– Шипы у тебя есть, – произнёс он, натягивая рубашку, – Вот засада! – это уже относилось к рубашке, в которой успели угнездиться рои травяных жителей, – Придётся выбросить, – и снова сбросил с себя рубашку.
– А постирать нельзя? – практично осведомилась я, – Разбрасываешься своими рубашками, неказистыми, но ведь новыми.
– Ничего. У тебя закажу на твой уже вкус. К тому же отличная гуманитарная помощь для какого-нибудь рабочего тролля, как он её тут обнаружит. А что? Аристократическая рубашечка, хоть ты и обозвала её неказистой. На особом предприятии себе заказываем такие… – он в заметной растерянности потёр свой подбородок, к которому я тоже приложилась своей неласковой ладошкой, – Надеюсь, твои боевые приёмы защитят тебя и от всех прочих, кому захочется исследовать тебя чуть ближе для приобретения себе столь изысканного удовольствия. Только я вовсе не считаю тебя легкодоступной, хотел лишь напомнить, мы с тобой не чужие…
Закономерная неудача – поиграть в прошлое не получится
У меня возникла возможность убежать, а я стояла рядом, ожидая чего? От растерянности я стала рассматривать возможный урон, причинённый моему платью, не видя ничего и плавая в каком-то горячем радужном тумане. Какое-то время он раздумывал, не уйти ли ему восвояси, но решил, что быстрое отступление будет для него унижением. Придвинувшись вплотную, он взял мою ладонь в свою. И без зрительно-тактильных ощущений я чуяла его твёрдую готовность к тем самым отрадным действиям, что он и предлагал совместно нам реализовать. Возможно, он был раздосадован и раздумывал, не пихнуть ли меня в сторону моей «Мечты», где я смогла бы оценить своё неправильное поведение? Но тут имело место специфически мужское упрямство, настоять на своём.
– Не хочешь прежней дружбы, не надо. Но раз уж так случилось, и ты мне попалась, могла бы… подарить небольшое облегчение… – и он опять с тем же бесстыдством, как и свойственно возбуждённым самцам, решил подтолкнуть меня к активному поведению. Как будто я «особая дева»! И тут же, белым днём, не пойми где, в каких-то лесных дебрях, среди мошкары, какого-то растительного мусора и паутины, безропотно приступлю как эти самые девушки к исполнению программы, вложенной то ли беспощадным работорговцем, то ли жизненным неблагополучием, а может, и личным порочным устроением…
– Каким же образом… – с запозданием я попыталась ускользнуть.
Он обхватил мои губы своими губами, но целовать не стал, произнеся то, что почти и не воспроизводимо на литературном языке, – Раздвинь свои ножки и впусти его в себя… дел-то на полчаса… да и то, если попросишь не торопиться… При желании милой заказчицы можно и более длительное удовольствие организовать…
– Полчаса? – повторила я, – Это что означает? – обозначение интервала времени он произнёс на языке, мне неведомом. – Что и куда впустить?
– Памяти, что ли, лишилась, надышавшись испарениями колдуна? То самое и туда, что под кружевами у тебя томится…
– Не уверена, что поместится, – пробормотала я, продолжая взаимно постыдную и… о ужас! Взаимно возбуждающую игру…
– Если ты играешь в дурочку, не обижайся на дурацкое поведение в ответ, – сказал он, явно потешаясь. – Прежде чем паниковать, повторно освой забытую практику, вдруг и понравится? Ведь нравилось же когда-то… – и добавил, вроде как укусил, потому что больно стало нестерпимо, – За эту приятную и необременительную работу я заплачу тебе столько, сколько ты получишь за пошив охапки таких вот юбок…
– Ни у единого человека в целом мире не хватит материального ресурса в денежном эквиваленте, чтобы присвоить такую женщину как я… хотя бы потому, что я не оцениваю себя в деньгах!
– Да ну! – он насмешливо отзеркалил моё выражение лица, но с заметным умилением, – Ах ты, ягодка моя, кто ж тебе их предлагал, кроме меня? Сообщи мне его имя, и уже завтра ты не увидишь его в этом «Лучшем городе континента».
