– Метьюз! – крикнул я в микрофон. – Взлетай немедленно! Мы в плену враждебной цивилизации!
– Что? – отозвался наш механик. – Что ты говоришь?!
– Доложишь шефу, что планету населяют гуманоиды с явно выраженным матриархатом и вооружением на уровне двадцать второго века. Торопись!
– Но я не могу взлететь! – завопил он. – Не могу!
– Прекратить разговоры! – закричали воительницы. – Еще секунда и мы убьем вашего командира!
– Никаких секунд! – воскликнул я. – Я сдаюсь!
А что я еще мог сделать? Я прекрасно знал инструкцию. В ней в разделе 15, подпункте 4 было сказано, что «космонавт, подвергшийся нападению со староны представителей инопланетной цивилизации не должен поддаваться на провокации, попытаться успокоить нападающих; спокойным голосом и дружелюбными жестами попытаться дать им понять, что экспедиция явилась с мирными целями…» и далее в том же духе. Голубой мечтой «поисковиков» было отыскать романтика, составлявшего эту инструкцию и взять его с собой на Альтаир, Денеб или Фомальгаут. Интересно было бы посмотреть, как он растолкует гуманистические принципы нашей цивилизации тролпам, вавеофагам или на худой конец хрюньмерзоидам. Конечно, в другое время я бы задал жару этим амазонкам, но сейчас опасность угрожала жизни человека, которого я любил больше родного брата.
Я дал «черепашке» последние наставления и вылез из люка. В то же мгновений крышка люка захлопнулась, «черепашка» отъехала и дала предупредительный: залп поверх моей головы.
– Мамзели, я ваш пленник! – сказал я, подбежав к дверце. – Советую не подходить к машине, и упаси вас Бог ее обстреливать. Она работает в режиме «не тронь меня».
– Не волнуйся, дружок, – сказала девушка, деловито связывая мне руки за спиной.
Нас потащили по коридору. В ангаре послышался грохот выстрелов и женские крики.
– Я же предупреждал! – сказал я, но получил прикладом по загривку и замолчал. Воистину, эти женщины давно отвыкли от галантного обращения.
Нас вытащили во двор и бросили в кузов крытого фургона. Машина рванулась с места. Спустя полчаса езды, нас привезли в какой-то дом, и, отведя в подвал, выдали взамен одежды что-то вроде пижам. Затем нас развели по камерам. Строго говоря, это было одно помещение, разделенное решеткой. Такие же решетки заменяли и двери. Но в остальном наши казематы напоминали комнаты отдыха какого-нибудь Офирского миллионера.
Полы были устланы коврами с толстенным ворсом, в углу стоял – столик с телевизором и видеоприставкой, несколько полок с книгами в ярких обложках, бар, забитый батареей бутылок, несколько ящиков с табаком и сигарами, мягчайшие кресла, в которых человек утопал, млея от блаженства, ну и, разумеется, роскошная кровать с балдахином довершала интерьер. Несколько портил впечатление притулившийся в уголочке унитаз, но и он был изготовлен из розового в цветочек фаянса и деликатно прикрыт вышитыми попонками.
Командор первым делом бросился к сигарам и, обнюхав их, благоговейно прошептал:
– Господи, настоящая «гавана»!..
Книжонки все как на подбор были детективными и фантастическими россказнями трехвековой давности.
– Идиотизм! – пробурчал Вильдан, пыхтя сигарой и отвинчивая пробку у одной из бутылок. – Никогда не думал попасть в такой переплет.
– Осторожно, шеф, – предупредил я, – Там может быть яд.
– Чепуха, – отмахнулся он. – Зачем им нас травить, они и так могут сделать с нами все, что угодно. Барри, а ведь это настоящий пшеничный виски, не чета нашим суррогатам. Однако, сказал он, отложив бутылку в сторону, нам сегодня нужна трезвая голова. Будем пить воду.
Я налил себе. Мы чокнулись через решетку и выпили, закусив отменными шоколадками. Затем приняли еще по одной и уселись в кресла друг напротив друга.
