Нерадивая дочь

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

И вдруг, в один прекрасный день, гуляя по центру города, она увидела ее и сразу узнала. Татьяна сидела за столиком в небольшом кафе, и Женька чуть не взвизгнула от радости.

«На ловца и зверь бежит», – вспомнила она поговорку, и решительным шагом направилась в кафе, чтобы тут же приступить к реализации намеченного плана.

6. Золотая жила

Марк Андреевич Туров был знатоком своего дела. Он разбирался в произведениях искусства в высшей степени профессионально, был востребован и хорошо известен в своих кругах. Он страшно не любил дилетантов и никогда не имел с ними никаких дел, зачастую отказываясь даже от выгодных предложений. Он привык разговаривать с деловыми людьми на равных, то есть они должны были разбираться в тех вопросах, которые желают с ним обсудить.

Эдуард и Анжелика Садовские были в числе уважаемых им клиентов, или даже партнеров, так как эта молодая парочка и Марк Андреевич дарили людям счастье становиться обладателями уникальных ценностей, которые выискивались порой невесть где и обретали новую жизнь.

Деньги тоже здесь крутились хорошие, антиквариат ценился очень высоко в мире знающих и понимающих в нем толк любителей и коллекционеров.

Но в этот раз Анжела с Эдиком удивили Турова своей растерянностью и неуверенностью по поводу иконы 17 века, которую принесли ему на оценку.

– Марк Андреевич, миленький. Что это за мазня? Доска впечатляет, но изображение – это же ужас какой-то, – говорила Анжела, а Эдик подтвердил:

– Нам принесли на продажу, но мы даже не знаем, как оценить этот шедевр. Помогите пожалуйста.

Туров взял икону в руки, внимательно осмотрел и попросил оставить на день-другой.

– Разберемся, – сказал он авторитетно. – Я боюсь, что эта уникальная икона просто испорчена поновлением.

Этот термин был широко известен в кругах реставраторов и означал обновление оригинальной живописи на иконе путем нанесения на рисунок либо нового сюжета, либо нового изображения. Чтобы лучше закрасить потускневший от времени рисунок и потемневшую олифу, краски использовались густотертые, масляные, которые наносили изрядный вред иконе, порой не подлежащей восстановлению.

Лика с Эдиком впали в уныние.

– А можно хотя бы попытаться восстановить первоначальный слой? – спросила Лика с надеждой в голосе.

Марк Андреевич подумал, рассматривая икону пристально и с пристрастием и наконец ответил:

– Анжелочка, голубушка, ну конечно можно попробовать. Давайте так, я сделаю анализ поверхностной краски, олифу тут, видимо, не применяли, оценю риски и дам вам знать. Ну и рекомендации для реставрации, если какие понадобятся, тоже постараюсь дать. Может быть все и не безнадежно.

Эдик подошел к вопросу с другой стороны.

– Марк Андреевич, во сколько вы оцените эту икону в том виде, в котором она есть? Нам надо с ее поставщиком рассчитаться. А уж после восстановления мы ее с вами оценим отдельно, учитывая ваш интерес, разумеется.

– Не знаю, Эдик. Надо посмотреть по-хорошему, что за школа у этих реставраторов, какая техника, ну ты же понимаешь, так на вскидку не скажешь.

– И все же, долларов пятьсот?

– Давай подождем до завтра. Просто не хочу вводить тебя в заблуждение.

На том и расстались.

– Чего ты насел на него? – спросила Лика мужа, когда они вышли из мастерской. – Мы и так выглядели, как болваны, не смогли понять, что к чему. А ты еще ценой озаботился. Подождет Женя, задаток у нее, а остальное выплатим, когда будет ясность и определенность в этом вопросе.

– Ладно, согласен. А ты возьмешься за реставрацию? Ведь если мы ее восстановим, то ее стоимость возрастет во сто крат.

– Ой, Эдик. Подожди ты с подсчетами. Для меня сейчас гораздо важнее, подлежит ли она восстановлению и каков прогноз на успех. От этого зависят твои сто крат. Наберись терпения, как ребенок, ей богу!

Звонок в антикварный магазин к вечеру следующего дня заставил Эдика вздрогнуть, так как он был в напряжении. Весь день он ожидал известий от Марка Андреевича и изрядно нервничал. Лика успокаивала его с утра, но потом уехала по делам, у нее была запланированная встреча в музее, и он остался один. Вернулась она совсем недавно, как раз перед звонком Турова.