– Куда ж он денется? Или ты тут всесильный?
– Был уговор с самого начала, что ты ни для кого тут неприкосновенна, – ответил он уже серьёзно.
– С кем же уговорился?
Он не ответил.
– Кажется, я тебе не принадлежу, чтобы ты решал, кого мне выбрать…
– Я так и сказал. Только твоё добровольное согласие и решает, с кем тебе быть, а кого отвергнуть. Но и тут, если ты пока что этого не поняла, как и повсюду, не всем важен свободный выбор самой женщины. Принуждение и насилие в разнообразных, в том числе и скрытых формах есть норма здешних установок.
– С посягательствами троллей я пока что не сталкивалась. А вот как быть с вашим поведением?
– Потому и не сталкивалась, что я обеспечил твою безопасность. Само здание, где ты и живёшь, есть символ особого статуса.
– Меня пригласил сюда Глава Хоз. Управления Инар Цульф. Разве «Мечта» не его проект?
– Твоя «Мечта» и его «Мечта» это разные проекты.
С его стороны игра перетекала в нарастающее раздражение. Он же понимал, что я хочу того же, что и он, но не понимал саму невозможность реализовать взаимное устремление прямо тут. Его напор ошеломлял и вызывал недоумение, чего раньше-то не пришёл ко мне? Предлог изобрести несложно. Кто бы внимание-то обратил, если бы мы с ним мило побеседовали, сидя за моим столиком на верхней террасе? Но он не пришёл, даже не приблизился к территории вокруг дома-кристалла.
Понятно, он не считал меня продажной. Он считал меня своей по праву первой ночи и захвата когда-то. Он видел во мне прежнюю влюблённую девочку, не соображая, как я изменилась, как повзрослело и усложнилось моё чувство к нему. А моё сопротивление воспринимал как дразнящую игру, направленную на усиление предстоящих «распрекрасных утех». Возможное обнаружение откровенного интима посторонними, – ведь был день! – его уже мало заботило. Как бы ни возмущалась та парочка гуляющих «учёных-утончённых», здесь многие занимались такой вот природной любовью, использую тенистую лесопарковую зону как естественное укрытие. А те, кто на это натыкался по неосторожности, вынужденно сворачивали в сторону, раз их не приглашали поучаствовать в подобном празднике жизни. Со сплетнями и осуждением разбираться приходилось уже потом.
И если ему в его подземном городе, да и в «Зеркальном Лабиринте» всё было нипочём, мне-то каково пришлось бы?! Вокруг меня поднялся бы невозможный гул, разрушение моей, пока что очень зыбкой, репутации и брезгливое отношение ко мне со стороны моих непростых заказчиков с тотальным нежеланием хоть что покупать или заказывать в моей «Мечте». Неизбежный крах всему, чем я так дорожила, как нереальным чудом! Зачем же было так поступать со мной? Как же его расчудесная хрустальная пирамида – настоящее укрытие для настоящей любви?
Он схватил меня на руки, ведь я сама же его об этом просила! И потащил в непролазные заросли. Но они оказались легко преодолимы, и мы с ним очутились в подобии растительной беседки, с умелой выдумкой устроенной, видимо уже давно, такими же нетерпеливыми любовниками, каких в любом городе всегда предостаточно. Последующими действиями он дал понять, что именно от меня требуется.
– Лёгкий и ни к чему не обязывающий сеанс насыщенного секса, как говорили у нас ещё в школьном городке. Отрадная школьная пора, девочки порхали как пушинки одуванчика, перелетая с одного мальчика на другого. Преподаватели не могли нарадоваться на то, что все выходили в широкий мир с чистыми сердцами. А я, ты только представь, вышел оттуда вдобавок и телесно девственным. Любви я хотел… Я стал до жути сентиментален в отрыве от родной почвы, – произнёс он непонятно что и перевода не дал. – Вспомни мои уроки из прошлого, если твой колдун настолько замшелая коряга, у которой отсохло всё, что и способно дарить женщине её законную радость. За послушание я вознагражу тебя по-королевски…– эта манера чередовать слова теми, для которых требовался перевод, была мне отчасти привычна. Но он редко пояснял, что произносил, переходя на родной свой язык, если эмоции выходили из-под контроля.