– Ситуация… – пробормотал командор, – До сих пор не могу поверить, что это все не сон. Женская планета! Амазония! Абсурд!
– Почему же, – возразил я, – ведь и наша история знала период матриархата.
– Да, но в допотопные времена. Как и полигамию, как и каннибализм. Культ женщины-матери, как символ плодородия и щедрости Природы был известен всем народам на заре своего развития. Но уже к бронзовому веку он почти повсеместно исчезает. Основную производительную силу любой цивилизации составляли мужчины. Они пахали землю, ковали оружие, воевали, плавали по морям и строили пирамиды. Мужчины открыли Америку, покорили Северный полюс и вышли в космос. И что бы там не говорили о равноправии, все равно испокон веков мужчина убивал мамонта, а женщина его свежевала, мужчина дрался, а женщина его перевязывала, мужчина покорял пространство, а женщина помогала, помогала, именно помогала, Барри, его обживать. И если на этой планете произошло наоборот, то клянусь, что-то здесь было нечисто.
– Вы правы, командор, – послышался женский голос. Мы оглянулись. За дверью стояла Венда. – Вы абсолютно правы, – повторила она. – Тысячи лет наши праматери были покорными рабами, верными помощницами и преданными друзьями мужчин. Но жизнь заставила нас переменить к ним своё отношение. Вы должны понять нас, простить и не обвинять в пресловутом «женском коварстве».
– По-вашему, это не коварство – заманить к себе двух человек которые прибыли к вам с самыми добрыми намерениями, посланцами мира и дружбы от имени своего народа?
– Ну, для парламентеров вы были слишком хорошо вооружены, – усмехнулась Венда.
– Но ведь мы не знали, что ждет нас на этой планете, мы были готовы встретиться с тролпами, монстрами с железной шкурой, кибербездушной цивилизацией, но действительность оказалась гораздо хуже любых наших предположений.
– Разве вам не нравятся условия, в которых вас поселили? – непритворно удивилась Венда, – По-моему, здесь есть всё, что нужно мужчине. Уверена, что у себя на родине вы и мечтать не могли обо всем этом.
– Послушайте, неужели вы так уверены, что все наши желания не простираются дальше алкоголя и табака? – возмутился я, – В конце концов, мы свободные люди, полноправные члены нашего общества, наделенные дипломатической неприкосновенностью. Когда прилетит наш товарищ…
– Ваш товарищ скоро ставит вам компанию, – многозначительно улыбнулась Венда.
– Во-первых, я запер его на корабле, – мстительно сказал командор, – феррокарамическую обшивку которого не сможет вскрыть даже атомная бомба. Во-вторых, будет он жив или нет, войдёте вы на корабль или нет, наш звездолет все равно стартует завтра в полдень и ни минутой позже. Искренне советую вам отпустить нас к этому времени. Положитесь на моё честное слово. Я приложу все силы к тому, чтобы оградить вас от ненужных визитёров. В противном случае…
– Вы угрожаете? – холодно спросила Венда.
– Ни в коей мере. Я разъясняю. До нашей базы рукой подать. Нас даже не будут искать: вся информация о нашем визите вплоть до того момента, когда меня огрели дубинкой по башке, уже записана в бортжурнале, который спустя три дня просмотрят на базе. Еще через три дня сюда явится весь дивизион – шестнадцать «малюток», два крейсера и четыре транспорта. А на них прибудут полторы тысячи молодых крепких парней, вооруженных по последнему слову техники. И тогда-то вы, наконец, узнаете, что такое – настоящие мужчины!
