– Но шеф, бананы растут на пальме, а не на елке. И не трясите меня!
– Это правильные растут на пальме, а такие, как ты, могут расти где угодно. Лезь вверх или падай вниз!
Максима тянуло все ниже и ниже, а толком зацепиться было не за что, и он судорожно соображал, как поступить.
– Но?..
– Ахмед, если ты сейчас же не влезешь наверх, мы упадем, и тогда, клянусь бородой вашего пророка, тебе не поздоровится!
– Я… попробую, шеф!
Максим почувствовал, как Ахмед дернулся и переставил одну руку на голень, еще толчок – и вторая рука ухватилась за ногу чуть выше колена, еще один – и…
– Ай, Ахмед, отпусти! – взвыл Максим дурным голосом. – Отпусти, гад, слышишь! Ох-х…
– Но тогда я упаду! – жалобно прогнусавил Ахмед, лишь сильнее сжимая пальцы.
– Ахмед, ты идиот!!! Отпусти-ы-о-у! Уф-ф!
Сильные пальцы Ахмеда разжались, и Максим почувствовал такое облегчение, которого не испытывал еще никогда в жизни. Он блаженно растянулся на суку во весь рост, в то время как Ахмед каким-то образом умудрился перебраться на сук и теперь висел на нем, болтая ногами.
– Шеф, вы как там? Живы?
– Почти, – слабым голосом произнес Максим. – Ахмед, еще раз такое вытворишь…
– Я случайно, просто больше не за что было держаться, – попытался оправдаться тот и добавил, стараясь усилить эффект: – Это как спасительная соломинка.
– В следующий раз пользуйся исключительно своей соломинкой, а мою не трожь, понял?
– Да понял я, понял, – буркнул Ахмед, почесав ногу об ногу. – Вы бы помогли мне забраться, а?
Максим вздохнул, уселся на суку и помог Ахмеду взобраться, подтягивая за рубаху и за штаны. Одежа на Ахмеде предательски трещала, но пока держалась.
– Уф-ф, спасибо, шеф! Еще бы немного… – выдохнул Ахмед с наигранным облегчением и неловко улыбнулся.
– Угу, спрыгнул бы ты с трех метров вниз и непременно разбился в лепешку. И нечего мне глазки строить, как мадама на Тверской. Мы и так здесь шороху навели, пошли на крышу, –проворчал Максим и первым перебрался с одного сука на другой, а оттуда – на крышу дома Ала ад-Дина.
Крышу старого дома обильно иссекла паутина трещин, и у Максима возникли здоровые сомнения, стоит ли ступать на нее вообще. Может, потрескался лишь ее верхний слой? Но кто мог поручиться наверняка? А ну как провалится?
– Шеф, чего вы застряли?
– Я думаю.
– Вы не могли бы думать в другом месте, потому как вас видно за парсанг.
– Тут ты прав. – Максим присел на корточки, потом опустился на четвереньки и толкнул крышу руками – вроде бы держит. – Ползи за мной. И аккуратно – крыша совсем гнилая, может не выдержать.
– Наверное, Абаназар постарался, – предположил Ахмед, вытягиваясь во весь рост рядом с Максимом.
Они по-пластунски добрались до закопченного короткого дымохода, из которого вился легкий, едва приметный дымок, и затихли. Из трубы тянуло жаром, запахом зеленого чая и свежих лепешек. И еще затхлостью, какая царит в старых жилищах бедняков. С крыши хорошо просматривался двор дома, вернее, полдвора с садом и калиткой, к которой как раз направлялся Ала ад-Дин, неся в руке мешочек с деньгами.
Калитка отворилась и захлопнулась, наступила тишина.
– Неужели ушли? – вслух подумал Ахмед.
– Тш-ш! – зашипел Максим, приложив палец к губам, и вновь припал ухом к трубе.
Внизу кто-то возился, чем-то шуршал и тихонько напевал. Голос был мужской.
– Абаназар! – прошептал догадливый Ахмед, но вновь замолк, сжавшись под суровым взглядом Максима.
Максим осторожно заглянул в широкое отверстие дымохода. Труба оказалась совсем короткой, и через нее была видна комната внизу, большая ее часть. В комнате царил невероятный разгром, а у сундука, лицом к нему, сидел колдун. Максиму он был виден вполоборота.
Больше никого в комнате не было.
