– Только не твои, Лирэна! – засмеялся Чапос невесело. – Только не твои тайны. Ты ж жрица Матери Воды! У тебя, лишённой женской мягкости, стойкой как камень и такой же бесчувственной, никаких сокровищ не выцарапаешь! Так ты девственной в лапы ищеек из Охраны Коллегии Управителей попала?

Он проникался к ней невольным сочувствием, и вопрос не имел нечистого подтекста.

– Как же иначе? Я же настоящей жрицей Матери Воды была, а не обманной, как иные…

– И как это Ал-Физ тебя упустил… Кто же первым-то был?

– Первым… – она скорбно покачала головой. – А их сразу несколько было. Пока довезли до очей Ал-Физа, стоянку устроили и сказали: «А чего всё ему, да ему сливки первому слизывать, ведь и нам сладенького хочется. Тебе всё равно теперь, – не казнят, так изуродуют, а мы хоть потешимся». Так и держали, сменяя один другого… а как подвели к черте едва ли ни предсмертной, испугались и приволокли к Ал-Физу. А он носище поморщил, даже допрашивать сразу побрезговал: «Из какой канавы вы её вытащили? Разве ж это жрица Матери Воды»? А те врать, дескать, из болотины еле вытащили, куда она заползла, да и, похоже, сами сектанты её за что-то отколошматили. Такой и обнаружили недалеко от опустелого селения. А я губами разбитыми и опухшими ничего возразить уже не могла… Да и угрожали они, что придушат, если проболтаюсь, как только я в камере окажусь после допроса. А этого уж точно мне не миновать, ведь не в собственной же постели Ал-Физ меня, такую вот распрекрасную, оставит? Такое везение и могло бы мне улыбнуться, но уж не теперь. Ал-Физ хоть и догадался обо всём, а что он мог изменить? «Мрази ненасытные»! – только и рыкнул, – «Я ваши яйца ещё прощупаю на предмет недавнего опустошения… Все у меня будете целый ненастный сезон патрулировать дороги, прилегающие к пустыням»! Велел меня отполоскать, дать отдых, а потом уж… Но и потом кроме разговора, можно сказать, что и задушевного, ничем уже не затронул.

– Считай, повезло тебе и тут, – выдал Чапос своё прозрение. – Жалкий твой вид ввёл Ал-Физа в заблуждение, а то, что ты и слов внятно не могла связать, спасло тебя от его допроса. А уж он-то все тайны твои выудил бы своей уникальной методикой… а так… Завалилась твоя тайна от грубейших ласк военных из Охраны Коллегии управителей куда-то в тёмный уголок твоей души, впала в обморок, вот Ал-Физ её своим колдовским оком и не высмотрел. А потом что?

– Приказал отдать на аукцион рабсилы.

Магические таблицы бывшей жрицы Ласкиры – Ювейл

– Жрец-то ваш слабосильным, видимо, оказался во всех смыслах, – сделал умозаключение Чапос. – Раз опередить не сумел этих игрунов-насильников…

– Жрец Чёрного владыки и не смел такого! – она вздёрнула подбородок и задрала голову в картинной позе, так что Чапос опять залюбовался её выточенным профилем. Даже Айра – продукт отбора в череде неисчислимых поколений континентальных аристократов не дотягивала до Лирэны и в пору своей девственной молодости, когда также поразила Чапоса изысканной лепкой лица. И всё же Лирэне, резкой в каждом своём жесте, не доставало чарующей женственности, сглаживающей эту резкость. На неё так и тянуло набросить тонкую кисею, чтобы пригасить чрезмерность её яркости, чтобы не напоминала она перекрашенную куклу. На все эти особенности внешности накладывалась малоподвижная мимика лица. От того и не приманила она к себе никого, чтобы к сердцу прижал, пожалел, всё простил и расстаться не захотел. Мужичья суть и неженская гордыня упрятаны были под её эталонной телесной красотой, и они-то даже на расстоянии били не слабым напряжением недоброго тока. Надо было уметь настолько разъярить тех военных, что и доставляли драгоценную добычу Ал-Физу, лично отслеживающего все дела, связанные с сектами, раз уж те нарушили имеющийся запрет на неприкосновенность к телу юной жрицы Матери Воды и озверелым стадом надругались над ней. Даже захваченных главарей не трогали, пока такого распоряжения не последует со стороны высшего начальства.

