Тени ушедших времен

А в словах своих она двойной смысл имела: «Мой будет Матвей!» – твердо решила про себя Елена.

Давно готовая к любви, истосковавшаяся в одиночестве молодая женщина была полна решимости. Она встретила человека, от которого исходило столько тепла, доброты и заботы, что она влюбилась в него без памяти с первой же встречи и поняла, что этого сильного плеча, этих улыбчивых глаз и крепких рук ей так не достает! И как бы там не увивалась за ним красивая Сашка, Елена решила добиться своего. А что, она не хуже, всегда своей красотой славилась. Ну, может, не такая холеная и не такая молодая, ну так что?

У Сашки свой интерес, у Елены – свой. И будет она добиваться своего счастья, если, конечно, между ней и Матвеем не порвется та серебряная ниточка симпатии, которая связала их сегодня во время неожиданной встречи.

***

Наступила поздняя осень. В поле почти уже нечего было делать, разве что последнюю капусту подсобрать, которую стал прихватывать легкий морозец по ночам.

Свекор у Елены захворал, с постели не вставал, душил его кашель. Елена поила его теплым молоком с медом, клала горячий песок в мешочке на грудь и спину растирала гусиным салом.

Однажды вечером мать с отцом пришли, кума проведать да на дочь поглядеть. Фокей с Михайло стали о своих болячках говорить, а Арина увела дочь в ее избенку и сказала:

– Еленька, я вот тебе телогреечку новую к зиме пошила. Ты знаешь, что Сусловы-то, Прокоп с Матвеем, посиделки у себя хотят устроить, молодежь собрать. Вот и тебя просили позвать. Ты нарядись, дочка, да и сходи. Чай, не убудет с тебя.

– А чего я пойду-то? Если ты опять про Матвея, так невеста у него есть, поди, Александра Емелина, и я ему без надобности, – грубовато ответила Елена.

– А ты почем знаешь, что невеста? А была бы ты без надобности, так не просили бы, небось, тебя на посиделки прийти, – настаивала Арина.

– Нет, не пойду я. Свекор хворает, не до посиделок мне. Переросла я уж эти забавы. А Александра, говорят, сватов поджидает. Слышала я, как бабы судачили.

– А я ее намедни всю в слезах видела, бежала она, дороги не разбирая, и плакала горючими слезами. А потом Настасья-молочница мне и сказала, что убивается, мол, Сашка за Матвеем, а он ей от ворот поворот дал. Не его поля ягода, уж больно спесива девка, да себе на уме. А Матвей хоть и ищет себе жену, да покладистую, ласковую. А хомут-то на шею, хоть и самый раскрасивый, кому ж охота надевать?

Елена вздохнула невесело и сказала:

– Ладно, матушка, посмотрим. Нужна я им буду на этих посиделках, чай знают, где меня найти. А сама я не пойду.

На том и разошлись мать с дочерью, одна с тоской и печалью в сердце, другая – с печалью и надеждой в душе.

Елена не могла забыть Матвея после первой их встречи. Да только больше они и не встречались ни разу. А тут прослышала она, что Сашку с ним не раз видели, то у реки гуляли они, то по деревне вечером. И подумала бедная Еленька, что нету ей счастья и не судьба ей, видать. Да только сердце женское тосковало. Люб он был ей, даже плакала она по ночам. А теперь вот опять надежда затеплилась.

Мать не будет просто так напраслину возводить. Значит и правда, звали они Елену, раз она говорит. А про себя думала, что мог бы все-таки Матвей найти случай свидеться с ней, коли охота была бы. А того понять не могла, что не смел он к ее свекру во двор явиться и его невестку обхаживать. А на людях Елена теперь редко бывала, за больным свекром ходила, да по хозяйству целыми днями хлопотала.

А Александра даром времени не теряла. Как заприметит где Матвея, так туда ее ноги и несут.

– Отчего не прогуляешься со мной никогда, сокол ясный? – ворковала она ему при встрече.

– Ну что ж, пошли, прогуляемся, коли охота есть, – отвечал Матвей.

Так они пару раз прошлись по деревне, а сплетни уж не заставили себя долго ждать. Женихом и невестой их сразу в деревне нарекли. Как узнал Матвей об этом, так и стал оберегаться этих встреч. Не лежала у него душа к Александре. Красивая девица, да пустая какая-то, холодная, надменная. Как статуя каменная. Елена ему была по душе, да жизнь вела затворническую. Как ни пытался Матвей увидеться с ней, никак у него не выходило. А первая их встреча все не шла у него из головы. Бывает же так, встретишь человека однажды, и забыть не можешь.

