Планета по имени Ксения

– А было что прощать? – спросила Ксения, маскируя полусонным безразличием заворчавшее, завозившееся злое и ревнивое чувство. Раскованный секс в огромных и безлюдных подземельях ГРОЗ – это же незабываемое впечатление! Такой мощный выброс эндорфинов, за это лишь благодарить надо. А потом столько было у беспородной шавки путешествий, удовольствий и опять вольный секс на безлюдных пляжах, – да она пропиталась этой благодатью от самой своей сокровенной завязи до умненькой по-бабьи макушки. Хитрая девочка, она сумела скрыть своё продуманное поведение за простодушием. Плати за свою вину! И он платил. Он совестливый и щедрый тоже. Не простила, говоришь?! Так похоже на правду, когда эта неизлечимая шлюха даже днём приходила к нему за желанной себе порцией обеденного секса. Прямо там, в присутственном, что называется, месте, не снимая своего батистового балахона, требовала выплат оставшихся процентов за давно уж погашенный должок – якобы поругание юной сироты.

И не удержалась. «Прости, Вика, но, если любви меж тобою и Нелькой нет, она и не появится даже при моём молчании», – Вика лично видела, как ты его не прощала, сидя на его коленях в позе лотоса, белого и невинного.

– Вика – сплетница! Нельзя мне было ему отказывать, как ты не понимаешь! Я же одна совсем. Конечно, всякого человека можно выставить ничтожеством, недобрый взгляд всегда отыщет за что укорить. Мать моя, грешница, одарила меня ослабленной волей, не самой качественной генетикой. Не попади я в райские условия детства, какие созданы на Земле для сирот, а останься с нею, то страшно и представить, чтобы она со мною сотворила… Какой чертополох рос бы в моей душе…

«А сейчас-то что в тебе растёт»? – злобилась Ксения на захватчицу прошлых времён, где вместо этой задрыги она могла бы купаться рядом с ним в тёплых бирюзовых водах у песчаных берегов среди рыб-ангелов и мерцающих морских звёзд. – «Розы что ли насадила в себе? Жирные белёсые поганки на трухлявой субстанции твоей дрянной наследственности – вот что в тебе растёт! И сама ты поганка бледная с кружевной ядовитой пелеринкой на стройной упругой ножке. Дрянь несъедобная»! Бледное подобие Лоры, но имитация съедобного гриба, заняло то самое место на поляне ушедшего времени, предопределённом только ей, Ксении, как произошло это и в начале молодости. Она же, как тот цветок – лесной ангел, обречённый увянуть в тяжком сумраке и вдали от солнечных троп.

Да что теперь, если похлёбка из ядовитых грибов давно сварена и давно съедена. Заботливая «мама» Рита очистила для себя организм любимчика от чужих токсинов. А тот, уже чистенький, вымытый, возжелал себе такую же чистенькую, отмытую от собственных заблуждений страданием, Нэю.

– К тому же он считал меня примитивной, и до сих пор считает. А я в отличие от той прежней девчонки давно уж взрослая стала… – уже прочно настроившись на миролюбивый лад, роняла свои откровения – споры созревшая для житейской мудрости поганка. Как важно ей было высказаться хоть кому, кто проявил к ней настолько живой интерес впервые за все годы её никчемного существования. – Да и не он один. Если же умело пользоваться чужими заблуждениями, это всегда плюс при условии, что этот плюс не во зло другим, а только тебе лично в небольшой прибыток. Если мужчина понимает своё психологическое порабощение женщиной, поскольку она делает это через его мощные бессознательные уровни, которыми не всем дано управлять, то он служит женщине с готовностью, всегда оплачиваемой личным счастьем. А если не понимает, то всё равно служит, только с обратным результатом – хроническими неудачами в сугубо личной жизни.

Ксения раскрыла рот, не ожидая от повара-технолога подобных просветительских лекций по психологии полов. Но Нелли снисходительно пояснила, честно не желая присваивать себе чужую мудрость, – Рамон объяснял мне. Он был умный. Не знаю, любил ли он меня в подлинном смысле, но он никогда не считал женщин за недочеловеков. Тем более тех, с кем он делил личное пространство.

