– Да ты что! – ответил Лёня – Заплутал совсем умом в своём зелёном секторе? Уж и тут знают, какую высокую управляющую должность ему там преподнесли на золотом буквально подносе. Он в особой обойме, мой друг. С юности, а то и с детства, по особым программам таких обучают. Не то что мы с тобой. Пролетарии всякого разного там труда. А ты не в курсе? К нему твои жалобы и поступят. А чего тебе теперь-то на него жаловаться, если его тут нет?

– Артур сказал, что не имеет полномочий на пересмотр контрактов, поскольку должность его всего как бы временная. Если только возникнут экстренные обстоятельства, когда человеку и необходимо отбыть на Землю.

– Ну, а как ты хотел? Это ж затраты-то колоссальные, чтобы людей отсюда вывозить в неурочный срок без причины. Только потому, что кому-то тут разонравилось. Тут же не детский лагерь отдыха: «Мама, мне тут не нравится! Я домой хочу»! Думать надо было тебе ещё на Земле.

– Моя мама умерла. Отец в далёкой космической колонии обжился настолько, что и забыл о Земле. Не о том я тебе и говорю, Лёня! Я имею право на разрыв контракта в любое время. И я не оставлю Клариссу. Мы опять будем рядом. Я забуду этот мир как период страшный в моей и её жизни. Я хотел заработать на то, чтобы дать ей возможность более достойной жизни, а вот что вышло.

– Ни один мужик не осудил тебя здесь, – промямлил Гоблин с набитым ртом, – что понимают бабы, живущие тут представлениями Земли. Они посчитали, что ты слабак. Но кому нужен был твой героизм, если бы и ты лежал в тех подземных склепах? Или ты думаешь, кто-то стал бы разбираться, что с тобою могло произойти? Произойти же могло всё, что угодно. Рамон пропал на «Маме», действительно выполнял запланированный облёт, а бабы и те, кто им подобен, разжужжались, что причина в Нельке. Да она за счастье считала к прежнему ГОРу сунуться сама, и все это видели. Рамон никогда не стал бы из-за неё лезть на рожон. Рамон быстро тут понял, что у девки были две слабины, жадность к финансовым средствам и неудержимая открытость, нет, не души, а того, что расположено несколько ниже.

– И тем ни менее, у прежнего ГОРа и у Рамона были перпендикулярные отношения. Из-за некоего разлада в их прошлом. У меня есть свой инсайдер. Катастрофическое приземление и нет человека. Обычное тут дело. Сам же и сказал открытым текстом.

– Но! Тел Рамона и его напарника не нашли, – довольно суровым тоном ответил Лёня.

– Кларисса – чистейшая женщина. При такой красоте она всю жизнь вела уединённый образ жизни. Мы не расставались с ней никогда.

– Велика ли она у неё – вся-то жизнь? Ей сколько? Ты бы постарше, помудрее себе женщину нашёл. А то девчонка! Да ещё такая… Придумал же – такую девушку с собою в военную колонию брать. Боялся на Земле оставить?

– Она любила меня. Дело сложнее, чем кажется со стороны.

– Короче, куда ни кинь, всюду тебе выходил клин. И откажись ты от такого выгодного контракта, ушла бы и тогда. Потому что красавица всегда обходится дорого любому. У них комплекс вечной нехватки, им всегда всего не хватает, то любви, то поклонников, то средств и возможностей. А если всё и в полном комплекте им достаётся, то обязательно будут считать, что достались гаду из гадов. Знал я таких. Лучше простую женщину выбирать. Вот у Артура была Вика. Хорошая женщина. Так нет! Спровадил её и сыновей не засчитал, которых тут выходила ему. Перехватил эстафету у отца и рад. Чему? Она ж и от него как колобок укатится. Наплюй ты, Ксен! Теперь она не твоя проблема.