Абаназар занимался очень странным делом. Тихонько напевая, колдун примеривал оторванные от шляпы пейсы к своему лицу. На сундуке перед ним, прислоненная к стене, стояла начищенная до блеска медная тарелка. Колдун поплевал на пейсы, приклеил их над верхней губой и сразу стал похож на унылого запорожского казака. Вдосталь налюбовавшись в импровизированное зеркало на результат своих стараний, Абаназар отодрал «усы» и пришлепнул их на лысые надбровные дуги. Теперь из тарелки на него глядела иссушенная временем мумия шаолиньского монаха. Абаназар довольно заухал и покрутил головой: новые брови пришлись ему по вкусу.
Максим с трудом сдержал рвавшийся наружу смешок, прочистил горло и приблизил к трубе губы.
– О гнусный колдун с дивными бровями, открой мне тайну! – загудел он замогильным голосом.
Абаназар подпрыгнул на курпаче и испуганно закрутил головой в поисках говорящего. Завитые брови захлестали его по лицу.
– Кто, кто здесь?
– Открой тайну! – продолжал гнуть свое Максим. Ахмед злорадно хихикнул рядом, прикрыв ладонью рот.
– Ка… кую тайну? – сглотнул перепуганный Абаназар, вскочив на ноги. – Это ты, гнусный предатель Каззан?
– А при чем здесь я? – раздался в комнате совсем другой голос. – Чуть что – сразу Каззан. Сам разбирайся со своими тайнами и проблемами.
– Тайну, открой тайну! – надрывно гудел в трубу Максим.
– Да какую тайну? – потряс руками Абаназар.
– Та-айну золото-ого клю-учика-а! – не стерпев, пошутил Максим.
– Какого еще ключика? Нет у меня никакого ключика! Кто ты? Покажись сейчас же!
Абаназар, несколько придя в себя, хватил кулаком по крышке сундука. Медная тарелка скатилась на пол и загрохотала. Колдун потряс ушибленный кулак.
– Тайну, открой тайну!
– Ха, ха-ха-ха, – загоготал невидимый Каззан, подливая масла в огонь.
– Заткнись!!! – схватился за голову Абаназар и заметался по комнате. – Оставьте меня в покое! Нет у меня никакой тайны!
– Хи, хи-хи-хи.
– Есть у тебя тайна – тайна… – но договорить Максим не успел.
Абаназар, наматывавший круги по комнате, случайно зацепился ногой за подпорку, установленную Ала ад-Дином, и растянулся на полу. Подпорка, скрежеща, сместилась, потом еще и еще. Потолок вновь затрещал, проседая. Максим с Ахмедом, почуяв, как под ними дрогнула крыша, распластались на ней и затаили дыхание. Подпорка рывком ушла в сторону и огрела по спине Абаназара. Колдун вскочил, будто ошпаренный, и бросился к двери, которую сильно перекосило и заклинило. Абаназар, вереща и размахивая бровями, без толку дергал на себя ручку, но дверь не поддавалась. Потолок вновь затрещал, прогибаясь, с него большими кусками посыпалась штукатурка. Ахмед не выдержал, вскочил на ноги и бросился к тутовнику, что оказалось последней каплей. Крыша провалилась, ужасающий грохот слился с криком двух людей.
Максим упал на стопку курпачей, и его завалило кусками спрессованной соломы и глины, а вдобавок обильно осыпало штукатуркой. Ахмеду повезло меньше. Бывший разбойник угодил прямиком в очаг с горящими поленьями, из которого давно никто не выгребал золу и угли. Перевернув котелок с кипящей водой, Ахмед приземлился прямо в кострище; вода, выплеснувшись из котелка, обратилась в пар и подняла в воздух золу. Горящие сучья полетели во все стороны.
– А-а-а, – завизжал Ахмед, почуяв жгучую боль, выскочил из остатков очага и, хлопая себя руками по занявшимся на заду штанам, закружил по комнате.
Зрелище это могло повергнуть в благоговейный ужас самого неустрашимого, и было отчего! Мечущийся по комнате абсолютно черный то ли человек, то ли дэв, хлопал руками, словно крыльями, а пламя на его спине и на том, что пониже ее, напоминало красный, бьющийся на ветру плащ. Абаназар не причислял себя к неустрашимым, и потому сошел с лица, сполз по двери на пол и принялся грызть ногти, стуча зубами. И тогда из-под груды обломков выбрался совершенно белый Максим.
– Уф-ф! – выдохнул он, держась за поясницу, и уставился на Абаназара круглыми, излучающими миролюбие глазами. Рот Максима растянулся в дружелюбной улыбке; в пламени мечущегося по комнате с дикими воплями Ахмеда блеснули безупречно-белые зубы.
