– Есть, – уверила она его, – Каких только клювастых и прочих пичуг с птичьими мозгами сюда и не нагнали. Свиристят, галдят, мужиков наших заклевали совсем своим домогательством. Мужиков же у нас вдоволь, а они-то, срань горластая, ошалели от такого их выбора…

– На то они и молоды-зелены, чтобы щебетать и порхать, – замолвил он своё милосердное словечко за всех чохом из числа прибывших на спутник.

– Ты какой меня видишь? В натуральную величину или как дюймовочку на своём столе?

– В самую натуральную величину я тебя вижу. Тут тебе не архаичная стоянка, а передовая, космическая, промежуточная база.

– А-а, – протянула она. – Знала б, так приукрасилась бы, что ли. А то вскочила и помчалась, лохматая, да неумытая…

Опровержения она не дождалась, – Ничего. И такой сойдёшь. Ксен срочно отбывает со спутника. Я дал ему разрешение. А то он головой как-то заметно сдвинулся. Нет? Хотелось бы ошибиться. А ты, как знаешь, – уже не глядя куда-то в сторону, он махнул рукой, и связь погасла.

Она осталась одна. Да она и была одна среди бело-алюминиевых по цвету стен. Не осталось никакой радости ни от самого зрелищного сеанса, ни от сказанных слов. Хотя его зов был принят, понят, как ни тщился он его замаскировать заботой о детях. Он её ждал. Не удался план Вороны. Не нужна она ему. А Ксения нужна!

Артур, не верящий очевидному

За пределами рабочего отсека ГОРа стоял заметно расстроенный Артур. Глаза от того, что он выглядел побледневшим, стали ярче, беспомощнее.

– Ты подслушивал? – спросила она, чувствуя себя выпотрошенной и вялой. Отчего бы это?

– Это мой долг, – ответил он, – от меня здесь нет тайн ни у кого. Зачем ты трогала мой рабочий монитор? Нельзя никому постороннему прикасаться тут ни к чему! А если бы активировала какую-нибудь программу, не для твоего ума предназначенную?

– Я посторонняя?

– Разве ты тут мой заместитель? Ты всего лишь овощевод и фруктопроизводитель. Да и то ты в отпуске по уходу за ребёнком. Ты согласна с ним? Ты улетишь после всего к нему?

– После чего «всего»? – её поразила его низость. Смел подслушивать, да ещё врёт о необходимости так поступать.

– После того, как он тебя использовал, унижал и презрел не только Нэю, но и тебя с твоим ребёнком. Все знали, что ты была у него по ночам в рабочем отсеке, когда он тебя звал. Но тебя жалели. Жалели Ксена. Здесь никто не говорил ему слова «нет». Здесь же не Земля. И ты не можешь даже знать того, доберёшься ли ты отсюда живой вместе с Рыжиком. А мы вскоре построим город на «Ксении». Мы будем первыми аборигенами на ней. Это будет наша планета, наша новая жизнь. И наши возможные дети, и Рыжик тоже, они будут считать её единственной Родиной. Подумай об этом. Зачем тебе вступать дважды в одну и ту же реку? Тем более, что она оставила после себя только сухое русло. Не боишься остаться одна на Земле, уже дважды обманутая человеком, для которого слово, данное женщине, не значит ничего? А я не виню тебя в твоём однолюбии, это признак твоей качественной природы. Но я уверен, что ты полюбишь меня. И также я уверен, что наши с тобой потомки заселят «Ксению» – вторую Землю, и может быть, более счастливую Землю. Не улетай! – Он обнял её, большой и маленький одновременно, поскольку был открытым и трогательным в проявлении своих чувств. – Если ты обиделась, что я не приходил так долго, то я был предельно занят всё это время. Перед отправкой в каждую экспедицию столько надо всего предусмотреть, чтобы не вышло, как было с Рамоном.

– Конечно, конечно. Там ведь столько девчонок и за каждую отвечать кому ж как не тебе? У каждой экипировку проверь, носик утри, если всплакнёт от страха. Одно дело теория, другое практика. А ведь прочим шалопаям как такое ответственное дело доверишь, как проверка девического корпуса перед отправкой в экспедицию…

– Я не общаюсь с девчонками, чтобы сугубо лично.