– Моя мама хотела мне блага, но она воспитала меня слишком уязвимым, потому что чрезмерно возвышенным и доверчивым. Из-за чего моя жизнь в личном плане не сложилась.. Будь я таким, как эти из ГРОЗ, смогла бы она пренебречь мною? Я попал сюда-как бы и чудом, поначалу радовался открывшимся возможностям, а что вышло? Где я оказался?. У нас с нею на Земле чудесный дом, в лесу. Это ей осталось от её выдающегося отца, а он был великий человек. Он преодолел то, чего не сумел преодолеть в себе я. Он стал нужным всему человечеству, доказав, что не супер люди, а обычные, созданные по образу Божию, могут всё и без этих вмешательств в глубинный замысел Творца. Только такие и способны на гениальность, только их Создатель целует в темя при их рождении.

– Знал, выходит, её отца? Кто ж такой?

– Воронов Артём Андреевич. Не слыхал?

– Нет. Я в ГРОЗ никогда не был вхож. Слишком уж закрытая структура. Там, как я слышал, правят наследственные уже кланы.

Гоблин частично загораживал Ксена. Ксения следила за ним через ажурную ширму, невидимая сама, с чувством острой жалости к своему маленькому, трогательному, опозоренному мужу. Он как будто и не видел того, кому он всё открывает, человекообразной болванке, только и годной для наладки бездушных роботов, равнодушному, постороннему человеку, ставшему почти обездушенной частью глубинного механизма города под куполом, откуда тот редко и вылезал. Когда-то он попал туда за тяжкое преступление, но отбыв срок, настолько сросся с подземельями, что и не просился обратно на Землю, может, понимал, что никто там его не ждёт и никто ему не обрадуется.

И в этот самый миг на Ксена снизошло то самое творческое вдохновение, что, казалось, давно уж покинуло его. Его творческий ангел сумел-таки разыскать его и в такой безразмерной удалённости от Родины, в этакой космической пустыне. Ксения прижалась к прорезям в той ширме, что и отделяла её от столового зала.

Глаза Ксена заиграли, хотя и заметно не добрым свечением, черты лица стали строже, подтянулись, а сам он преисполнился значимости. Даже его жалкий хвостик, с которым он не желал расставаться, не имел уже значения. И он заговорил, как пророк обличающий, глядя в неведомое никому будущее.

– Вот что я тебе скажу. Никому не принесёт счастья эта новая Земля-2. Они затащат сюда вместе с прежними названиями и спящие споры прежних болезней. Они устроят тут те же самые свалки и социальные перекосы, как бы ни старались отдельные подвижники и мечтатели построить тут свой искомый рай. Наступят на те же самые, метафизические только, но грабли. Хотя это будет уже пародия на пережитое когда-то, этот их проект Земля-2 не станет от того менее кровавым и жестоким. И тому доказательств столько… Ты не в курсе, сколько ужасных миров понастроили они где-то, куда мы с тобой, по счастью, не попадём.

Гоблин хмыкнул, – Уж мне ли и не знать…

Ксен его не услышал, – А сколько таких вот космоколоний – поселений уже уничтожено? Ты разве о том знаешь? Сколько навсегда отгородились от родной планеты с требованием не напоминать о себе тем, кто землянами прежними считать себя уже не желают? И уничтожают любой звездолёт, что смеет к ним соваться… Сами же стали заложниками своих сверхмощных технологий эти, что мнят себя самой продвинутой частью остального человечества. Не станешь же устраивать смертельные побоища с каждым таким ушедшим в свободный отрыв объектом? Выстраданная этика человека космической эры не позволяет. Да живите, как вам и заблагорассудится! Почему же надо думать, что тут будет иначе? Уверен, кто-то уже припас тут местечко для будущего своего владычества. Не ради тебя, Лёня, и не ради меня, конечно. Мы так, рабочий одушевлённый инвентарь… Всё тут приготовим для заселения и забудут о нас. Будут лишь гадать, спустя столетия, а кто же окультурил растительные виды, вроде бы, не имеющие ничего общего с местными дикими образцами? А кто воздвиг однотипные поселения? Кто ковырялся в недрах, забыв там странный свой инструментарий или те же саркофаги? Они непременно сотрут коллективную память о прошедшем для будущих поколений, что вовсе не трудно, как оно тебе теперь и кажется. Постепенно вливая ложь в информационные потоки, они вконец изменят их состав, как было когда-то и на нашей старой Земле. Что мы знаем о ней? Откуда мы сами там появились? Бог? Эволюция? Некая прабабушка некоего Дарвина решила вдруг очеловечиться? А зачем оно ей, живности бессловесной изначально, и понадобилось? Или это некие хищные палеолюдоеды вывели для себя сорт прирученных двуногих и очень питательных собратьев? Как уверял некий древний антрополог ли, палеолингвист ли, короче, учёный, работающий на стыке все известных на тот момент наук… Они, те каннибалы, вроде как и развили древнюю интердикцию в суггестию, а уж поедаемые суггеренты в ответ развили свою контрсуггетию, что и стала зачатком речи, а уж потом и мысли, то есть разума. Коллективного вначале по своему происхождению, а уж потом он, разум, стал индивидуальным приобретением каждого человека. Или не стал. Поскольку по-настоящему разумных существ и теперь не густо, Лёня, Вот что я тебе сообщаю…