– Ай! – вскрикнул Абаназар и обмяк, закрыв глаза. Руки его безвольно обвисли, ноги вытянулись, а подбородок удобно устроился на груди.
Максим только плечами пожал, раскидал ногами глиняное крошево и устремился к обезумевшему от боли и страха Ахмеду. Перехватив его на очередном круге, Максим повалил друга, накинул ему на спину курпачу и принялся хлопать по ней руками.
– О-о-о! – донесся из-под курпачи вздох облегчения. – Спасибо вам, шеф! Если бы не вы…
– А если бы не ты, ничего этого вообще не было! – устало сказал Максим. – За каким дэвом тебе приспичило бегать по крыше?
– Простите, но я испугался. – Ахмед выбрался из-под курпачи и утер черный нос. Рубаха и штаны на нем все еще дымились. – А с ним чего? – кивнул Ахмед на колдуна.
– Шок. Ты вообще себя видел? Тут любой ласты двинет.
– А чего сразу я? Может, он вас испугался, – обиделся Ахмед.
– Ладно, неважно, – отмахнулся Максим. – Делать-то что будем?
Он оглядел комнату, огромную дыру в потолке, сквозь которую виднелось безоблачное синее небо, и перевел взгляд на колдуна, подпиравшего собой заклиненную перекошенную дверь.
– Ноги нужно делать, вот чего! И чем быстрее, тем лучше, – предложил Ахмед, придирчиво оглядывая себя.
– Мысль, конечно, правильная, – призадумался Максим.
В дверь кто-то настойчиво скребся. Похоже, мать Ала ад-Дина никак не решалась заглянуть внутрь, да и вряд ли ей удалось бы попасть в дом.
– Но воспользуемся ситуацией. Ведь мы так и не узнали про тайну.
– Кстати, а про какой ключик вы спрашивали у старого осла? – спросил Ахмед.
– Неудачная шутка, забудь. – Максим пересек комнату, склонился над колдуном и похлопал его по щекам.
– М-ням, – сказал тот, поморщившись, приоткрыл один глаз и откинул пальцами локон брови. – О Аллах! – увидев перед собой морду белого джинна, Абаназар мгновенно пришел в себя и с силой вжался в дверь. – Кто ты, о дух?!
– Я-то? Белый дух. Можно сказать, добрый. В смысле, временами и если меня не злить, – серьезно сказал Максим. – А вот он, – указал Максим на неуверенно топчущегося за его спиной обгорелого Ахмеда, источающего дым, – черный дух – очень злой и коварный. Если что, враз уши обкорнает и башку оттяпает: «фсить» – и нету!
– Ага, я такой, – с гордостью подтвердил Ахмед, поковыряв пальцем в ухе, и водрузил на закопченную лысину обнаруженную у своих ног оброненную в суматохе тюбетейку.
– Так что не зли нас, понял?
Абаназар понятливо покивал и преданно уставился в глаза «белому духу».
– Вот и ладушки. А теперь рассказывай все.
– Что – все?
– Все, что знаешь про лампу.
– Про лампу? – похлопал глазами Абаназар. – Про какую лампу?
– Кончай дурку-то валять, а то у меня уже глаз дергаться начинает. – Максим для пущей убедительности моргнул пару раз правым глазом. – А это очень скверно. Я имею в виду для тебя.
– Да-да, я понял, – Абаназар еще сильнее сжался, подтянув коленки к подбородку и сдув непослушную прядь брови с глаза.
– Так что там с лампой? – подбоченился Максим.
– С лампой? Ах, с лампой! В ней обитает Владыка джиннов.
– Понятно. Дальше.
– Что?
– Не зли меня, колдун!
– И в мы-мыслях не было! – пролепетал Абаназар. – Просто я не понимаю, что вы хотите услышать.
– Где лампа, старый дурак? – рявкнул Ахмед, резко подавшись вперед, и навис над своим бывшим хозяином.
Колдун побледнел и вновь закатил глаза.
– Ахмед, ну кто тебя просил? – всплеснул руками Максим. – Тебе только анестезиологом работать.
– Кем?
– Неважно! – Максим опять склонился над колдуном и легонько похлопал его по щекам. Абаназар потер нос, чихнул и распахнул глаза.
– Что, что вам надо?
– Ты повторяешься, смертный, давай ближе к делу. Где лампа?
– Лампа? Лампа – она там, далеко, – невнятно повел слабой рукой колдун.