Матвей был молод и крепок. Мальчишкой совсем в город подался, хотел ремеслу какому подучиться. Смышленый был парнишка, усидчивый, целеустремленный. Учился сапожному делу поначалу, да познакомился с кожевенниками, которые собирались до Астрахани на барже по Волге спуститься. Там кожевенный заводишко запускали, рабочие руки были нужны. Они и взяли с собой Матвея, здорового пятнадцатилетнего парня, которого Севастьянов принял на завод чернорабочим. А через год за смекалку да проворную работу и подмастерьем сделал.

За прошедшие десять лет Матвей сильно в кожевенном производстве поднаторел и сейчас уж один из самых главных в цеху, только завод остановили на зиму. Все рабочие помещения в негодность пришли: полы сгнили, стены потрескались, крыша прогнулась, того и гляди рухнет. Надо делать основательный ремонт. Вот и разогнал хозяин рабочих по домам до следующей весны. Матвей и подался к отцу, подсобить ему надобно.

– Отчего ж все один-то ты, Матвей, чего не женишься никак? Уж третий десяток, а ты все один-одинешенек, – сказал ему отец.

– Да я, батя, и женился бы, да невесту найти подходящую не могу. Была у меня в городе зазноба, так она отца ослушаться не посмела. Выдал он ее замуж за купеческого сына, а я остался один. Да так больше и не встретил никого, – чистосердечно ответил Матвей.

Молодой мужчина был прямодушным и искренним. Да и внешностью бог не обидел: высокий, статный. Лицо красивое, с окладистой бородой, и глаза добрые. Недаром Александра покой потеряла. Ей-то при ее красоте да гонористом характере в деревне жениха было не сыскать. А как Матвей приехал, так она сразу же и решила, что это ей счастье привалило.

Хотелось ей за Матвея замуж выйти, чтобы увез он ее отсюда, подальше от постылой деревенской жизни. Он и собой красив, и при заработках. Чего бы ей не замечтаться? Только чувствовала красавица, что не вышло у нее с первого раза-то в душу Матвею запасть. И не чурался ее вроде, да и встреч не искал. Если сама ему на глаза не попадется, так он и не вспомнит о ней.

Решила тогда влюбленная Александра сама почаще с Матвеем встречаться. Люди-то падкие на сплетни, раз-два их вместе увидят, и понесут по округе, что-де любятся-милуются, гуляют вместе. Тогда трудно будет Матвею отречься от нее. А она-то уж постарается его красою своею ненаглядной с ума свести. Все продумала девушка основательно, и план ее сработал. Только сплетни сплетнями, а души между ними нет. Чувствовала она, что не сохнет Матвей по ней. И решилась тогда Саша на крайнюю меру.

Повстречала она как-то Матвея у реки, подошла, поздоровалась. Он кивнул в ответ.

– Матвеюшка, не хочешь ли ты меня на чашку чая позвать? А то я твоему батюшке должна сказать кое-что, отец просил передать, – спросила Александра лилейным голоском, подойдя к нему почти вплотную.

– Так ты скажи мне, я и передам, – ответил Матвей хмуро.

– Ну нет! Это не наше с тобой дело. Я сама передам! Пошли-ка! – уверенно ответила девица и направилась в сторону  дома Сусловых.

– Ну ты иди, а я потом приду, – крикнул ей вдогонку Матвей.

Александра вдруг обернулась резко, подошла к нему опять и сказала возмущенно:

– Да ты что это, Матвей, смеешься надо мной что ли? Чтобы я, девица, одна в твой дом пошла?! Я с тобой хочу туда пойти, с тобой!

Затем она отступила на шаг и быстро оглянулась вокруг. Матвей и слова сказать не успел, как она сбросила с себя шаль и блузку. Шелковая сорочка сама соскользнула с плеч, и его взору предстала вся прелесть молодого девичьего тела. Она стояла перед Матвеем с обнаженной грудью и горячо шептала ему:

– На, возьми меня здесь, если дома боишься. Ну, смелей, целуй, люби! Чего уставился? Твоя я, вся твоя, – и она вдруг расхохоталась, а из глаз ее покатились крупные горячие слезы.

– Да ты что, Саша, Господь с тобой, – сказал растерявшийся вконец Матвей.

Он поднял с земли шаль и стал укутывать девушку. Она схватила его ладони и начала их неистово целовать.

