Просидел я долго с чашкой травяного чая, просидел практически до самого закрытия. В глубине души, почему-то, хотел встретить отца. Не встретил, но, выходя на улицу, увидел какую-то потасовку. Дрались два мужика. И… о чудо! Один из них мой отец. Узнал его сразу. Такой же бородатый мальчик, как и я. Пожилой бородатый мальчик. Да и одёжа наша схожа. Драка… Не думая, я кинулся и стал лупасить «оппонента» отца. Видимо, испугавшись, что отец не один, подкрепление пришло, мужик сбежал.
– А… Спасибо, конечно, парень. В порядке?
– Привет, пап.
– Саня?!
– Да, пап, – бросился с «обниманиями» я на отца. Это было непонятно для меня. Эти чувства были не свойственны мне. Папа тоже меня обнял. Он молчал. Прервал молчание я.
– Пап, ты извини, что я уехал. И извини, что я приехал, но ничего об этом тебе не сказал. Вот тебе карта пополнения счета. Не знаю, может, у тебя другая связь, но… Звони, коль че.
Отец был в шоке. Я тоже, поэтому развернулся и убежал.
23.45 – меня стало тошнить в парке. Потом вырвало. Ничего плохого за целый день я не ел, но желудок болел ужасно. Внутри меня всего колотило, зажимало, было трудно дышать. Я испугался смерти, я испугался жизни. Судорога свела желудок. Ноги онемели. Жаль, что не онемел мозг, мысли суетились внутри. Подумал – зачем меня родили? Ни одного момента счастья я вспомнить не мог, ни одного из своей жизни. Вспомнил только синие кроссовки с мигалками, которые мне подарили на семь лет. На следующий день я в них и навернулся, сломал себе ногу, сломал собачку, живую собачку, точнее ее лапку своим падением. И среди собак есть отмороженные. Могла бы и отбежать, а то… до сих пор свою вину чувствую. Короче говоря, ощущал я счастье за двадцать три года только один день. Впрочем, лучше бы и такого счастья не ощущал, лучше бы не было их у меня, кроссовок с мигалками.
По дороге домой в подавленном состоянии я зашел в магазин, чтобы купить гречки и молока для Комара. Сделать маленькое счастье для маленького существа. Надеюсь, что гречкой он свои ножко-лапки не поранит и молоком их не обожжет. Мало ли что. Я не знаком с понятием «счастье» и как оно делается. Для себя взял то же, что берет себе Пальчевский. Бананы, воду, йогурт.
00.30 – пришел домой и стал готовить кашу для Комара. Я жутко боялся, что он на меня обидится за то, что я пришел поздно. Боялся, что он не будет со мной разговаривать. Пусть порадуется каше, ведь он такой маленький, хлипкий, хоть и очень напыщенный. А если заболеет или умрет, как я буду жить с тем, что не выполнил его просьбу о каше с молоком?
Меня снова начало колбасить. Я уже не сомневался, что мне что-то передалось от Пальчевского. Раньше в депрессию и «в нервы» меня могли вогнать только отсутствие презервативов при наличии красивой девушки и наличие их при отсутствии любой особи женского пола до тридцати лет. Я съел банан и выпил воды. Боль в животе и мысли малость стали утихать. После этого я кинулся в ванную бриться. Перед сном залез в круглосуточный интернет-магазин. Заказал новый пиджак и часы. Самое главное – заказал айфон. Вдруг папа позвонит? Я ведь номер телефона не менял. Что-то должно оставаться неизменным.
Глава 6
Как ни странно, утром мне уже все из магазина привезли. Этому я был очень удивлен. Комар еще спал. Сделанная мною каша для него стояла в холодильнике. Позже позвонил отец, сказал, что был счастлив видеть меня таким, таким «вчерашним». Таким Александром, таким «победителем», потому что я заступился за него, полез в драку. Папа сказал, что был тронут «счетом» для него, пригласил вечером в ресторан.