– Где конкретно?
– А-а… зачем она вам, о великие духи?
– Не твоего ума дела, презренный червь! Здесь вопросы задаем мы. Итак?
– Но разве духам самим не ведомо, где сокрыта лампа? – Абаназар нашел в себе силы удивиться.
– Это тоже тебя не касается, что нам ведомо, а что нет. Отвечай на вопрос!
– Но…
– Ты издеваешься над нами? – Максим был уже на грани нервного срыва.
– Ни в коем случае, о почтенные духи!
– Тогда рассказывай, бровастый тупой верблюд! – сжал кулаки Ахмед, надвигаясь на колдуна. – А то я тебе сейчас точно «фсить» сделаю!
– Ай, не надо меня «фсить», – загородился руками Абаназар. – Я все скажу!
– Говори! – Максим придержал Ахмеда за плечо.
– Я… забыл, о чем вы спрашивали, – скулящим голосом отозвался старый колдун и всхлипнул.
– О плешивый осел, пораженный старческим маразмом! Лампа, где находится лампа?! – потряс руками Максим, окончательно выходя из себя.
– Ах, лампа? Она… она далеко. За городом, в горах, – и преданно уставился на Максима, ожидая следующего вопроса.
– Где?!! – рявкнул Максим так, что стены затряслись, а остатки крыши обвалились.
Один из крупных кусков хватил по голове Абаназара, и колдун в третий раз ушел в отключку, вывалив на грудь язык и расплывшись в блаженной улыбке.
– Шеф, ну зачем же так нервничать? – укорил Максима Ахмед. – Тайна, можно сказать, была у нас в кармане. А теперь…
– Мама, что у вас происходит? – донеслось с той стороны двери, и друзья мгновенно притихли.
– О сынок, случилось страшное! Крыша в доме рухнула, а твоего дядю допрашивали два духа: белый и черный, – всхлипнула старушка. – Я в щелку все видела. О всемилостивейший Аллах, какой кошмар!
– Пора делать ноги, – прошептал Максим.
Тот понятливо кивнул, и они на цыпочках устремились к противоположной стене, туда, где в пролом крыши свисали ветви тутовника.
Глава 7. О принцесса Будур, явись!
– Дочь наша, Будур! – Султан ворвался в покои дочери, словно ураган, едва не снеся с петель резные двери, и застыл на пороге. – О Аллах всемогущий!!! – Повелитель правоверных поспешно прикрыл глаза ладонью. – Что ты делаешь, о несчастная?! Отвечай нам сейчас же!!!
Будур, сидящая на невысоком бортике фонтана прикрывшись руками, вскинула на отца испуганно-озадаченный взгляд.
– Отец, вы все не так поняли… И вообще, стучаться надо! Сколько уже просить можно?
Наложницы принцессы, охая и ахая, бестолково носились по комнате, взмахивая руками. Казалось, они что-то искали, но никак не могли найти.
– Что, что мы не так поняли, дочь наша? – вскричал разгневанный султан, воротя лицо. – Мы приходим к тебе, а ты, бесстыдница, сидишь – у нас язык не поворачивается сказать в каком виде – голая, вот, прости Аллах!.. Объяснись, что все это значит? – Султан в гневе топнул.
– Ах, отец! Я ни в чем не виновата, – пролепетала Будур, сползая с бортика и прячась за него. – Я сидела вот здесь, кормила рыбок, а потом – бах! – взмахнула она руками.
– Бах? – Султан раздвинул два пальца и бросил сквозь них осторожный взгляд на дочь, но вновь поспешно зажмурился. – Что значит – бах? И не делай так больше руками, заклинаем тебя!
– А то и значит, отец: вся моя одежда пропала! – вновь поспешно прикрылась руками Будур.
– Не лги нам, о бесстыжая! Одежда сама не пропадает!
– Но все именно так и было! Почему вы мне не верите? – обиженно засопела принцесса, поводя плечиками.
– Потому что так не бывает! Ты решила искупаться в фонтане, правда? Или утопиться. Хотя мы запретили. И даже разрешили открыть фонтан! А ты что?
– Но я не собиралась ни купаться, ни топиться! Зачем мне это нужно? – возмущенно надула губки Будур.
– Не знаем, зачем. О всевышний, да дайте же ей кто-нибудь одежду, наконец! Вот ты, быстро! – Ткнул султан пальцем наугад в одну из распластавшихся на полу наложниц принцессы.