– Люблю тебя, Матвеюшка. Жизни без тебя нет. Всю жизнь ублажать буду, любить! Возьми меня в жены, слышишь, не губи, не бросай, помру я здесь с тоски, – Александра сама не своя умоляла Матвея сквозь слезы.

– Саша, я не могу. Я и не думал, что ты все так близко к сердцу… Ты иди, успокойся… Ты не серчай, Саша, но не пара мы, – говорил ей Матвей невпопад.

Он был растерян, сломлен и совершенно не знал, что сказать и как себя вести. Тут Александра тяжело вздохнула и сказала ровным бесцветным голосом:

– Ладно. Но знай, я буду ждать тебя, Матвей. Мне теперь все одно, без тебя свет не мил. Да и ты теперь красоту мою девичью непорочную в сердце своем носить будешь, да помни, что краса эта тебе принадлежит. Вернешься ты за мной, рано или поздно – вернешься. Только смотри, не опоздай.

– Нет, Сашенька. Твоя красота тебе одной и принадлежит. Ты не губи ее понапрасну.

– Ну а это уж не твоя печаль-забота.

С этими словами она повернулась и пошла прочь. Горячие слезы обиды и разочарования душили ее. Она бежала по деревне и плакала навзрыд. Придя домой, упала на кровать и забылась тяжелым неспокойным сном.

Наутро мать спросила ее, что стряслось и не заболела ли, на что Саша ответила:

– Матвей меня отвергнул, всю как есть отвергнул. А он один мне и мил был.

Сказав это, она отвернулась от матери, уткнулась в подушку и снова зарыдала.

***

Матвей очень тяжело пережил эту сцену. Он еще помнил свое последнее прощание с Катей, когда они оба поняли, что не судьба им быть вместе. Ее отец настоял, чтобы она вышла замуж за совсем не любимого ею купеческого сынка. Ослушаться она не посмела, а в день перед свадьбой пришла тайком к Матвею попрощаться. Как плакала она и как просила не забывать ее!

Матвей долго мучился, расставшись с Катей. Было больно, тяжело и грустно. Но потом душевная рана затянулась, сердце успокоилось, и только обида одиночества давала о себе знать. Он тосковал по женскому теплу, ласке и любви.

Молодой, сильный и красивый Матвей был рад поехать к отцу и изменить на время свою одинокую, однообразную жизнь, да отвлечься от тоскливых мыслей. И тут повстречал Елену. Их первая встреча пронзила его, как стрелой.

Едя мимо поля в тот вечер, он увидел вдалеке молодую женщину, которая чем-то напоминала Катю: такая же стройная, высокая, с длинной косой. Матвей даже вздрогнул от неожиданности. Тогда он остановился и окликнул девушку. Он просто не мог проехать мимо. Конечно, он знал, что это не Катя, но ему так хотелось ошибиться.

Когда Елена подошла, он удивился ее глазам. Нет, на Катю она была совсем не похожа вблизи, но вот глаза, точнее взгляд был Катин. Такой же мягкий, доверчивый и ласковый. Матвей почувствовал холодок, пробежавший по спине. Приятное ощущение душевной радости, что-то из прошлого, что-то родное и знакомое.

Он заговорил с девушкой и понял, что его неодолимо тянет к ней. Весь путь до деревни они проговорили. Он смотрел на ее профиль, на красивую высокую грудь, на длинную шелковистую косу, перекинутую через плечо, и ему хотелось ее обнять. Когда они расстались, он и не думал, что ему будет так трудно встретиться с ней вновь.

«Елена…» – думал он про себя, – «Елена… какое прекрасное имя. Стоп! Так ведь отец мне говорил про Елену. Познакомиться, мол, надо, женщина молодая, работящая… Не она ли? Ну да, она! Ах ты, боже мой, так это у нее, несчастной, муж-убивец на каторге отбывает», – догадался Матвей, и ему стало нестерпимо жаль ее.

Матвей все время думал о ней, хотел встретиться, поговорить, взять ее руки в свои и заглянуть в ее прекрасные глаза. Но Елена не встречалась ему нигде. От отца он узнал, что живет она со свекром, ухаживает за ним, ведет хозяйство. Так что идти к ней в дом никак нельзя. Он ждал встречи, случайной встречи. Ходил по деревне, на луг, к реке, но Елена ему не попадалась. Только Сашенька-красавица всегда тут как тут.