– Ты так могла? Подчиняться Венду, зная, что любви не будет никогда?

– Заладила! «Любви»! Не бывает вечной любви! Ты её тут нашла? А ведь ради этого и примчалась! Жизнью рисковала. А что нашла? Поимел тебя, где попало, потому что жена его не любит! Да и… опять птенчика очередного ожидает. Чего тебя так удивляет? Что без любви трахаются? А ты Ксена никак любишь страстно? Если человек голоден, он ест то, что ему доступно, и не всегда то, чего бы хотел. Я вот жажду свежего натурального крабового мяса, земных спелых вишен, облитых солнечным светом прямо с веток, как любил это и Рамон. Но если ничего нет? Ем то, что синтезируют в секторе пищевых разработок, или то, что выращиваете вы, «растительные боги» – ты и твой муж.

– Ты подслушала наш разговор с Нэей?

– Надо мне было! Ещё чего! Просто я устала и ждала, сидя в соседнем вестибюле, а панель была приоткрыта. Что-то я не пойму тебя. Ты настолько удивляешься тому, что Главного можно не любить женщине, что возникает подозрение, что сама ты в том прошлом была с ним лишь в романтических и полудетских отношениях. Втрескалась конкретно лишь по малолетству тогдашнему! Вообразила о нём что-то, чего в нём и не ночевало. А зря! Он не любит никого!

И вдруг зазвучало в ней коварное шелестение Риты, когда та остерегала её в юности от близости с Рудольфом: «Карина навыдумывала себе что-то, решила, что вы поженитесь. А ты знай, не женится он ни на тебе, ни на другой. Ему оно вовек будет не надо. Для него женщина возникает как явление природы только тогда, когда требуется использовать её в качестве краткосрочной функции приложения к себе. А если ты, как девушка яркая и общительная, дружила с нормальными парнями, то разница в отношении может тебя шокировать. Очень больно тебе будет, поскольку голубица ты, а он волк! Цапнет, даже играючи, а калекой останешься от такой игры. Не веришь отцу, мне поверь».

– Когда на спутнике рядом возникла та Рита… – произнесла Нелли, так что Ксения вздрогнула. Могло ли быть случайностью упоминание Риты именно в данный момент? Похоже, общение протекало и на более глубоких уровнях, чем могло это показаться. А Нелли определённо что-то улавливала в страдальческих и рваных, хотя и беззвучных вибрациях психики Ксении, поскольку совершенно не злилась на недавнюю, спровоцированную не ею, а Ксенией, безобразную ссору.

– …я была рада, не представить тебе как. Рита его отслеживала всюду, как дух над ним витала. А у меня с Рамоном была такая чудесная жизнь, хотя и каторга тут была вначале, не представить тому, кто не понимает о чём я. Да и у Венда вся сила в деятельность по обустройству базы пошла, не до баловства тут было вначале. Он как-то и отдалился. Даже и забыл обо мне. А там Нэя вернулась к нему…

– «Голубица, голубица, на тебе хочу жениться, – произнесла Ксения, – Дай потрогать твой бочок». «Уходи-ка прочь, волчок»! Но волчок её схватил и за сердце укусил»… И ты туда же, голубицу-то к чему упомянула?

– Нэю? – не поняла её Нелли. – Так она к нему вернулась. Пожалела его, я думаю. К тому же их связывало некое значимое для неё прошлое – привязка такой крепкой бывает, если мужчина первый, всё простишь. Он же на спутнике один был, ему трудно, думала она. Да ведь так оно и было.

– Как же ты в таком случае?

– Все считали меня женой Рамона. И Венд тоже смотрел на меня как на пустое место. А Венд был настолько щепетилен в этих вопросах, что ни Рамон, никто ничего о наших отношениях на Земле не узнали.

– Рамон и на Земле у тебя был. И сам факт его наличия где-то поблизости не мешал вашей взаимно-безудержной страсти, как я понимаю.