– Настоящие мужчины»!? – воскликнула Венда с презрением и ненавистью. Ее губы дрожали, а тонкие ноздри раздувались. В гневе она была еще прекраснее. – «Настоящие мужчины» привезли нас сюда триста лет назад. Они были храбры и отважны, они все как на подбор были красавцы, художники, поэты, романтики. Им и их спутницам надоел ваш бездушный, механизированный мир, где все регламентировано и разложено по полочкам. Их тянула к себе жажда открытий и мечта полного единения с природой. И они отыскали планету-мечту, планету-сказку. Она была как две капли воды похожа на Землю, но климат на ней был намного мягче; всё, что ни было посажено на ней, плодоносило в изобилии. Но землю эту кто-то должен был пахать, засевать и собирать урожай. Увы, наши почтенные прадеды были на это неспособны. Они были творцами. Они творили детей и высокое искусство. Они были асами кисти и пера, но не сохи и топора. Женщины наши стали вместо них работать на земле, строить дома и растить детей. А мужчины… мужчины состязались в поэзии и устраивали попойки на вернисажах. Все они были гениями и боялись уступить друг другу хоть крупицу славы. Потомство их было бездарным, но таким же ленивым. А может быть, мы просто избаловали их своей покорностью – не знаю. Но из-за того, что девочек здесь почему-то рождалось чуть больше чем мальчиков, они, эти милые мальчики, вообразили себя избранниками судьбы. Они повелевали, и им это нравилось. Они избрали для себя самую легкую работу. Женщины в поте лица убирали хлеб, а мужчины в таком же поту лица баловались чайком, женщины работали на заводах, а мужчины торговали, женщины строили, воспитывали, детей и вели хозяйство, а мужчины целыми днями смотрели телевизор, увлекались спортом, играли в азартные игры и напивались до бесчувствия. Так женщины стали основной созидательной силой нашего общества. А потом мужчины передрались между собой и чуть не сожгли всю планету. И тогда нам пришлось взять и армии в свои руки, тем более, что большинство солдат также составляли женщины. И что же вы думаете? Кто-нибудь из мужчин стал протестовать, возмущаться, требовать восстановления в правах, работы? Наоборот, они стали просто блаженствовать в «мужчишнях», вроде вашей.
– Этого не может быть! – воскликнул командор. – Мужчина никогда не смирится с неволей, пусть даже с самой благоустроенной.
– Хорошо, – сказала Венда и отперла двери наших камер, – Идемте, я покажу вам ваших «настоящих мужчин».
Она провела нас по коридору, вывела из подвала и велела сесть в автомобиль. Мы выехали в города. Сейчас его улицы были более населенными. На этих улицах было много женщин. Молодых и старых, высоких и низких, стройных и толстых, хорошеньких и дурнушек. Все они были веселы и оживлены, все занимались своими делами, бродили по городу в эти мягкие вечерние часы, толпились у прилавков, сидели в кафе. Порою кто-то замечал и нас, но смотрели без особенного интереса, как смотрели бы на обезьянок, сидящих на плечах у фокусников.
Мы выехали за город и вскоре остановились у низкого здания без окон с крепкой дверью, забранной засовами. У двери стояли две девушки с карабинами. При виде Венды они взяли «на караул». Венда отперла дверь и провела нас внутрь коридором с мрачными бетонными сводами.
Мы вошли в громадную просторную залу и задохнулись в густом тумане табачного дыма. Внутри царил полумрак и гремела музыка. Когда глаза наши несколько привыкли к темноте, мы обнаружили, что зала уставлена столами, за которыми сидели несколько сотен мужчин. Все они были пьяны вдрызг. Несколько компаний горланили песни, за другими столами ожесточенно играли в карты, кости, спичбол. Какой-то пьяница пытался сделать на столе стойку, с грохотом падал и карабкался снова. Работали несколько телевизоров. Один показывал футбольный матч. С остальных экранов гремели выстрелы. Бодро крутились колеса игровых автоматов.
Какой-то оборванец, с трудам поднявшись с пола, кинулся на Венду, но она тренированным движением двинула его по зубам. Он свалился и захрапел. Мы прошли между столами, переступая через тела, плававшие в блевотине и собственных нечистотах, вглядываясь в тупые, обросшие и обрюзгшие физиономии, на которых не было ни единого проблеска мысли или чувства, и вышли наружу потрясенные, не в силах произнести ни единого слова в их оправдание.
Когда мы ехали назад, командор сказал:
– Интересно посмотреть, чем стали бы заниматься женщины, если их собрать в такой вот загон и вдоволь снабдить выпивкой.
