вчерашнего возвращения домой. Ручьи и красавицы вызывали сейчас в нем лишь одни неприятные воспоминания. – Разве я тебя о женщинах спрашивал, щебечущих соловьями в журчащих горных ручьях?

– А о чем же? – недоуменно похлопал глазами торговец.

– Я спросил: «сколько стоит дутар?» А ты мне что завел?

– Чего вы ругаетесь, почтеннейший? Я всего лишь расхваливал свой товар, а расхваливать товар никому не запрещено.

– Ты скажешь мне, наконец, сколько стоит бренчащая поганая деревяшка, будь она проклята! – не на шутку разозлился Касым, потрясая дутаром.

– Не скажу! – вспыхнул продавец и отвернулся с оскорбленным видом. – И это вовсе не деревяшка и тем более не поганая, а прекрасный инструмент, источающий в руках умелого музыканта дивные звуки!

– Ну хорошо, хорошо, прости! – примирительно начал Касым. – Я сегодня немного на взводе.

– Я заметил. Прощаю.

– Так сколько?

– Что?

– О Аллах всемогущий! – схватился за голову Касым. – Сколько стоит…

При этих словах он замер, вглядываясь в конец улицы.

Прямо на Касыма, огибая людей, ехали двое всадников в черном. Не узнать их было просто невозможно. И тут Ахмед встретился взглядом с Касымом. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, а потом Ахмед вдруг натянул поводья и воскликнул:

– Глядите, шеф, это ведь тот жирный боров!

– Чего орешь? – буркнул Махсум, оглядываясь по сторонам. – Народ ведь вокруг.

Народ и вправду начал оборачиваться к ним, присматриваясь повнимательнее к двум всадникам, оскорбляющим почем зря человека.

– Ох, простите! – Ахмед понизил голос. – Но ведь это же он!

– Ну и что? Пусть катится ко всем… джиннам.

– Как так – пусть катится? – не поверил ушам Ахмед. – Его нужно схватить и… отрубить ему башку, – совсем тихо, прикрыв губы ладонью, закончил Ахмед.

– Ну почему ты такой кровожадный, Ахмед? Он ведь ничего у нас не украл.

– Но обязательно украдет! Вы как хотите, а я его сейчас…

– Поступай как знаешь, – сдался Махсум.

Ахмед пришпорил коня, и стремглав поскакал к Касыму, застывшему посреди улицы с дутаром в руках.

– Эй, почтеннейший, – торговец подергал за рукав не реагирующего ни на что Касыма, – так вы берете инструмент или нет?

Касым, опомнившись, вдруг рванул вместе с дутаром прочь от лавки.

–Ой-ё! Украли, инструмент украли! – закричал торговец, но сам не побежал – только оставь лавку, и все подчистую растащат. – Люди, держите вора!

Мимо него проскакал всадник, за ним еще один. Торговец отскочил назад, спрятавшись за узкий прилавок. Народ расступался, прижимаясь к стенам домов, чтобы не сгинуть под копытами коней.

Касым бежал, не оглядываясь. Он шмыгнул в узкую улочку, сделал круг и, выскочив к музыкальной лавке, на ходу кинул продавцу две золотые монеты.

– Это за дутар!

– Эй, послушай! А сдачи? Сдачи забери! – крикнул ошарашенный торговец. – Ничего не понимаю: то убегает с дутаром, то прибегает вновь и платит больше чем нужно. – Он опустился на коврик и попробовал монеты на зуб. – Настоящие, – пожал он плечами. – Ладно, может, еще прибежит за сдачей.

Касым между тем был уже далеко. Путая следы, словно заяц, он метался из одной подворотни в другую, но противный Ахмед, этот живодер и разбойник, никак не отставал, буквально наступая Касыму на пятки. Уже ничего толком не соображая от страха, Касым добежал до калитки собственного дома, нырнул в нее и захлопнул перед самым носом лошади Ахмеда. Привалившись к калитке спиной, Касым сполз по ней на землю и закрыл глаза. Сердце его бешено колотилось, воздух со свистом вырывался из груди.

– Эй ты, как тебя там? Касым! Открывай, слышишь?