– Я настоящая жрица была! Та же Ласкира-Ювейл, ставшая впоследствии женой аристократа Роэл, как самая прекрасная из рождённых когда-либо жриц, – о ней легенды слагали уже при её жизни… порченой была… ненастоящей поэтому… Этого нельзя скрыть от окружающих, что даже тебе, псу неразборчивому, понятно, надеюсь.

Тут Чапос и вовсе обалдел, пропустив очередное оскорбление мимо ушей, – Да откуда ты и эту-то… Ювейл знала… По возрасту-то своему не могла.

– Поселилась я теперь в том доме, да в той самой квартире, где прежде семья её изгнанная жила. Вот ведь не знала того, что Судьба в тот же угол изгнаннический и меня приведёт. Рассказала мне о семействе Роэл одна женщина, по случаю соседка моя. Она и продала мне хранящиеся у неё магические таблицы бывшей жрицы Ласкиры- Ювейл. Соседке-то к чему они? А мне их сама Мать-Вода за мои перенесённые с честью испытания послала, пусть и таким вот способом. За немалые деньги уломала я её, а то она всё твердила, что у имущества наследница есть. По глазам вижу, врёт, забыли о том добре все имеющиеся наследники, да и кому они доступны для прочтения, кроме жриц Матери Воды, да ещё разных знахарей. А и бабёшка эта углядела блеск моих глаз и как руки у меня задрожали. Свои-то таблицы я утеряла в нахлынувших напастях. Уломала я её; скажи, что затерялись где-то или выкрал кто. Заплатила щедро. И как же вовремя они мне вновь посланы были…

«И тут мамаша Эли свою выгоду поимела», – с тайным смешком отметил Чапос.

– Расскажи мне, Лирэна, вот любопытен я, а как ты жила в том селении, когда жрицей была?

– Жила как в небесных селениях живут, домик у меня был… – и какая-то едва ли не детская восторженность появилась в её голосе. Да она и была-то по возрасту совсем молодая, – Вроде башенки нашей, как у «Нелюдима», в такой я и жила… – и она поперхнулась при упоминании «Нелюдима» и уже не существующей башенки. Но коли уж начала, то и продолжила, – Вся изукрашенная, в окошках витражных, с площадкой смотровой… вот словно ты и подглядел мою ту башенку. Я как увидела её, как в «Нелюдим» попала, глазам своим не поверила. Мне иначе нельзя было жить, только в гармонии и окружающей красоте, тишине. Мне девушки каждое утро цветы свежие приносили, в контейнерах, и украшали ими мою комнату. А ещё парни цветы надводные доставали, сорванные на закате, когда они и распускаются от разогретых поцелуев Матери Воды. Я опускала их в воду, и они долго потом плавали в моём домашнем садовом бассейне, маленьком, но родник из него бил… Аромат снизу наполнял мою комнату и спальню, проникая из открытых окон. Стою на смотровой площадке, вокруг леса и долины, ухоженные делянки наших тружеников, птицы просыпаются. Рассвет омывает их горлышко певчее, а Надмирный Отец одаряет очередным днём жизни и песней переливчатой. Подставишь лицо ветерку, а он как живой гладит тебя… – она умолкла на полуслове. Долго вглядывалась в сторону реки, приходя в себя, втягивая воздух, будто из воды и вынырнула. Войдя в свой повествовательный экстаз, она уже не могла остановиться.

– В нашей общине все были образованные. У нас имелись собственные строители, художники, инженеры, врачи и агрономы. Поэтому мы с лёгкостью меняли места своего обитания при малейшей угрозе. У нас жил один старый знахарь, и он один мог лечить болезни властных людей. Так однажды у нас очутился и Ал-Физ. Мне было всего четырнадцать, а я уже выглядела как взрослая девушка. Я была рослая и умом превосходила иных взрослых женщин, но до вхождения в необходимый по предписанию расцвет мне оставался год. Тогда меня и возвели бы в звание жрицы Матери Воды. Ал-Физ стал предлагать продать меня за огромные деньги, но община с возмущением отвергла его предложение. Из-за меня общине пришлось скрыться и поменять местообитание…

– Кому ж неизвестна любовь властных кошаков к кошечкам-подросткам, – флегматично заметил Чапос, – они, как известно, не придерживаются практики воздержания ни в чём. Что ж он тебя не признал, как ты попала к нему?