– Уж не дошли бы до подобного состояния, можете быть уверены, – ответила Венда.
– Сомневаюсь. Вы сами довели своих благоверных до скотского состояния, а теперь возмущаетесь – ах, какие они нехорошие!
– Да все они только и мечтали о подобном рае.
– Далеко не все, а лишь ничтожная часть! – воскликнул Вильдан. – У нас тоже есть хамы, бездельники и пьяницы, но мы держим их в рамках и не даём распускаться.
– Вот видите, даже вашему сверхгармоничному обществу приходится с ними бороться.
– Но мы их побеждаем.
– А мы их уже победили и не собираемся сдавать позиций.
– Но, в конце концов, мадам, есть еще одна деликатная функция, с которой женщине не справиться без помощи мужчины, – зло сказал командор. – Я имею ввиду функцию продолжения рода.
Венда рассмеялась легким и, как мне показалось, немного деланным смешком.
– Вас это, как и всех мужчин заботит больше всего. Но наука давно позволяет нам воспроизводить потомство, не прибегая к непосредственным контактам с противоположным полом и поддерживать уровень нашего населения на стабильном, стомиллионном уровне.
– Бедняги! – воскликнул Вильдан, хватаясь за голову.
– Да, вы можете посочувствовать вашим собратьям.
– Да не они! Вы – бедняги! Барри, – повернулся он ко мне, – ты только представь себе – сто миллионов женщин, не знающих и никогда не узнающих мужской ласки!
– Мы прекрасно обходимся, без этого. Подавив в себе низменные инстинкты, наше общество идет по пути прогресса и процве… – заученно затараторила Венда.
– Нет, мадам, вернее, мадемуазель, – покрутил головой командор, – не об инстинктах идет речь. Любовь – это гораздо сложнее. С любовью шутки плохи. Она – дарована людям свыше. Она – единственное, что роднит нас с животным миром и одновременно возвышает нас над ним. И горе тому, кто отвергнет от себя дар богов. Вы, милые мои амазонки, никогда не узнаете, как колотится сердце при встрече с любимым, вам не дано будет познать пленительную сладость ласк и поцелуев, вам никогда никто не будет посвящать стихов, ради вас никто не станет безумствовать, сходить с ума и рисковать жизнью, вы не познаете мук ревности и ликования победы, единственно достойной для женщины победы – над сердцем любимого. Вы даже не можете себе представить, что вас ожидает – женщин, лишенных любви – озлобленность и ожесточение, склоки, раздражение и взаимные претензии. Да вы уже сейчас ненавидите друг друга. Единственное, что мне непонятно – это откуда вы нашли толпы довольных и улыбающихся женщин – наверное согнали из окрестных деревень… Ну-ну, не гоните так быстро, а то мы во что-нибудь врежемся!..
– Нет, Барри, – тягостно вздохнул командор, когда мы вновь оказались в камерах, – вот уж чего я не мог предположить, так это того, что на старости лет окажусь в этакой вот «мужчишне».
– Человек предполагает, а пси-поле располагает, – философски заметил я. – Раз уж нам нечего делать, то давайте выпьем по стаканчику.
Мой шеф посмотрел на меня недобрым, тяжелым взглядом, от которого мой язык прилип к гортани.
– Я так думаю, малыш, – сурово произнес он, – это я еще не скоро прикоснусь к этой дряни, которая погубила стольких славных ребят. И дело у нас есть. Начинаем первый этап операции Спасение. Ты когда-нибудь пел?
– В школьном хоре.
– Подойдет. Я начну, а ты подтягивай.
Мы встали к зарешеченным окошечкам и запели. Однако, вскоре командор согнал меня вниз и отругал за то, что я не сказал, какие оценки у меня были по пению. А сам продолжал петь.
Я и не подозревал, что у нашего бравого командора такой приятный, густой баритон с бархатистом оттенком. Кое-где он не дотягивал, кое-где попросту фальшивил. Однако это был первый трезвый мужской голос, раздавшийся на планете за два столетия, и произвел он впечатление на жительниц такое же, какое произвела бы на мух разбитая банк меда.