Перед встречей с отцом я решил зайти в парикмахерскую. В нормальную парикмахерскую, не в те, так называемые салоны красоты, где стригут руко- и косоглазые парикмахерши скособоченными ножницами, которые по сто раз падают на грязный пол, а затем эта дура, эта «стилистичка» подымает их с пола, не вытирает, не отряхивает и снова стрижет тебя. Потом берется за расческу… У расчески такой вид, будто ею пользовался замызганный персидский кот-мазохист. Кот, мечтавший стать газонокосильщиком, но не стал из-за отсутствия ручонок, да и вообще он кот. Коты не могут быть газонокосильщиками. Так вот, кот, который вместо того, чтобы травушку вырывать-подстригать, вырвал свои волосеи и похоронил их навечно в этой расческе. Да, так выглядят расчески в некоторых парикмахерских.
Эта баба-парикмахер берет расческу и начинает расчесывать тебя не от линии роста волос, а от переносицы. По лбу расческой так и чешет… Было с вами такое? Нет? А хотите? Если хотите, зайдите в дешевый салон.
В общем, я пошел не в такую парикмахерскую. Я пошел в более-менее приличную. Там с меня содрали сто гривен за стрижку и половину моих волос. Переносицу, лоб и брови не расчесывали, не били зубцами расчески. НЕ зря сто гривен запорол. Я уже стал заходить в свой двор, и тут меня окликнул знакомый голос:
– Здравствуй, надутый ежик! Есть хочешь?
Это была Рита. Она стояла и улыбалась.
– Хочу, – ответил я, хотя есть не хотел.
– Тогда пойдем ко мне домой. Я сырники сделала.
Я молча пошел за Ритой. Она тоже молчала. Зайдя в ее квартиру, я почувствовал себя мусорным котенком. Почему мусорным? Вам жаль мусорных, помоечных котят? Нет? Значит, вы сволочь и скотина. А многим жаль. Многие их подбирают, тащат домой и кормят-кормят-кормят… Заботятся. Хотелось бы мне, чтобы и Рита относилась к числу «многих» и оставила меня в своей квартире навсегда. Не хотелось бы, чтобы она меня выгнала. Тут так чисто, уютно и вкусно пахнет.
– Спасибо, – сказала Рита.
– За что?
– Вижу, что тебе нравится мой дом. Спасибо. Делала почти все сама. А если не сама, то за свои деньги. Я сейчас на трех работах.
И тут мне стало стыдно. Знал, что Рита небогата, семья ее небогата. А она из «малоденежья» сотворила дома уютный, чистый и яркий достаток в интерьере. Эх я, мудила безработный… Дома срач советский. Хоть и убирал, но все равно срач. И все равно советский. Правда, я купил для старого дивана новые подушки, яркие со стразами. Хотел «оживить» диван. Но это тоже самое, что делать искусственное дыхание искусственному человеку, манекену. Результат твоих действий незаметен.
– Ого, не устаешь от работ? – отвлекся я от своих дурацких рассуждений и задал тупейший вопрос. Естественно, устает. Все люди устают от любой работы.
– Иди есть сырники, надутый ежик!
– Почему надутый?
– Ты редко улыбаешься. А стригла тебя твоя знакомая парикмахерша? Если да, то она тебя любит. Так изуродовать может только любящая женщина.
Я улыбнулся и стал нервно запихиваться сырниками. Рита молчала. Меня это стало выводить. Неужели ей неинтересно, как я жил в Америке?! Спросить у нее, как жила она здесь… Нет, я на такое не решался. Что это я? Сам спрашивать буду?! Первый?! Никогда. Я сожрал все сырники и, чтобы как-то подколоть Риту, сказал следующую глупость:
– Спасибо, очень вкусно. Хоть я и женатый мужчина, но таких сырников никогда не ел.
Сейчас начнется скандал, увидел я по лицу Риты. И есть вероятность, что по лицу получу сейчас я.
