– Узнай у Гарта, как защищать дом от вампиров. Слушай его – он жил с нами и его кусали всего два раза. Он знает, что делать. Не оставайся одна, когда темно.
Синтия выслушала это с тревожным вниманием и кивнула, потупив взгляд в землю.
– И не смей, – жёстко отрезал Бронислав, – больше подходить ко мне.
Это он добавил уже от себя.
В ту ночь я больше не видела дядю. Хьюго вернулся и выпустил меня из кухни, но настоятельно рекомендовал не ходить пока по замку куда-то дальше кухни и ванной. Мне было скучно, но в то же время тревожно. Кое-как поспав ночью и пересидев следующий день в своей комнате за книгой, я, наконец, услышала стук в дверь. Это было уже после заката.
Я подскочила и открыла дверь. На пороге стоял Хьюго.
– Эм, добрый вечер, – хрипло сказал он, – спустись, пожалуйста, в столовую.
Я пошла за ним по полутёмному замку. В столовой еле-еле теплилось пламя свечей. Я удивлённо посмотрела на Хьюго.
– У твоего дяди, – смущённо пояснил старик, – сейчас… как это… в общем, ему неприятно смотреть на свет.
Я с пониманием покачала головой: светобоязнь была и мне знакома, но я едва различала, куда иду. Если бы не шаркающие шаги Хьюго, я бы не дошла до столовой.
– Присядь, – сказал он, указывая на стул возле большого дубового стола. Я села, и старик встал у меня за спиной. Только тогда я увидела на другом конце стола дядю. Мы снова сидели, как когда-то, по разны стороны этой чёрной гладкой столешницы… как незнакомые.
– Привет, – неловко поздоровалась я.
– Надо поговорить, – сказал дядя.
Я придвинулась ближе к столу, положив на него локти
– Да?
– Завтра будет Полная Луна, – сообщил он почти шёпотом, – и я хотел попросить тебя об одном… Ты слушаешь?
– Да, конечно, – закивала я, для пущей убедительности не отрывая взгляда от его лица. Лицо, впрочем, я различала едва видимым серым пятном на фоне почти полной темноты.
– Я хотел попросить тебя, чтобы завтра вечером, сразу, как сядет солнце, ты никуда не выходила из своей комнаты, до рассвета. Закат будет около половины пятого. Запри дверь и окно, закрой шторы, выключи свет и пытайся не производить громких звуков. Понятно?
– Не очень, – призналась я. Перспектива просидеть весь вечер одной в темноте меня не обрадовала. – Зачем мне всё это?
– Так нужно, пойми… – устало вздохнул дядя Бронислав. Похоже, что каждое слово давалось ему с трудом. – Что бы ни случилось – ни шагу из комнаты. Обещаешь?
– Но… – попыталась возразить я.
– Пожалуйста, – очень странным голосом сказал он, заглядывая прямо в глаза. Он-то меня видел отлично. У меня внутри что-то перевернулось и я, хоть не хотела этого говорить, всё же произнесла:
– Да, обещаю.
– Вот и хорошо, – слабо улыбнулся дядя Бронислав и куда-то исчез.
На следующий день он не появлялся и вовсе. Я не могла ничего делать, только то и дело выглядывала в окно, чтобы убедиться, что солнце ещё не село. И лишь когда оно потонуло в размытом дождливом зареве за парком, я нехотя закрыла окно и задёрнула шторы. Потом на всякий случай пожелала Хьюго спокойной ночи (он посмотрел на меня с сочувствием), я заперлась и погасила свет, оставив только неяркую настольную лампу, решив, что она никак мне не повредит. Считая все указания дяди Бронислава выполненными, я села за свой заваленный хламом стол и попробовала читать. Но стук дождя в стекло нагонял на меня тоску, а в полумраке буквы были плохо видны, и от этого болели глаза, будто в них песок.
Очень скоро я задремала, положив голову на книгу.
Странный мне снился сон, я определённо видела его раньше… Вот силуэты, танцующие вокруг яркого костра. Вот и стремительно несущийся, словно чёрная тень, конь, на спине которого плачет ребёнок, не способный остановить животное, но и не способный и спрыгнуть –он знает, что разобьётся о камни, если это сделает… Вот свирепый волк, по белоснежной шерсти которого струится густая ярко-алая кровь…
– Ай! – вскрикнула я и проснулась. Нет, я не испугалась сна, что-то больно обожгло мне шею. Я осторожно подняла серебряную половинку монетки за верёвку.