– А чего же не попробовал? Вики – воспитательницы рядом нет, гуляй себе на воле.

– Прикасаться к девушке, которую не любишь, чуть глубже определённой границы? Я тебя полюбил. Ты понимаешь, что я серьёзен?

– Ты забудешь обо мне, когда я покину пределы этой чужой Ксении. Ты молодой. Ты же забыл о Вике.

– Ты не Вика. И я не забуду. Останься! Нет. Улетай! Но я знаю, что ты вернёшься. Пока ты будешь проходить необходимые приготовления к отлёту, я не хочу до этого момента тебя видеть. Потом я буду обязан по должности присутствовать при отлёте звездолёта…

Артур развернулся и стремительно пошёл от неё, напоминая со спины этой стремительностью, а также своей мужественной комплекцией отца настолько сильно, что Ксения, как в некоем затмении бросилась за ним. Остановившись, он обдал её ледяным холодом синих глаз, безмолвно оттолкнул, понял, что порыв не имеет к нему никакого отношения.

Когда он ушёл, рядом возник Ксен, вышел с другой стороны.

– Ты тоже всё слышал? – спросила она. – Подстроился заранее на то, чтобы уловить сигнал? Как Артур?

– Я никогда не подслушиваю чужих разговоров, в отличие от кого бы то ни было. Полетишь со мной?

– Чего спрашиваешь, если и так всё понимаешь?

Блестящая и глупая Эльза

Неприятное столкновение произошло в тот день, вернее, поздний уже вечер, когда Артур с командой опять отбыл на другой континент. Ксения уложила Рудика и пела ему колыбельную, а она научилась сочинять ему песенки.

– …Спит голосистый сверчок. / Спит в уголке паучок./ Кошка в корзиночке спит./ Рядом котёнок сопит./Только лягушка не спит,/ И у колодца сидит,/Выпучив глазки, глядит,/ Всё комаров сторожит./ Только одна мошкара / Будет не спать до утра./ Будет жужжать и летать,/А лягушка их будет глотать… – она могла бесконечно тянуть однообразную мелодию, плетя наивные вирши и входя в ритм, не могла остановиться, даже когда Рудик заснул.

Она бродила мысленно по смешанным хвойным и лиственным лесам своего детства, где обитали эти самые паучки и сырые лягушки. Где в прекрасном отчем доме спали некогда пушистыми клубками в своём кошачьем домике мамина кошка Пуська с котёнком. Серебряная Луна, раздвигая хвойные резные ветви, хотя и не имела для этого рук, высунулась печальной маской Коломбины из старого музея бытовой культуры. Луна не умела улыбаться, даже любя свой подлунный мир. А то, что Луна любила людей, Ксения не сомневалась никогда. Однако, какие ужасы сочиняли в историческом прошлом о Луне сумасшедшие мрачные мистики! Например, Гурджиев с его теорией о периодически падающих зловещих лунах. С его вымыслом о Луне, которая пасёт людей как овец, чтобы питаться их кровью, когда в их сердцах она возбуждает тягу убивать и уничтожать себе подобных в кошмарных войнах, – ей, лунной злодейке, на радость. Но откуда в душе возникало такое щемящее ответное чувство к ней – светлой скиталице по ночному земному небу, вдохновляющей и завораживающей столько мечтателей, чьи фантазии населяли её сияющими духами и волшебницами? По Гурджиеву – так это самообман, внушаемый злым сатанинским божеством. Она мёртвая, она вампир, не имеющий в себе собственной жизни, живой души. Но смотреть на мёртвое невозможно без глубинно сотрясающего ужаса! А Луна, она порождала и порождает творческий полёт, стихи и музыку, стремление к несбыточному и любование, и восхищение всегда. Так можно смотреть только на недосягаемого ангела в вышине. Ах! Как не хотелось оттуда, от родного порога, освещённого её внутренней, её живой и прекрасной Луной, возвращаться в своё строго замкнутое настоящее, где не было ни лесов, ни лягушек, ни колодцев с артезианской земной водой, расплёскивающейся ледяными драгоценными струями из детских ладоней…

Ксения очнулась мгновенно, вспомнив, что именно тут обитает её сын, её смысл, её земное солнышко. Она положила голову на подушку рядом и дышала им, его ароматом, как пёс, заходясь в обонятельном экстазе, растворяясь в своей животной материнской любви. В самой святой любви. В божественной любви к своему творению.