Он стоял передо мной как пугающая скала, и подчиниться одержимому самцу, унижающему меня через слово, я не могла. Зажмурив глаза, как маленькая, страшась несусветного ужаса, предложенного мне в качестве нездешней любви, я задохнулась, как от чувства падения в ту самую почву, из которой мы все и произрастаем, что ни говори. Так было в детстве, когда я упала туда плашмя лицом от удара в спину со стороны дворовой хулиганки…
– Я не могу… я не буду… – не знаю, как я выглядела, но в данный момент уж точно не питала к нему расположенности. Каким-то рывком я сумела вскочить на ноги и заверещала тем же самым, чужим для самой себя, отчаянно-писклявым голосом, – Ты распущенный тип! Пошёл прочь, скотина! – я действительно не узнавала в нём «волшебника» из того времени, когда я, возможно, и была доверчивой дурёхой, но тот человек всё же стоил доверия. – Всё правильно оценил! Я пока что нищая и одинокая! Только я вовсе не хочу для себя такого приобретения как ты! – и тут я набросилась на него и царапнула его шею, зацепив ухо, вовсе не лаская.
Он быстро сообразил, что его порыв не то, чтобы обесценен, а не совсем к месту, и ловко запрятал доказательство своей очень большой, очень крупной и столь прямо заявляющей о себе «любви». Мне оставалось лишь удивляться, как я вообще-то могла принимать «это» в себя? Да ещё изнемогать до утраты рассудка. Видимо, тут бывает задействована какая-то особая трансформация тела самой женщины в моменты её ответного любовного желания. Или же специфической привычки, как у несчастных продавщиц собственного телесного таинства. По крайней мере, в настоящий момент мне этого точно не хотелось. Я ужаснулась, как бывает лишь у неготовых к тому девственниц и заполыхала вовсе не жаждой погружения в пучину секса, а от стыда за него, за себя, за саму природу человеческих существ.
– Хорошо, – процедил он, с заметным усилием обуздывая себя. – Лесная подстилка, всё же, не то ложе, что и подобает фее из «Мечты». Трусы подбери!
– Сам стащил, сам и подбирай… себе возьми для памяти…
– Я не фетишист. Если бы я подбирал все трусы, которые и стаскивал с девчонок, то для их хранения мне понадобился бы целый ангар.
После этого он ушёл. А я побрела в «Мечту» без всяких мыслей и, казалось, всякой любви к нему. Предаваться горестям не дала вся последующая рабочая суета.
Догадка о сути игры, но не её раскрытие
Уже к вечеру я решила немного прогуляться, но будто подчиняясь чьей-то неведомой воле, прибрела к тому же самому дереву. Мои трусы так и продолжали там валяться. Я подобрала эту паутинную тряпицу, корчась остаточным утренним стыдом…
Бесшумно и внезапно рядом возник Рудольф. Он уже не делал попытки хватать меня, как произошло утром.
– Я заходил в твою «Мечту», – сказал он. – Твой сторож не пустил меня на территорию и сказал, что ты ушла гулять, – он пошёл рядом со мной, – Мне стоило бы и догадаться, что особа, привыкшая к жизни во дворце наместника одного из загадочных островов страны Паука, никогда не согласится на те игры, что я тут утром и затеял. Приходи в полночь на то место на Главной Аллее, куда и выходит прогулочная тропинка из лесопарка…
Я молчала.
– Обещаю устроить более комфортное прибежище для общения…
– Для общения? – я затрепетала, подумав о его хрустальной пирамиде…
– Ну… нам есть о чём пообщаться. Расскажешь мне о своей жизни в далёком краю. Каков там быт, нравы, законы и всё прочее. Предоставленные сведения будут оплачены выше твоих ожиданий, поскольку они не только мне из личного любопытства необходимы. Ты супер ценный информатор теперь и будешь поставлена на наше довольствие на вполне уже законных основаниях… Наш подземный мистик доктор Франк очень уж желал с тобой пообщаться, поработать с твоим подсознанием, так сказать… я не разрешил…
Он скрывал за непринуждённой болтовнёй свою жёсткую обиду отвергнутого мужчины. А уж он-то ценил себя настолько высоко, что буквально выкипал от нереального градуса с трудом контролируемого гнева, – За отрезвляющий удар спасибо, только я не собирался тебя унижать. Я просто устал от наших бесконечных игр в прятки в тени здешнего леса. Сколько можно? – он удручённо потёр свою шею, и мне стало стыдно за свою несдержанность, за то, что его ударила.