– Ага. Женатый.
– Да, я такой. У меня в Америке дом, собаки. Полная чаша.
И зачем я вру? Зачем???
– Дерьма у тебя полная чаша.
– Не надо завидовать. И вообще, ты ничего не знаешь обо мне.
– Надутый ежик, я не спрашивала, как ты жил в Америке (ты, наверное, хотел услышать от меня этот вопрос), потому что я все знаю. В курсе, что ты горбатился на стройке целыми днями для того, чтобы Веру обеспечивать. Но это нормально, когда муж содержит жену. Правда, ты в «обеспечивание» вкладываешь иной смысл. Ты хочешь, обеспечив Веру, обеспечить себя от ее присутствия. Секунду, и я процитирую тебя.
Рита пошла в комнату и вернулась с какой-то бумажкой.
– Итак, цитата: «Ты, жаба, должна выглядеть нормально, выглядеть привлекательно для других мужиков, чтобы тебя содержал какой-нибудь другой лох. Я уже не могу и не хочу находиться рядом с тобой. Меня даже бесплатный «брачный» секс с тобой уже не радует. Первый раз ты накачала силиконом свои губы – на это ушла одна моя зарплата, потом сделала сиськи. Я был рад. Не для себя старался, не я ими пользоваться хотел. Никакими частями тела твоими я пользоваться не хотел. С радостью все твое добро сдал бы в пожизненную аренду другому. Думал, наконец, подцепишь дядьку какого. Но ты умудрилась на вечеринке расквасить себе нос, когда обмазывала стриптизера маслом, а затем пыталась эротично ползать по его телу. В итоге навернулась со сцены. Коза! Еще одна моя зарплата ушла на нос. Плюс я оплачиваю твои курсы медсестер. И зачем я поперся в Америку. Зачем? Ты, Вер, понятно, зачем! Насмотрелась реалити-шоу, где из алкоголичек и бл**ей леди делают. Это как раз по твоей части, реалити твое еще продолжится и затянется лет на двести как минимум. До леди тебе еще ого-го, как депутатам до выполнения своих предвыборных обещаний.
За время нашего «брака» сходили мы с тобой лишь на одну культурную программу. В театр на «Танец маленьких лебедей», или как там оно. Я сидел, на сцену не смотрел, смотрел на тебя и мечтал увидеть тебя на сцене в спектакле «Танец маленьких les Blyadej». Подруг позвала бы, и все – деньги бы рубила, от меня отвяла бы. Все, я уезжаю, оставляю тебе две тысячи долларов. Найди мужика, прошу».
Рита свернула бумажечку и сказала:
– Вот такая вот твоя чаша, ежик!
Я был в шоке. Рита действительно процитировала меня, но как это…
– Откуда? Откуда это все?
– Не ты один за бугор уехал. Наша одноклассница Даша тоже уехала туда работать. После окончания универа.
– Что за бред, Рит? Какая Даша? Не было у нас никогда такой одноклассницы.
– Была и есть Даша, ежик. Не помнится ли тебе, как ты уезжал от Веры на месяц в тур по Европе?
– Как???
– Дослушай. И зашел ты в одном европейском городишке в одно европейское своеобразное заведение. Заведение, где можно накричать на девушку, высказать ей все то, что хотел бы высказать своей жене или подруге. Тема следующая: заходишь в комнату, там сидит девушка, ярко накрашена, в парике, и ты ее матом по полной программе. Высказываешь ей в лицо все. Ее задача, ее работа – слушать тебя. Твоя задача – орать, материть ее, только не бить, естественно. Так вот девушкой этой была Даша. Помнишь, ты ее в школе Чмырихой обзывал? Она тебя узнала. И сразу после сеанса побежала все записывать. Затем друзьям и недругам твою пламенную речь разослала в соцсетях. Вот и у меня распечаточка есть. Так что не выеживайся: «женат-женат». Разведешься скоро. Тем более, вижу, что я тебе нравлюсь.