«Неужели опять?» – подумала я с испугом, вспоминая, как мне приснился такой же сон, и что произошло дальше. Лампа всё ещё тускло горела, и в её свете я осмотрела свои руки – ничего, обычная человеческая кожа, тёплая на ощупь. Я ещё раз аккуратно дотронулась до серебристой половинки, и она больше не жгла так сильно, я чувствовала только лёгкое покалывание на пальцах. Пока что всё обошлось, но нужно держать себя в руках. Я поняла, что спать сейчас мне нельзя, как бы сильно не хотелось.
-Тук-тук-тук! – я уже не первый раз слышала этот звук, и вот теперь, когда он прозвучал особенно настойчиво, он заставил меня обернуться. Света хватило только, чтобы понять – в комнате никого нет, кроме меня, как и положено. Значит…
Кто-то стучит в окно. На втором этаже.
Я немедленно выключила лампу и в одно мгновение оказалась на кровати, сжавшись в комок под одеялом. Удары в окно стали ещё громче, стекло угрожающе задребезжало.
«Хорошо, что есть решётки, там, на окне – решётки», – повторяла я себе, пытаясь успокоиться, но у меня не было полной уверенности, что он не способен сломать их…
Боясь дышать, чтобы не привлечь к себе внимания, я прислушивалась к яростным ударам снаружи, как вдруг они стихли. И стало так тихо, будто все звуки поглотило что-то чудовищно большое и чёрное, даже тиканья часов не было слышно. И тут меня посетило странное чувство, будто никакой опасности нет, и мне легко-легко, и я могу полететь, чуть только оттолкнувшись от земли…
Нужно только открыть окно – и свобода!
«Этого нельзя делать!» – сказала я себе, пытаясь удержаться, но уже выбралась из-под одеяла, свесив ноги с кровати.
Так я и застыла, судорожно вцепившись руками в простынь, не желая поддаваться опасной мысли: подниматься и идти к окну. Но и лечь назад я тоже не смогла.
Тут снова нахлынуло новое ощущение – комната вдруг стала казаться мне зловещей, тесной, невыносимо душной. В глазах начало рябить, отчего казалось, что стены сдвигаются, всё ближе, ближе…
Дышать стало просто невозможно, я почувствовала, что задыхаюсь. Кое-как поднявшись, я медленно пошла к окну…
«СТОЙ!» – закричало что-то внутри меня.
– Я только на секунду… – пролепетала я сама себе, едва шевеля пересохшими губами, – только один вдох…
Мои дрожащие пальцы, уже не поддающиеся моему контролю, повернули защёлку, и окно со стуком распахнулось под порывом холодного ветра. Я стояла и жадно вдыхала колюче-влажный воздух, полный ночного тумана.
Было всё так же тихо.
«Хватит, уходи», – потребовала та часть меня, которая ещё соображала.
– Ещё немного, – прошептала я.
– Немедленно отойди от окна, – настаивала она.
– Ещё секунду.
– Отойди!
– Нет!
– Закрой окно немедленно!!!
Это была здравая мысль, и мои руки уже потянулись закрывать окно, как вдруг что-то гибкое и серебристое метнулось ко мне…
Вампир неподвижно сидел по другую сторону решётки, крепко вцепившись в неё руками. Он глубоко дышал и, не мигая, смотрел прямо на меня ярко-зелёными глазами. Его взгляд будто вводил в оцепенение, что невозможно было шевельнуться.
– Уходи, – сказала я дрожащим голосом, пытаясь не терять самообладания.
Он нетерпеливо облизнул влажные губы и придвинулся ближе к решётке, прижавшись к ней лицом.
– Уйди, – громче повторила я, чувствуя, как подкашиваются от страха ноги, – ты всё равно меня не достанешь.
Вампир оскалился в улыбке, демонстрируя белые длинные клыки, которые мешали ему до конца закрыть рот. Несколько секунд он не шевелился, напрягшись, словно кошка перед прыжком, и мы смотрели друг на друга в упор. Его взгляд всё сильнее гипнотизировал меня…
Огромные кожистые крылья создания едва слышно хлопнули у него за спиной. Вампир резко и почти беззвучно рванулся вперёд, протягивая ко мне руки сквозь прутья решётки. Я закричала и отскочила назад: внезапная боль вывела меня из оцепенения. Но цепкие пальцы уже впились мне в руку железной хваткой. В панике я начала яростно вырываться, но от этого становилось ещё хуже – острые когти всё глубже и глубже врезались в кожу.