Марк Андреевич, как всегда, чинно поздоровался, поинтересовался, как идут дела, а затем приступил к деловой беседе.

– Ну что, Эдуард Георгиевич, вы, похоже, отыскали шедевр. Да, да! Эта вещь абсолютно уникальна. Конец 17 века, предположительно «Спас Нерукотворный».

Дальше в разговоре последовала терминология, больше понятная Лике, чем Эдуарду, и он передал ей трубку. У девушки засияли глаза, она слушала своего собеседника то ли с восторгом, то ли с благоговением, ничего не говорила, а лишь кивала и иногда посматривала на мужа глазами, полными счастья.

Наконец разговор подошел к концу, и Эдуард схватил Лику за плечи:

– Ну что? Есть потенциал?

– Есть! – уверенно заявила она и пересказала в подробностях и деталях весь разговор с Марком Андреевичем.

Он сводился к тому, что икона поддается восстановлению, и это самое главное, но работы с ней предстоит немерено.

– Понимаешь, я бы взялась, но у меня нет необходимых именно для этой работы инструментов. Покупать их смысла нет, так как хорошие стоят очень дорого, и в этом случае лучше отвезти икону на реставрацию в Москву, в мастерскую «Дома антиквариата», как советует Туров, он обещал договориться.

– Ясно, а цена? Сколько она будет стоить, хотя бы приблизительно, он не сказал?

– От миллиона до полутора миллионов рублей, в зависимости от степени повреждения оригинального изображения и качества его восстановления.

– Обалдеть! – воскликнул Эдик. – Это почти двадцать тысяч долларов даже за вычетом расходов на ее реставрацию! Лика, это же классно! Надо соглашаться на все условия.

Молодые люди еще порассуждали на тему реставрации иконы и перешли к самому главному вопросу: кому ее продать.

– Мои клиенты больше интересуются ювелиркой, старинной посудой. Иконы, конечно, тоже покупают, но не дороже, чем за пятнадцать-двадцать тысяч. Это были самые дорогие, по-моему. На прилавок такую вещь тоже не выставишь. Надо искать покупателя, – задумчиво произнес Эдуард.

– Ты знаешь, моя практика показывает, что в процессе обращения подобных вещей в соответствующих кругах, покупатель, как правило, находится сам. Она попадет в «Дом антиквариата», а там охотников за такими раритетами хоть отбавляй. Она к нам и не вернется, я почти уверена.

Вечером состоялась встреча с Марком Андреевичем Туровым, с которым Садовские оформили договор на реставрационные работы, обговорили детали, его маржу, а затем спросили, какова все же реальная стоимость иконы в ее теперешнем виде.

– Нам надо рассчитаться с поставщиком, так сказать.

– Ну в пределах тысячи долларов, я думаю. За большую цену ее у них никто не купит. Она замалевана и не один раз, так что раскопки понадобятся, там слоя три, не меньше.

Молодые люди приуныли, а что, если восстановить не удастся? Но Марк Андреевич, без клятв и торжественных обещаний все же заверил их, что профессионалы должны справиться.

Дома весь этот разговор был в подробностях передан Татьяне, при этом Эдик заметил невзначай:

– Ну вот тебе и квартира на Маршала Жукова.

– События не опережай пожалуйста, – ответила сестра. – Сглазишь. Но за хорошие новости спасибо. Ну и вы в долгу не останетесь.

– Ребята, мы делим шкуру неубитого медведя, – полушутя сказал Лика и поставила на кофейный столик бутылку шампанского и три фужера. – Эдичка, открывай! За предстоящий успех, а точнее, за надежду на него.

С утра Эдуард позвонил Жене. Он попытался объяснить ей, что необходима реставрация, что с окончательной оценкой и оплатой надо подождать, но та с этими доводами, мягко говоря, не соглашалась.

– Нет, Эдуард, как там тебя, Григорьевич. Так не пойдет. Я вам вещь отдала, получила лишь задаток, поэтому, либо возвращайте мне икону, либо доплачивайте остальное. Сегодня же!