«Как я могла жить без тебя? Как могла я не понимать такой любви, выше которой нет ничего. Она рождается из плотской любви, из любви женщины к мужчине, и уже сама рождает из себя ту же самую любовь женщины к мужу, но уже на более высоком витке спирали. Ребёнок освящает любовь родителей, снимает с неё грех эгоизма вдвоём. Боже, я славлю тебя за дар мне, за данную способность прикоснуться к чуду любви Творца к его порождению, к Твоей вечной тайне. Не случайно женщина гармоничнее, красивее мужчины, она ближе к Творцу, приближённее к нему, и на ней, на матери отблеск Его милости и света. Его бескорыстия и доброты».

Ксения лизнула языком нежное запястье сына, его ручка была сжата в кулачок. Всё ещё пребывая в материнском соединении сердца со всем Мирозданием, она вышла в холл, чтобы пройти в спальню, и замерла. Там сидела девица. Одна из тех, кто наводнили в последнее время спутник.

На девушке был не обычный для всех прочих обитательниц комбинезон, а серебристо-перламутровый. Голографические переливы от бирюзового к розоватому рождали некие подобия фантастических пейзажей, – это была новейшая разработка, более изящная и женственная, нежели те, которые были у Ксении и прочих женщин, прибывших на спутник раньше. Он имел много карманов и кнопочек непонятного предназначения, вряд ли декоративного, скорее функционального. Блестящая особа, ничего не скажешь. Стройна, узка, стремительна и нагловато величава. Взирает свысока, хотя ростом до Ксении и не дотягивает. Она показалась Ксении неким гротеском на саму себя, какой она впервые влетела под купол города на спутнике.

Ксения как-то внезапно ощутила себя вчерашним днём. Она уже не успевала ни за модой, ни за техническими новинками. Как ни обманывала внешность, внутреннее течение её времени уже замедляло свой бег вперёд, и было это не от лени или замедления всех умственных реакций, разве она была старухой по биологическому возрасту в отличие от той же Риты, к примеру? А Рита щёлкала любые новинки как семечки, то есть с лёгкостью. Нет. Это было от понимания, что это «вперёд» неизбежно разочарует, что это «вперёд» всегда только «вперёд ногами» к известному пункту назначения. Исцелив тело от накопленного груза молекулярных ошибок, ей не исцелили душу от возрастного пессимизма. Поэтому Рудольф её и не принял до конца, – ему и своего пессимизма хватало.

К груди девушки была приколота эмблема или это была связь, разноцветная Галактика, похожая на радужную спираль морской ракушки. У незнакомки, совсем молоденькой, волосы завивались спиральками, слегка золотились, но Ксения сразу поняла, что волосы закручены искусственно. Вздёрнутый носик и припухлый рот явно знали цену своей неотразимости. В светлых глазах заявляла о себе та разновидность высокомерия, что присуща недозрелым, но рано надкушенным плодам – существам. Ксении редко нравились современные молодые девушки, как оно обычно и бывает у всех дам старшего поколения. И дело тут было не в зависти. Ксения считала себя значительно, качественно лучше этой космической бродяжки. Нормальные родители, подумала она, не отпускают своих дочерей в далёкий Космос. Только те, из производственных слоёв земной жизни, кто пренебрегли в своё время избыточным на их взгляд длительным обучением и вполне рано ушли в жизнь, выбрав себе более быстро усваиваемые профессии. Они, как правило, были относительно равнодушны к судьбе подросших детей. Вырос и катись, зарабатывай свой хлеб в поте лица, как и я. Кому-то из таких подкидышей везло, они проходили сложные фильтры для зачисления их в космические городки.