– Ты серьёзно думаешь, что я ночью помчусь, сломя голову, к тебе?
– А к кому ещё? – спросил он. – Может, ты боишься осуждения со стороны своих игровых кукол? Они же спят ночами. Не хочешь ночью, можем и утром на рассвете. Посвистим вместе, приветствуя восход Надмирного Света.
– Смотря как посвистим… Если так, как ты недавно хотел… я не готова к таким отношениям… я не обучалась в столичных притонах как твоя танцовщица.
– Да велика ли наука? – издевался он, – Раз попробуешь, потом сама же будешь бегать за очередным разом…
– Скотина! – прошептала я, не разжимая губ.
Он, кажется, не расслышал, поскольку спросил, – Ну, как?
– Да что как! – закричала я отчаянно, так и не дождавшись объяснений в любви. – Если ты разлюбил меня…
Я глотала слова, горькие, как и проглоченные слёзы, которые с усилием не отпускала наружу, фыркая носом, – Прошу, не подходи ко мне вот так… Я не падшая, я не могу такое вытерпеть…
Он встал поперёк дорожки и выглядел озадаченным, – Но ведь это я огрёб по лицу и ушам. Так придёшь?
– Хотя бы объяснил, а то… зачем так?
– Что не так? – произнёс он и тронул своё красивое нежное ухо, как бы намекая, он помнит, как я огрела его по шее. Когда-то я восхищалась и его ушами тоже. Но к слову «когда-то» я добавлю, что и теперь ничего не изменилось. Я продолжала внутренне раздваиваться, отвергая его и плавясь от чувственного восхищения его обликом. Он поражал всё тою же потрясающей мужественностью. Чего, наверное, не произошло со мною, в смысле удвоения моей красоты. Он удивлённо взирал на моё заплаканное лицо, пытаясь осмыслить, что не так? А я вынужденно признавала, что произошло выветривание его прежнего чувства, и стоит ли мне приниматься за реставрацию порушенного? С чего начать? С каких слов и действий? Если бы я подчинилась ему в том растительном шатре всеобщего любовного прибежища, то сам характер последующих отношений был бы таков, что мне пришлось бы бежать отсюда.
– Ты плачешь? – спросил он, вроде бы и участливо. – Но ведь пострадавший я, а не ты.
– Я не хотела, но ты слишком уж забылся. Неужели ты думаешь, что я такая… легкодоступная? Как ты посмел говорить про оплату моих услуг! Я не собираюсь становиться «особой девой» ни для тебя, ни для кого.
– Можешь вообще присвоить себе категорию недоступной ледяной вершины. Но смысл-то такого поведения в чём? Я всего лишь имел в виду, что ты всегда можешь рассчитывать на меня в случае любых своих затруднений, в том числе и денежных. Я же один, и мне не на кого тратить заработанные деньги. Только это я и предлагал тебе.
– Ты должен понять, что… я… ты же сам сказал, что я… не такая, как все вокруг. Или ты имел в виду лишь денежную мою оценку? А как друг я тебе не нужна?
– Зачем же мне такой драчливый друг? Ты наивная царапка, а потому не способна понять того, что другие могут быть мстительными и далеко не добряками. Если я не ответил тебе сразу же на твоё недопустимое поведение, это не означает, что не отвечу потом. Будь ты кошкой по уровню своего развития, я бы и не обиделся. Мне хватило бы и пары междометий, чтобы поставить тебя в нужную позу. Но я считаю тебя уникальной женщиной, поэтому и веду тут с тобой бесконечные диалоги.