– Забыл, наверное. Да и в таком виде я к нему попала… говорила же!

– Узнал, думаю. У него память невероятная. Для того и подослал своего тайного агента Сэта, чтобы не только тебя выцарапать себе, но и всю общину уже покарать, ограбив за отказ удовлетворить его прихоть. Потому и тем военным назначил такое суровое дисциплинарное наказание. А кто ж не знает, что, когда эти охранители высших управленцев оказываются на периферии, с ними сводят счёты свои же военные, но из низших уровней. А уж Сэт точно в накладе не остался бы, а тут он пролетел мимо, да носом в кочку! Вот он и таскается по твоим следам, чтоб отнять у тебя хотя бы твою, уже личную, долю сокровищницы. А ты почему никогда меня не боялась, Лирэна? Вдруг и я захотел бы обогатиться, прикарманить твою сакральную шкатулку жрицы Матери Воды?

– Не боялась, потому что чувствовала, насыщен ты до предела всякими уже сокровищами. Не того тебе в жизни не хватало… Тебя мучило, что отец твой Ал-Физ тебя до вершин власти не вознёс…

– И откуда ж сведения? – нельзя было и сказать, что Чапос был сражён её осведомлённостью, но удивился всё же.

– Догадалась сама, как увидела тебя. Похож ты на отца сильно… Узрела все твои характерные родовые признаки…

– Научила б своей науке.

– Такому вот так запросто не обучишь. Помимо знаний и природные задатки надо к такому вот постижению иметь. Не за одну лишь и красоту меня выбрали жрицей Матери Воды. У меня дар интуиции есть к тому же… Правда, не хотел жрец Чёрного владыки меня себе брать. Мать-то знатная целительница, а отец у меня беспутный был… Ещё во времена моего детства захвачен был властями в постели жены одного из властителей, и только выкуп за его жизнь, что внесла моя мать, спасло его от казни. И вместо того, чтобы утопить его в бескрайней трясине на краю континента, его продали на аукционе в рабство.

– Жив он?

– Жив… Он умный. Я в него умная.

– И беспутная, – добавил Чапос. – Да-а… Прав оказался твой жрец. Не стоило б тебе становиться жрицей, жила б себе в своё удовольствие, раз уж природа тебя наградила столь щедрой наградой, – красотой заодно с любвеобильностью. А ведь будь ты разговорчивее прежде, да прояви женскую шёлковую покладистость, да хотя б из одной лишь хитрости, помог бы я выкупить отца твоего. Раз плюнуть мне такое.

– Не ври. Пусть ты и подустал даже от собственной алчности, но с тем, что нахапал, уже не расстанешься. Да и не помню я своего отца уже, чтобы о нём страдать.

– Чёрствая ты.

– Да и ты не из шёлка соткан.

– И что ж у каждой жрицы свои гадательные таблицы имелись? Что если таблицы Ласкиры тебе неправду указали? Да и откуда соседка могла знать о прошлом Ласкиры?

– Соседка-то всего знать не могла. Да я и сама хроники прошедших событий читала прежде. А мы хронику всех событий бережно у себя храним. Вот и вспомнила историю Ювейл, о ком соседка речь свою завела. Таблицы всякому правду раскрывают, только не всякому та правда доступна, если не обучен те знаки читать. Раскрыла я и обмерла…

– Что ж такое ты углядела?

– Дорога мне выпадает уже совсем скоро, без ближайшего сюда возврата, а в противном случае – испытания связанные с возможной уже погибелью. Я окаменела, а поверить не могу. Что ж так и вдруг? Пришла на работу, из рук всё валится. Раздумываю, откуда тень напасти? Вдруг слышу твой голос! Голос-то твой с другим не спутаешь, мало у кого такой, – обворожительный, когда тебе оно и требуется по мужской твоей надобности. А тут слышу, сердитый голос, а узнаваемый, – обычно ты таким голосом нагоняй всем своим служащим и устраивал. Кто ж, думаю, тут грохочет? Сразу хотела и выскочить, да задержалась, как что учуяла. Не тебя я опасалась, чего мне тебя опасаться? Через приоткрытую дверь глянула. А ты с этим Сэтом… Придётся мне бежать из столицы… если Сэт на мой след вышел.