– Хорошо, – тут же согласился Эдуард, не став даже уточнять свое отчество, – нет проблем. Вечером встретимся, я вам отдам остальные четыреста долларов. Встречаемся в торговом центре у интернет-кафе в семь вечера.

Эдик проговорил всю эту фразу очень уверенным, деловым тоном и тут же отключился, чтобы не выслушивать какие-либо возражения или уточнения со стороны своей собеседницы.

Женя призадумалась.

«Больно уж легко он согласился. Такой честный и порядочный что ли? А сеструха на нарах парилась. Надо тут быть похитрее и затребовать у этих жуликов побольше».

Эти же мысли она высказала Семену по телефону, так как тот был в рейсе, но будущий муж оказался более лояльным.

– Евгения, ты не напрягай и не налегай. У меня этого добра вагон и маленькая тележка. Нам с ним еще дело иметь придется, может, и не раз. Угомонись и соглашайся на все его условия.

Женька недовольно пробурчала что-то в ответ, но решила все же поступить по-своему. Она тут же отправила сообщение Садовскому, которое было более, чем кратким: «500, не 400».

Эдуард усмехнулся, но решил поставить наглую девицу на место. Отвечать он не стал, а вечером отправился на встречу в условленное место.

– Вы, Евгения, видимо никогда не имели дело ни с бизнесом, ни с деловыми людьми, не так ли? – сказал он девице после короткого приветствия. – Есть такое выражение, условленная цена или стоимость. Эта та сумма денег, которая оговаривается в самом начале сделки и изменению подлежит только в самом крайнем случае: при возникновении неизвестных ранее фактов и обстоятельств.

Женька стушевалась, но быстро нашлась:

– А я с вами никакой договор не подписывала на первоначальную стоимость, поэтому могу ее менять. Моя мама не согласна на ту цену, которую вы предложили, вот вам и обстоятельства, – постаралась она разговаривать на равных, почти как бизнес-вуман.

– Послушайте, вы пытаетесь меня обмануть, но у вас ничего не выйдет. Эта икона представляла бы собой очень важную культурно-историческую ценность, если бы не была окончательно испорчена. Кто-то из ваших родных, если это икона вашей матери, как вы утверждаете, испортил ее.

 

– Че-го?! Как это испортил? – спросила Женька, растягивая слова. – Никто ее не портил, чего вы мне тут туфту гоните?

– Это не туфта, вот взгляните.

И Эдуард протянул Женьке заключение Марка Андреевича, где было четко указано, что икона, как историческая ценность, подверглась порче путем нанесения на оригинальный слой дополнительных слоев краски с целью изменить первоначальный сюжет и рисунок.

– Это заключение специалиста, о котором я вас предупреждал на нашей первой встрече. Видите слова «подверглась порче».

– И что это значит? – недоверчиво переспросила Женька.

– А то и значит, что тот, у кого она хранилась, взял и нарисовал на исторически ценной иконе новое изображение, нарисовал неумело, грубыми масляными красками, и испортил ее. Кто это сделал? Ваша мама или бабушка с дедушкой? Кто будет отвечать?

Женька слегка растерялась. Слова «кто будет отвечать» воскресили в ее памяти неприятные часы допросов и разбирательств с правоохранительными органами, и она сникла.

– Ой, да ладно! Нашли художников. Мои предки никогда и карандаша-то, не то что кисточки, в руках не держали. Это не они.

– А кто? Вот то-то и оно-то. Не они. И икона эта никогда вашей маме не принадлежала, мы знаем, из каких она мест, даже предположительно из какой церкви. А от Винницы и Кубани это ой как далеко.

Женька попыталась что-то сказать, но Эдуард ее опередил.

– Значит так. В том виде, в каком она есть, она и пятисот долларов не стоит, но я обещал, я их вам заплачу. Расследованием того, как она к вам попала, я заниматься не буду, это не входит в круг моих интересов.

– А зачем же она вам, если она такая испорченная? Перепродадите за сколько? – не унималась Женька.

– Я не собираюсь ее перепродавать. Моя задача попробовать восстановить ее первоначальный вид и историческую ценность и вернуть в церковь, где ей и место. А уж будут мои труды оплачены или нет, я предполагать не могу.

Женьке такой расклад был непонятен, но вникать она не стала.

– Ладно, не хотите заработать, это ваше дело. Но у меня еще кое-что есть. Но вы, по ходу, не тот человек, с кем можно иметь дело и договариваться о цене.