Почуяв кровь, вампир торжествующе потянул меня к себе. Я выкручивалась что было силы, но ничего не помогало. На глазах у меня выступили слёзы от боли и отчаяния. Это существо за окном уже тянуло ко мне вторую руку. Пожалуй, оно решило выскрести меня из комнаты по кусочкам. Как вдруг, в последний момент, я нашла свой последний шанс на спасение.
Свободной рукой я схватила серебряную половинку монетки, висящую на моей шее, и приложила её к вцепившейся в меня лапе.
Вампир громко взвыл: на месте, где серебро коснулось его кожи, остался чёрный дымящийся след. Запахло палёным. Я обожгла его ещё раз, и ещё, пока почти вся его рука не покрылась ожогами. Не в силах стерпеть боль, вампир отдёрнул свою руку назад, оставив на моей глубокие кровоточащие следы.
– Не нравится, да? – сказала я, отступая назад и слушая, как он воет по другую сторону решётки. – Уходи! уходи! Уходи прочь от меня!..
Мой голос сорвался. Вампир недовольно рыкнул, мстительно глянул на меня и, хлопнув крыльями, скрылся где-то в темноте.
В бессилии я упала на пол, каким-то чудом не потеряв сознание. Издали до меня доносился тягостный вой разъярённого вампира, такой пронзительный, что на какую-то секунду мне стало его жалко, но только на секунду.
Потому что первый шок прошёл, и ко мне волной подступила боль. Только сейчас я поняла, как мне на самом деле больно – и это было ужасно! Я глянула на свою левую руку…
От этого зрелища у меня помутнело в глазах, а желудок скрутило. Стараясь не смотреть на рану, я доползла до постели и разорвала простынь. Кое-как перемотав руку, я прижала её к себе, села у кровати и беззвучно заплакала, крепко стискивая зубы.
Тут за дверью послышались торопливые шаги, загремел ключ в замке, и в комнату вбежал запыхавшийся встрёпанный Хьюго:
– Ева!
– Д-да, – неуверенно пролепетала я сквозь слёзы.
– Ох! – воскликнул старик и на удивление проворно кинулся к окну.
Заперев его, он присел рядом со мной и спросил:
– Жива?
Я кивнула головой в ответ.
– Покажи.
Я протянула раненную руку вперёд. Хьюго с бесстрастием снял мою самодельную повязку, ярко-красную от крови, и осмотрел рану:
– Кажется, ничего важного не задел. Пойдём скорее вниз, у меня там припасено, ну… как раз для этих случаев.
Я послушно пошла за ним.
– Этот, другой, – вот же хитрюга, – бормотал Хьюго, пока мы спускались вниз, стараясь отвлечь меня. – Я его закрыл, а он бился-бился, да притих… Я и задремал, а он, пока я не вижу, выцарапал когтями замок у двери…
Я нервно сглотнула.
– Запер… где?
– Да в том крыле, где никто не живёт…
Значит, стук, грохот и вой в прошлое полнолуние – вампир, который бьётся в стены в запертой комнате… Понятно.
Вскоре рану промыли холодной водой, старик извлёк из шкафчика на кухне какие-то загадочные баночки и склянки, расставил их на столе и зажёг свечу:
– Это на всякий случай. Они это… огня боятся…
Мою руку смазали, должно быть, десятком разных мазей с травяным пряным запахом. От них остановилась кровь, боль несколько унялась и по руке распространилась приятная прохлада.
– Вот так, – сказал Хьюго, перематывая мне руку чистым белым бинтом, подложив под него высушенные листья неизвестного мне растения с горьковатым запахом. – Такие раны простыми средствами не лечатся. У них это… когти зачарованные вроде как. – Всё это – ведьминские штучки, только они тут помогают. Я вот тоже, бывает, под горячую руку попаду, тут ко всему надо быть готовым…
Хьюго закончил бинтовать мне руку и с какой-то отеческой лаской посмотрел на меня:
– Ничего, заживёт. Это ещё хорошо, что он тебя не достал …
Старик запнулся и смолк.