– Не было никакой страсти, как ты это понимаешь. Была его потребность скрасить одиночество и моя уступка ему. Ну, да, мне было с ним не только выгодно, интересно тоже… иногда и приятно. Всё осталось в прошлом. Здесь ничего не было.

– Рассказывай «не было»! Свидетели есть, что было!

– Да когда? На спутнике при жизни Рамона не было! А Венду никто бы тут не отказал, стоило ему захотеть! Поскольку он отличный шеф, и другого нам не надо!

– Ты до сих пор не забываешь, как тебе было с ним на Земле. И понятно, ты не могла ему отказать, когда у него и возникала потребность. Не завирайся тут, что жена его не любит. Любит, как ты и не представляешь себе, потому что у тебя любовь другая совсем. Чего ты только не подтянула к понятию любви, – потребность в сексе, чувственность, психологическую зависимость, скуку одиночества, всё в кучу. Ты глаза-то её видела, когда она за ним наблюдает? Обожание, какого ни у тебя, ни у меня нет! Другое дело, что она то и дело на сносях, а тут ты – конкурсантка и победительница прошлых затей на лучший десерт года. Ты же и на Земле кондитером была.

– Мне всё равно, каким бредом наполнена твоя голова. Если тебе нечем себя занять, то сочиняй. Но про себя, пожалуйста.

– Нэя видела тебя на Земле с Вендом, – сказала Ксения.

Дружба и вражда – детали одного узора, украшающего неземное заточение

Нелли уставилась на неё так, словно впервые увидела и удивилась, с кем это она тут болтает неумолчно и столь длительно, что, казалось, за целую жизнь свою столько не говорила. Как на призрака даже, поскольку с заметным испугом, – Откуда взяла…

– Как же трудно ей было увидеть тебя здесь. Примириться с твоим наличием на спутнике, – продолжала Ксения. – Я же сама видела, как ты купалась с ним в подмосковном озере, а Нэя сидела в тени веранды, вот он её и не заметил. Возле Ботанических садов это было. Осенью…

Нелли молчала.

– Я тоже там купалась. Как раз только и вышла из воды, как вы туда залезть собирались. Конечно, ты-то никого вокруг и не замечала, кроме самой себя. Сеанс самолюбования, весь маленький пляж стал для тебя большим подиумом для щедрого показа себя, любимой, тем старушкам и детям, что там и купались в последние солнечные деньки перед наступлением зимы. Под искусственным куполом было, что там натянули. Вспомнила?

Нелли молчала.

– Такое не забудет никакая любящая женщина, а Нэя-то его как любила, так и любит. А вот в смысле прощения, увы! Прощают даже такое. Вы там, на острове, трахались или просто отдыхали, уже насытившись друг другом на одном из экзотических побережий?

Нелли молчала.

– И узнай, хотя бы теперь, что именно ты повинна в том, что я оказалась в этом… «Эдеме». Как увидела я тебя возле того озера, всю из себя юную и жемчужную, русалку падшую, в бесстыдном купальнике, веришь, скрючилась от зависти! Глянула на себя в зеркальце, аж губы запеклись от злости. Что ж такое, думаю, кто посягнул со мною красотой телесной соперничать… и всё же рядом ты со мною не стояла… А до твоего явления в искусственных белых песках Подмосковья забыла я, что и сама женщина …

Нелли молчала.

– И Рамон твой был в Нэю влюблён. Рита мне о том рассказывала. Он ещё на Земле Нэю знал. В гости она к нему ходила…

– Врёшь! – напряжённым шёпотом отозвалась Нелли.

– Ревнуешь Рамона-то? А говоришь, что нет в тебе ревности ни к кому. Обожал её тайно, наблюдал за ней всюду, где мог. И Венд об этом знал. Оба они, Рамон и Венд, как были с юности, так и остались непримиримыми соперниками. Женщины только менялись, а соперничество было всё то же по его накалу. Скажешь, кто придумал-то всё это? Не способны мы с тобою вылезти за рамки того пространства, куда нас и заключили, чтобы такое понять. От того и сбежал Рамон, что не мог он Венда уже выносить. А ты, увы! Не была ему настолько уж и важна.