– Нет, никогда! Мы разные. Ты злая. У меня другая философия жизни.
– Какие слова, ежик. Философия. Книги сектантские читаешь?
– Ух…
– Не злись, ты ко мне привыкнешь.
– Какая ты… Я в шоке. А чего эта Чмыриха, то есть Даша эта, за границу поперлась?
– На тебе еще чая и сырник, ежик. Я расскажу.
Как ни странно, но я послушался, сел и стал хомячить сырник.
– Даша сначала была няней в одной европейской семье. Потом ее стала выводить сильнейшая экономия воды. Моют гору тарелок в одной воде, в одном растворе. Воду дозируют. Когда моются – та же ситуация. Муж и жена используют ванну… В общем, сначала моется жена, вылезает из ванны, воду не спускает, а за ней в этой же воде моется муж. Или наоборот. Короче, такая обстановка стала Дашу угнетать. Ей платили нормально, но все же недостаточно. Проституткой становиться не хотела, но денег хотела много. Вот и устроилась в заведение, где клиент может орать, оскорблять девушку. Конечно, психологически это очень тяжело. Но с другой стороны, не пошла бы она туда работать, мы бы все завидовали тебе. А так…
– А так… У меня все отлично. И это был не я.
– Ага, не ты. Ты еще, когда материл Дашу, Чмыриху в твоей интерпретации, несколько раз называл свое имя и фамилию, плюс вспоминал прекрасные школьные годы, наш город… Таких совпадений не бывает.
– Даша – Чмыриха. Не зря я ее так называл.
– Зря. Не называл бы так. Все бы осталось в тайне. Сочувствие к тебе победило бы сплетни.
– Бла-бла-бла. Перед свиньями бисер не мечут.
Хотел сказать я что-то умное, но в голову пришла только эта фраза. К чему, не знаю.
– Мечут, если кому-то нужны именно свиньи, то мечут. Ну что, хрюшка, я рада тебя видеть. Приходи еще.
– Теперь я хрюшка! Никогда. Я женатый мужчина. Вот так.
Душевно обосрался я, но ушел, изобразив победу.
Психуя, не заходя домой, пошел к отцу. В ресторане мы очень мило поговорили. Отец похвалил меня, что я возмужал. Я спросил, из-за чего вчера была драка.
– Деньги не поделили. По пьяни. Поспорили, чей телевизор лучше, эффектней разобьется. Бросали с третьего этажа, ночью. Я считал, что у меня получилось круче. Знаешь, Сань, вдребезги. Жестище! Но зрители, такие же пьяные, как мы с твоим дядей Колей (это я с ним вчера повздорил), решили, что дядя Коля лучше расхерачил телевизор.
– Ну, пап, ты как маленький.
– Это круть, Сань! А помнишь, когда ты учился в школе, мы с дядей Колей поспорили, кто на джипе переедет три новых дорогущих телефона. И у кого эти телефоны меньше уничтожатся. У чьего телефона аккумулятор после джипа останется более-менее похож на первоначальную свою форму. Не совсем в месиво превратится. Помнишь, как мы цельные кусочки телефона пересчитывали, аккумуляторы сравнивали? Я тогда тоже проиграл?
– Помню, папа. Ты проиграл и купил пони. Маленькую лошадку. После покупки ты ее тут же отдал в зоопарк. Подарил.
– Конечно, а на фига нам лошадка настоящая, хоть и маленькая. Спор – дело святое. Сказал, если проиграю – куплю. Сделал.
– Столько денег на глупости, пап.