– Ты как, очень перепугалась? – спросил он после недолгого молчания.
– Очень, – призналась я, баюкая раненую руку.
– Ты ж только пойми – не надо на дядю обижаться, – мягко сказал Хьюго.
Я удивлённо посмотрела на него. Я, конечно, тоже виновата, что была неосторожна, но это же не повод меня калечить!
– Да, это трудно понять, – вздохнул старик, – но он не виноват. Они, ну, когда луна полная, не понимают, что делают. Это всё голод. Вот увидишь – в себя придёт, сразу другим сделается.
– Вот в себя придёт – тогда и поговорим, – руку снова стало саднить. Сколько она ещё будет заживать? Конечно же, я очень злилась на дядю Бронислава!
– Да, конечно, – вздохнул Хьюго, – а теперь иди-ка спать, тебе отдых нужен.
– У меня вся простынь в крови, – сказала я.
– Ничего, другую постелю, – успокоил старик. – Тебе поспать нужно, во сне оно лучше заживёт…
«Ведьминские штучки» произвели должный эффект: рука почти не болела, но казалась холодной, и я почти её не чувствовала. Тем лучше.
На меня тяжким грузом свалилась усталость, и я легла в постель, но ещё много часов пролежала без снов.
Следующие два дня Бронислав Патиенс совсем не показывался. Мне тоже не очень хотелось с ним видеться – раны на руке то и дело начинало саднить, хотя заживали они довольно быстро. Я набрала из библиотеки книг и редко выходила из комнаты. В замке распространилась неприятная тишина, в которой что-то назревало.
Глава 17
Волки и люди
Третий день после Полнолуния. На закате с первого этажа до третьего по замку разнёсся тяжёлый звук хлопнувшей входной двери. «У нас гости», – решила я, потому что не заметила, чтобы кто-то выходил наружу.
Не помню, как я оказалась на лестнице вниз. Я кралась по ней так тихо, как только это было возможно.
– Эй, Ева! – крикнул кто-то, и я споткнулась о ступеньку от неожиданности, чуть не полетев вниз.
Однако, чуть прищурив глаза, я разглядела в полумраке знакомую могучую фигуру Марка Вунда.
– Здравствуйте! – знал бы он, как я рада его видеть!
– Как поживаете?
– Неплохо, – ухмыльнулся он. – Спускайся, поболтаем.
Я поспешно сбежала с лестницы.
– Не заваришь нам чаю? – спросил Марк.
– Легко! – ответила я и метнулась на кухню.
Там я застала Хьюго, который разливал по чашкам заварку.
– Что, тебя он тоже отправил за чаем? – с улыбкой спросил старик, увидев меня.
– Да.
– Можешь отнести это ему, уже всё готово, – сказал он, со звоном водружая чашки на большой серебристый поднос. – Хотя… Вунду всегда мало одной чашки. Да, знаешь, завари-ка ты ещё, пригодится…
Старик унёс поднос, а я взяла ещё тёплый чайник, налила в него воды и поставила на плиту.
– Я, вообще-то к Бо пришёл, – признался Марк, когда опустошил чашку. – Он сказал, что нужно поговорить.
– О чём? – полюбопытствовала я, бесцельно мешая в своей чашке ложечкой и поднимая со дна листья заварки.
– Без понятия, – пожал плечами он, – наверное, о чём-то серьёзном. Наверное, – Марк Вунд несколько раз обернулся по сторонам и развёл руками: – Но где же он?
– Не знаю, – я пыталась произнести эти слова небрежно, но в голосе у меня всё равно скользнула злоба.
– Он пошёл в парк, – заметил Хьюго, – сказал, что хочет проветриться.
– Понятно. Что ж, я немного пораньше вырвался, так что он, наверное, и не ждал меня ещё, – Марк Вунд повертел в руках пустую фарфоровую чашку и вдруг строго спросил: – Что с рукой?
–А, это… – промямлила я, поднимая забинтованную левую руку, – это… Это я упала. С лестницы.
– Вот как?
–Ага. Тут ступеньки дурацкие, вот я и рухнула! Хорошо ещё, что не сломала ничего.
Вунд хмыкнул, но ничего не сказал.
– А может, вы это, позовёте Бо обратно?