Нелли молчала.

– Представь, что стоило Нэе быть к тебе дружески расположенной. Когда ты захватила её место под земным солнцем? Не возникла бы ты, она бы не ушла. Не Рита была ей страшна, как ей мерещилось. Ты захватила её место, и она почувствовала это. Он же забросил её окончательно. Потому и ушла она, куда глаза глядят. К маме Антона Соболева, где и дождалась возвращения самого Антона, ничуть ей не нужного, как и сама она нужна тому не была. Как пелось в древней песне: «Просто встретилась два одиночества/ Разложили костёр/ А костру разгораться не хочется/ Вот и весь разговор/. И бросила она Антона легко, и дочку свою от него тоже легко оставила на Земле. И страдает до сего дня только по первой своей дочери Елене. Там ещё, правда, одна была девочка, самая старшая, Лора, кажется. Так её Нэя и вовсе забыла, поскольку та была рождена на Паралее её же соперницей. А Рита на то и Рита, чтобы никому не мешать в личной жизни, что она умеет проделывать виртуозно. Никто не нужен ей по-настоящему. Только мой отец и был ей дорог.

Нелли сидела настолько тихо, не шевелясь, что, если не знать, что она там, вполне можно было посчитать, что Ксения тут одна, сама с собою разговаривает. Откровения о тайной и безответной любви Рамона к Нэе поразили бедную повариху в самую сердцевину её существа.

– Конечно, Рамон ни сном, ни духом не догадывался о твоих прежних отношениях с Вендом. Иначе он бы пронзил тебя своим кинжалом с обезболивающим воздействием. И ты умерла бы, даже того не поняв, не почувствовав. Такой вот гуманный способ убийства существует. И не от любви безумной, а от гордости, что ты посмела рогов ему навешать, да ещё врага его обласкать. Не был он умнее Венда. Простоватый Рамон был, доверчивый опять же, за что и был он изгнан из тайного общества этих «лбов» уже после отбытия им наказания в колонии. Не зачли они его стараний и его страданий. Наоборот, считали его дураком, подставившим прочих под гонения. Единственно что, вылечил его один специалист из той же секты, но там была скорее личная инициатива того человека из чисто-человечных уже соображений. И некуда было Рамону податься. Один он остался в этой жизни. Здоров по-прежнему, а толку? Рядом никого, все его знания, профессионализм псу под хвост. И грозила ему участь именно что стать псоглавцем, то есть стать безработным скитальцем, коего рано или поздно сослали бы на планету, что похуже была той колонии, где он едва не погиб. А то, что именно ты посодействовала его устроению на спутник, он знал. Только думал на Вайса. А к Вайсу ревновать это всё равно, что к памятнику каменному. Он Вайса за живого человека не держал. Потому они на таких и охотились… очищали, так сказать, человеческий всепланетный организм примерно так, как в индивидуальном организме больного человека очищают почки или желчные протоки от камней.

Нелли молчала, пребывая в глубокой тени, так как сидела там, где освещения не было, устав за целый день и от суеты, и от яркого света. Ксения играла с фиалкой, которую вытащила из кармашка своего комбинезона. Эти фиалки, голубые, белые и бархатно-фиолетовые, растущие в их зелёном секторе, были личным подарком Ксена для неё, он за ними и ухаживал, а Ксения срывала их ради украшения своей причёски иногда или просто так, не ценя, как не ценят сорную траву. При этом она не разрешила Нелли вытащить из почвы ни единого кустика, когда та попросила их для украшения кафе, – хотела их размножить. «Ещё чего! Чтобы мужики, сытно перекусив, срывали их ради своих баб? Это моя сугубо личная собственность»! Но фиалки всё равно появились всюду и у всех, кто любил цветы. Ксен никому не отказывал, потому и дар его Ксения предельно обесценила.