– Если бы ты знал, как отрадно слышать после всего, что ты тут наговорил, даже такое признание. Неужели, ты настолько изменился ко мне, что уже невозможны те слова, которые, которые… – я захлёбывалась от взбаламученных солёных эмоций, глотая их вместе со слезами. Получался своеобразный круговорот эмоций в природе. Они выливались наружу, а я их опять глотала, – Зачем так? За что? – я не придала значения его угрозам, судила по себе, не зная, что он никогда не терял холодного рассудка, даже –пребывая в эмоциональном шторме. – Все вокруг стремятся к тому, чтобы превратить моих служащих, а заодно и меня, в постельных девушек без прав, соответственно и без обязанностей по отношению к ним. И вот ты, оказывается, ничуть не лучше!
– Само появление тебя здесь уже исключает для меня появление рядом услужливых девушек. Я же сразу, в первый же день твоего вселения сюда, пришёл к тебе, а ты устроила какие-то прыжки и фырканья как одичавшая кошка! Я же не мальчик, а ты не юная невеста, перед которой судьба разложила огромный выбор… – пусть и словесно, он дал мне сдачу за удары по лицу и шее.
– Руд, я… разве ты…ты продолжаешь любить меня? – это был не вопрос, а утверждение, требующее подтверждения.
– Вопрос неправильный, как и все твои игры. Результатом такой вот игры может стать то, что я сгребу тебя за шкирку и суну в кошачью переноску! А из горной страны ты уже не выберешься. Не желаешь жить в изумрудной шкатулке среди своих трольцев, будешь обитать под куполом на отдалённом объекте! Совсем одна, разве что в обнимку со мной, да с ветром во время прогулок по пустынной долине.
– Где?
– Там, где и твоя бабка Ласкира когда-то побывала, войдя в тесную взаимосвязь с неким Змееловом. А спустя годы и твоей матушке довелось там очутиться…
Я стояла, замерев, впервые услышав такое.
– И напрасно её не задержали чуть дольше. Жива бы осталась. Учти, только это обстоятельство и стало причиной того, что ты там не оказалась. Слишком горькая память тому и воспрепятствовала. И не было бы у тебя твоей «Мечты». А у меня не было бы такой вот головной боли, если бы я исходил лишь из своего персонального удобства и презрел бы твоё понимание блага.
– Кто такой ловец змей? И моя мама как попала под какой-то купол?
– Он не был ловцом змей. Я всего лишь перевёл тебе его родовое имя. Так оно звучит на трольском языке. Не посвящён в подробности его отношений с похищенной жрицей Ласкирой. Если она о том никому не рассказала, никто уже не узнает ни о чём. Пропасть времён глубже горной пропасти, а и из той ничего не извлечёшь порой, если что уронишь туда. Но в эту загадочную традицию, пересекаться с пришлыми из звёздного колодца, как поэтично выражался Чапос, неведомые силы вписали и тебя. Под защитным куполом в горах находятся наши объекты. И очень часто наши сидельцы заводят там себе павильоны семейного счастья. Но всегда временные, увы. Отправить тебя на время в такое вот, пусть и комфортное, но узилище, проще простого было бы. Не будь ты особенной. Или же, моё отношение к тебе особенное…
– Почему же не было бы «Мечты»? Инар Цульф и без меня устроил бы это предприятие, как необходимое городу…
– Да пусть бы и устроил. Где-то ещё. Это здание ему никто бы не отдал под его ничтожный проект по облагораживанию местных как реальных, так и потенциальных шлюх. Я не привык тратиться попусту. Слишком много я потратил на то, чтобы ты тут оказалась. Поэтому троллям ты уже не достанешься.
От ошеломления я не смогла сразу же вникнуть в то, о чём он рассказал, куда собрался меня засунуть, если буду проявлять непослушание? Но понимание того, что случайно выдав информацию о неких объектах под куполами, о маме и о Ласкире, он не станет ничего уже пояснять, удержало меня от вопросов. Когда вот так, иногда, он приоткрывал как бы дверь в тот мир, в котором и существовал по-настоящему, а здесь ходил ряженым, у меня дух перехватывало. От необозримости тайн, ему открытых, а мне нет. От веяния иных миров, куда он вхож, а я нет. От навязываемой им игры, все ходы которой он знал наперёд, а я нет. Я ощущала в нём несомненную глубину, маскируемую здешней неряшливой обыденностью, человечность, с неотрывными от неё несовершенствами, способность к любви с неумением её оформления. То дворец подарил из неведомого камня и хрусталя, – в голове не умещается такая нереальная щедрость, – не сон ли это? То кружит вокруг и не подходит, следит издали и как бы не замечает вблизи, то хватает внезапно, обзывает, грубит и душевно травмирует. Сам же притягивает, сам же и отталкивает. Но в недостойной игре обвиняет меня же.