Дальнейшее подтвердило её подозрения. Девица что-то комкала в своих руках, какой-то шуршащий пакетик. Ксения удивлённо, но ничего не говоря ей, в одной белой, до колен, когда-то праздничной, а теперь заношенной рубашке Артура прошла в спальню, а девица потопала за ней. Она ещё не начала говорить, а Ксения знала, о чём она ей скажет, или примерно знала.

Ксения залезла в постель, давая понять, что незваной гостье тут не место. Досадуя на свою безалаберность, на то, что не заблокировала входную панель. У тех, кому надо, доступ есть всегда, а случайным нечего лезть в чужое пространство без предварительного сообщения о визите, что являлось нарушением норм здешней жизни. Но дальнейшее показало, что это вообще вываливалось из всяких норм. Только один Ксен мог так запросто ввалиться, пусть и ругался, а был же свой. Но эта?

И опять делёж одного на двоих?

– Что там у тебя? – спросила она грубо у девицы, имея в виду пакет. Он раздражал особенно. Ясно было, что не подарок Рудику. И не ей.

– Эльза, – девушка произнесла своё имя.

– И что? Мне надо знать твоё имя?

– Я хотела поговорить с вами. Очень серьёзно.

– Как иначе. Пришла бы ты, на ночь глядя, если бы не твоё «серьезно»?

– Мы не переходили на «ты».

– Ну, так перешли. Чего уж. Давай вываливай свои серьёзные откровения. Только я их знаю. Пришла мужа моего требовать? Так бери. Я же улетаю скоро. Очень скоро.

– Он вам не муж. И ребёнок не его. Здесь все знают. А я…

– А ты?

Она открыла свой пакетик. Маленький. Из него выпала белая тонкая майка, используемая в качестве нижнего белья. Дальнейшая дикая импровизация поразила даже Ксению, прожившую на свете полвека и уже больше. Майка была из тех, что подлежат долгому употреблению, выдерживают многократные стерилизации, была самой простой, используемой как нижнее дополнение ко всеобщей тут всем рабочей униформе. На ней красовалось пятно засохшей крови. Ксения лишилась слов от дальнейшего откровения.

– Мы спали на этом с Артуром, – сказала юная бродячая кошка.

– И чего? Ошиблась отсеком? Здесь не прачечная. Да и неприлично спать с мужчиной при определённых обстоятельствах нашей женской жизни.

– Я была девственницей. Он мой первый мужчина. И он сказал, что и у него я – если в этом смысле, в смысле чистоты, – первая.

– Судя по уликам, которые ты суёшь мне в нос, до чистоты тебе, как до сердца той Галактики, что изображена на твоей бесстыдной груди. Бедный и вечный мальчик Артур! Таков удел всех роскошных мужчин – быть добычей тварей. Как думаешь, что отвратнее всего в жизни?

Она молчала, пяля на Ксению наглые юные глазки, поводя кончиком носика, порозовевшего от гнева.

– Борьба человеческих самок за свою добычу. А он ведь твоя добыча? Главный Ответственный Распорядитель. Да и сам по себе – приз, если честно. Где бы ты на Земле обратила на себя внимание такого мужчины? Ты, курносая дешёвка! И девственность хранила ради такого случая. Чтобы подстелить себя самому выгодному сожителю. Мне он не надобен. Но знала бы, как жалко его тебе отдавать. Подумаю ещё, может, и останусь. Из вредности. Тогда тебе ничего не светит. И зря пропала твоя жертвенная кровь.

– Вы пошлячка. Но о вас никто и слова доброго тут не сказал.

– Ну, уж о тебе скажут. Не сомневайся.

– Он вас не любит. Он брал меня с собой. У этой планеты совсем скоро отберут ваше недостойное имя и дадут новое, ей подходящее. А «Ксения»? Это так, игровая запись в базе данных, которая легко устранима. Мы видели на одном из континентов стоянку первобытных людей. Это тайна. И я первая её узнала. Я даже видела в зарослях заросшего смуглого человека. Но он скрылся. А некоторые ребята уверяли, что там есть и белые люди. Видели женщину с длинными светлыми волосами и с детёнышами.

– Она что, обезьяна? Если женщина, то у неё дети, а не детёныши!