– Кажется, такие нравы, что тут и укоренились, называются «промискуитет», – начала Ксения, не зная, что именно скажет дальше. Она расстегнула застёжку на комбинезоне, спустила его с плеч, любуясь на свою девственно-снежную грудь. Охватила её руками, представляя, что это его руки… Ей сильно захотелось его ласк, его объятий, глубинно заныла та пустота в ней, где были лишь его права безраздельного владения… и она лихорадочно соображала, как сделать так, чтобы в самое ближайшее время он возжелал того же… Чтобы пришёл в зелёный сектор, а уж как его туда заманить, она придумает, а домашний раб Ксен осуществит её затею. И уж там-то, едва он её увидит… там всё и произойдёт, если услать Ксена туда, не знаю куда… А эти, Нелька – хлам и Нэя – чудо инопланетное смеют отираться рядом с ним, претендовать на его внимание, отгрызать мышиными зубками жизненный ресурс того, кто самой небесной Макошью – архетипом вселенской Судьбы был предначертан только ей, Ксении, изначально.

Став вдруг порочной лицедейкой, она продолжала поучать миролюбивую повариху тоном учительницы начального цикла обучения, – Поясню тебе, что такое «промискуитет», поскольку в школьном городке, а также на кулинарных курсах уж точно таких тем не раскрывают. Первобытный общинный секс. Инволюция. Не исключено, что, когда мы освоим планету, мы превратимся в настоящих пещерных людей. А далёкие потомки, которым придётся повторно вылезать из диких пещер в течение тысячелетий, находя остатки наших построений на спутнике и артефакты на самой планете, будут ломать голову и размышлять о звёздных пришельцах, принесших их предкам дар цивилизации.

– Какая же бессмыслица моя жизнь, – отозвалась Нелли.

Бесконечный изматывающий сериал продолжается

Никто так и не отследил или и не пытался, что Ксения ежевечерне нарушает режим изоляции. С каждым разом Нелли становилась всё задумчивее, всё тише, а Ксения ощущала себя так, будто ходит ради милости к полоумной родственнице. Зачем? А чтобы та не ощущала себя забракованной беспощадным контролёром качества по имени Судьба.

– Рамон пропал и утащил за собою всё наше совместное прошлое, – сказала ей Нелли.

– А как быть Вендом? – гнула свою линию Ксения. В этот раз она облачилась в нарядное земное платьице, чтобы дать понять поварихе своё несомненное женское превосходство в наличных и безупречных формах. Подчеркнуть, что той утешиться нечем. Принимая всепрощенческую позицию Нелли как само собой разумеющееся, Ксения вовсе не была столь великодушна к ней сама.

– Да никак! Я и вспоминаю-то о нём лишь тогда, когда он требует приготовить ему ужин для работы ночью. Вот опять заказ был…