– Почему же? Я разве вас обманул? – не согласился с ее выводами Эдуард. – Обещанную сумму принес, документ о непригодности предоставил, все по-честному.

– Ну да. Короче, захотите взглянуть на товар… ну, на исторические ценности, я имею в виду, позвоните. У меня этого добра вагон и маленькая тележка, – повторила Женька слова Семена.

– И все от мамы? – спросил Эдуард.

– Да вам-то какая разница? Кто-то скелеты в шкафу хранит, а мы вот исторические ценности. Да и то дело, чего пылятся? Пусть вернутся в церковь, о цене договоримся. Только опять, чтобы с документом, все честь по чести.

– А то! Бизнес – дело серьезное, Женя. И не терпит суеты и обмана. Вот вам остаток, четыреста долларов. На остальное когда можно будет взглянуть?

– Я позвоню сама лучше. Может, в следующем месяце.

7. Большие перемены

Все эти события всегда вспоминались Татьяне как калейдоскоп неожиданных обстоятельств, которые чудесным образом сложились в красивый замысловатый узор ее новой жизни. Она, ее брат Эдуард и его жена Лика в полном смысле слова нашли тогда клад.

Робкий Семен и его разухабистая подруга Женя действительно привезли им сундук, взятый у матери Семена в сарае, с церковными реликвиями и драгоценностями с целью продать все оптом и заработать как минимум миллион рублей на этом. Игра стоила свеч.

Иконы в серебряных окладах, украшенных драгоценными каменьями, таких было пять штук, позолоченные лампады и кадила искусной работы, иконы, оклады которых были украшены бисером, перламутром и финифтью, серебряная филигрань – все это имело огромную историческую ценность, так как являлось произведениями искусства 15—17 веков. Были в коллекции, конечно, и не очень ценные вещи, изготовленные в конце 19 – начале 20 века. Но то, что имело вековую историю, являлось действительно уникальным, и стоимость всего этого богатства исчислялась баснословными цифрами.

Выплачивать Семену и Жене один миллион было как-то неудобно, и Эдик предложил им оплатить еще и сундук, в котором все эти реликвии были доставлены. Он никакой ценности из себя не представлял, конечно, но Эдик заявил:

– Мы все берем за миллион, нас цена устраивает. И еще сто тысяч вот за этот сундучок. Пусть все в нем так и хранится. Согласны?

Женя с Семеном переглянулись, скрестившись радостным блеском в глазах, и, немного подумав как бы, дали свое добро.

– А вы вот еще обещали документы всякие на эти ценности, помните? – неожиданно спросила Евгения у Эдуарда, но тот ответил:

– Да, помню. Но документ появится только после осмотра каждой отдельной вещи, оценки ее исторической ценности и сохранности. Если что-то будет испорчено без возможности восстановления, как ваша первая икона, тогда появится соответствующий документ.

– А если не будет порчи? – не унималась Женя.

– А если не будет, то каждая вещь получит свой сертификат, номер, под которым она будет занесена в каталог исторических ценностей, ну и так далее.

Разговор потерял всякий смысл. Евгения с Семеном получили свои деньги, расписавшись в наскоро составленном Эдуардом договоре о купле-продаже, и удалились, став вдруг очень богатыми, и даже на сто тысяч богаче, чем ожидали.

На этом история могла бы и закончится, но в руках у счастливой троицы оказались очень ценные исторические реликвии, которые требовали серьезного внимания и осторожности обращения.

Марк Андреевич Туров пришел в неописуемый восторг, увидев все эти сокровища, и ему предстояла большая работа по проверке и оценке каждой из вещей.

Продавались все эти ценности тоже довольно долго. Что-то ушло с аукциона, что-то, менее ценное, продалось через антикварный магазин Эдуарда Садовского, а что-то через «Дом антиквара». Но вот одну из серебряных кадильниц Садовские решили подарить местной церкви, чтобы хоть как-то оправдаться в собственных глазах за не совсем честную сделку.

По правде говоря, все эти сокровища необходимо было бы вернуть государству, как найденный клад, и получить свои законные двадцать пять процентов. Но у Садовских рука на такое не поднялась. А потому чувство вины у них, как у порядочных людей, каковыми они себя считали, присутствовало и немного не давало покоя.