«И почему она так лукаво смотрит на меня?» – думал поначалу Матвей. – «По нраву я ей что ли? Так ведь девчонка совсем. Хотя восемнадцать лет… какая уж девчонка? Невестин возраст. Да я-то тут при чем?» – размышлял Матвей, но никогда серьезно о Саше не думал.

Ее девичья красота не трогала его одинокого сердца. Не того душа просила и ждала: и красоты другой, и разговоров иных, и взглядов робких и нежных, а не лукавых и влекущих. Нет, Саша была не для него, да он и повода ей не давал думать по-другому.

Но, однако отец спросил Матвея:

– Чего это ты не весел да хмур все?

– Да я, батя, не хмур. С чего ты взял? – удивленно ответил Матвей.

– А с того, что за Сашкой Емелиной ты, говорят, приударил. Правда, аль нет?

– Нет, не правда. Ты сплетни бабские не слушай. Говорил я с ней, может, когда, а бабы видали. А им что, сразу и «приударил». Нет, отец. Я вот к Елене присмотрелся. Она мне по душе. Ты правильно рассудил, когда совет свой давал. Да, видать, нелегко мне к ней тропку протоптать. Она домоседка, да у свекра живет, как ты и сказал. Как я с ней повстречаться да поговорить могу?

– Посиделки давай устроим. Как мы с твоей матерью покойной познакомились? На посиделках. Позовем молодежь, Елену, и поговоришь. А где видал-то ее?

– Мы с поля вместе шли. Я из лесу скакал на лошади мимо поля, а она одна там сено подгребала, а дождь надвигался, тучи, ветер. Я и зазвал ее домой идти. Вот и познакомились. Ладная она: и разговором умна, и лицом пригожа. Только вот не ждет ли муженька-то своего с каторги? Как мыслишь?

– Не ждет. Да и нечего его ждать. Пропал он, сгинул куда-то. Я с Ариной говорил, матерью Елены. Она знает, что сгиб он. Только ты, Матвей, будь мужиком серьезным. Деревня – не город, тут все у всех на виду. Как с Еленой будешь ладить, ежели она тоже думает, небось, что ты Сашки Емелиной ухажер? Она, Сашка-то, сватов ждет не дождется. Вот ведь как народ гутарит.

– На чужой роток не накинешь платок. А ежели я ей два раза «здрасте» сказал, да по берегу прошелся, так что ж теперь, свататься обязан?

– Ну как знаешь. Только пока серьезную зазнобу не заведешь, так и будут сплетни всякие по деревне ходить. А Елена – баба серьезная. Она не захочет с таким заводиться, который побалагурил с одной, да к другой подался. Вот тебе мой сказ.

А на другой же день после этого разговора Саша и встретила Матвея на реке и ногатою своею хотела его одурманить и заполучить навсегда.

***

Матвей не стал устраивать посиделки. Он как будто знал характер Елены, чувствовал, что не придет она. Да и без Александры не обойдется. Ему не хотелось объясняться с ней лишний раз. Да попросту не хотелось никого видеть, кроме Елены.

Как-то поутру Матвей вдруг предпринял решительный шаг. Он начистил до блеска свои сапоги, надел новую косоворотку, брюки, купленные в городе в торговой палате и свой лучший кафтан.

– Ты как купец на ярмарку нарядился. Куда это ты? – спросил его Прокоп.

– Я к Елениным родителям, отец. Хочу пойти, объясниться. Мужик я, в конце концов, не мальчик – ждать, откуда ветер подует. Сам должен свои дела сердечные решать. Люблю я ее, всем сердцем люблю! Вот и хочу ее отцу с матерью душу открыть. А там уж ей решать, – откровенно сказал Матвей.

– Так уж и «люблю». Видал единожды, и уж «люблю». Ну да баба она славная. Я б себе другую невестку и не хотел бы. Ежели чего, я с Михайло-то поговорю. Коли ты серьезно, так, думаю, он в обиде не будет.

Матвей вышел на улицу. Дул холодный ветер и швырял в лицо колкий снег. Вот и зима наступает, а там уж и в город пора будет собираться. Ему было велено назад воротиться к весне. Завод будут готовить к работе, а как подготовят, так и запускать станут. Машину для растяжки кож Севастьянов собирался покупать, а его, Матвея, обучить работать на ней обещал.

Все складывалось хорошо в его жизни, только дела сердечные не давали покоя. Семья ему нужна, жена, дети. Не хотелось больше одному прозябать. А тут Елена встретилась ему, понравилась, полюбилась. И решил Матвей не упускать счастья своего.