– Слушаю и повинуюсь, о повелитель! – Девушка вскочила и начала расстегивать жилетку.
– Что ты делаешь, о порождение блудливой ослицы? – застонал несчастный султан.
– Но вы же сами приказали, о повелитель, – растерялась девушка, теребя пальцами застежку.
– Вы сговорились, да? Издеваетесь? Мы приказали дать ей одежду, то есть принести, а не отдать свою! О, наше бедное больное сердце!
– Ах, это! – улыбнулась девушка, вновь застегивая жилетку. – Слушаю и повинуюсь!
Ее будто ветром сдуло, а через пару секунд она уже помогала принцессе облачиться в одежды.
– Другое дело, – с глубоким удовлетворением заключил султан, отнимая ладонь от лица. – Это хорошо. А теперь рассказывай все, дочь наша!
– Что рассказывать, отец? – спросила Будур, поправляя почти невесомые рукава и одергивая плечики. – Про что конкретно вы спрашиваете? Если про одежду, то она действительно исчезла.
– Не гневи нас, дочь наша! – грозно сверкнул глазами султан, что на принцессу подействовало не особо. – Мы спрашиваем про дыру в заборе!
– Какую такую дыру?
– Ты издеваешься над нами?
– Нет, что вы, отец! Просто я не понимаю, о чем вы говорите.
– Ах, не понимаешь?
– Нет, – наивно похлопала очаровательными ресницами принцесса.
– Про дыру, через которую тебя пленил некий оборванец… Напомни-ка нам, как его звали? – требовательно пощелкал пальцами султан.
– Ах, вы про Ала ад-Дина?
– Да, именно про него, о негодная! Так вот: никакой дыры в заборе нет! Мы лично проверили его, весь.
– Ве-есь? – недоверчиво протянула Будур.
– Да, весь! – Султан очень не любил, когда ему перечат, а тем более сомневаются в его словах. – Но мы обнаружили кое-что поинтереснее какой-то там дыры. – Он величественно вздернул подбородок, трижды хлопнул в ладоши и победно уставился на притихшую Будур. – Эй, кто там!
Двери распахнулись, и в них вбежал давешний евнух, держа в руках разломанную на части лесенку и непрестанно кланяясь всем присутствующим в покоях принцессы.
– Вот! – указал султан на лестницу в руках своего слуги. – Скажи нам, что это?
– Лесенка, отец. Неужели вы не знаете?
– Не дерзи, непутевое дитя! Мы знаем, что такое лестница. И еще мы знаем, как проник гнусный нечестивец в наш сад и опорочил нашу дочь!
– Но Ала ад-Дин не был в вашем саду, отец!
– А откуда же в таком случае взялась лестница?
– Она моя. Я хотела посмотреть, что творится за забором, но она сломалась.
– Ты – что? – не поверил ушам султан и схватился за грудь.
– Вы меня никуда не отпускаете, а мне интересно, что происходит снаружи.
– О беспечное дитя, желчь нашей печени! Стоило тебе влезть на проклятую лестницу и заглянуть за забор, как нищий проходимец влюбил тебя в себя. Вот к чему привело твое глупое, необузданное любопытство, – покачал головой султан. – Признавайся сей же час: кто он?! Мы должны немедленно отрубить ему голову.
– Вы не сделаете этого, отец!
– Клянемся всевышним, мы именно так и поступим!
– Тогда… тогда я точно утоплюсь!
– Э-э, – только и махнул рукой султан, разворачиваясь к дверям, – старая песня. Эй, кто там, закройте воду в фонтане.
– Ах, так? – Принцесса подбежала к своей постели, схватила подушечку и замахнулась ей.
Хлоп! Хлоп!
С первым хлопком, ударившим по барабанным перепонкам присутствующих в комнате, на бедного султана обрушилась стопка драных, пыльных курпачей, а на них с грохотом из ниоткуда посыпались куски битого самана. На строительный мусор медленно спланировала одежда принцессы, что таинственным образом пропала перед самым появлением светлейшего султана.
Со вторым хлопком исчезла принцесса Будур. На то место, где она стояла всего лишь мгновение назад, плавно опустилась одежда, в которую наложница совсем недавно облачила принцессу.
Несмотря на слезные протесты матери, Ала ад-Дин решительно приблизился к перекошенной двери и толкнул ее, но дверь не поддалась. Тогда он толкнул сильнее. Эффект был тот же, но за дверью кто-то недовольно заворчал, что Ала ад-Дину очень не понравилось. Юноша налег на дверь плечом. Та затрещала, а ворчание усилилось.