– Да-да, – согласился Хьюго и тут же посмотрел на меня с надеждой: – Ева, у тебя ноги быстрее моих – сбегай в парк и кликнули дядю.
– Ну ладно, – неуверенно произнесла я, уже вылезая из-за стола, хотя и малейшего понятия не имела, где его, дядю Бронислава, искать.
Поэтому я наугад пошла по парку. Парк был большой, сырой и пустой. Пока я шла, мне всё больше казалось это каким-то неестественным. Дядя не выходил из замка в последнее время; он вышел через другую дверь, а не через главный вход; солнце ещё даже не село. Что тут происходит?
Дойдя уже почти до ограды парка, я как будто услыхала где-то совсем рядом голоса. Разговаривали двое. На секунду остановившись в нерешительности, я медленно, чтобы не шуметь, стала приближаться к источнику звука.
–…это заживёт, – услышала я и узнала голос Бронислава Патиенса. Раненую руку вдруг дёрнуло так, что я чуть было не вскрикнула от боли.
– Я могу помочь с этим… – неуверенно сказал второй голос. И он тоже был мне знаком.
«Синтия! – узнав её голос, я была готова кинуться ей на шею, но сдержалась. – И что она тут делает?».
– Как я уже говорил, мне нужна помощь в другом, – заметил голос Бронислава. – Кажется, я снова болею.
Вздрогнув – не ослышалась ли я? – я подошла ближе и остановилась за статуей ангела. Отсюда, сквозь ветви деревьев было хорошо видно их обоих: за оградой стояла Синтия Вэн и, на некотором расстоянии от неё то, что сначала показалось мне чёрной тенью.
Бронислав Патиенс стоял спиной ко мне, прислонившись к ограде головой. Его волосы не были собраны, как обычно, а покрывали его плечи и спину, словно тёмный плащ. Сам он как будто утончился за эти два дня, отчего его очертания стали острыми резкими, как если бы под одеждой был только один скелет.
– Тогда тебе нужен Гарт, не я, – возразила Синтия.
– Я не могу пойти к нему.
– Тогда я не понимаю, чего ты хочешь.
– Я…
Резкий звук разрезал воздух, заставив Синтию вздрогнуть: у неё зазвонил телефон.
– Сейчас, – фыркнула она и достала из кармана своей куртки трещащий мобильник. Тут же она сбросила вызов и засунула телефон обратно.
– Так что? – вздохнув, спросила она.
Бронислав казался сбитым с толку.
– С-с-слушай, – процедил он, стараясь собраться, и, наконец, выпалил: – Навещай иногда Еву, ладно?
– Что?
Бронислав Патиенс замер и не проронил больше ни звука. Синтия какое-то время растерянно смотрела на него, а затем подошла ближе. Услышав звук её шагов, Бронислав Патиенс обернулся, и я впервые за несколько дней увидела его лицо. Оно напоминало череп, обтянутый не просто бледной, а серо-пепельной кожей. Черты стали неестественно резкими, скулы впали – ни намёка на что-то живое. Только из густой иссиня-чёрной тени вокруг глаз влажно поблёскивали раскрасневшиеся белки. С первого взгляда было понятно: он явно был чем-то болен.
Стоило мне увидеть это лицо, как руку мне снова неистово рвануло, да так, что пришлось закусить губу, чтобы не закричать и не выдать себя.
А рядом с ним стояла Синтия, красивая, как всегда. Я понимала, что вижу нечто, что не должно было быть увиденным, но я не могла и двинуться с места.
– Не… не говори так, – Синтия мягко улыбнулась. – Ничего с тобой не случится.
Бронислав в ответ постарался улыбнуться тоже:
– Случится только то, что должно случиться.
Это не прозвучало обнадёживающе, и Синтия подалась вперёд в порыве что-то сделать с этим, но её остановила ограда.
Солнце только-только закатилось за горизонт. Ещё не было темно, но уже всходил тонкий, полупрозрачный месяц и неярко загорались звёзды. У ограды стояли две фигуры, разделённые, погружённые в молчание. Бронислав Патиенс, тёмный, как туча. Неподвижный, с плотно поджатыми губами, бледным, без кровинки, лицом и растрёпанными чёрными волосами, старался держаться в тени деревьев. А рядом с ним – Синтия Вэн, в лёгком домашнем платье и куртке, в сапогах на босу ногу, полупрозрачная, как приведение. Ей было холодно, и она сжалась, то и дело потирая одной ладонью другую, кутаясь в длинные локоны своих золотистых волос. Волосы легонько шевелились на ветру, словно облако.