– Никакой игры нет. И что же особенного ты нашёл в женщине, у которой нет ничего. Ушла юность, ушли родные… У моего поведения тоже может быть мотивация. Я ведь не та, кем ты меня запомнил. Я женщина в возрасте уже…
– Женщина в возрасте? Каков твой возраст? Ты по-прежнему девчонка и по годам, и по своему виду. А вот твоё поведение всего лишь попытка жёсткой дрессуры. Но для таких игр подошёл бы мальчик, а не облезлый старый тигр.
Я опять плохо его поняла. Жонглирование земными терминами было для него в норме вещей, когда он не утруждал себя поиском понятных аналогов. Что означало «тигр»? Я не стала уточнять.
– Может, я и облезлый отчасти, но клыкастый и перекушу тебя с лёгкостью.
– Это ты-то облезлый? Да ты сам как мальчишка выглядишь! Только мальчик очень рослый и плохо воспитанный. Видимо, твоя мама была занята поиском насущного пропитания или сложной личной жизнью, раз ты был пущен на самотёк.
Он искренне засмеялся, отчего невероятно похорошел. – Моя мама? Поиском пропитания? На Земле уже давно никто этим не озабочен. Скорее уж она была занята сложной мыслительной деятельностью по теме, что актуальна лишь для горстки ей подобных чудаков и чудачек, навечно застрявших в прошлых веках. Я где-то прочитал, что прошлое ничего не объясняет в настоящем, оно само требует объяснения именно что при посредстве настоящего времени. Тогда как настоящее программируется будущим.
Меня ничуть не подавляла его образованность, как происходило когда-то. Всё же мой взрослый женский возраст давал мне то преимущество, что я смотрела на всех мужчин без исключения как на существ, в чём-то очень зависимых от женщин, как бы ни старались они такое отрицать. И разлукой он шантажировать меня не мог, поскольку я имела этот горький опыт длительной разлуки и как-то же сумела её пережить. К тому же жизнь в плантациях Тон-Ата и многолетнее общение с ним научили меня мыслить. Даже такого человека как Рудольф-пришелец я могла бы чему-то и научить. Хотя бы хорошим манерам. Не вкусив пока настоящих и полноценных с ним отношений, я воображала, что уже никогда не попаду в зависимость от него. Что я его мудрее, пусть он и старше, пусть и обладает своим запредельным космическим опытом. Его опыт чисто-практический, пространственный, технический, а моё восприятие жизни глубже и ближе к её сути. А для этого можно и всю жизнь просидеть на одном месте.
– Каким же будущим программировалась наша с тобой встреча, спустя девять лет? – сама я не знала этого ответа.
Он пожал плечами, – В данном случае, тут всего лишь моё личное сумасбродство.
– А если я скажу, что… что… разве не будущие дети, жаждущие воплощения, направляют порой людей соединиться вместе?
– Дети? Создавать-то их приятно, а вот как быть с последующим питанием-воспитанием?
– Как и заведено традицией тех, кто всё же обладает разумом в отличие от зверушек. А и те заботятся, – ответила я. – Тебя же, вон какого большого и умного, напитали-воспитали твои родители…
– Воспитанием детей у нас заняты общественные структуры гораздо больше, чем сами родители, – он не ответил на поставленный вопрос, развив тему про земное воспитание. – И хорошо ли такое вот воспитание, вопрос до сих пор дискуссионный. Что же, в таком случае мы отличная пара двух психически неуравновешенных существ. А встреча стала возможной лишь потому, что я того захотел. Пойми же, в процессе этой гонки с препятствиями, устроенной тобой, я всё равно догоню тебя в эмоциональном азарте, но любви ты можешь и не дождаться в итоге.