– Ваши прошлые отношения давно для него пылью стали, да и ту смахнул со своей души, и нет ничего! Не было у тебя никакого прошлого. И сама ты пустяшная, вроде камушка дуплета, подделки под драгоценность, когда сверху что-то вроде прозрачной смолы, а понизу тонкий срез подлинного самоцвета. Вот и выходит, ты подделка под роскошь. Для Лёни Губанова лишь и ценность по скудоумию его. Не стоит тебе пренебрегать таким парнем, который спит и видит тебя своей женой. А тогда-то, в том минувшем времени, в Подмосковье, бесподобна ты была! Озиралась вокруг, а ничего не видела, но я-то тебя рассмотрела. Кожа сияла твоя, и глаза сияли от восторга, и были они как камушки уже триплет – тоже подделка, но уже трёхслойная. Поверху соблазн, а под ним – мука твоя от понимания собственной запутанности, а ещё глубже, как подложка, разгорающаяся любовь, очевидно несчастливая… Я психологичная женщина, тонкая, глазастая как ястреб. Могу издалека, свысока наблюдать, а меня и не заметят. Мне дар такой от отца моего достался. Бесподобная ты была, а всё же объективно женщина плохая. Из тех, кто не умеет и не хочет страсти свои контролировать. Не даётся таковым счастье, поскольку они причина чужих страданий. Неужели, верила ты, что сумеешь такого подчинить своей русалочьей и бесстыдной вертлявостью? Единственно, чего ты и добилась, что задумалась я вдруг о предложении того самого Вайса, что подкатывал ко мне давно уж, обещая вернуть юность. Я же думала, ему моя искусственная юность будет в усладу, а лично мне она зачем? Разве я старая? Разве я фарфоровая игрушка, вроде тех, кои мама моя отдавала на реставрацию, чтобы восстановить их внешнюю глазурь и краски первозданные, а все-таки поддельные? Я и так иных молодых лучше. А при той, очень сложной и таинственной, большинству недоступной процедуре фатальные случаи не редкость, чтобы ты знала. А мне до того хорошо жилось в те времена, до того тихо и не напряжно, что и мысли не было жизнью рисковать ради… кого? А вот ради Венда я согласилась! Обману, думаю, этого Вайса! И обманула! Женщина всегда сумеет обмануть даже самого вечного кощея, да ещё если таких премудрых Василис две! Рита же дорожила этим кощеем, мне отдавать не хотела. А ты не переживай. Ты пока что девчонка по летам своим, и мужей этих будет у тебя столько, что в их череде ты и забудешь свой опыт горькой любви. А пока хватай того, кто полюбил тебя тут нешуточно, как все об этом жужжат, и прощает тебя за то, за что другие редко прощают. Вдруг и не понадобится тебе уже ни твой Листиков, ни кто-то другой. Подумай об этом. Лёня тоже скоро на Землю вернётся. Потому я и открываю тебе глаза на то, что настоящая роскошь это я. Потому я и имею право выбрать себе самого роскошного мужчину на этом обглоданном астероиде.

Нелли молчала. Лицо Ксении, вздумай Нелли всмотреться в неё, напоминало ту самую древнюю полуобнажённую куртизанку Форнарину с цветком и многозначительной улыбкой на лукавых губах. С такой улыбкой можно одинаково как давать обещания любви, так и втайне усмехаться над тем, кого обманывают. Но простодушная Нелли смотрела исключительно вглубь себя самой.

– Ладно, философ, катись отсюда. Отужинала и скажи тёте спасибо за то, что тебе не пришлось грызть брокколи на грядке, – отлично овладев собою, всё с тою же добродушной интонацией откликнулась Нелли. – У вас, конечно, отличная там брокколи. И я научу тебя, как её готовить. Брось её в подсолённый кипяток, подержи там совсем немного и сыром тёртым, твёрдых сортов, посыпь, очень вкусно. Только воду после варки брокколи употреблять не стоит. Если готовишь суп, то бульон не должен быть тем, где эта зелёнка варилась. Добавь её уже готовой в приготовленный бульон…

– Я к тебе не на курсы приготовления вкусной и здоровой пищи пришла. Хотя думаю, Ксену и приготовлю, раз он не любитель регулярных посещений столовой. Не любит он общаться, а вот людей любит. Старается ради них и живёт лишь мыслью о благе человечества. А я людей не люблю, а общаться с ними обожаю. Странно, да?

– Я тебе сыр сейчас найду, у меня есть в маленьких герметичных упаковках. У нас в пищевом центре роскошные сыры умеют синтезировать, от подлинных не отличишь. Женщина-разработчик – гений в сфере своей специализации. Да у нас тут каждый второй гений. Другим тут и делать нечего… – Нелли вдруг замахала на Ксению своим полотенцем. Она или опомнилась от захвативших её саму откровений, или сильно уже устала от визитов Ксении, села за столик и положила голову на руки, – Пойду, посплю пару часов, а там Никитич, может, и без меня обойдётся. Только настройку рецептурную поставлю.

Мольба Никитичем был её коллега-повар. Нелли напрочь забыла про наказ своего деспотичного шефа, приготовить тому ночной ужин. А Ксения злорадно не напомнила, чтобы Рудольф остался голодным, а Нельке завтра задал трёпку. Пусть опять плачет своими всепрощающими глазами побитой собаки.