– Меня нет дома! – просипел Касым.

– Не ври, мы видели, как ты забежал в калитку! Правда, шеф?

– А у меня еще одна калитка, с другой стороны. Я в нее выбежал.

– Шеф, по-моему, он врет. Не может там быть никакой калитки.

– Ох, Ахмед! – Махсум устало отер ладонью лицо. – Оставь его и поехали домой.

– Нет! Мы должны узнать, кто еще знает тайну пещеры, – уперся Ахмед, и его лошадь топнула копытом, словно поставила восклицательный знак.

– А ты, главное, кричи громче, и скоро о ней будет знать весь город.

– Простите, шеф! – гаркнул разбойник и понизил голос. – Слушай, Касым, я знаю, что ты там.

Касым не ответил. Он подумал, что если отмолчаться, то разбойники уберутся восвояси, решив, будто он действительно сбежал.

– Мы не тронем тебя и даже вернем мулов… А хочешь, еще и мешок золота дадим.

– Хочу! – вскочил с земли Касым, враз позабыв про усталость и страх. – Хотя… я не верю вам.

– Мы дадим тебе золото, только скажи, кто еще знает о пещере?

– Честно дадите?

– Да чтоб мне лопнуть!

– Мне надо подумать, – засомневался Касым.

– Думай, только недолго. А то мы и сами можем войти, и тогда тебе уж точно думать будет нечем, – жестко предупредил Ахмед.

– А говорили, что ничего не сделаете.

– Только если сам все расскажешь.

Касым думал долго и напряженно. С одной стороны, мешок золота – это очень и очень неплохо. С такой горой золота можно долгое время жить припеваючи, а если пустить его в оборот… А с другой стороны, Али-баба все-таки как-никак ему брат! Предать собственного брата, это, знаете ли!.. С третьей же стороны, что сделал для него Али-баба? Золотом не поделился, переехал от него в другой дом, послал в пещеру, где он едва не лишился головы. Из-за Али-бабы ушла Айгуль, и едва не сгорел дом – разве брат так поступает? Нет, какой он ему после этого брат!

«Но где гарантия, – размышлял Касым, теребя мочку уха, – что разбойники действительно дадут мешок золота? Но какой-никакой, а шанс разбогатеть существует. А вот если я откажусь, то у Ахмеда есть очень острая сабля, с которой тот умело и ловко управляется».

– Эй, Ахмед? – крикнул через калитку Касым, пристраиваясь глазом к щели между досками.

– Что?

– А вы точно дадите золото?

– Да точно, точно! Для хорошего человека нам ничего не жаль, – противно захихикал Ахмед.

– Тогда тащи мешок и моих мулов, и я все скажу. Да, и еще мой любимый дутар!

– Договорились, жирный ты боров, – донеслось из-за забора. – Но гляди, если ты меня надул!

Вскоре топот конских копыт затих вдали, а поднятая копытами пыль осела. Касым вытер рукавом со лба пот, довольно потер ладони и направился в дом. Мешок золота у него в кармане. Подумать только, целый мешок!

Откуда ему было знать, что его сосед Ибрагим, работавший как раз в это время у себя в саду, слышал все до последнего слова, и сразу смекнул, о чем идет речь, хотя ничего и не знал ни про разбойничью пещеру, ни про похождения Касыма и Али-бабы. Но вышло так, что Али-баба расплатился с Ибрагимом за роль муллы пятью золотыми монетами – Али-баба давал ему гораздо больше, но Ибрагим не хотел брать вообще ничего. Сошлись на пяти монетах. Ибрагиму было наплевать, откуда у Али-бабы столько золота, он не был завистливым скрягой и привык жить своим трудом. И даже теперь, узнав, что золото имеет какое-то отношение к разбойникам, его мнение о Али-бабе не изменилось (что тут такого – просто человеку повезло!), хотя изменилось оно о Касыме, причем в еще более худшую сторону. Итак, сложив два и два, Ибрагим понял главное: его другу угрожает большая опасность. И, бросив все дела, Ибрагим поспешил сообщить об этом Али-бабе.