Татьяна же меньше терзалась угрызениями совести. Она в этой сделке участия не принимала совсем, получив лишь свои проценты, а точнее, львиную долю доходов, поэтому спала спокойно. Деньги на ее, вновь открывшийся счет, пришли очень большие, такие, что и на две квартиры на Маршала Жукова хватило бы с лихвой. Но она не стала вкладывать деньги в это жилье, она решила уехать из родного города. Когда все окончательно улеглось, страхи и беспокойства Эдика и Лики улетучились, Татьяна наконец стала укладывать чемоданы.

– Так, и куда же ты все-таки собралась? – спросил ее удивленный до глубины души брат.

– Пока в Москву. А там видно будет. Сумею устроиться, останусь там, а нет, поеду дальше, может в Питер, а может… не знаю я, Эдик.

– А что за срочность? И что за необходимость? Я работу тебе хотел предложить, вести нашу с Ликой бухгалтерию. Купила бы квартиру, как и собиралась, жила бы себе спокойно.

– Спасибо, братишка. Но я все же уеду. Не комфортно мне здесь, в этом городе, я имею в виду. Сделай мне запись в трудовой, что я последние полгода у тебя работала финансистом. Ну и рекомендательное письмо напиши. А то с моим бухгалтерским стажем в хозяйственном магазине я вряд ли что-то стоящее себе найду.

Татьяна как раз полгода, как уволилась со своего последнего места работы, но продолжала иногда помогать Анатолию Ивановичу, а точнее, его новому бухгалтеру разбираться с делами и отчетами.

– Надоело все, понимаешь. Я никак не оторвусь от своего прошлого. Но раньше у меня такой возможности не было, а сейчас, спасибо вам, я стала независимой, свободной и можно начинать все с чистого листа.

Лика при разговоре присутствовала, она молча выслушала все Татьянины доводы и наконец сказала:

– А я Таню понимаю. Ей нужно все перечеркнуть, все свое прошлое замазать густотертой краской, и начать рисовать свою новую жизнь в мягких пастельных тонах. Езжай, Танюша. Все у тебя получится, я уверена.

Татьяна до сих пор вспоминает это напутствие Лики, хотя прошло уже достаточно времени с тех пор, как она уехала из родного, но нелюбимого ею города.

Москва встретила ее тогда не очень приветливо. Суета, беготня, блеск и нищета, красота улиц и площадей и грязь во дворах, переулках и переходах метро – все это смешалось в одну громадную картину, а точнее, полотно, написанное очень привередливым и не совсем талантливым художником. Во всей этой неразберихе нужно было искать свою нишу, свое место под солнцем, чтобы не затеряться в многомиллионной толпе и не стать просто винтиком огромного маховика мегаполиса.

Татьяна обосновалась в гостинице в самом центре и первые дни просто приходила в себя. Она гуляла по летнему городу, его паркам и набережным. Она изучала столицу, глядя на все совсем другими глазами. В Москве она бывала раньше, и не раз. Но сейчас совсем другое дело. Город изменился, он стал модным и современным, не утратив при этом духа той старины, которая всегда присутствует в тех местах, которые принято называть историческими уголками.

Татьяне эта новая Москва нравилась, хотя город и утомлял ее. Но нужно было устраиваться по-серьезному. С работой можно было и не спешить, ее финансовые возможности позволяли ей это. А вот приобрести жилье было крайне необходимо. На это ушло больше месяца, но наконец Татьяна Садовская въехала в свои собственные апартаменты в одном элитном жилом комплексе. Район был чудесный, с рекой и парком, свежим воздухом и сверкающими новизной многоэтажками.

Можно было бы конечно купить и домик в коттеджном поселке, примерно такой же, как у Эдика с Ликой, но она все же предпочла апартаменты. К центру ближе, район чудесный, дом для обеспеченных людей с закрытым въездом во двор и консьержкой в огромном холле подъезда. Все это вместе взятое было как-то ближе и роднее Татьяне, нежели отдельно стоящий дом за высоким забором.

Она и сейчас вспоминает начало своей новой жизни с трепетом и легкой ностальгией. Все она тогда сделала правильно, приняла верное решение о переезде в Москву, и если бы не последующие события, то наверное ее жизнь сложилась бы и неплохо. Но вот только судьбу не обманешь, она все равно пустит тебя именно по тому руслу, которое ею предначертано.