Зловещие тайны Сэта

– Выходит, прав я… Вот скажи, каких он взглядов человек на твоё-то разумение? Кому служит, если по расположению ума, так сказать?

– Себе. Ему дело лишь до сокровищ, чего непонятного? Они тоже, как и все хищные стаи, отслеживают, где и чем поживиться можно, особенно бесхозным, как им думается. Думает, что я много чего знаю. Думает, что он мощнее самого Ал-Физа и его усердных палачей.

– Уж точно надежду такую он имеет. А заливал-то, праведник тот ещё… – Чапос напрочь забыл о сожжённом бывшем «Нелюдиме», от которого осталась лишь закопчённая, чадящая лохань -нижнее здание. И не возносится уже над этой лоханью прекрасный воздушный цветок-башня с крышей, подобной опрокинутой чашечке полураскрытого бутона, хотя и впечатляющего по своим размерам.

Лирэна тоже ни словом уже не коснулась поджога. Может, и радовалась, ненавидя сам «Нелюдим» и всё, что было связано с её прошлым же распутством. С унижениями и вынужденным подчинением чужой воле. Не о том она думала, – Я, как только тебя увидела, гадательные таблицы на тебя тоже раскинула. Так вот, завтра ночью сойдутся в небе два спутника, а это плохой знак для того, над кем и так невзгоды кружат. Так что уходи отсюда, куда угодно. На край самого континента лучше. Там легче лёгкого затаиться. Да и выжить с твоими-то богатствами раз плюнуть.

– А сама-то…

– Я тоже домой уж не вернусь.

– А я про сакральную шкатулку твою так брякнул, наугад. Выходит, и ты кое-что для жизни дальнейшей имеешь?

– Не твоя забота. Я тебя предупредила. Сэт за мною следил, но видно и на тебя по удаче своей вышел. Я видела, как люто глаз его на тебя взирал.

– Вроде не одноглазый он…

– О другом глазе речь. О сокровенном оке я, что у всякого есть, да не у всякого зрячим бывает. Он точно убить тебя замыслил… Уж не знаю, чем ты ему досадил, но убирайся быстрым ходом прямо отсюда же, и подальше! – Лирэна указала своей длинной и тонкой рукой на другой берег реки. – Континент большой, дорог множество, а Сэт не волшебник и даже не знахарь, чтобы все дороги проглядеть и весь массив континента обшарить. Попались мы с тобой ему на глаза, так и потащится по нашим следам, а скроемся вовремя, он и утрётся. Слушайся меня, ты ж потомок древней расы! Задатки-то у тебя повыше, чем у этого толстомордого мясника Сэта. Если ты и виновен, то уж он-то виновнее во множество раз. Уходи прочь! Что тебя тут держит? Я и то свой дом яств бросаю на расхищение. Ведь жизнь дороже… – она встала, не договорила и нырнула в заросли парка, запущенные до состояния почти леса непролазного.

«Поспать бы», – решил Чапос и повалился на скамью, укрывшись душистой шалью Лирэны, отчего-то забытой ею. «Да что ей шаль, что дом яств»? – думал он, засыпая, – «Когда у этой змеюки скрыты где-то сокровища, и не все, ох и не все, та разгромленная община утащила с собой».