Они по одной, по двое собирались у изгороди дома и вздыхали, плакали, аплодировали. А Гракх Вильдан, давая первый и последний концерт в своей жизни, пел и пел старинные шлягеры, древние баллады и романсы, в каждом из которых непременно присутствовало слово «любовь».
Примерно через полчаса появился взвод автоматчиц, которые принялись расталкивать толпу, а потом пришла Венда, усталая и взъерошенная.
– Почему вы не хотите вести себя спокойно! – закричала она. – Вы, видно, хотите, чтобы вас связали и заткнули кляпом рты?
– Гораздо проще убить нас. – сказал командор. – Тогда мы успокоимся навеки.
– Позер! – сказала она с презрением.
– А вы– удивительная женщина…
– Болтун!
– У вас прелестный голос!…
– Сумасшедший.
– Красавица!
– Вы это говорите каждой встречной?
– Только тем, кто этого заслуживает. Вы – первая.
– Пошляк.
– Любимая…
– Вы невыносимы! – воскликнула Вендн, отпирая дверь его камеры. – Я вынуждена буду отвести вас в подвал и там запереть.
– Прощай, Барри! – сказал мне командор. – Ей мало того, что она пленила мое сердце. Она хочет еще и похоронить меня в мрачном подземелье. Посвисти им на прощание песенку из телепередачи «Привет, черепашка!»
Они ушли, а я принялся выполнять второй этап операции. Какой борт-радист не сумеет собрать из телевизора и видеоприставки простейший однопрограммный передатчик. Пришлось немного повозиться с пайкой, но в конце концов я скрутил контакты зубами и послал нашей «черепашке» привет.
Она радостно поймала мой импульс и устремилась ко мне. При необходимости в этом маленьком, полусферическом танке обнаруживалась бешеная энергия. Он был специально создан для среды повышенной агрессивности. Но когда мою «черепашку» называли «машиной» меня просто коробило. Душой мы с ней сроднились что ли? Да-да, что бы вы мне не говорили, а я по сей день убежден, что у «черепашки» была своя неповторимая, добрая и работящая душа. Меня она понимала с полуслова, командора – вежливо слушалась, а Метьюза – совершенно не переносила.
Примерно через полчаса во дворе послышались крики, выстрелы, затем дом содрогнулся раз, другой, стена потрескалась, посыпались кирпичи – и в образовавшемся проеме показалась умная, смышленая мордочка моей «черепашки». Она приветливо мигнула фарами и разинула люк. В следующую минуту показался командор, который нес на руках неистово брыкавшуюся Венду.
– Негодяй! – кричала она. – Так-то вы воспользовались моим доверием?! Такова цена вашим клятвам?
Тогда Вильдан крепко поцеловал ее и сказал:
– Дорогая моя стражница. Клянусь вам, что обожаю вас с того самого момента, как увидел вас. Я люблю вас и буду любить все жизнь.
– Ты сумасшедший! – прошептала Венда и робко попросила: – Поцелуй меня еще раз.
Командор не заставил себя долго упрашивать. «Черепашка» глухо заурчала. Командор двинулся к нам.
– Отпусти меня немедленно! – закричала Венда, – Что ты собираешься делать? – Я буду чувствовать себя чужой и одинокой в вашем мире. Здесь у меня подруги, любимая работа.
– Ты и у нас сможешь найти работу по душе.
– Что я у вас смогу делать?
– Будешь диспетчером в порту.
– Я слишком умна для этого.
– Тогда займешься кибернетикой.
– Я для этого слишком глупа.
– Ты будешь учиться.
– Я для этого слишком стара. И потом, зачем мне переучиваться, когда я люблю свою работу.
– И что это, интересно знать, за работа?
– Я офицер сил безопасности. У меня в подчинении целый отдел.
– Нечего сказать, хорошенькая работка – шпионок ловить.
– Это работа шестого отдела, а мы занимаемся вопросами охраны нравственности. Ну что ты хохочешь как сумасшедший?