– Конечно, столько лет уже прошло, надеяться на прежнее чувство с твоей стороны глупо… – пробормотала я. – Да и что, собственно, было, чтобы о том помнить…
Он развернулся и быстро пошёл от меня прочь, в глубину лесопарка.
– Подожди! – испуганно крикнула я ему в спину. – Ты так и не извинился за ту выходку, когда издевался надо мной в машине, а потом выпихнул меня прочь, и я упала…
– Ну, хорошо, – он остановился и дождался, когда я к нему подойду. – Я виноват. Тебе стало легче?
– Нет. Мне всегда нелегко, когда я вижу тебя. И становится ещё тяжелее, когда я понимаю, что от нашего прошлого ничего не осталось…
– Что было у нас с тобой, чтобы говорить «наше прошлое»? Никакого «нашего прошлого» не существовало! Сама же только что это сказала! И… – тут он замолчал, задумчиво глядя на меня, – Знаешь что, если ты захотела от скуки приобрести себе домашнее прирученное животное, то поищи кого другого для своих игр соломенной вдовушки. Я не собираюсь тебе ни в чём мешать! Мне жаль своих непомерных и вполне себе глупых затрат на то, чтобы ты тут оказалась, конечно… Но сама ты не такая уж и потеря для меня!
– Какое животное? О чём ты? – я до того растерялась, что тронулась за ним следом и ухватила его за руку, чтобы получить разъяснение. – Почему вдова из усохшей травы? Ты имеешь в виду, что я… увяла? – и у меня задрожал голос.
Он ответно взял меня за руку, вытянув из моих зажатых пальцев скомканные трусы. Не разглядев, что это, он бережно промокнул ими моё лицо от слёз, – Маленькая плакса, – выражение его глаз мало увязывалось с его же речами. Глаза излучали снисхождение пополам с нежностью, – Ты как была, так и осталась сущей девчонкой и по уму, и по облику. Сказка есть такая про соломенную вдову. Потому что она полюбила жениха, сделанного колдуном из соломы. По прошествии времени, соломенный муж стал портиться и сбежал от неё, в конце концов.
– Какая грустная сказка, – улыбнулась я, неосознанно сжимая его ладонь, ощущая прежнее доверие к нему, наполняясь ласкающим теплом, исходящим от его руки, – Почему же ты думаешь, что я ищу животных радостей? Разве я настолько низка в твоём мнении?
– Я лишь хотел сказать тебе, мне не нужна вторая Гелия!
– Я и не собираюсь ею становиться, – я глядела на него снизу вверх, тая от своей неисцелимой любви к нему. Я без слов говорила ему: найди нужные слова, оставь свой натиск для более подходящего места. И я приму его без сопротивления…
– Ты и не сможешь никогда стать ею, – ответил он. – И не надо тебе к тому стремиться. Я по-человечески уважаю твой выбор автономного и независимого существования. Ты реальная труженица и умница. Твой талант и личное развитие уже не нуждаются в том, что я обещал тебе когда-то. В дальнейшей учёбе в этом городе. Твой бывший повелитель с океанического острова дал тебе отличное образование, насколько я понимаю. Ведь он был наместником на одном из островов? В стране Архипелага существует такая же Коллегия управителей, как и в континентальной Паралее?
Я молчала, не желая посвящать его в то, что никаких наместников там не существует. Тон-Ат повелитель всего океанического Архипелага. Но узнав о таком вот положении дел, Рудольф мог сильно озадачиться этим и уж точно отвлёкся бы от меня в данный момент времени. У землян сформировалось неправильное понимание всей ситуации с положением дел как в Паралее, так и в Архипелаге.
– Я вовсе не собираюсь тебя принуждать к тому образу жизни, который претит твоей душе. Живи как тебе и хочется. А то, чего не хватает, я с превеликим удовольствием дам тебе…
Тут я опять разомлела, и предложи он мне, пошла бы за ним пешком в его хрустальную пирамиду прямо сейчас. Но он этого не предложил,– Как бы ни сложились наши дальнейшие отношения, я всегда буду защищать тебя от троллей в их попытке снести отсюда или разграбить твой бизнес. Ты вторая женщина, к которой я испытываю такое чувство, что время над ним не властно. Девять лет не малый срок, а для меня всё происходило будто девять дней назад.