Жрец Чёрного владыки потому и сдал Лирэну Охране Коллегии Управителей, что она опередила его и перепрятала частицу, может, и не малую, общинных сокровищ. Их много, и все схроны запрятаны в разных местах, о коих знает лишь один человек – сам жрец. Если с ним что-то случается непредвиденное, всегда есть другой тайный посвящённый, и не один, а также сама жрица ведает о некоторой их части на всякий разный случай. Случись нечто со жрецом, новому жрецу, кого готовят с детства, вручаются тайные карты разветвлённой сети сокровищ. Не исключено, что он получает и подсказку самого Чёрного владыки или ещё каким-то образом. Например, благодаря знаниям, путём сопоставления имеющихся карт, их сложением наподобие мозаичной картины, наличием тайного кода к прочтению. А хитрая Лирэна змеиными зубками прогрызла эту сеть, перепрятала известную ей частичку сокровищ в надежде присвоить их. А чтобы выжить в будущем, она поделится частью сокровищ с имеющимися соратниками или соратницами, или как они там друг друга называют? Из числа прежних рассыпавшихся общин, кому не досталось ничего, кроме лишений изгнанничества. Ибо в одиночестве не выжить никому, а в сообществе единомышленников вполне себе возможно. Она и воровала не для себя, а для всё той же общины, пусть и в осколочном её виде. И дом яств уж точно скинула на плечи своей единомышленницы и так вот запросто пропасть добру не позволит. Чапос сразу же зацепился мыслью за ту полногрудую обслугу, что и лезла к нему…

На самом деле та тётка что-то для себя уясняла, – умные глаза и вовсе не простонародный облик. Она смотрела, будто в душу его заглядывала. Будто всё про него знала. Говорила просто, а чувствовалось, притворяется. Особая изысканность черт, пусть и потускневшего лица, гипнотизирующий голос, скользящая лёгкая походка у немолодой, всё же, женщины навели на странную мысль. Она из той же породы, что и Лирэна! Существа, прошедшего некую умелую и загадочную обработку для особой деятельности, отнюдь не для того, чтобы разносить подносы с едой или убирать засаленные дома яств, какого бы калибра они ни были. А особой девой она прикинулась, как та же Лирэна, вынужденно подчиняющая своё поведение силе немилосердно давящей среды. А всё же, не позволяя себя расплющить. За это Чапос ощутил к Лирэне уважение, даже признал её превосходство над собой в чём-то таком, чего у него в наличии не имелось.

Он приоткрыл глаза и увидел, что она опять стоит рядом и разглядывает его. Ему стало как-то неуютно от её пристального взгляда. – Ты чего?

– Шаль забыла, – но сама к шали и не притронулась. – Решила вернуться и растолкать тебя. Как чуяла… беспечный ты! Уходи прочь отсюда! Чего ты стал как глиняный чурбан, отупел конкретно. Кто на тебя порчу такую навёл? Вроде, и сам ты безразличен к собственной участи. Хочешь, я проведу тебя в особые селения, куда уж точно Сэт не сунется?

– А сама со мною жить там будешь? – и он озадачился вдруг мыслью, а как она относилась-то к нему? Использовала как временную нишу, избранную для выживания, где можно свернуться на время клубочком, напитаться, набраться сил, да и сбежать в своё время? Сравнить её отношение с самоотдачей ничуть не расчётливой простой девушки Ненары? Примерно, как доверие прирученного мяконького котёнка – мурлыки на коленях и змеи в блестящей чешуе, пугающей и холодной, пригревшейся в сытной домашней кладовке, – вроде и не трогает, а всегда может ужалить, – и то и другое существо обитали с ним рядом, под хозяйской его крышей. Но котёнок отдан в чужие руки, а змея не куснула, поскольку наполовину раздавленная была, да и сытая.

– Сказано тебе, ни с кем уже не буду я миловаться, ибо незачем, если детей не будет, – прошелестела она, глядя с мукой в застывшем взгляде, пополам с ненавистью. И муку, и ненависть вызывал он. Муку рождала память, что он её унижал, вынуждал к избавлению от возможных детей, не ценил, не повёл в Храм Надмирного Света. Её не прельщал сам ритуал, ею презираемый с позиций другой веры. Прельщал социальный статус жены, всё равно чьей, – ведь Лирэна была социальным изгоем, не имеющей гражданского жетона «всем прочим гражданам равнозначной и в своём поведении свободной». То, что и дал ей бездарно погибший и хладно-расчётливый «прыщ», в своё время улещённый на союз с Лирэной вовсе не её любовным искусством, – откровенно купленным женихом вошёл он под своды Храма Надмирного Света с этой гордячкой. А холодная змеиная ненависть за то, что Чапос посмел не только приблизить другую и ничтожную в её мнении, но дозволил «раскоряке» войти в его спальню, индивидуальную и не общую. Освободил от работы, гладил по головке, сюсюкал при всех, одарил домом, да и много чем ещё. А ей только и кинул небрежно эту шаль… Всё прочее она оценивала уже самовольно, платила сама себе. Вела себя нагло, с показной дерзостью и всегда через страх, ибо битьё и публичные нагоняи под крышей «Нелюдима» тоже были весомым довеском к предоставляемым благам. Если объективно, то Чапос готов был и признать, Судьба не была благосклонна к красавице со стрекозиными глазами в половину лица… Или уж тут месть Матери Воды…