– Эй… Скучный ты, Саня! Поработай с мое. Пообщайся с недовольным персоналом, клиентами, деньги прокрути, на бандитских всяких терках побудь. Тогда поймешь, что надо развлекаться. Яркость вносить в жизнь. Если серьезно в это все погрузишься, серьезно погрузишься в деньги, то они поглотят тебя. Будешь только считать да переживать. Рано поседеешь. Отрываться надо! Мне сейчас только пятьдесят. Лет тридцать еще отрываться буду, даст Бог. Кстати, в этом году я исповедовался, причастился. Пришел в церковь. Там много людей было. Все припадали к руке батюшки. Я тоже припал. А он мне такое типа: «Грешник ты, первый раз решил покаяться! Не буду отпускать тебе грехи, иди литературу специальную почитай, пост соблюди». Я охерел, конечно. Правду батюшка сказал, но меня задело. Типа, что это я, не могу просто прийти и покаяться? Злой-злющий вышел из церкви, но потом все же решил «сделать» батюшку, доказать, что я хороший. Литературу прочел, пост… все дела. И после исповедался. О как! Смог я. И узнал, что в церковь не начитанным по этому делу, библейскому, исповедоваться приходить нельзя.
– Даешь…
– А то… Папка у тебя крутой. У меня все отлично, но на работе устаю. Сейчас с твоим дядей Колей проект замутили. Магазин сладостей для взрослых. «Кулинарный секс-шоп». Выпечку там, торты, пироженки и кексы разнообразные делаем в виде сисек, членов всяких. Прикольно, скажи! Это жена дяди Коли увлекалась таким. Всегда «сиськи» пекла ему на праздники. Вот мы это дельце и раскрутили. Посетителей – вал. Помнишь жену дяди Коли?
– Косметологичку? И ее салон красоты, где она прыщи посетителям давила нарезанными хлопковыми старыми наволочками и простынями и загоняла обычную маску из синей глины не за пять гривен, а за сто двадцать?
– Она-она. Что ты хочешь, бизнес это! Главное, что мы ее салон никогда не посещали.
– Помню, раньше ты с дядей Витей работал. Что с ним?
– В тюрьме!
– Как?
– У него… Как объяснить тебе… Значит, он считал всех женщин деградирующей ветвью человечества. Это его слова. Он считал, что женщин можно и нужно только иметь. Причем в «формах», которые он считает правильными. Женщина не должна много разговаривать, должна слушаться мужчину, быть покорной и никогда, ни в коем случае не высказывать своего мнения. Помнишь, дядя Витя отдыхал в Таиланде? Там часто женщинами пользовался. Они же иностранки, по-русски – ни хера… Им платишь, они на все согласны, хоть ноги вытирай. В итоге после Таиланда у него крышу вообще снесло. Жену он свою убил.
– Как? Почему? За что?
– Он ей: называй меня «мой белый Господин». Жена: чего это вдруг, ты меня ласково никогда не называешь! Он: посмотрим, насколько ты будешь покорна и хороша, тогда, возможно, и я тебя как-нибудь назову. А сейчас я «белый Господин» Она: ты говоришь это всерьез, это даже не прелюдия. Ты зол на меня? Успокойся, но называть я тебя так не буду. С какого перепугу? Он: это моя благосклонность к тебе. Она: надеюсь, если благосклонность – благосклоняться будешь передо мной, а не бить как вчера. Если в таком смысле благосклонность – я согласна. После этих слов дядя Витя и убил свою жену. Зарезал. Не мог стерпеть, что она посмела выставить себя, пусть даже словесно, на первый план. Короче, сделала баба его… Хоть и перед смертью своей. Ужас!
– Да… Ну и друзья у тебя. Теперь понимаю, чего ты телефоны с теликами трощишь…
– Ладно, Сань! О хорошем давай! Бизнес есть. Все идет прекрасно. Хорошо, что ты приехал. Я рад, правда. Давай ты будешь мне помогать. Хочешь управляющим в ресторане? Короче, за всем следить будешь, Сань. А я немного отдохну. Подучу тебя малёхо сначала, а потом на море уеду. А ты вместо меня напрактикуешься. Ты у меня прям стал… ох, и по роже врезать можешь. А это, после слов, одна из главных в жизни вещей… Класс. Горжусь!