Так, двое стояли и смотрели друг на друга.
Над парком пролетел лёгкий порыв ветра, от которого Синтия зябко поёжилась. Бронислав вдруг сделал шаг к ней и, заложив руки за спину, склонился к Синтии и поцеловал её светлый лоб. Его лицо как раз проскользнуло между прутьями решётки, чтобы на секунду коснуться женщины по ту сторону.
Она испуганно замерла, глядя на него широко распахнутыми глазами, в то время как лицо её всё сильнее полыхало пунцовым румянцем. Бронислав Патиенс сделал шаг назад.
– Мне жаль, что так вышло, – прошептал он и попытался отойти от ограды, но Синтия протянула руку между прутьями и впилась пальцами в его запястье.
– Бо…
– Я буду в порядке.
– Мне тоже жаль.
Они переплели свои пальцы и прижались друг к другу лбами. Закрыв глаза, они стояли так в полной тишине.
В полнейшем шоке я сползла на землю, неистово кусая губы. Сердце у меня колотилось как бешеное.
«Дядя Бронислав? Поцеловал??! Синтию? – крутилось у меня в голове, – Прямо только что? Поцеловал?! Нет, правда?! Что, серьёзно?!». Так я сидела, чувствуя, как к щекам приливает кровь, горячо обжигая их.
Посидев ещё немного, я вспомнила о первоначальной цели моего прихода. Там, в замке, ждёт Марк Вунд. Что же мне делать? Я тихонько поднялась и, так тихо, как только могла, побежала обратно в замок. Благо, кажется, те двое, не обратили на меня никакого внимания.
-Он сказал, что не может с вами поговорить,– смущённо сообщила я Марку Вунду.
–Да я уж понял, – он покачал головой. – Ты давно обещалась зайти ко мне в гости, помнишь?
– Угу.
– Давай, пока дядя твой не вернулся, смоемся ко мне?
– Давай, – мигом подхватила идею я.
– Вы как: её отпустите? – спросил Марк у Хьюго.
– Я-то? – переспросил тот. – С вами – хоть на край света.
– Вот и славно, – Марк махнул рукой в сторону двери, приказывая мне собираться.
Через несколько минут мы были уже за пределами замка. Близилась зима, уже стемнело, и было очень холодно. Марка это нисколько не смущало. Он бодро шагал далеко впереди меня широким шагом, поскрипывая чёрными кожаными сапогами, и, кажется, напевал что-то себе под нос.
–Пришли! – он так резко остановился, что я от неожиданности уткнулась ему в спину. Марк долго и сосредоточенно рылся в бездонных карманах джинсов, пытаясь найти ключи.
Мы стояли на пороге старого большого трёхэтажного дома из красного кирпича. Вокруг дома стояли облетевшие тонкие вишни, а рядом с ними – исполинские липы и яблони, дававшие густую тень. Под деревьями шелестела пожухлая трава, а по стене дома густо и причудливо вился плющ.
В окнах тепло горел свет.
–Ага, вот оно! – торжествующе воскликнул Марк, со звоном извлекая из кармана ключи.
– Наконец-то! – не вытерпев сказала я. От холода я уже перестала чувствовать пальцы на руках, хоть и пыталась спрятать их в рукава куртки.
Мы вошли в дом, и словно нырнули в тепло и свет. Было просторно, душно, приятно пахло едой.
– Я дома! – громовым голосом возвестил Марк Вунд так, что дрожащее эхо разнеслось по всем трём этажам.
– Привет, пап! – тут же ответил ему приятный детский голосок. Стоило Марку сбросить с себя куртку, как подбежала резвая беловолосая девочка с длинной косой и крепко обвилась руками вокруг его живота – выше не достала.
–Тише, задушишь же, – улыбнулся Вунд, на что девочка стиснула объятия ещё сильнее.
–Аааах! – он сделал вид, что задыхается, театрально закатывая глаза. – Это моя дочка Кристи…
Я невольно усмехнулась, глядя на кривляния дяди Марка, но вдруг глаза кольнули слёзы…
Я вспомнила отца. Я никогда не обнимала его, и не было такого, чтобы он хоть раз обнял меня…
–Пусти меня! – сквозь смех потребовал Вунд, в то время как я незаметно пыталась вытереть лицо рукавом.