– Тебе жарко что ли? – всё также простодушно спросила Нелли, увидев, наконец, что Ксения почти обнажилась, но, не проявив ни малейшего интереса к её явленным прелестям. – И точно, душновато у нас. Сейчас настрою атмосферный регулятор… а ты иди спать.

Ксении совсем не хотелось спать, не хотелось и уходить. Ксен баловал её, давая возможность отсыпаться и взвалив всю работу на себя. – То, что ты рассказала тогда о штрафных санкциях – это же отрыв от цивилизации. Полный… – Ксении стало вдруг прохладно в платье, и она пожалела, что не надела комбинезон. Её приглашали на выход, надо было встать, а ей не хотелось.

– Почему? Если он назначает только настройку роботов для уборки помещений и приготовления еды? Всё остальное не от него зависит. Не знакома разве с понятием асоциального моделирования человеческих сообществ, если они в отрыве, как ты говоришь, от цивилизации? Ему тоже тут не сладко. Не знаю даже, спит ли он вообще? Его счастье, что у него такой сын рядом. Артур – его ангел-хранитель тут. А то мне Лёня Губанов рассказывал, да и Рамон тоже, этих ГОРов убивают в подобных колониях постоянно. И следов не найдёшь. Всякое бывает. А у нас даже ни одного бунта не было. Потому что наш ГОР справедливый, сострадательный, хотя и требовательный. Но разговор-то не о нём. О тебе.

– Разве не о тебе? Я не понимаю, чего ты тут торчишь, если тебе всё опротивело, да и не удивительно. Было бы удивительно, если бы тебе тут нравилось. Ты же не исследователь, как другие женщины, они одержимы своими поисками Галактических тайн, своим преодолением ограниченной природы человека, своим стремлением нечто понять, о чём нет и тени в твоей голове. Но не для того сказано, чтобы тебя обидеть. Я тоже не принадлежу к их числу. Я уж точно не авангард, хотя и не охвостье, к счастью.

– Как я улечу? А если они найдут Рамона? Артур же сказал, что тел найдено не было. А модуль нашли пустой, хотя и повреждённый.

– Рамон, – повторила Ксения, – стебель-кипарис… Не мечтай. Он нашёл свой рай и свою гурию, в которых ему было отказано на Земле.

Вопрошание к Божечке, – будет ли явлена его милость?

– Божечка ты мой! Как же ты меня запытала всю! Я же говорю, я слабовольная, никому не могу отказать. Вот и тебе не отказала, поддалась тебе на безжалостное растерзание. Каждый раз об одном и том же неустанно талдычишь, в какой позе, да сколько раз… О чём мечешься? Если ты теперь меня заменила.

– Божечка мой! Как ты и говоришь. Где это я? – Ксения встала, – а что, если пойти и помолиться Надмирному Свету в Храм, который устроила Нэя?

– Он тебе не поможет, – пробурчала Нелли, повернувшись к ней спиной. – Кажется, я сейчас повалюсь на пол от усталости. Пойду спать. Мне бы только до подушки, даже душ не могу принять, хотя и потная вся…

– Хочешь сказать, что у Нэиного Надмирного Света целая планета своих грешников – та Паралея? И что в мире божественных смыслов своя иерархия и своё разделение обязанностей?