Вдоволь насмеявшись, командор сказал:
– Я привезу тебя к себе домой и ты будешь моей женой. Ты будешь любить меня и рожать мне детей. Ты будешь хозяйкой моего дома – и это будет твоей основной работой.
– А ты будешь прилетать ко мне на неделю раз в полгода, одаривать меня своим благосклонным вниманием, и с сожалением глядеть на то как я с годами буду превращаться в старуху. Нет уж, если хочешь жениться – бросай свой дурацкий космос, и будем жить как все люди…
– Бросить космос?! – взревел командор.
У-у-у-у-у! – на нас спикировал реактивный истребитель, и земля ходуном заходила от бомб. «Черепашка» ужом проскользнула сквозь фонтаны вздымающейся земли и, подняв себя воздушной подушкой, стремглав понеслась над полем.
– Гракх, миленький, останься здесь! – умоляла Венда. – Ну, хороший мой, ну пожалуйста! Нам здесь будет так хорошо вдвоём!
– Чтобы меня поместили в этот вертеп для алкоголиков? – воскликнул командор.
– Ну что ты, что ты! Я сама устрою тебе самый прелестный, самый миленький загончик…
– Благодарю покорно, я вам не жеребец!
«Черепашка» вылетела на поляну, где стояла ЧЧ, подкатила к кораблю и встала.
– Дьявол! – пробормотал командор, – Такой подлости я от них не ожидал.
Я, признаться, тоже. Теперь я искренне посочувствовал Метьюзу. Не знаю уж, что предпринял бы я на его месте. Хотя несладко мне было и на своем.
Вокруг ЧЧ были дети.
Их было сотни полторы или две. Карапузы от двух до пяти лет. Мальчики и девочки. Они были заняты своими детскими делами: играли в золе, лепили песочные пироги, гонялись за бабочками и друг за дружкой. Увидев «черепашку» они бросились к ней и облепили со всех сторон. Я заглушил мотор.
На экране появилось посеревшее лицо Метьюза.
– Это вы? – спросил он. – Придумайте что-нибудь, командор. А то я уже собрался ломать предохранители.
– Этим ты ничего не добьешься. У ЧЧ характер упрямый. Она все равно взлетит. А ну-ка, Барри, попробуй пугнуть их инфразвуком.
Я попробовал. Детишки, конечно, перепугались, но спасения они начали искать под дюзами корабля. Минут пятнадцать мы пытались выкурить их оттуда, но всё впустую.
– Может быть, возьмем их с собою? – предложил я.
– У нас хватит места для двух-трех десятков – не более. Ну что ты молчишь?! – набросился он на Венду. – Небось ты сама и предложила этот остроумный способ задержать корабль? Но запомни, хотим мы этого или нет, звездолет все равно взлетит через полчаса и кровь этих сопляков падет на твою голову.
Венда заплакала.
А детишки осмелели и вновь полезли на «черепашку».
– Покатайте нас, дяденьки, пожалуйста!
На краю поляны опустился вертолет. Из него вышли почтенные матроны, члены совета.
– Я пойду к ним, – сказала Венда.
– Иди и объясни, что через двадцать семь минут корабль взлети с нами или без нас. Скажи, что ты полетишь со мной. Если они согласны, то я сохраню тайну планеты. Если же нет, то я остаюсь здесь до прихода наших и организую такую гражданскую войну!…
Она вернулась минут через десять и сказала:
– Нас раскусили, командор. Я остаюсь здесь заложницей. И день когда сюда прилетит еще один ваш звездолет, будет моим последним днем.
– Тогда я остаюсь с тобой.
– А как же они?!
Они висели у нее на шее, карабкались в открытый люк, один из них пробовал мою шевелюру на прочность, другой потянулся к панели управления.
– Значит не судьба? – спросил командор. Она покачала головой.
– Я пойду и скажу им, что ты согласен, ладно?
И вновь потекли, понеслись, помчались минуты нервозного ожидания.
Вскоре появились дамочки в белых халатах и начали строить детей парами, а они держали друг дружку за платьица, как и во всем мире не хотели уходить. Воспитательницы сбивались с ног, пробуя их согнать, но им, видно, здорово понравилось жить на воле, и мы с бессилием видели, что до катастрофы остаются считанные минуты.