– Да уж… – многозначительно добавил Чапос, – Намиловалась. До старости будет что вспомнить.

– Не греют меня такие воспоминания. Потому я вымету их из себя как сор. Буду знахаркой. Буду женщин целить и помогать по возможности.

– Плоды нагулянные из них заблаговременно выдирать?

– Тупой и грубый, гребнистый выродок ты! Я буду, наоборот, от бесплодия лекарство искать… повреждённое женское естество исцелять…

– Ну, так бросаю тебе пожелание удачи в спину! Чтобы на прежнее уже не оборачивалась. Где удачи тебе, в сущности, не было.

– Себе его прибереги, – и продолжала стоять.

Разгадка тайны Лирэны

Чапос развалился на скамье, испытывая лень и всё то же, угнездившееся во всех порах, безразличие ко всему.

– Почему предупредила? Ты ж обижена на меня была. Опять же, откровенничала со мной зачем? Прежде слова из тебя о прошлом не вытянешь и под нажимом…

– Тупой ты и есть, если не понял ничего, – ответила она, пытаясь утянуть свою шаль, а он держал и не отпускал. – Любила я тебя прежде. Ты первый и был, кто с лаской бережной ко мне притронулся. Думала, может, в жёны возьмёт? Что ему Азира, – наложница бесчисленных мужчин, а я-то другое дело… насильники же не в счёт, какие они мужчины, если зверями были… Я им сердце своё не открывала…

– Так… что ж не призналась ни разу, – растерялся он без всякого, конечно, сожаления о прошлом. – Наоборот же, перечила на каждом шагу, язвила постоянно, так что я ходил, да почёсывался от твоих словесных колючек, что ты мне за шиворот вечно пихала. И посторонних же не стеснялась… злая ты, Лирэна. По виду вся словно из шёлкового и молочного атласа скроена, а как коснёшься чуть ближе, шершавая ты… жёсткая, как не всякий мужик бывает. И не пережитые страдания тебя такой сделали. Такая уж ты по природе своей…

– Уж какой уродилась, а будь я иной, то и не выжила бы, – на миг, но она открылась ему! И он заглянул туда, в её особое нутро, именуемое душой, и отшатнулся… Он был прирождённым колдуном, не уступающим её жрецу, жаль не учёным, – задатки пребывали в младенческой спячке.

– Не скажи. Будь ты другой, и жизнь у тебя иначе бы сложилась. Ты чем же тех вояк так озлобила, что они и Ал-Физа не побоялись?

– Тем. Стала угрожать им, что знаю заклинание и лишу их мужской силы за то, что смели хватать меня и руки выкручивать, как волокли в свою машину. Да ещё и ногами здорово им наподдала, что один так и взревел. У меня ноги сильные, я по округе и по нашим окрестным лесам ходила иногда в поисках трав с утра и до захода, да и бегала быстро. Как вырвалась, помчалась, они стрелять вслед начали, я и побоялась, – ладно убьют, так ведь покалечат. Сдалась им. Вот они в бешенстве, в поту и в ярости говорят, а проверим мы твоё заклинание, насколько оно действенно? Связали, в машину военную на пол кинули, повезли куда-то…

– И что же, не подействовало? – спросил он, зная нерадостный ответ заранее.

– Я не владею такой глубокой магией. Это лишь жрецу Чёрного владыке и доступно. А я так… напугать хотела…

– Да разве военных чем-то, кроме оружия, напугаешь? Дурочка ты, селянка не пуганная. Тебе лет-то сколько было?