– И для меня тоже… Гелия как твоя возлюбленная вела себя очень плохо с тобой, но я никогда не смогла бы лгать даже в мелочах….
– Разве эта химера была настоящей женщиной? Она не была моей любимой женщиной!
– Кто же тогда? – я ожидала, что он скажет: ты…
– Она осталась на Земле. Видишь, я тоже не могу тебе лгать даже в мелочах. Поэтому я и дорожу нашими отношениями даже после твоего предательства, когда ты сбежала на целых девять лет! Оставила меня с лёгкостью!
– Ты забыл о том, что стало тому причиной?! – у меня даже дыхание сорвалось от его наглой беспамятности.
– Ты считаешь, что между нами стоит гибель твоего брата? Но я к той трагедии не причастен. Если только косвенно виноват. Тем, что пришёл тогда в то место. Ты всегда могла выяснить это, но ты сразу приняла ту версию событий, которую тебе преподнесли вовсе не мои друзья. После чего сбежала, лягушка-путешественница… – он отбросил мою руку.
– Зачем ты постоянно разбавляешь свою речь странными жаргонизмами? Я порой плохо понимаю тебя. Но я же говорю, у тебя существенный пробел в воспитании. Хорошим манерам, даже чужим для тебя, обучиться всегда легко, если есть уважение к людям другой культуры. Да разве оно у тебя есть хоть к кому? Не удивлюсь даже, что ты используешь ненормативную лексику, принятую там у вас, где жизнь – недостижимое совершенство для тупых троллей!
– Вообще-то, если бы я выругался, тебя бы точно контузило звуковой волной. Спасибо за проявленное здравомыслие, но веди ты себя по-другому, я не поставил бы тебе этого в вину. Я даю тебе последнюю возможность исправить положение. А уж после я включу собственную игру, в которой ты никогда не станешь победительницей. В полночь я буду ждать тебя, где и сказал. Это совсем рядом с твоей пленительной обителью, мечтательница.
Мечтательница… хорошее слово, но он произнёс его с подчёркнутой насмешкой, – Надеюсь, в ночной тишине мы будем упоительно мечтать уже вместе, – тут он снял мою шляпку и лизнул кристаллическую ягодку – украшение. – И тут обманка! А как похожа на настоящую…
– И тебе не мешало бы прикрыть свою макушку шапочкой, всё выглядел бы приличнее! – моя же собственная речь мне не подчинялась, как будто за меня ругался кто-то другой. Я продолжала испытывать его терпение.
– Неужели ты, поддавшись этой иллюзорной окружающей благодати, вообразила, что помимо меня тут живут другие мечтатели? Думаю, тебе очень скоро придётся убедиться, что в этом смысле здесь та же самая удручающая эмоциональная и тотальная лысина, что и повсюду. И никакие аристократические шапочки её не замаскируют. Тут только ты живёшь в своей «Мечте», а вокруг до жути прагматичные и унылые тролли, – он отшвырнул мою шляпку и очень быстро ушёл, утащив в кармане своей рубашки мои трусы, приняв их за лоскуток для вытирания лица.
Попытка превратить игру в жизнь
После такого повторно-неудачного примирения я поняла вдруг со стеклянной прозрачностью, – в другой раз он уже не приблизится. Я разочаровала его, и он готов отвергнуть меня навсегда? Вокруг же обитали, как оно и водится, привлекательные девушки и вольные в своём поведении молодые женщины, – с мужьями, не умеющими держать их на привязи, и без таковых вообще. Чего я добилась, строя из себя рафинированную аристократку, кем никогда и не была, пропитавшись с самого детства духом бедняцкой рабочей окраины? Со своими окрашенными волосами, с облетевшей уже юностью, только и были при мне, что мой дизайнерский дар украшательства, да ухищрения по умелой подаче собственной красоты, но настолько ли она и уникальная? Других я точно не затмевала, а до Гелии мне было, мягко говоря, далековато даже в юности. А уж и с нею он не церемонился никогда.