Очнувшись, Ксен всё же разглядел собеседника, кому изливался о столь сокровенном, и замолчал. Гоблин изучал его искоса и, как показалось Ксении, с жалостью.

«Даже такой жалеет его, но только не я», – она укоряла себя, но не ощущала вины.

– Деградация, Ксен, также неотменяемый процесс, как и то, что ты понимаешь под развитием, эволюцией. Мы питаем друг друга своими мыслями, а уж всякий использует это для выращивания своего личного уже творческого продукта, порой и токсичного. Таким образом, мы растём и дальше, развиваемся благодаря мыслям окружающих нас людей, и в свою очередь питаем и развиваем окружающих, своих детей, если есть чем, разумеется. Мысль уже не загонишь туда, откуда она и произошла, в темень, а те, кто к тому стремятся, на самом-то деле идут против замысла Творца, для чего-то и толкнувшего человека в это самое русло неостановимого движения. Можно, конечно, построить дамбу, искривить это русло, что и проделывали все эти экспериментаторы и самонадеянные практики, но это всегда приводило к социальным катастрофам, а человек с его разумом никуда пока что не исчез. На данное время мысль можно уничтожить лишь с самим его носителем.

Ксен застыл, не ожидая от Лёни такого вот речевого потока. Явно удивился, что он также не лишён раздумий о том, что выходит за рамки его служебной деятельности. В сущности, никто толком и не знал, каково прошлое у Лёни Губанова.

Ксения ощущала жалость к Ксену, а вины как не было, так и не возникло. Со стороны он выглядел, как и прежде, деятельный, погружённый в свои разработки, отрешённый от всех. «Мистер Боб» – так дразнил его Артур, но беззлобно, без издёвки. Здесь возродилась такая вот особенность людей – награждать друг друга кличками, прозвищами, не всегда и безобидными. В частности, этот техник из подземелий «Гоблин» злился, когда его так звали. Но и собственное его имя было созвучно кличке – Лёня Губанов. И прозвали его так не за непропорционально большую голову, которую, не могли ему исправить никакие спецы по пластике лица, а только из-за привычки сокращать личные имена. Губ. Лён. – Гоблин. Артур носил фамилию деда – Паникин, и прозывался Пан. И Ксению мужики дразнили «Ириска», сокращенное от Клариссы. Ей это категорически не понравилось, и она потребовала звать её Ксеня, с чем они и согласились. Так было и удобно – Ксен и Ксеня. Тогда они ещё были для всех муж и жена.

Нэя как одно из лиц «Созвездия Рай»

– Зачем ты ушла? В какую изнанку Вселенной? Как могла ты забыть о детях? – Артур, произнося все эти банальности, не верил сам себе. Да он ли это произносит?