Ала ад-Дин нахмурился.
– Дядя, это вы? – спросил юноша, приложив ухо к двери. Ворчание смолкло, за дверью кто-то завозился, но ответа не последовало. – Дядя?
Тишина. И вновь ворчание.
– Эй, кто бы ты ни был – знай: я сейчас войду, и тебе сильно не поздоровится! – пригрозил Ала ад-Дин.
Опять никакого ответа, лишь невнятное бормотание и неясная возня. Ала ад-Дин отошел от двери на середину двора, собрал себя в кулак и взял с места в карьер.
– Сынок! – вскрикнула мать, вскидывая руки.
Тр-рах!
Дверь снесло с петель. Тот, кто держал дверь, взвыл дурным голосом и затих – его смело к левой стене вместе с окончательно разбитой дверью. Ала ад-Дин ворвался в дом и замер на полусогнутых ногах, со стиснутыми кулаками, готовый дать отпор любому. Но в разгромленной комнате, вернее, того, что от нее осталось, никого не было, лишь кто-то возился под дверью у стены, пытаясь освободиться от ее тяжести.
Ала ад-Дин решительным шагом пересек комнату, рывком отбросил дверь и, сграбастав колдуна за грудки, приподнял его над полом.
– Вы! Это вы, дядя!
– Я, – честно признался колдун, лупая подслеповатыми глазами, и сдул с левого глаза застивший завиток пряди. Правый пейс сполз на его острый нос и теперь болтался на нем, словно нарост у индюка на клюве.
– Вы… Вы что здесь натворили, пока меня не было? – Ала ад-Дин тряхнул колдуна так, что «брови» его окончательно отвалились. – Наш дом, наш прекрасный дом, построенный руками моего отца! О Аллах, за что ты наслал на наши головы этого… этого дядю?!
– Я ничего не делал, клянусь! – забился в руках Ала ад-Дина Абаназар. – Это все духи!
– Какие еще духи? Что вы мелете, дядя? – взъярился пуще прежнего Ала ад-Дин.
– Они, это все они! – пролепетал колдун, приобретая бледно-фиолетовый оттенок. – Я сидел вон там, – указал Абаназар дрожащей рукой на заваленный грудой обломков сундук, – а они проломили крышу и сверзились мне на голову. Один белый, а другой черный – клянусь светлым именем Аллаха, все именно так и было!
– Духи? – засомневался Ала ад-Дин. Мать тоже говорила про каких-то двух духов. – Чем же вы их так допекли, дядя, что они развалили наш дом?
Ала ад-Дин опустил колдуна на пол и чуть ослабил хватку. Абаназар сглотнул – тяжелый взгляд Ала ад-Дина не предвещал ничего хорошего.
– Они… они требовали от меня какую-то тайну. Но я забыл какую, о моя несчастная, больная голова! – Абаназар указал пальцем на две огромные шишки на голове и кисло улыбнулся. – Я потребовал, чтобы они убрались вон – ух, я им показал! – но они бесновались, и пострадал ваш благословенный дом, да пребудут с ним мир и покой.
– Покой нам только снится, – пробормотал Ала ад-Дин. – Все именно так, как вы говорите?
– Так, так, – замахал ручонками Абаназар, – не сомневайся, о мой драгоценный э-э… племянник!
Ала ад-Дин вздохнул и разжал пальцы.
– Фу-у, – едва слышно выдохнул Абаназар, проведя ладонью по лицу и покачнувшись. Гроза миновала.
– Да, но что мне теперь делать? Это ведь не дом, а колодец, – уставился Ала ад-Дин в небесную высь. – А ну как дождь? Или того хуже – зима?
– Я починю, я все починю! – горячо заверил юношу Абаназар. – Клянусь своей бородой!
Ала ад-Дин опустил глаза и с сомнением пригляделся к жиденькой бороде колдуна. Борода не внушала юноше доверия, равно как и ее обладатель.
– Знаете, дядя, лучше я сделаю все сам, иначе дом придется отстраивать сызнова, начиная с фундамента.
– Но…
– А я еще хотел жениться.
Ала ад-Дин тяжело опустился на заваленный обломками дерева и битого самана пол и спрятал лицо в ладонях.
– Жениться?
Колдун осторожно приблизился к поникшему плечами Ала ад-Дину. Едва ли не впервые ему стало жаль кого-то – и такое, оказывается, бывает!
– Ну да, на принцессе Будур.