– Семнадцать… будто забыл, – она опять села рядом, придвинулась совсем близко. Но он и не подумал обнять её или как-то иначе выразить своё чувство, ибо не было никаких к ней чувств. Красота её, впечатлив поначалу, впоследствии уже не пьянила, специфическое искусство не удивляло пресытившегося бывшего работорговца юными особыми девами.

– Да-а, – Чапос пытался избавиться от размокания, поддавшись жалостному настроению. – Выглядела ты, как дева вызревшая…

– Такой и была. В моём возрасте мои сверстницы уже детишек выкармливали. Как я им завидовала… тоже хотела себе дочку… чтобы глазки были, как небо, светлыми… я бы ей цветы в волосёнки вплетала, баюкала…

– Так в куклы не наигралась, вот и хотела нянькаться. А что с твоим-то придурком приключилось? Уж как ты с ним нянькалась, как с маленьким. Я ведь самолично тебе короб невесты добром набивал. Твой прыщ к тому не расположен был, а ты, помню, тоже не стремилась…

– Мне того не открыто, кому он дорогу не в том месте перешёл. В доме любви под кроватью в распутной комнатёнке и обнаружили его. И все мои сбережения перед тем он успел утянуть в непонятно какую прорву.

– Вот так жрица Матери Воды! А муж по домам любви бродяжил. Ты что же его плохо удовлетворяла?

– Вроде, не жаловался…

– Искусная ты, Лирэна, на то и особая дева, а холодная ты всё равно. Души во всех твоих изысках не чуял я никогда…

– У тебя чуйка увяла как у старика, не в пример твоему уду ненасытному и кобелиному… в нём чуйки, чтоб любовь от притворства отличить, нет!

– Ох, не скажи, Лирэна. Всё он чувствует, а душа целиком тело наше собою оплетает, всякий орган, всякий нерв и даже волосок… Теперь что же, мужа себе искать будешь где-нибудь в отдалении?

– Проживу как-нибудь. Ваша сокровенная мужичья опора мне без надобности, к тому же не у всех она и твердокаменная, да надёжная.

– Ну, меня-то в этом не тебе упрекать…

– А я и не упрекаю тебя ни в чём. Не будь я тебе благодарна, стала бы я за тобой тут носиться по улицам, да выслеживать, чтобы ты в беду не попал. Махнула бы рукой, да и была такова. А я вот рисковала… Ведь никто гарантии не давал, что Сэт или кто из его банды следом не крадётся… – шаль сползла на землю, и Лирэна тревожно огляделась вокруг. Она была, как ни смешно, всё в том же красном корсете поверх бледно-зелёного платья. Красные туфельки сжимали её немаленькие, с учётом её длинных ног, но вполне себе узкие и красивые ступни. Только без цветов в волосах, конечно. Видимо, она так и сохранила сей наряд, используя его в качестве рабочей униформы. – А тех военных, что посмели… Они все были убиты пустынниками в тех самых местах, куда Ал-Физ их направил…– тут она вскочила, как с раскалённого места, или уж воспоминания ожгли, как опять их затронула.

Несмотря на разгорающееся уже утро, она всё не уходила. Продолжала топтаться на месте, застя ему панораму реки. Чапос, глядя на неё сквозь прищур своих тёмно-рыжих и по сию пору густых ресниц, отчётливо видел, как лучи, пробираясь сквозь нависающий шатёр розовато-серебристых листьев, очерчивают лучистым ореолом её волосы, её высокий и дивно-стройный силуэт. И, несмотря на привычную настороженность к ней как к носительнице очень уж особых качеств, острая жалость кольнула его сердце. Поскольку необычная внешне девушка, которой он обладал как бесправной наложницей немалое время, очень молодая и абсолютно несчастная, была его зеркальным отражением, но наделённым противоположным полом. Была одна-одинёшенька в целой Вселенной, окружённая скрытой угрозой, тотальной нелюбовью…