–Ладно, – Кристи неохотно отпустила отца, давая ему возможность пройти дальше – в гостиную, где царил полный хаос.
Марк Вунд представил мне остальных членов семьи (все до одного были беловолосые и сероглазые):
– Так, это Фил, Элис…Миранда…Сэм… где Сэм?! А, вот он…Кристи, не позволяй ему грызть шторы! Вот так. Ещё есть Фрэнк, но он маленький ещё совсем и всё время спит. Кого я забыл? А, вот ещё Джордж, он старший.
– Привет, – откликнулся сидевший у камина светловолосый мальчик лет пятнадцати.– А это кто? – он указал на меня: – Ещё одна сестра?
–Нет, это Ева Патиенс, – сказал Марк, подталкивая меня вперёд.
–Это та самая? – с улыбкой переспросил Джордж. – А она не боится, что её покусают?
–Кто? Ты-то? – отец семейства рассмеялся – Это вряд ли. Скорее уж Сэм, он в этом отношении опаснее.
–Ясно, – безразлично бросил Джордж и вновь уткнулся в книгу, лежащую перед ним на полу.
–А теперь скажите мне, дети, где ваша мать? – обернувшись, сказал Марк, обращаясь ко всей гостиной.
–Я тут, – сказал мягкий голос.
Из кухни показалась красивая высокая женщина. Дядя Марк нашёл себе даму под стать: у неё была фигура атлетки, на которой, впрочем, длинное домашнее платье смотрелось очень элегантно. В русых волосах женщины уже были седые пряди, которые она носила, словно диадему. Длинные косы же были заколоты в большую гульку на затылке. Я невольно засмотрелась на даму.
На руках она держала совсем крохотного малыша, завёрнутого в одеяльце.
–Катерина, моя жена, – представил Марк.
Я что-то пробормотала по поводу «очень приятно познакомится», в то время как Катерина с Марком обсуждали планы на вечер.
Я стояла посреди гостиной, забросанной игрушками, где на полу копошились и дурачились дети – пятеро братьев и сестёр, а рядом их родители… И какое-то странное ощущение: я улыбалась, чувствуя, как теплеют и краснеют промёрзшие руки и лицо, но в то же время плотный комок подкатывал к моему горлу, что невозможно было дышать. Но и заплакать тоже нельзя. Глупо это. Между тем руку снова начинало саднить, я поморщилась от боли, но всё же не заплакала. Марк тронул меня за плечо, и я вздрогнула от неожиданности.
– Ты уж извини, – сказал он, – но нам пора умывать и укладывать спать этот зоопарк.
– Без проблем, – я пожала плечами. – Помощь нужна?
– Нет, – возразил Марк, – ты гость.
Тут он обратился к своим домочадцам:
– Так, Кристи, бери Фила и приберите игрушки. Когда закончите, идите чистить зубы, справитесь?
– Да! – Кристи подскочила с пола и схватила за руку зазевавшегося брата.
– Я беру тех троих, Кать…
– Я укачиваю малыша, – окрестила круг своих обязанностей мать семейства.
– Хорошо, – кивнул Марк. – Джорджи, ты теперь за хозяина. Проводи Еву на кухню и…
– Я не голодна, – поспешила заметить я, но отец семейства отдавал приказы так быстро и решительно, что моя реплика пролетела мимо.
– И помоги ей перевязать руку.
Джордж нарочито медленно поднялся с пола и поставил свою книгу на полку. Кажется, он даже тихонько цокнул языком, но тут же взял меня за локоть – легко, кончиками пальцев – и увёл в кухню. В это время в гостиной и ванной закипела работа.
– Садись, что-ли… – буркнул Джордж, когда мы оказались в относительно тихой кухне. Кажется, парень немного успокоился: ему дали относительно несложное задание.
– Ты точно не хочешь есть? – спросил он, заглядывая в большой белый холодильник.
Я неловко заёрзала на краешке стула. Он услышал!
– Нет, спасибо.
– Чай?
Это была простая вежливость даже без особого энтузиазма; но я улыбнулась.
– Не надо, спасибо…
– Тогда займёмся твоей рукой.
Джордж залез на стул и вытащил со шкафа большой ящик-аптечку.