У Ксении похолодели ноги, задрожали руки, которые она скрыла лёгким пледом. Она ясно помнила своё видение, или всё же сон? Накануне гибели Нэи. А эта дурында продолжала, не могла остановиться. Или хотела блеснуть своей приближённостью к ГОРу и его тайнам, о которых он никогда не говорил Ксении.

– Мы обнаружили также останки давно разбившегося звездолёта, и экспертиза дала однозначное заключение. Маркировка материала совсем не та, что у звездолётов, прибывающих сюда с самого начала её открытия. Но это земной звездолёт. Вы знали? Там могут быть одичавшие люди Земли, потерпевшие некогда аварию. На этом континенте нет зверей, хищных то есть. Это райский континент для человека, даже в случае его беспомощности. Съедобные коренья, плоды, цветы. Насекомые – это же чистейший протеин. Правда, территорию болот не изучали ещё. Если не считать бурной тектонической деятельности это планета мечты, будущий новый дом нового человечества. Все дряхлые и старые останутся доживать на прежней Земле. Дряхлые не означает возраст, – сочла нужным пояснить Эльза. – В смысле своей информационной загрузки. И Артур сказал, что я тоже смогу стать в новом мире праматерью будущих людей…

– Слушай, праматерь будущего, а ты хорошо рассмотрела того дикого человека? Опиши его мне.

Эльза с удивлением уставилась на Ксению. Её поразило равнодушие и нежелание той принять битву за Артура. Однако, она затряслась при одном упоминании о дикарях планеты. Пока премудрая Эльза раздумывала над странностями прежней и несомненно! устаревшей подруги супер красивого, супер храброго, супер умного ГОРа, ей вдруг стало очевидно, что сама она – новая избранница местного полубога сделала что-то не то. Нельзя было проявлять свою значимость для него столь постыдным образом. Демонстрация попорченного нижнего белья была лишней. Хватило бы и слов. Убийственный факт для ненавидимой всем здешним сообществом сожительницы Артура, факт неоспоримого приближения самой Эльзы, скреплённого её девственной кровью, показался ей тем, чем он и был. Вопиющим диким поступком, дурным тоном, её низостью и свидетельством её жалкого тупоумия. Но на войне все средства хороши.

– Как я могла его рассмотреть? Он промелькнул в стволах леса и исчез, словно под поверхность провалился. Я испугалась и закричала.

– Думаешь, ты вкусная для дикаря? Щуплая синтетическая дрянь!

– Я? Я натуральная, а вот вы, тут все говорят, из тайной касты вечной молодости. Вы старуха, обманывающая своей оболочкой, в которой спрятано старое нутро.

О, как знакомы были Ксении эти обвинения, срывающиеся некогда из её собственных уст в адрес Риты!

– Бери свой флаг торжества и позора и вали отсюда! А то я устрою тебе повторное прободение, но уже в области твоей головы, хотя не думаю, что для тебя это станет уроном. Что у тебя там, кроме воздуха и пенопласта.

Пока они так «разговаривали», Ксения вылезла из постели и подошла к девице. Неожиданно сложив пальцы в кулак, она стукнула резко и сильно тем местом, где было кольцо Нэи, девицу Эльзу по лбу. Из надбровной дуги юной идиотки полилась кровь. Но ранение было пустяковым, поверхностная ссадина. Так могла бы стукнуть саму Ксению Нэя. Не стукнула. Могла бы Вика, могла бы и убить за всё. И была бы права в глазах всего населения спутника, где Ксению ненавидели, презирали, игнорировали, жаждали исторгнуть за пределы купола. Но никто не стукнул. И не убили.

– Моя бедная коротконожка Вика, – сказала Ксения, – ради кого же я постаралась убрать тебя отсюда? Оторвала тебя с кровью от любимого друга, от отца твоих детей? Ради этого писклявого пупса?

Ксения с отвращением вытирала кровь с её лица её же майкой.

– Ничего. Автограф станет более насыщенным. Тебе будет чего показать своим детям, как память о твоих путешествиях по отсекам чужих мужей.

– Он пришёл ко мне, а не я к нему!

