Ибо мы своими собственными глазами увидели поднимающегося со дна водоёма огромного червя – или гусеницу, или кое-кого ещё.
То, что предстало моему взору, не укладывалось в моём сознании, и я сразу вспомнил про такое явление, как «островной гигантизм»; в данном же конкретном случае речь шла о гигантизме озёрном и речном: ну не могло, просто не могло быть столь огромного существа в не самом большом из озёр планеты!
По размерам эта омерзительная тварь была соотносима с аргентинозавром – крупнейшим из динозавров Земли; по облику же…
Если я скажу, что я увидел те же глаза, что у Жаббоны – только гораздо крупнее и во сто крат злее – мне не поверит никто!
«Пора прощаться с жизнью, приятель», обратился я к самому себе. Члены же моей команды были ни живы, ни мертвы – запуганные до смерти, они корчились в лодке, свернувшись каждый калачиком; их бил сильнейший озноб, и только у меня ещё хватало стойкости духа – но лучше бы я сошёл с ума или погрузился в спасительный сон, нежели продолжал бы глядеть на то, что прорезало волны совсем рядом.
Я думал, что нам всем пришёл закономерный конец! Но и это было ещё не всё…
Похоже, одним монстром провидение не ограничилось: помимо тюрвеня, стеснившего собой почти всё видимое водное пространство, мои несчастные глаза заметили ещё одного уродца древности: мегалодон…
Я похолодел: ну, вот и всё. Что может сделать Джордж МакКой против двух дьяволов озера Лох-Несс? Я всего лишь человек, не располагающий ни гарпуном, ни огнестрельным оружием (которое я случайно оставил у Ллойда).
Однако вместо того, чтобы рвать меня на части, гигантский червь и праотец всех акул решили выяснить отношения между собой. И сколь ужасен был их бой! Канонада показалась бы хлопком против той какофонии, что вынужден был слышать я.
Громадная морская змея – именно змея, поскольку я не увидел у тюрвеня ни передних, ни задних конечностей – начала избивать не менее громадную хрящевую рыбу своим очень длинным и очень тяжёлым хвостом; та же в ответ усиленно щёлкала челюстями, пытаясь перекусить тюрвеню шею. Противники были примерно равны по силе – тюрвень казался более маневренным, в то время как мегалодон был более точен и агрессивен. В конечном итоге, спустя где-то два часа, оба плавающих демона пошли на дно, во время боя всё время удаляясь от нашей лодки – что, конечно же, было великим избавлением. Но я не был уверен в том, что каждый из них был стопроцентно мёртв – возможно, изранен, но уж точно жив.
За нами послали другую лодку – несмотря на то, что изначальный штиль уже давно улетучился, и озеро разбушевалось не на шутку – оно было чёрным от не менее чёрных туч, низко нависающих над ним и очень быстро перемещающихся.
Кверти спасти не удалось; Ларри и Чэндлер отделались лёгким испугом. Что же до меня, то я уже не знаю, стоит ли мне заниматься всем тем, чему я когда-то решил посвятить всю свою жизнь.
Посовещавшись с коллегами, я решил уничтожить плёнку, на которой запечатлены Несси, её супруг, тюрвень и мегалодон – хватит с нас и того, что мы уже пережили; эти впечатления уже не изгладятся из памяти. А корреспонденты пусть пишут в своих газетёнках всё, что им заблагорассудится – меня это больше не касается. Также, я не хочу подвергать местных жителей панике – если бы я им рассказал, что в их озере водится нечто пострашнее плезиозавра, они или подняли бы меня на смех, или возненавидели, так как в случае подтверждения правдивости моего рассказа им пришлось бы сняться с нажитых мест, а это недопустимо.
Попрощавшись со всеми прочими учёными, я в дурном расположении духа поехал в Инвернесс, ибо нуждался в поддержке своего друга.
Но мой друг не встретил меня; не выехал, как обычно, в своей коляске мне навстречу, отперев ключом свою дверь – это сейчас было необязательно, ибо дверца была не заперта.
Я опоздал: мой друг, художник и поэт не дождался моего возвращения. Он застрелился из моего же револьвера, снедаемый терзающими его думами. Судя по всему, самоубийство произошло недавно, и я не успел совсем чуть-чуть – орудие лишения жизни лежало на полу, а его дуло ещё дымилось. Там же, на полу, валялся вырванный тетрадный лист, похожий на предсмертную записку.
Нагнувшись и взяв смятую бумагу в свои дрожащие руки, я прочёл следующее:
«Раз