Я согласился, так как был зол на Риту, зол на себя. Поставил цель разбогатеть, как Пальчевский, и поразить своими возможностями Риту.
Глава 7
Чуть меньше года я пахал в ресторане. Общался с отцом. Пытался дозвониться матери, но она уехала с бойфрендом в неизвестном направлении и, видать, поменяла номер телефона. Отец тоже не знал, где она. Бабушка-Сатана была на даче, я к ней заезжал пару раз. Сатана стала зверски, адски экономной. Не спускала воду в унитазе, когда ходила по-маленькому. Когда ходила по-большому, сливала все это дело кружкой воды. В чем экономия, спросите? Вода все равно ведь тратится. Когда не нажимаешь на кнопку бачка, на слив, не идет ржавчина. Не идет ржавчина – чистить не надо, не надо на чистилки от ржавчины для туалета тратиться. Больше к ней никогда не поеду.
Каждую ночь меня мучали приступы страха от потери Комара, от потери отца. Желудок болел каждую ночь, но утром я успокаивался. Я сидел на диете. Я делал все исключительно для своей маленькой семьи – папы и Комара, других людей я не замечал, не ходил на вечеринки, ни с кем не знакомился. Был весь в работе, а работа была во мне. Мы отдавались друг другу каждый Божий день. В итоге своей цели я достиг, мечта сбылась. Я разбогател.
Хоть машину себе и не купил, но сделал ремонт в доме, сделал ремонт в доме у Комара, за столом. Поставил ему деревянную шкатулку с лаковыми разноцветными вставками, четырехуровневую шкатулку. Знаете, для украшений такие продаются. А вот для моего Комара из шкатулки полноценный пентхаус получился. На каждом уровне, в каждом ящичке у него свои комнатки организовались. В одном ящичке-комнатке он держит синие ниточки с моими ресницами, в другом – мелиссовую траву, в третьем – спит на маленьком покрывале из джинсовой ткани. Я ему сам его «пошил». В четвертом ящичке – буржуйская комната – постелька, сделанная из ста баксов, утащенных когда-то давно Комаром у меня. Но джинсы пошить Комару точно не смогу. Не смогу Комару полное счастье-радость организовать…
Весь этот год я считал каждую копейку. Писал планы покупок, списки, развешивал их на зеркала и холодильник. Списки были примерно такими: купить кран на кухню, новую батарею, мусорное ведро, новый пиджак, телефон. Трусы, носки (зашить или купить – еще под вопросом). Типичные списки экономного психопата. Радовался, когда покупал что-либо из списка, злился, когда не покупал. Ложился спать, засыпал с цифрами и списками дел в голове. С ними же и просыпался. Я жил цифрами, деньгами и днем, в котором я – «надутый ежик».
Прокручивал в голове каждую фразу того дня с Ритой. Саму Риту встречал редко. Когда встречал, мы здоровались, и все. Я продолжал ее любить, но цифры, деньги в голове «любили» меня больше, чем я Риту. Да и… честно говоря, большинство парней действительно помоечные котята. И я тоже к их числу отношусь. Хотел, чтобы она сама подошла ко мне, спросила что-нибудь, обозвала, ударила. Да, что угодно. Взяла бы сама и потащила меня к себе… Этого я ждал. Очень ждал, поэтому сменил маршрут. Теперь я ходил не по левой стороне двора, а по правой, под ее окнами. Надеялся, что она выбежит и схватит меня. Она такая. Она может.