– Здесь и у сильных людей сносит адекватность в дым. Так что не вини себя слишком уж. А он, – что же ты хочешь,– порождение своих родителей. Мама была любительница залезть не на своё, и папа страстный открыватель новых ощущений. Таковы они, эти люди. А ты не знала? У, какими же противными, какими невыносимыми они бывают! Не доверяй им сокровенное. Поди и спрячь это!

Ксения швырнула в неё комом отвратительного свидетельства не только её дурости, но и низости Артура – рыцаря прекрасных дам.

Девчонка захлёбывалась от сдавленных рыданий. Откуда выпало это чудо клинической идиотии? И зачем космический рыцарь полез к половозрелому младенцу в кудряшках жертвенной овечки? Других желающих не было? Это вряд ли. Ксения поцеловала кольцо Нэи.

– Моя маленькая бедная пришелица, знала бы ты, чем завершится идиллия космического единения и братства на спутнике имени твоей предшественницы – одной из жён твоего мужа. А с каким счастливым сердцем, с каким звёздным полётом в глазах прибыла ты сюда, по рассказам Артура. Неужели и эту девственную планету мы, люди, превратим в такое же запятнанное непотребство, каким стала наша собственная Земля, данная нам для жизни и райского будущего? Или нет. Земля была дана для трудов и умирания, для искупления от грехов. Но грехи пропитали её всю настолько, что даже технические прорывы не смогли очистить её информационные поля и структуры. И вот мы тащим, как бациллы свою гнойную инфекцию дальше и дальше в глубины Вселенной. И никакие сияющие комбинезоны не могут облагородить потливых и похотливых тел.

– Вы ничего не поняли. Не выслушали. Напали… – Эльза пыталась справиться с собственным раздавленным состоянием. – Я пришла не хвастаться перед вами. Я хотела дать вам знать, с каким человеком вы делите семейный отсек. Я не звала его. Да, я очень уважала его, если не боготворила, но я и в мыслях не держала того, чтобы стать ему кем-то ещё, кроме младшей коллеги. Но он вошёл без спроса, стащил с меня ночную экипировку, я не могла кричать или звать на помощь. Это было невозможно в отношении него. Я лишилась чувств, всякого понимания, что происходит. Хотя я и не скрываю, что люблю его, полюбила с первого дня, как увидела… А он вытер меня этой рубашкой после всего, засунул её под мою подушку и только сказал: – «Прости. Я и не знал, что ты девушка, чего же ты не предупредила. Но раз так случилось, я тебя не оставлю. Не переживай. Ты останешься мне другом, как и была до этого. Только родным и близким другом». И уснул. Он всегда устаёт, недосыпает, я смотрела на него спящего, необыкновенного, и даже ненавидя за произошедший ужас, продолжала любить, люблю… Я вовсе не собиралась занять ваше место, в мыслях не держала, но… Я хочу, чтобы вы знали, если он опять придёт ко мне, я его не оттолкну. Я не собираюсь, как иные играть в недостойные тайные игры! Вы сами должны принять то, что произошло, сделать вывод. Если тот, кого вы считаете мужем, так поступает, зачем он вам?

– А тебе? Зачем тебе чужой муж? Попробуешь с другими незанятыми и увидишь, будет также восхитительно, если не восхитительнее.

– Я хочу, чтобы он был счастливым. Захотела сразу, как только он встретил нас, когда взглянул своими прекрасными глазами, а в них была грусть. Я считаю, что я достойнее вас, и Артуру просто не повезло. С кем тут было?

– Счастливым? Счастливых людей, чтобы надолго, не бывает. Человеческий ум есть то, что отрицает такую категорию бытия, как счастье. Оно иллюзия, мгновенный самообман, состояние счастья всегда отменяет человека как существо мыслящее. Мысль – страдание. И происходит так от того, что в человеке нет полноты. Нет совершенства, да и будет ли когда? Человек же обречён стать тленом, звёздной пылью, и нет ни малейшего приближения к разгадке того, что есть смехотворно маленький галактический рассудочный слизняк – человек и та чудовищная необъятная прекрасная Вселенная, невероятным чудом втиснутая в его смертные мозги.