– Ты с ума сошел, дорогой мой э-э… Ала ад-Дин!
– Все так говорят, но что я могу поделать? Я люблю ее. О, хоть бы одним глазком увидеть мою несравненную Будур вновь. Всего лишь одним, на единый миг! – Ала ад-Дин продемонстрировал колдуну кончик пальца.
– Вот что: я помогу тебе! – Абаназар почесал лысину, поморщившись, когда случайно задел шишку.
– Вы? Мне? – Ала ад-Дин вскинул голову и уставился на колдуна. – Не вздумайте, дядя, заклинаю вас!
– Э-э, глупый юноша! – высокомерно заявил Абаназар. – Женщина – не потолок, будь он неладен! Сейчас ты узришь э-э… как ты ее навал?
– Будур, царевна Будур! – Ала ад-Дин вскочил с пола: неужели сейчас он вновь встретится со своей возлюбленной? Неужели… – Дядя, а может не надо, а?
– Глупости! – отмахнулся Абаназар, важно закатывая рукава и вскидывая руки. – Смотри же! Аркалы-барбалы, шуры-муры-пер-оглы! О принцесса Будур, явись – не запылись!
Ала ад-Дин с Абаназаром затаили дыхание, вертя головами. Колдун на всякий случай пригнулся – мало ли что пойдет не так. Но время шло, а ничего не происходило.
Первым надоело ждать Ала ад-Дину.
– Ну и где же ваша Будур? – спросил он, вопрошающе поднимая руки с вывернутыми вверх ладонями.
– Я… знаешь ли… того… – промямлил колдун.
Хлоп!
Ала ад-Дин вздрогнул и медленно опустил глаза.
На его руках висели тонкой работы шальвары из индийского шелка и шитая бисером, плотная жилетка с длинными, воздушной ткани рукавами. Еще богато украшенная, забавная шапочка и знакомые туфельки удобно разместились на ладонях Ала ад-Дина. В шапочке обнаружились два дорогих перстня, длинная золотая заколка с бриллиантом и колье с изумрудами.
– Что это? – хрипло пробормотал Ала ад-Дин, протягивая вещи Абаназару. – Я вас спрашиваю, дядя: что это такое?
Абаназар осторожно приблизился к вещам, тщательно обнюхал их и развел руками.
– Я не знаю, о дорогой племянник. Но это точно не Будур.
– Я заметил.
– Видно, что-то пошло не так. Но что? – Абаназар задумчиво расставил пальцы на правой руке, соображая, где он дал маху, но голова после двух ударов работала особенно плохо.
– Опять не так? – насупил брови Ала ад-Дин.
– Видишь ли, о юноша, колдовство – очень сложная и очень неточная наука, – назидательно произнес Абаназар. – Всякое может случиться.
– Ну знаете!.. – задохнулся от подобного нахальства Ала ад-Дин. – Вы шарлатан, дядя!
– Что-о?!! – безволосые брови Абаназара поползли на лоб.
– Да-да, шарлатан! Возвращайте все обратно, как было! Немедленно!!! Иначе я… – Ала ад-Дин угрожающе надвинулся на Абаназара, и тот попятился.
– Хорошо, хорошо. И незачем так нервничать, молодой человек! – Колдун щелкнул пальцами, и вещи мгновенно исчезли, будто их и не было. Заодно исчезли курпачи и груда битого кирпича за спиной Ала ад-Дина. – Вот и все. Делов-то! – Абаназар победно отряхнул ладони и угодливо вытянул шею, преданно уставившись Ала ад-Дину в глаза. – А плов? Ты принес плов? И еще мои новые чувяки!
– Какой вам плов, дядя? Да после всего, что вы натворили…
– Так, значит? – разозлился Абаназар, больше на свою колдовскую немощь, нежели на юношу. – Родного дядю миской плова попрекать! Тогда узри мое могущество, о несчастный! – Скрюченные пальцы вознеслись над головой колдуна, глаза его загорелись недобрым злорадством, и он быстро забормотал, шевеля сухими губами: – Аркалы-барбалы, шуры-муры-для-герлы! О принцесса Будур, явись – не запылись!
Хлоп!
– Ох, ё! – Ала ад-Дин прогнулся под тяжестью свалившейся из ниоткуда в его объятия принцессы Будур, почему-то совершенно раздетой и с широкой атласной подушечкой в руках, которую девушка судорожно прижимала к себе.