– А разве не ваш мир – изнанка Вселенной? Это вы жестокие, самопровозгласившие себя вершиной творения. У вас никогда не было совершенства. Не было в прошлом, нет и сейчас. Когда-то я верила тому, что на Земле моя жизнь будет прекрасной. Но ничего прекрасного там не оказалось. А здесь? Я поверила в возврат его любви. Не произошло никакого возврата. Я рожала и рожала, не видя иного смысла в своей жизни, ради какого прекрасного будущего, которое рано или поздно всё же настигну…

Артур опять подумал о кристаллическом саркофаге, безмерно далёкой, застывшей слезинке на маленькой круглой поляне, окружённой гигантскими деревьями. На стволах их дремлют бабочки, а с ветвей, похожих на колючие и сквозные хвойные лапы, осыпаются лепестки, вот удивительно! Нежнейших цветов ярких оттенков. А о чём подумала Нэя, было ему неведомо. Ведала ли она о том прозрачном кристалле, где она обрела свой вечный покой или нет, этого Артур не знал. Он смутился своих сумбурных размышлений. Как могла Нэя, которой уже нет, ведать о том, что произошло уже за чертой её жизни? А это нечто, примерившее на себя её платье, её заколки, прикрыв неведомо что её прелестным неповторимым лицом, подобного которому уже нет и не будет никогда, как и её щебета и застенчивой улыбки. Остались её открытые синие глаза, замороженные навеки в жидкости саркофага, но им не дано ничего уже увидеть. И этот бесполый, бесчеловечный посланец из химерического мира, лежащего по ту сторону их Галактики, вскрывший, да, бессмертную, это очевидно, информационную матрицу Нэи, присвоивший себе всё то, что принадлежало только Нэе, но что это нечто посчитало своим, какую цель он преследует? Такое видение происходящего было Артуру понятнее, чем признать живое наличие самой Нэи где-то там, куда нет доступа никому из людей.

– Я пока ещё рядом. В пределах системы звезды Регина. Поэтому я и могу выходить на связь с тобой. Только выйти из каменного яйца-сферы я уже не смогу. Мы ждём корабль-матку. Как только он появится, мы уйдём отсюда навсегда. В «Созвездие Рай», как обзывал этот мир Рудольф.

– Мы? Это кто же мы?

– Я и тот, кто за мною был послан. А также мой ребёнок.

– Кто же в таком случае лежит в саркофаге на планете «Ксения»?

– Ты же прекрасно знаешь, что ребёнка во мне не было. Да и… Осталась только телесная и довольно уже потускневшая ракушка, в которой и обитала моя душа – разумный космический моллюск. Насколько уж я разумна, судить не мне. Думаю, что и Рудольф, и ты так не считаете. Выдирание из этой ракушки – очень болезненная процедура, скажу тебе. Да ведь не больнее тех родов, что мне пришлось пережить. А уж как я рожала у себя на Паралее, такого тебе точно не представить. И ведь выжила. Очень уж живучая оказалась, а мнила о себе, что умру от любого житейского сквозняка, случись он. Меня там так зашили, что я женщиной уж точно быть перестала. Доктор Штерн – реальный волшебник скроил из той ветоши, кем я стала, новенькую девушку, только лучше бы я осталась на своей Родине, лучше бы послушалась совета Тон-Ата. Жаль, что я так и не увидела своего первого сына Руднэя. Ни в его детстве, ни в его теперешнем возрасте. Какой он? Он, отчего-то я так думаю, мой самый удачный сын, самый одарённый и прекрасный, каким и был его отец в те времена, да и я сама, когда мы его и сотворили на пару. А прочие дети, ты не поверишь, уже не казались мне необыкновенными. Я видела ясно, они все заурядные. Я легко забыла тех, рождённых на Земле, забуду и здешних. Тон-Ат же говорил, что я буду плохой матерью. Он никогда не ошибался. Он был маг и провидец. Скоро я перестану страдать. Плакать о детях Венда. Ты знаешь о том, что я как была, так и осталась Нэя-Ат. Ат – это приставка, подаренная мне Тон-Атом. А он мне свою приставку к имени не предложил ни разу, а я родилась аристократкой и не могла ни о чём просить.

– Дети Венда… ну, да. Теперь они только его. Это правильно. Как бы тебя не обманул этот неведомый «древний великолепный мир». О каком Руднэе ты говоришь? Разве тот ребёнок с Паралеи остался жив? Откуда такие сведения? От кого? Ты выдумала это ради самоутешения.