И опять та же самая боль подкатила в области грудины. Но никакая сила в мире не смогла бы его заставить пойти в Храм Надмирного Света с этой красоткой, полюбить её как достойную того женщину, желать от неё детей. Почему? Ответа он не знал, с мистическим изумлением вдруг подумав, что Ал-Физ вольно или невольно стал орудием возмездия для насильников над жрицей Матери Воды, осуществив таким образом кару, неизбежную для тех, кто смеет к ней притрагиваться. Её игры не в счёт, если она не нарушает запрета и не становится женщиной по-настоящему, как и предписано природой всякой девушке. В тело жрицы Матери Воды нельзя входить, как входит мужчина в женщину, – так верил народ, а народ зря в подобное верить не стал бы. И всякий мужчина, имеющий с нею близкую связь, с неизбежностью подпадает под карающий перст неведомых Высших Сил, управляющих обстоятельствами, значит… и поступками людей тоже? Вот же погиб и её муж, в сущности, безобидный, хотя и небезупречный торговец. А сам он, Чапос? Постигнет ли его та же кара? Или другое какое несчастье, насылаемое… кем? И зачем только Азира притащила к себе, в только что открытый тогда «Нелюдим», это существо со всеми заключёнными в ней несчастьями…

– Спешу я… – она брезгливо отбросила от себя шаль ступнёй в алой туфельке и ушла, скрылась в том же переплетении стволов, кустов и ветвей. Какое-то время он слышал треск сучьев и шорох листвы, но вскоре всё стихло. Он глянул на шаль и узнал свой же подарок ей в те первые дни их сближения. С каким-то запоздалым и опять же мистическим, нехорошим трепетом в области грудины он отбросил шаль от себя, как некое злое заклятие, прикинувшееся яркой тряпкой. Будто желая отбросить прочь все те дни и ночи, когда эта ядовитая диковинная ящерица сновала поблизости, время от времени забираясь и в его горячие объятия…

Схватив шаль в комок, он бросился следом. Желая накинуть на голову Лирэне эту дрянь, свой же ей подарок, и придушить в непролазных зарослях. Исполнив тем самым приговор её же грозной повелительницы Матери Воды за нарушение запрета не только потому, что стала юная жрица женщиной, – ведь не по своей же воле, – а женщиной нечестивой, развратной уже по личному выбору. И тогда ему удастся, – а вдруг? – отодвинуть от себя возможную беду как плату за её ласки, и неважно, какими они были, искренними или вынужденными. А придушить её отчего-то сильно хотелось…

Но Лирэны и след простыл.

– Ускользнула, тварь пучеглазая, – процедил он, топча шаль ногами. – Целительницей она стать надумала, грязная подстилка, воровка. Тебе лишь и пристало быть главарём шайки таких же распутниц и воровок, которых ты набрала в свой домик яств. Стеклись, похоже, отовсюду… нашли свою новую порочную мамку, чтобы служить ей, коли уж настоящая богиня их прокляла… Почуяли запах своих сокровищ, которые эта тварь и укрыла где-то… Да ты такими ручками прикоснёшься, даже здоровая заболеет…

Его осенило, как молнией садануло и осветило одновременно всё вокруг! Лирэна запутала его полуправдой, смешанной с ложью. Она договорилась когда-то с Сэтом тайно бежать после обещания украсть у жреца тайные карты с указанием мест священных хранилищ. А код, открывающий доступ к их прочтению, мог и быть у кого-то и ещё, ведь столько лет одни копили сокровища, другие хранили, а третьи лица использовали… Соблазнитель – тварь уже мужского рода не сразу допёр, что в силу юности жрицы её помыслы не могут остаться тайными для её жреца. Сэт-Мон уж точно был противен Лирэне. Он принадлежал к той разновидности мужчин, к которым у женщин души и тела не влекутся. А уж Чапос природу женскую постиг глубоко. Знал, какие мужчины и по каким причинам способны женщин околдовывать, а какие и за сокровища милы не будут никогда. То, что Сэт рассказывал о своей жене… что ж, он был тогда юн, не покрыт житейской копотью, не врос по самую маковку в каменную породу, как случается порой с иной мёртвой органикой, становящейся камнем. Правда, Сэт был живой каменюкой. Рядом с этим, непроницаемо-каменным и бесчувственным, чурбаном уж точно присутствовал кто-то и ещё, ради кого юная жрица и решилась бежать в вольный мир, полный услад, заманчивых приключений и страсти опытного неведомого красавца. Уж точно собою Сэт её прельстить не мог. Но кто?