– Знаете, шеф, вы как хотите, но духа я больше изображать не буду. Тем более черного, – мрачно заметил угрюмый Ахмед, прекратив дубасить камнем рубаху со штанами. Последние полчаса он вминал их в мягкую глину в попытке выбить из одежды, вернее, из того, что от нее осталось, сажу.
– А разве я тебя заставляю? – Только что вынырнувший из реки Максим отфыркался и провел ладонями по мокрым волосам. Затем, превозмогая сильное течение горного потока, направился к берегу. – А водичка-то ледяная, ух! – поежился он.
Сидящий на корточках Ахмед приподнял штаны, придирчиво оглядел их и встряхнул.
Хрясь!
В каждой его руке закачалось по половинке штанов. Ахмед долго смотрел на них жалостливым взглядом, потом бросил негодные тряпки на землю, сплюнул в их сторону и, набрав в ладонь глины с песком, взялся тереть себя.
– Вот в чем я теперь пойду, а? – плаксиво протянул он, надраивая кожу. – Штаны напополам, от рубахи одни дыры остались. Э-эх!
Максим прошел к дереву, стянул с ветки влажные трусы, хорошенько отжал их, повертел в руках. – Ахмед, хочешь, трусы дам? С трусами и дырявой рубахой сойдешь за нищего дервиша, а в городе новое барахло тебе справим.
– Не нужны мне ваши трусы! – огрызнулся Ахмед, залезая в воду.
– Ну, как знаешь, – пожал плечами Максим, натянул трусы и уселся на плоский камень. – Тогда можно тины насобирать, облепить тебя ей, и будешь ты у нас водяной.
– Кто-кто? – заинтересовался Ахмед.
Стоя по колено в ледяной воде и ежась от холода, он никак не решался окунуться. Глина отваливалась с Ахмеда комками и падала в воду.
– Водяной. Эмир рек и озер или как он у вас называется? Неужели не слыхал?
– Нет у нас такого, – буркнул Ахмед и вошел в воду по пояс.
– Так будет, в чем проблема?
– Да ну вас к шайтану с вашими шутками!
– И все-то тебе не то и не так. Не Ахмед ты, а прямо калиф какой-нибудь привередливый. Ладно, схожу в город и куплю тебе новую одежду.
– А как же я?
– Посидишь здесь, ничего с тобой не случится.
– А придет кто, а я здесь в таком виде? – перетрусил Ахмед.
– Так ты омовение совершаешь. Кто чего против скажет?
– О-хо-хо, – обреченно повесил нос Ахмед. – А вы быстро?
– Как получится.
– А как получится?
– Ахмед, ты свое время тратишь. – Максим натянул штаны, уселся на камень и быстро обулся. – К тому же кто тебя просил по крыше скакать?
– Никто не просил, – расстроено пробулькал в воду Ахмед.
– Тогда сиди и жди.
– Только вы побыстрее, шеф, ладно?
– Ладно, ладно. Постараюсь. – Максим выпрямился, притопнул туфлями, оглядел себя и подхватил кошель. – Ну, бывай!
– Ага, – уныло отозвался Ахмед, мелко дрожа, потом вздохнул и принялся отмываться от глины.
Максим взобрался наверх по каменистому пригорку, сориентировался и зашагал в направлении города, насвистывая привязавшуюся мелодию. Вскоре река осталась далеко позади, и шум ее бурных вод постепенно затих. Вокруг расстилалась холмистая местность, покрытая невысокой травой. Кое-где росли одинокие деревца и чахлые кустарники. Живности видно не было никакой, впрочем, как и людей.
– Наконец-то ты один, – прошелестел совсем рядом голос из ниоткуда.
Максим остановился и покрутил головой. Может, почудилось?
– Не ищи, я невидимый, – пояснил голос.
– Ты кто? – спросил Максим. Страха он не ощущал вовсе. Возможно, потому, что в интонации невидимого собеседника не слышалось ноток агрессии.
– Я Каззан.
– Какой еще казан?
– Да не казан, а Каззан! С большой буквы и двумя «з». О великий Сулейман, как же мне все это надоело!
– Ну, Каззан так Каззан, – пожал плечами Максим, подчеркивая «з». – Чего сразу сердиться-то?
– Я не сержусь – я опечален.
– Понимаю, сочувствую. – Максим засунул руки в карманы. – Чем могу, так сказать?
– В каком смысле, о Черный Махсум? – удивился голос.
– Я не черный, не белый и не серо-буро-малиновый. Просто Махсум, вернее, Максим.
– Я буду звать тебя Махсумом.