– Рудней не выдумка. Он так и живёт на Паралее. Его вырастил и воспитал мой отчим Тон-Ат. Не знаю, будет ли это для него утешением? Думаю, что он всегда жалел о том поступке, ставшем причиной того, что сына забрал Тон-Ат… Останься я в Лучшем городе континента, Тон-Ат не сумел бы его забрать у меня. Иногда Тон-Ат, как и Хагор, любил преувеличить своё могущество, а на самом-то деле и он имел ощутимые границы для своих безграничных хотелок. Тон-Ат первым объявил себя смертельным врагом землян, вообразив, что одолеет их с легкостью. Потом он переосмыслил свой проект преобразования Паралеи, но не своё отношение к землянам. Рано или поздно он их оттуда вытеснит окончательно. Образно говоря, мой сын Руднэй обитает теперь в той книге, где меня как действующего персонажа нет. А твой сын там появиться, хотя как персонаж второстепенный.

– Ты неисправимая фантазёрка. И ты уже придумала дальнейшие события? Наполнила ими воображаемое пространство своего романа?

– Конечно. Думаю, что Ксения допишет остальное. Тогда, когда у неё возникнет потребность в этом. А может быть, это сделает кто-то и другой.

– Антон – настоящий дурак, что не удержал рядом с собою такую женщину как ты… – зачем-то пробормотал Артур.

– Антон, к сожалению, был слишком юным для меня. Он на тот момент всё ещё не был по-настоящему взрослым и пребывал в развитии и постоянном изменении. Поэтому того Антона, которого ты вспомнил, уже нет. Есть другой Антон. А уж как он себя проявит в дальнейшем, это уже не моя книга.

– Как же я любил тебя на Паралее, Нэя! Я полюбил тебя с первого взгляда, когда ты гуляла среди голографических городов в холле «ЗОНТа», или как вы его там называли «Зеркального Лабиринта». Я подумал, что ты тоже фантазия, мечта. Откуда она взялась там, – подумал я , – словно вышла из воздушных зданий, из тех несуществующих ландшафтов, созданных неизвестным художником, из лазурных рощ, из ажурных аллей, ведущих к неземным горизонтам. Ты смеялась от восхищения, а я впервые был потрясён женщиной как никогда до этого. Я пришёл к отцу и сказал, что хочу знать, кто ты, где живёшь. Я думал, что ты входишь в его внешнюю агентуру. Я же никогда не выходил за стены ЦЭССЭИ, да и по лесопарку мы гуляли редко, в основном, в безлюдных горах. Я сказал, что хочу подружиться с какой-нибудь девушкой, имея в виду тебя.

«Помоги мне в этом», – сказал я отцу. Он сказал, что красивые девушки в мире Трола продажны. «И она»? – спросил я, набравшись смелости, – «Та, что создала эту разноцветную «Мечту» на радость всем местным обитательницам»?

Он ответил, – «Она слишком дорогая для тебя, чтобы ты на подобную женщину претендовал. Не дорос пока. Ищи себе другую».

Я ему не верил. Я же видел твоё лицо. «Она не может быть продажной».

Он ответил, – «Она живёт как на Земле, в райском благополучии. Это дорогое удовольствие. Это и есть моя плата. И она это знает. И поэтому она принадлежит мне. А ты успокойся и даже не смотри в её сторону».

Я с трудом сдержал себя, чтобы не ударить его. С тех пор я его и разлюбил. Прежде-то ещё питал надежду хотя бы на мужскую дружбу с ним, раз уж отцовской любви мне от него не досталось. После возврата на Землю думал, век бы его не видеть и забыть навсегда. Так он сюда меня вызвал, а глава ГРОЗ утвердил мою кандидатуру. Пойти против означало лишь одно, уйти из ГРОЗ. Надо бы уйти, как Антон и Олег. А я вот… Одно утешало, что тебя рядом с ним нет. Пусть ты где угодно, с кем угодно, лишь бы не с ним… Когда ты тут объявилась, я хотел отсюда сбежать. Но опять остался. Чего, думаю, ломать так удачно начавшуюся звёздную карьеру. Что мне эта женщина? Тем более от той девушки, с которой, взявшись за руки, я шёл по подземному лабиринту, будто в своё совместное будущее с ней, ничего уже не осталось… Это когда доктор вылечил тебя после того, как Антон вернул тебя в подземный город. Я вообразил, что ты теперь свободная и вполне сможешь выбрать меня… Дурак же я был! Мальчишка совсем. Ты не обижайся, ты и здесь очень красивой была, но ты стала другой женщиной. Не той, какую я так любил в юности, когда трогал твои милые косички, а ты смеялась. Но ты шла опять к нему…