В ответ Нелли нажала на пульт, и стена-панорама бесшумно и мгновенно скрыла её из глаз Ксении. На остановленной и чистой ленте транспортёра для посуды рядом с пакетом пирожков лежали три маленькие серебристые упаковки с сыром. Это было трогательно. О сытости людей в городе под куполом она заботилась неукоснительно. Её личный отсек был там же, где и у всех, в жилом городке, но в кафе имелся и маленький отсек отдыха, вроде купе с удобным диваном, куда она и залезла, чтобы отключиться. И опять Ксения испытала жгучее злорадство, что поварихе завтра достанется от беспощадного и столь восхваляемого шефа. Она представила ради утешения себя самой, как Венд бьёт Нельку плёткой, на самом деле несуществующей, а та стоит на коленях, безропотно подставляя свою гибкую и модельную спину под удары. Или же он сошлёт её в те самые подземные уровни, как и грозил вначале, а она опять же упадёт на колени, как крепостная перед барином когда-то в чёрном времени бесправия и бесчеловечия. Но скорее всего, он лишь прожжёт её своим металлически-раскалённым взглядом, без слов даже, а она опять же! Повалится на колени и обхватит его ноги, умоляя простить, без слов взывая к былым временам, где была для него… кем? Всегда чужой женой, которую он скрадывал у другого, презирая её за участие в совместном обмане Рамона. А себя? Да нет, конечно! Этот утёс всегда возносился над морем житейским, мнил себя уникально-хрустальным и подсвеченным изнутри сиянием высшего мира. Вклад дедушки Вайса через маму Карину был передан ему без всякого расхищения. А у той предназначение такое было, – хранить чужие ценности. Вон и Нелькины безделицы хранит у себя…

Ксения едва ли ни заскрежетала зубами, негодуя, что Карина не скинула модельную шлюху с мраморных ступеней ещё на подступе к своему дому, а милостиво приняла её у себя, чаю предложила и стеллажи выделила в своей кладовке. Ах ты, Божечка, какое расположение! Что же происходило тогда на самом деле? Каковы отношения были? Неужели, он влюбился в Нельку с первого взгляда, не настолько и серьёзно, а близко к тому? И только возрастная дурость её и следование каким-то усвоенным нравственным традициям, впечатанным в её башку не иначе как прабабушкой-художницей, напевно читающей ей сказки на ночь, не позволили ей бросить Рамона? И вывод, он печален и тяжёл, как слеза разлюбленной женщины, – у него нет, и не было никогда, единственно-любимой.

Застывшие и неподвижные огоньки – имитации звёзд стыли в имитации выключенных высоких псевдоготических окон. На стене-панораме Куршская песчаная коса, в реальности где-то находящаяся в русской Прибалтике, тянулась к синей полосе не то залива, не то моря. Белый песок казался вязким и настоящим. По такому песку бродила некогда молодая Лора – мать прекрасного Артура, искала своё утраченное или по глупости отброшенное женское счастье. Она смеялась в лицо Ксении, когда они сидели в баре, и Ксения заявила ей, что родит сына Рудольфу. Заявление казалось Лоре маниакальным бредом, но бред воплотился в пронзающую, нет, пока ещё не счастьем, а его предчувствием, реальность самой Ксении. И Лора в том времени понятия не имела, что жизнь сведёт вместе её сына и её соперницу на одном спутнике, и с её судьборазгромной ошибкой – Рудольфом в придачу. Можно было к этому приплюсовать и Рамона, чьё украшательское старание столового отсека и сотворило панораму на панели-стене. Что было связано у него лично с этими прибрежными местами? Песчаная коса, зовущая туда, куда никому не было хода в этом реальном пространстве, никому не надоедала и не раздражала пока, и голограмму не меняли уже достаточно долго. Рамона на спутнике давно не было. И был ли он вообще, не знал никто.

«Кто и зачем», – подумала Ксения, – «придумал ненужное, ничего не могущее уже исправить, второе издание моей судьбы и меня самой? Лучше бы всё осталось, как оно было, а я так и доживала бы, оставшись в том пласте времени покинутого навсегда мира, оставаясь тихой старой Ксенией в старом доме, где так и живут, безмолвно свернувшись, дорогие воспоминания. Но чьи они? Какое ко мне-то они имеют отношение? И как, где хранит информацию о своих прошлых жизнях Рита, если она человек многосерийного издания? И если человек мечтает о вечности, в процессе которой он будет неизбежно забывать и отбрасывать своё обременительное прошлое, то в чём она, вечность? И что она есть такое для человека»?

Вопрос повис в пустоте. Отвечать на него было некому.