Девчонка с любопытством слушала Ксению, забыв о своей царапине и унижении, на которое она напросилась сама. Ксения в белой рубашке – тунике, как древний пророк, только с молодым и разрумянившимся от возбуждения лицом клеймила негодное человечество.

Ксения признаёт своё поражение

– Вот и оставьте его мне, если он слизняк. Вы не любите его.

– Ты любишь поэзию? Ты знаешь что это? Искусство древних людей. Вот послушай. Я тебе прочту: – «Не люби богатый бедную/Не люби разумный глупую/Не люби румяный бледную/Золотой полушку медную» – Это Марина Цветаева. Да к чему тебе это? Весь бардак от дисгармонии людей, от их не совпадающих друг с другом душ и устремлений…

А ведь это она запустила весь этот процесс распада устоявшихся связей людей на спутнике. Другой вопрос, чего стоят эти связи, если их так легко разрушить? Но и распад, как и его противоположность – воскрешение, начинается с малой величины. Возможно, с одного единственного человека.

Она вспомнила мамины проповеди, которые слушала, но отбрасывала потом от себя, куда подальше.

«Мы все воздействуем на судьбы других людей. И не верь тем, кто говорит, я не виноват, таковы обстоятельства. Все виноваты. И я, и он, папа».

Ксения обратилась к давно уже несуществующей матери: «И я? И Рудольф? И тот тоже, который прячется, носится по первобытному лесу с утратившей разум от катастроф и потерь спутницей, которую он любил всю жизнь, а теперь обрёл на краю Вселенной, в первозданном раю»?

– Не думаю, что их можно обнаружить на огромной планете, если они того не захотят, – обратилась она к Эльзе. – А они не захотят. Он не захочет. А она? Она уже не имеет в себе таких мысленных конструкций – «хочу – не хочу». Она живет в сфере нерасчленённых анализом чувств и ощущений, как жил мой пёс, к примеру. «Хорошо – плохо. Вкусно – горько. Голод – насыщение».

– Я не понимаю вас, – заявила глупая Эльза. Она пришла в себя после нанесённого удара, глаза были ненавидящие. Стало очевидно, что смазливое лицо обладает способностью вводить в заблуждение своей простотой. Это была та самая простота мелкой, но всегда способной ужалить ядовитой и плотоядной мушки. Она была из тех, кто способен ради себя – «чуда» и «совершенства» на всё. Если подвернётся случай, то куснёт, обгадит, оболжёт, убьёт по-тихому. Это не Вика. Врёт, что Артур пришёл сам. Заманила, дала понять, что отказа не будет ни в чём.

Ксения припомнила, Эльза одна из тех новоприбывших девушек, которые одевались на вечерние посиделки в коротенькие майки – топики, позволяющие желающим оценивать размер их тугой груди на любой вкус. У некоторым девушек в этом самом пупке сиял пирсинг. Дикое наследие дегенеративных эпох, опускающее женщину до уровня живой и комфортной, но вещи для специфического употребления. А девчонки, упиханные в узкие брючки, не понимали этого абсолютно, считая модным штрихом к своей неповторимой индивидуальности. Ну, камушки в теле как у древней наложницы из гарема, мало ли, детские игры умственно ограниченных девочек. Ксения решила тогда, что в числе прочих прибыло ещё несколько потенциальных скиталиц, подобных отбывшей «святой простоте» Нелли. Тогда же вспомнилась вдруг, непонятно и к чему, Вега из братства «Звёздный Персей». Правда, Вега была ярче и характернее, она больше подходила под определение кобра, и ей удалось мало возможное – плюнуть сладким ядом в очень высокую мишень, охмурить папу Артёма Воронова, отодвинуть саму Риту, пусть и на короткое время. Когда же закаченный яд рассосался, он отшвырнул от себя мелкую гадину, украшенную бриллиантами, вживлёнными в бритый лобок.