– Я была старше, чем ты. Мне даже не приходило в голову, что ты влюблён…

– Старше? Семь лет разницы – это старше? По земным понятиям это ничто. На Земле всё повторилось. Он бросил тебя одну в чужом мире. А я всё ещё помнил о тебе, только опять не успел. Опередил Антон. Но и Антон не любил тебя. Почему ты не искала меня на Земле?

– Я ничего не знала.

– Ты сделала своих детей сиротами. Ты знаешь, что это? Я рос без матери и отца. Мать то болела, то была занята поисками своих путей и своих мужей. Меня любил дед, я помню только его любовь, как он катал меня на плечах, и я держался за его густые волосы, или как он бросал меня к облакам. Он и был мой отец. Но я всегда знал, что есть другой отец, кому я нужен не был. И не простил ему этого до сих пор. И считаю его только своим шефом, не более того…

– Ты рассказал мне всё это, желая сделать больно?

– А тебе больно? Разве может голографической картинке быть больно? Больно твоим детям, которых ты бросила, больно было Антону и тем девочкам на Земле.

– Антону? Не смеши, Артур. Он был рад избавиться от меня.

– Ты не хотела простить ему случайного увлечения, но Венду ты прощала всё! Ты вращалась вокруг него, как возле тяжелой планеты, раба неодолимой гравитации. И когда он притянул к себе из космической бездны несчастную, давно отброшенную в прошлом, блуждающую комету, она врезалась в тебя и лишила тебя твоей атмосферы, вышибла с привычной орбиты. Лишь поэтому ты и смогла уйти. Мне жалко тебя, звездный ангел…

– Жаль, что мы разошлись в нашей жизни. В том смысле, что ты появился на Троле настолько поздно и был настолько моложе меня с моими представлениями о том, каким должен быть мой Избранник. Артур, я тебе скажу, и тебе это не понравится. Отпусти Ксению. Пусть она любит его. Он нужен ей. Не ты.

– А она ему?

– Тоже. Он просто этого не понял. Но он поймёт. А Ксения будет любить наших детей, потому что любит его. Как никто. Отпустишь?

– Она не просится.

– Она попросится. Не препятствуй. А ты полюбишь, твоя жизнь только началась, по вашим понятиям и возможностям ты настолько молод. Передай Рудольфу, пусть он простит, но я не выдержала, я безмерно устала. Передашь?

Она внезапно исчезла. Артур на негнущихся ногах пошёл по направлению к городку. А когда обернулся, увидел, что она опять рядом, за его спиной. Для чего-то приблизилась. Он испугался как маленький. Зачем она так играла, или от неё подобное и не зависело? И тут же возникло чёткое ощущение, что она не хочет так быстро с ним расставаться. Она подняла руку – открытой ладошкой к нему, в жесте то ли прощания, то ли утешения, а уж потом направилась, как самая настоящая и живая туда, где совсем близко находилось нагромождение скальных выступов из ледяной подошвы пустыни. Она прошла через них, как через пустоту, будто никакой преграды и не было, и оказалась у склона ближайшей горы, похожей на отполированную стену древнего сооружения. Опять обернулась к нему, отчего-то зная, что он приклеен к тому же месту, и слегка уже приподняла руку точно для прощания, но… рука обвисла, а сама она сжалась, словно почуяла окружающий холод. После чего и погасла, сразу, как выключенное изображение. Исчезла.

Если бы Артур не был бритоголовым, то совсем скоро он заметил бы в зеркальном отражении не один седой волос на своей голове. И чтобы он подумал? Это сообщение ему о том, что он уже давно и безнадёжно взрослый? Или что он маленький совсем мальчик, переживший нешуточное потрясение, не совместимое с привычными и устоявшимися представлениями о Мироздании?