С Максимом Красновым Татьяна познакомилась случайно. В поисках работы она не раз посещала различные презентации новых фирм и компаний, куда допускались так называемые вольные слушатели. Она хотела найти для себя нечто очень интересное, даже захватывающее, такой бизнес, который увлек бы ее целиком и без остатка. Ей хотелось работать среди увлеченных своим делом, талантливых людей, и совсем не хотелось посвятить себя работе только ради денег любым путем. Это ее совсем не привлекало.

Но на первых порах ничего интересного ей не попадалось. Любая деятельность новых фирм сводилась, как правило, к тому, чтобы заработать как можно больше денег и желательно побыстрее. Такие фирмы подыскивали себе оборотистых сотрудников, хитроумных финансистов, чтобы с их помощью достигать своих максимальных целей, но с минимальными затратами.

На одной из презентаций она заметила его. Он выделялся в толпе присутствующих во-первых своим ростом под два метра, а во-вторых очень громким, хорошо поставленным голосом, который он демонстрировал, задавая очень умные и корректные вопросы.

Как оказалось, Максим Краснов был внештатным корреспондентом одной из столичных газет и занимался как раз раскруткой фирм-новичков в московской прессе. Именно в этот день Татьяна вдруг подумала, что ей наконец-то повезло. Не так давно открывшаяся компания по продаже классических кофейных напитков и чая подбирала себе еще одного менеджера, хорошо разбирающегося в финансах и бухгалтерии.

В настоящий момент фирма презентовала свой новый элитный магазин в огромном и современном торговом центре, и небольшое, прилегающее к нему кафе. Молодые энергичные руководители демонстрировали свою продукцию, рассказывали об уникальности и неповторимых вкусовых качествах своего кофе и чая и о том, что именно благодаря этому они выиграли тендер и стали владельцами этого чудесного кафе-магазина.

Фирма была солидной, и штат почти укомплектован, но вот еще один менеджер им бы не помешал, как они сами признались. Татьяну заинтересовала эта вакансия, но только вот как к ним подступиться? Желающих, наверное, и так хоть отбавляй. А тут вдруг этот корреспондент взглянул на нее с интересом и спросил:

 

– Вам нравится эта идея?

– Какая? – растерялась Татьяна.

– Ну вот этот элитный кофейный домик, магазин и кафе в одном месте. Мне кажется, здорово придумано. Идея, конечно, не нова. Но у них получилось неплохо. Великолепный интерьер, хорошая реклама, дорогой товар. Молодец Самсонов. Вы его знаете?

– Нет, а кто это? – Татьяна заинтересованно взглянула на своего собеседника и решила, что ей действительно повезло. Его знакомство с представителем этой фирмы может ей помочь.

– Самсонов? Хозяин этого бизнеса. У него сеть магазинов, но этот самый удачный. Его последнее детище.

– А вы с ним знакомы? – спросила в свою очередь Татьяна.

– Да, я его давно знаю. Он раскручивался через нашу газету. За рекламу платил столько, что простому смертному и не снилось. Но это дало свои плоды.

– Конфиденциальную информацию распространяете? – шутливо спросила Татьяна и красиво улыбнулась своему собеседнику.

Он ничуть не смутился и ответил ей в тон:

– Эта информация такая же конфиденциальная, как и мое имя. Максим Краснов, корреспондент. Будем знакомы?

– Почему бы и нет. Я Татьяна Садовская, безработная, но в поиске.

Максим оглядел ее с ног до головы, но очень деликатно, одним взглядом своих лучистых глаз и вновь спросил:

– В поиске? И что же вы хотите найти, если не секрет?

– До сегодняшнего дня сама толком не знала, а сегодня вдруг поняла, что в компании вашего знакомого Самсонова я не прочь была бы поработать. Я финансист, имею бухгалтерский стаж и хорошие рекомендации.

– Ну и отлично! – почти воскликнул Максим. – Он, кстати, обращался ко мне, чтобы я дал рекламу на вакансию финансового менеджера. Хотите, я с ним поговорю?

Татьяна растерялась. Все, конечно же, складывалось отлично, но ее трудовая может все испортить. И тем не менее, она решила идти напролом.

– Поговорите, Максим. Я буду вам очень благодарна.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?