Так шел он к Елениным родителям и размышлял, что он скажет и как объяснится. И вдруг знакомый голос окликнул его:

– Здравствуй, Матвей.

Он и не заметил, как Елена нагнала его сзади, и эта встреча была для него совершенно неожиданной. Матвей остановился, повернулся к ней и счастливо заулыбался.

– Здравствуй, Елена. Ну вот и свиделись. Как ты живешь? – спросил Матвей участливо.

– А ты? – спросила Елена в ответ.

– Не знаю, что и сказать, право. Так-то бы все ничего, да тоска одолела. Сколько же я тебя не видал-то? В одной деревне живем, а встретиться никак не доведется, а?

– Да, не всем удача выпадает. А ты куда идешь-то, Матвей?

– А ты?

– Так домой, к своим. Вот проведать решила, а то похолодало, может, помочь чего надобно.

– И я к твоим.

– Зачем это?!

– Истосковался я, Елена. Хочешь верь мне, хочешь нет, да только всюду тебя искал, высматривал, ждал, но так и не встретил ни разу после той нашей первой встречи. А забыть никак не могу. Вот, решил поговорить с твоими, а тут и тебя повстречал.

Елена не верила своим ушам. Она стояла перед Матвеем высокая, красивая, в новом овчинном полушубке цвета топленого молока и нарядном цветастом полушалке. Щеки залил румянец, глаза блестели, а на губах играла улыбка.

– Ну пошли тогда, – сказала Елена просто и зашагала вперед.

Матвей за ней. Взял ее за руку и спросил:

– Я все время думал, Елена, захочешь ли ты поговорить со мной по-серьезному? Мне вот по весне назад в город надобно ехать, а без тебя ни к чему душа не лежит.

Тут Матвей остановился, повернулся к Елене лицом, обнял ее за плечи и сказал:

– Поедем со мной, а?

Она смотрела на него широко открытыми глазами и молчала. А он ждал, хотел понять, что у нее на душе, думает ли она о нем, но ответа не было. И только было Матвей хотел еще что-то сказать, как звонкий и надменный окрик прервал его на полуслове:

– Так вот кто, оказывается, мне дорожку перешел! Хороша тихоня, нечего сказать!

Александра стояла неподалеку, руки в боки, лицо гневное, а рядом с ней Григорий, кузнец, который свидетелем был, что Петр в кузнице кистень мастерил. Они гуляли по деревне и вдруг встретили Елену с Матвеем. Нет бы пройти мимо, да и делу конец. Но не такая была Александра, настырная, своенравная, задиристая.

Григорий попытался придержать ее, но она вырвала руку и подошла к Елене и Матвею.

– Ну здравствуй, Матвеюшка. А я-то смотрю, куда это ты запропастился и глаз не кажешь. Значит, не мила я тебе больше. Ты нас тут в деревне всех девок да баб в очередь что ли выстроил? Ну как опять до меня очередь дойдет, так скажи. Мы с Гришей подождем покуда.

Но тут вдруг Елена прижалась к Матвею, приклонила ему голову на грудь и сказала:

– Долго вам с Гришей ждать придется, то ли ему на радость, то ли тебе на беду. Мы вот пожениться решили с Матвеем.

Матвей обнял Елену и крепко прижал к себе. Александра опешила. Ее красивое лицо исказила кривая, неестественная усмешка, и она проскрипела сквозь зубы:

– Ну ты еще пожалеешь не раз, что на каторгу в Сибирь со своим разлюбезным Петрушей не подалась…

– Саша, придержи язык. Зачем стараешься казаться хуже, чем ты есть? Так и не подействовали на тебя мои разговоры, а жаль! – в сердцах сказал ей Матвей.

Но Александра не отступала:

– Ты Матвей Прокопьич, мне морали-то не читай, как девочке. Небось, когда любовь пытался закрутить со мной, не думал, что я несмышленая. Да только не вышло ничего у тебя, вот и ухватился, за что попроще. Ну да лежалый товар тебе больше к лицу.

– Так он потому и лежалый, что цены высокой. А тот, что грош за погляд, всегда по рукам ходить будет, – отпарировал ей Матвей.

– Ну ты-то и гроша за погляд не дал. А посмотреть-то было на что. Ну, не лукавь, скажи!

– Саша, пошли, – сказал ей подошедший Григорий, взяв за локоть.

– Нет, подожди. С тобой мы еще успеем наговориться, – сказала Александра и опять вырвала свою руку.