Приблудный призрак или нечто другое?

Ночью, когда он вздремнул в рабочем отсеке, где прежде работал отец, к нему пришёл Хагор.

Артур приподнялся на локтях с дивана для отдыха, узнавая его, но не веря своим глазам.

– Прибыл на своих стрекозиных крыльях? – спросил он глупо. – А фею с собой не захватил?

– Это я общался с тобой за пределами купола. Никакой Нэи больше нет. Сам же понимаешь. Она не могла к тебе прийти. Она не ангел, а всего лишь женщина, на одну половину земная, на другую половину трольская, как вы говорили о людях Паралеи – Трола.

– Чего вы забыли на Паралее?

– Паралея это наш мир. Мы породили его. Только он немножко выпал из-под нашего контроля, пока мы занялись нашими внутренними неурядицами. Туда прибыли гребнеголовые агрессоры-колдуны. Всё там порушили, всё вывернули шиворот навыворот, как вы говорите. И себя наполовину уничтожили, а выжившие частично деградировали, частично вписались в социум Паралеи, но обо всём забыв. Только мы занялись выправлением путей этого мира, как вы пришли туда без спроса. Да ещё самонадеянный Тон-Ат надумал создать там гибридную расу из людей Земли и людей Паралеи. Чтобы оздоровить привоем новой расы их дичающее древо, дав им то, чего они лишились, попав в силовое поле Энтропизатора. Частично Тон-Ат и преуспел в своих начинаниях, как сам же и понимаешь. У него и на вашей Земле имелись сторонники. Хотя они не понимали, что их всего лишь вписали в чужой проект будущего, которое не будет иметь к Земле никакого отношения.

– Зачем ты так поступил? – Артур тоже на одну половину своего сознания бодрствовал, а на оставшуюся половину пребывал в сновидении, как он сам же и решил. – Зачем обманул меня призраком Нэи? Да я понял сразу, это призрак, а не реальная Нэя!

– Хотел послать тебе утешение. Чтобы ты поверил в бессмертие. А потом подумал, что это может ввергнуть тебя в состояние стойкого расстройство психики. А ты тут ГОР. И в отличие от отца ты очень хороший человек.

– Выходит, и к Антону приходил ты?! А не Икринка, как он думал…

– Как бы тебе и объяснить такое? Там было задействовано несколько действующих лиц. Антон был одним из этого трио. Вторым, понятно, был я со своим неуместным утешением. Ну, а Икринка, хотя и была дочерью землянина, отчасти и порождение нашего мира. И такое вот воздействие породило затем стойкое расстройство психики у Антона. И не у него одного, надо заметить. Леснику, другу моему на Паралее, тоже такое вот соприкосновение с неизведанным миром, причинило немало переживаний. Но он простак, а такие всё непривычное швыряют за левое плечо. И дальше живут себе без проблем.

Была там ещё одна бродяжка, да… она и без того была полоумная давно. Не отличала явь от бреда порой. Женщина, рождённая от одного из ваших, сама она не обрела счастья. Отличаясь нездешней красой, замечена была добрым, да беспутным по молодости моим знакомцем, тем самым, кто и стал потом лесником и моим соседом. Он в том городке жил с рождения. А девонька проживала на самой отдалённой, заречной окраине из того же городка. Казалось бы, нашёл счастье, хватай в охапку и не отпускай уже. Так нет! Задурил, включил какой-то ничтожный расчёт, загубив доверившуюся душу. Дочку свою, от него рожденную, не смогла она спрятать, отдали в приёмную семью, как на Паралее и водилось. Да ты и знал дочку эту. Ласкирой её звали, как и бабку Нэи. Совпадение имён не всегда есть совпадение судеб. Имя означает ласковая и сладкая. Хотя обе носительницы такого вот имени судьбу имели неласковую и горькую… Я тому гребнеголовому, что погубил девоньку Ласкиру, отомстил, хотя и не сразу. Навёл на его след мстителя Сэта-Мона. Сам-то он никогда бы не нашёл того, кто сына его Реги-Мона убил. Поскольку Реги первым стал стрелять, как на Паралее и водилось. Военные там все были преступными душегубцами. А тот, на кого Реги напал, всего лишь применил приём самозащиты.