– Можно себе представить, какой внушительный контейнер для личного барахла приволокли сюда все эти космодесантницы. А я вот одно платьице с собой, да пару рубашечек взяла, да и те не носила, раз – другой если. Мы всё больше в служебных комбинезонах. Не до жиру – быть бы живу. Только Нэя… – но тут Ксения схватила себя за болтливый язык. Перед кем это она откровенничает? Или уж от навязанного ей женщинами режима остракизма она готова разговаривать с каждой встречной – поперечной.

– Тут же не тюрьма, а я не уголовница какая, – отозвалась «поперечная». – Когда у нас был курс половой этики для отбывающих в сложные среды космических поселений, то нас учили также не забывать о себе как о женщинах. Нас отбирали не в краткосрочную экспедицию, а для проживания, пусть и в опасной, но обжитой людьми среде.

– Ну, уж если обучали и способам проникновения в обжитые другими среды, то куда ж мне с тобой тягаться, космодесантницей.

– Я не космодесантница. Я космопоисковик.

Сколько их прибыло сюда девушек – космопоисковиков, космодесантниц, галдящих, весёлых, а самая мелкая из них вышла в лидеры в том смысле, что оказалась в объятиях первого и лучшего мужчины на этих первозданных и необъятных просторах. Почему так?

Без приглашения Эльза села на диван, воспользовавшись задумчивой отрешённостью Ксении. Положила тренированную, но женственную ножку на ножку, с комфортом откинулась, и даже засунула подушечку Нэи под собственную спинку для удобства. Эльзя быстро адаптировалась в предлагаемых и неприятных для неё условиях. Она давала Ксении возможность рассмотреть себя со всеми подробностями, чтобы явить свои мнимые преимущества и не оставить надежды на выигрыш. Она была, пожалуй, и смешна, но смеяться не хотелось. Существо из тех, с коими никогда не общалась Ксения, инстинктивно избегая подобных всегда, распознавая их чужеродность с первого взгляда. Видимо, Эльзу неплохо обучили на занятиях по психотренингу, и она без сомнения обладала массой своеобразных талантов для выживания во враждебных средах. Уходить поверженной она явно не спешила.. Ксения даже не замечала долгого взаимного молчания, уйдя в свои размышления и не желая говорить с вторгшейся девушкой, но и не ожидая от неё никаких уже откровений.

Наконец Эльза заговорила, промокнув позорной своей майкой рассеченную кожу над пушистой, тонко оформленной бровкой. Пришлось Ксении пойти и достать для неё лечебный пластырь для быстрой регенерации кожи. Она словно бы стала всему миру матерью через своё уже материнство, а эта дурочка по возрасту годилась ей в дочери.

Ядовитая последующая речь ясно обрисовала Ксении ту перспективу, которая ожидала бы её, останься она тут. Серия публичных скандалов, тайных мелких подлостей и низких разборок кому-то на радость, кому-то в отвращение – вот что было бы обеспечено ей как сопернице и не прощаемому уже врагу маленькой амазонки.

– Вы плетёте словесные макраме как умалишенная бабка, сидящая на скамье в какой-нибудь обители умирания. Помню, моя мама заставляла меня в подростковом возрасте навещать свою выжившую из ума прабабку, и она разговаривала похожим языком. Я ничего не понимала, а она плела свои листья из ниток и уверяла меня, что когда ещё работала тут в числе медперсонала несколько десятков лет тому назад, то своими кружевами дарила радость даже безнадёжно больным людям. Вот и тебе, говорила она, я свяжу шаль на счастье, вот и наша жизнь как это кружево, сложное, а простое из одной всего нити. Ну и всякую чушь. Помню, я выкинула её нитяное творчество в первый попавшийся утилизатор за пределами Центра. А она воображала, как я очарую, обрядившись в эту смехотворную паутину, своего мальчика, если он увидит меня в подобной «рукотворной красоте». Можно представить, каким аттракционом смеха я бы стала, появись я в нашем космическом городке в старушечьем шедевре. Старческие представления о жизни такая же рухлядь, как и сами старики. Никакой мудрости у стариков нет. И как бы они ни молодились, они никогда не обманут тех, кто молоды по-настоящему. Всегда есть признаки, позволяющие отличить подлинно молодых от имитаторов. Их всегда выдаёт речь, их непонятная болтовня.