Она была разгневана и резка. Ей хотелось скандала, обидных слов. Ей хотелось сокрушить чужое счастье в угоду своей прихоти. Она была неумолима. Но ее гнев разбивался, как бушующая волна о каменную преграду. Она видела жалостливую усмешку в глазах Елены и полный недружелюбия и осуждения взгляд Матвея.

Александра вдруг поняла, что ее попытка разрушить их союз не удалась, особенно тогда, когда Матвей обнял Елену за плечи, они повернулись и пошли прочь.

– Ну и пошел вон! – крикнула она ему вдогонку.

Потом повернулась к Григорию, робко дожидавшемуся, когда она успокоится.

– И ты пошел вон! Все вы мизинца моего не стоите! – тут она заплакала и побежала прочь.

***

Матвей и Елена поженились, сыграли свадьбу на Крещение. Она добилась официальной бумаги из окружной полиции, что ее бывший муж, Петр Игумнов, осужденный за убийство и приговоренный к двадцати пяти годам каторжных работ, пропал без вести в местах отбывания каторги.

Теперь она являлась свободной и имела право снова выходить замуж. Елена сама поговорила со свекром, и он не противился.

– Что ж, дочка, ты нахлебалась горя. Не держи на нас зла. Иди замуж, да будь счастлива. Господь с тобой, – сказал ей старый Михайло.

Елена заплакала. Она обняла старика и обещала всю жизнь помогать ему, как сможет. Но ей не пришлось. В феврале Михайло умер. Он был стар, немощен, и последние силы покинули его. Елена еще долго ухаживала за их с Аксиньей неказистыми могилками. По весне сажала цветы, зимой, если доводилось бывать в деревне, разгребала сугробы. Нет, она не держала на них зла и всегда помнила, как спасли они ее от увечья, которое собирался причинить ей их собственный сын.

Елена рассказала позже Матвею о злостной задумке Петра, но он ей так ответил:

– Я бы тебя, Еленька, и без носа, и без глаза взял бы. Душа важна в человеке-то, за нее любят, а не за красоту картинную. Да ты у меня и так раскрасавица. Я бы, наверное, и не заметил бы, что у тебя носа нет.

Елена рассмеялась в ответ.

Жили они с Матвеем в любви и согласии. После похорон Михайло сразу в Астрахань подались. У Матвея был там дом на заводской окраине. Не хоромы, но жить можно. Елена хозяйской рукой создала уют, навела чистоту и порядок. Иногда скучала она по своей деревне, но они с Матвеем порой навещали родителей: и на Пасху, и на спас. Всю осень Елена обычно с ними проводила, помогала с сеном, картошкой, огородом.

А потом у них с Матвеем и детки пошли. Счастливые родители имели двоих детей: сына Егора, или Горыньку, как его прозывали, и дочку Раечку.

Младшенькая Раечка родилась у Елены поздно, в 1887 году, ей на ту пору было уж сорок два. Но бог послал, и родители были счастливы. Детей вырастили, воспитали. Зачастую ездили в деревню, где пустовали две избы: одна Михайло, одна Еленина. И заботливые родители надеялись, что эти избы пригодятся их детям в будущем, но жизнь распорядилась по-своему.

Смышленая шустрая Раечка не захотела жить в деревне, но и на родительской шее сидеть не стала. Она пошла в услужение в богатую семью Шмитов, где и кусок хлеба сытный, и крыша над головой в барском доме, и уму-разуму можно научиться у интеллигентных образованных людей.

Горынька жил при родителях. В отличие от сестры Раисы он был не очень энергичным по натуре, хоть и намного старше ее. Работал на заводе вместе с отцом, но вскоре бросил это занятие и устроился подсобником в мясную лавку. Позднее женился на дочери мясника, но несмотря на это, он не очень преуспел в своей жизни.

А вот у Раечки сложилась очень интересная судьба, полная радостей, переживаний, горестей и страданий, удач и счастья, всего не перечислишь. Ее жизнь – это целая эпоха, о которой пойдет отдельный рассказ.

А эта история подошла к концу. Я рассказала вам то, что было живо в памяти моей бабушки Ларисы – внучки Еленьки и дочери Раисы Матвеевны. Да и Раиса Матвеевна, Раечка или Раёнка, как звали ее люди, тоже делилась со мной кое-чем из своей прошлой жизни. А прожила она жизнь долгую и умерла в глубокой старости. Так и тянется эта ниточка воспоминаний из глубины веков до наших дней. Ничто в этой жизни не проходит бесследно, все имеет свое продолжение в нас и детях наших.