– Ты, дед, был там вроде как мойра Судьбы. Только мужского пола.

– Насчёт пола, ты не торопись со своими утверждениями. Урнинг я, как обозначил меня тот же Венд. Выше пола я, ибо развитие наше слишком уж увело нас от того, что у вас есть причина как личной дисгармонии, ведущей в вашем прошлом к дичайшим извращениям, вплоть до умственного и нравственного уже распада тех или иных сообществ, запускаемых всегда корыстными нечестивцами, так и счастливого сопряжения полов. Но как оказалось, не туда мы и устремились… А то, что я чрезмерно увлекался судьбами людей Паралеи, как и землян, внедрившихся туда, так что же. Увлекающийся я. Времени много, заняться особо-то нечем было. Игрался больше, неизжитое моё детство являлось тому причиной. Молод я, если в нашем измерении возраста.

– Что ж по виду-то всегда старец ты был? – изумился Артур, – И там, на Паралее, да и теперь выглядишь так, что как говорят, краше в гроб кладут.

– Не слушал ты меня. Я слишком там поистратился, а носитель себе выбрал неполноценный. Каковой был под рукой, таковым и воспользовался. А потом и подавно, здоровье-то поддерживать чем было? Если я весь свой ресурс угрохал на то, да на сё, не соображая, что в ином мире он весьма ограничен. Вместо того, чтобы нам заодно действовать, мы сцепились с Тон-Атом. А он меня куда как старше, мощнее гораздо. Никто же не посоветовал, не трогать его хотя бы. Каковыми бы ни были спускаемые сверху указания, действовать всегда надо своим разумением. Если уж во мне видели расходный материал те, кто меня на Паралею и направили, сам-то я должен был включать свой разум? Душа-то моя кому, кроме меня, дорога? А у меня там в советчицах одна Инэлия увечная и была, которая со мной даже не разговаривала. К тому же, впоследствии все наличные силы отдал я ради спасения Антона. Ресурса Кристаллов-помощников не хватало уже, поскольку там и другой, мне не нужный, обозначился! Ведь угораздило же и ещё одну спасительную капсулу туда же и сбросить… чтобы рядом оказались…

– А тебе хотелось, чтобы и он сгорел вместе со всеми?

– Не хотелось мне такого никому. Но раз уж такое произошло… И кто сказал мне за это спасибо, как вы и говорите? Да никто!

– Так на то ты и Ангел, как себя обозначил, чтобы творить добро бескорыстно.

– Не скажи. Ведь и Ангелы любовью питаются.

Поскольку словоохотливый дед влил в его сознание столько информации, что Артур уже и запутался, в чём суть их пространных бесед где-то за гранью реальности, скорее всего, он уже утрачивал саму связность мышления. Пришлый не то призрак, не то инопланетянин, как-то поспособствовал, однако, расторможенности его речевых центров, и Артур заговорил столь же пространно на тему весьма далёкую от заданной собеседником.

– Вот я думаю, не Ксен ли причина тому, что я тут впал в состояние странных видений? Он всё изобретает какие-то диковинные сорта, скрещивая змею и трепетную лань, если в растительно-пищевом смысле. Всё ищет некие тайны в мире растительном, чтоб способствовали естественному омоложению организма, его очищению и стойкому здоровью. Без злокозненных вмешательств в организм со стороны самонадеянных современных алхимиков – микробиологов-генетиков-хирургов и прочих модификаторов, вплоть до откровенных уже шарлатанов всех мастей, которые вечно забивают поры всякой рыхлой структуры. Так он рассуждает. Порой таким изыском накормит, что непонятно, что ты ешь? То капусту со вкусом цитруса, то лук, сладкий как карамель, а то и ягоды, словно напитанные лимфой насекомых каких-то. Рот сводит, как попробуешь. А он: «Чего ж вы хотите? И у гения бывают неудачи». В общем-то, все довольны. Но порой замечаю, что подвержены бывают порой необоснованной эйфории. Опасно это, воображать себя растительным демиургом… – тут Артура, по природе своей малоразговорчивого, повело в настоящий уже сон.