И тогда командор распорядился откинуть крышу «черепашки» и закричал:
– А ну, ребятишки, кто хочет прокатиться?
Мы вылезли из нашего вездехода, а в него набилось с полсотни сорванцов, и еще столько же повисли вокруг, и бедная «черепашка» быстро покатилась прочь, покорная моим последним наставлениям. Через полчаса она заблокируется и приступит к самоуничтожению. У меня сердце разрывалось от жалости, а она робко так и вроде утешающе мигнула мне подфарниками, как будто говоря, мол, ничего, старина, всё образуется…
– Откройся! – крикнул командор. От борта отвалился трап, и мы вбежали наверх, обнялись с рыдающим Метьюзом и начали наспех играть на клавиатурах пульта давая подтверждение прибытию. Ведь аварийный взлет без экипажа – это ЧП, а ЧП – это всегда неприятности. Но мы упустили время. Компьютер уже подал запрос на пульт, не получил подтверждения и отдал команду на двигатель. Корабль содрогнулся. Его окупало облако белесого дыма. Мерная дрожь сотрясла корпус.
Вдруг Метьюз заорал что-то непонятное, мы бросили все и увидели в экране внешнего обзора под самым кораблем хрупкую женскую фигурку, которая махала нам белым шарфом и что-то кричала,
– Уходи! – закричал командор так, что его, наверное, можно было бы услышать сквозь броню. – Убегай скорее!
Метьюз включил динамики и отсек заполнил голос Венды.
– Я хочу, чтобы ты вернулся! – кричала она, – Мне все равно никогда не простят любовь к тебе! Возвращайся быстрее! И привези с собою настоящих мужчин! Честных! Верных! Сильных! Мужественных! Таких, как ты! Покорите нас! Ты слышишь?! Покорите нас своею любовью и добротой!.. Покорите!..
Последние ее слова потонули в грохоте двигателя и неистовой вспышке раскаленных газов.
Единственное, что меня хоть как-то утешало во всей этой истории – это мысль о том, что 6000ºС испепелили ее в считанные доли секунды, так что она даже не успела осознать, что с ней произошло, и, наверное, даже не почувствовала боли.
* * *
Старый дедушка Бахрам замолчал и стал утирать платочком свои увлажненные щеки. После его рассказа воцарилось долгое молчание. Спустя некоторое время Савва Грохотов спросил:
– А как же ее последняя воля?
Дедушка Бахрам покачал головой:
– Он не исполнил ее. Может быть, его и стоило бы осудить за это, но он сам избрал себе казнь. Пытку молчанием. С нас он взял страшную клятву забыть обо всём, что мы видели, а сам взломал бортжурнал, стер с него малейшее упоминание о нашем рейсе и наполнил его информацией о МСС26970 – мире убийственной радиации и раскаленной магмы. Насчет «черепашки» мы отбрехались, что утопили ее в лаве. А «Черную Черепаху» командор после этого рейса сдал в капремонт и полной заменой памяти и ушел из отряда. Что с ним было потом я не знаю.
– И все-таки я не понимаю, – сказал Брокс. – Командор Вильдан был, конечно, выдающейся личностью, но… как он мог не исполнить последней воли любимой женщины?..
– А я понимаю, – резко сказал командор Афлатун. – Он просто не мог ее исполнить. Неужели по-вашему, так просто найти в Галактике сто тысяч, да какой– там сто, хоть тысячу, хоть десяток настоящих мужчин?
И старики долго и одобрительно трясли головами, и кто-то вновь пустился в воспоминания, но тут дежурный электрик Викентий Самуилович поглядел на часы и воскликнул:
– Что это вы тут, старые хрычи, расселись? Третий час уже. Даст бог, не последний раз собираемся. Еще наболтаетесь.
И старики, кляня вредный Викин характер, стали расходиться по своим комнатушкам, чтобы на следующий день, вволю отоспавшись на работе, вновь собраться в Старой Хрычевне.