– У вас такая большая семья, – не могла не сказать я.
Парень фыркнул:
– Больше похоже на армию.
Сходство, действительно, было. Пожалуй, в большой семье были свои недостатки. Джордж тем временем разложил на столе бинты и зелёнку.
– Все действительно хорошо слушаются, – заметила я.
– Потому что стая.
Я удивлённо посмотрела на парня, и он, пожалуй, впервые заговорил с некоторым воодушевлением:
– У волков в стае иерархия: родители – старшие, альфы, потом самые старшие дети, потом младшие и так далее. Все знают, кто кого должен слушаться, что и когда делать. Так новеньким детям легче привыкать к дому, когда всё понятно.
– Удобно, – согласилась я.
Джордж подсел ко мне за стол и сказал уже дружелюбнее:
– Давай руку.
Я положила на стол забинтованную руку и сказала:
– У меня нет братьев и сестёр…
– Повезло, – ухмыльнулся парень.
– Наверное, это весело, всегда есть, с кем поиграть, – я тут же осеклась: – Но и быть старшим, наверное, сложно.
Джордж, кажется, оценил, что я признала его заслуги, и улыбнулся, разматывая мой бинт:
– Да, я забочусь обо всех – и о родителях тоже. Если мама не поспит, а папа не поиграет на гитаре – плохо будет всем. Но зато они всегда мне доверяют, и это…
Голос моего нового знакомого притих. Я взяла смелость договорить за него:
– Это отрадно, да?
Джордж не ответил: его взгляд был сконцентрирован на моей руке, потому что он размотал старый бинт и увидел мои раны.
– Что это такое? – спросил парень и заглянул мне в лицо; его серые глаза были уже не по-детски проницательны. Я знала, что бессмысленно врать, но решила держаться своей версии до конца.
– Я упала с лестницы, – не моргнув, заявила я.
– Лестница была с когтями?..
Я поджала губы и молчала. Парень вздохнул:
– Ладно, храни свои секретики.
Джордж принялся менять бинты. Больше он ничего не говорил. Где-то в другой комнате был слышен визг детей и плеск воды, но на кухне было очень тихо. Я смотрела на Джорджа, который склонился над моей рукой. У него была светлая вытянутая голова, на которой был собран маленький хвостик волос. Парень нахмурил светлые брови; не знаю, кто и как учил его бинтовать, но он работал очень аккуратно и сосредоточенно. Я обнаружила, что моё сердце бьётся как-то очень горячо. В странных обстоятельствах, но всё же: впервые меня держал за руку парень.
– Больно? – спросил он, очевидно, заметив моё напряжение.
– Нет! – уверила я; наверное, я покраснела.
– Будь осторожнее с лестницами, – напутствовал Джордж, заканчивая перевязку. На руке у меня был чистая, аккуратная повязка.
– Спасибо, – сказала я.
– Если ты останешься, папа и тебя научит, – махнул рукой Джордж.
– Что ты имеешь в виду? – недоверчиво переспросила я. – Я просто зашла в гости.
– А, – Джордж стал убирать со стола бинты в аптечку, – так бывает. После меня принесли уже шестерых. Я надеялся, хоть после Фрэнки будет перерыв, но, видимо, не складывается…
Я уставилась на парня, не решаясь ничего спросить, но он сам прервал замешательство, снисходительно улыбнувшись:
– А, ты не в курсе? Эти все братья и сёстры – это приёмные дети. Я тоже. У папы нет родных детей.
В недоумении я заморгала глазами. Как не родные?
– Но вы так похожи! – воскликнула я.
– Мы типа… – Джордж сложил аптечку и снова влез на стул, чтобы вернуть её на место. – Все оборотни на этом побережье пошли от нескольких родственных кланов, так что… Мы, в принципе, родственники, только что семья очень большая. И поэтому мы выглядим примерно одинаково. Только мама немного другая: она не белый волк, а серый…
Джордж слез со стула и, облегчённо вздохнув, отряхнул руки:
– Видела Кристи?
– Угу…
– Так бесила, когда её взяли, – признался Джордж и тут же исправился: – Но она единственная из нас была в интернате. Её пытались взять в семью, в человеческую семью, два раза, но люди не могли справиться.
– Бедняжка, – пробормотала я.
– Но теперь она нормальная, потому что попала в стаю.