Сменив маршрут, я заметил одну интересную штуку в людях. А конкретней, в моих соседях. Я стал ходить на работу не так, как обычно. Практически все соседи стали интересоваться, чего это я так хожу теперь. Мне приходилось выкручиваться, дескать, на окна свои смотрю, перед выходом из двора. На этой стороне их лучше видно. Мне не верили, думали, вру. Думали, я знаю что-то такое, чего не знают остальные. Думали, я владею некой секретной информацией относительно «левой» стороны двора. Меня расспрашивали постоянно. Чего ты стал так ходить? Чего? Твой подъезд ближе к левой стороне двора. Я отговаривался, типа, «просто так» или «на левой стороне сквозит, заболеть не хочу». Что вы думаете? Через десять дней моего «правостороннего» хождения практически все соседи из моего подъезда стали ходить моим новым маршрутом. Сплетничали между собой, мол, что-то плохое на левой стороне, дерево может упасть, ветка сухая или карниз на доме обломится. Знает, гаденыш, сам спасается, а нам не говорит, не признается, в чем дело. Но мы не тупые, будем ходить, как он.
Тупые-тупые и подозрительные, думал я… Стоит что-то изменить, никому не сказав, тут же начнут искать причину, подвох. Людьми манипулировать очень легко, легче, чем марионетками. Марионетку еще сделать надо для начала. А люди – уже готовый продукт.
Вернемся ко мне. Я помешался на семейном бюджете. С Верой развелся. Это плюс. Минус Вера из моей жизни – это плюс. В остальном были только минусы. Я лихорадочно менял телефоны, за год поменял также гардины и шторы – четыре раза. Однажды открывачкой для пива повредил поверхность стола. Поменял стол. Менять что-то в жизни стало нормой для меня. Я понимал, что для нормального человека это патология, собственно, как и для «прошлого» меня. Прибыль ресторана отца росла. Я делал свою работу хорошо. А в один день решил изменить интерьер в ресторане. Папа согласился, помогал мне. Но когда сантехники не могли нормально установить унитазы, папа сказал мне следующее:
– Не люблю я, когда посторонние люди шастают. Ремонт этот… Зависишь от работников… Я понимаю, Сань, что ты деньги свои в ремонт вложил, но я так устал от перемен. Нервозность появилась.
И эти слова меня в прямом смысле чуть не убили.
– Почему ты возмущаешься, папа? Ты что, разве мною не гордишься? Прибыль ресторана возросла. Я старался. Сейчас хочу сделать ремонт, чтобы все улучшить, чтобы ресторан развивался, чтобы мы работали вместе. Папа, ты что, не понимаешь?
Меня стало трясти, руки дрожали, судорогой свело все, что можно свести. Я выпил водки. Отец меня обнял, заверил, что все нормально, и куда-то ушел. Через час вернулся. Сказал мне выглянуть в окно. На улице стоял новый мерседес. Отец сказал:
– Для тебя. Ты у меня молодец! Горжусь! Извини.
Что случилось дальше…
Я разорался на отца за нерациональное использование средств…
– Зачем? Зачем? Где, пап, у тебя логика? Я стараюсь. Я все деньги просчитал. Да за этот мерседес мы бы еще один зал открыли в ресторане. Господи, я не сяду в него, не сяду! Я буду смотреть и понимать, что деньги просраны! Я хотел машину купить сам! Я список составлял! До машины мне нужно выполнить еще три пункта, а потом – машину. За эти деньги, которые ты отдал за мерседес, можно было выполнить три моих пункта в списке. У меня все учтено! Ты не посоветовался со мной, а у меня, между прочим, план на холодильнике висит. Что в этом году нужно купить, по пунктам. У меня свои планы, ты их нарушил! Все! Я не могу так жить. Как я… теперь все деньги, цифры сбились. Каша в голове.
– Я думал… Это подарок, Сань. Чего ты? Думал, обрадуешься. Это мои деньги. Я сам тебе купил, это не общие деньги. Я не лез в твой список или что там.
– Нет, нет! Это я должен быть ответственен за семью, за ресторан, за все траты, сам должен машину купить. У меня план, список! От него нельзя отходить, никогда. Твои деньги можно было рационально потратить на другое. И вообще, на себя трать!
Я кинулся на кухню ресторана и стал бить тарелки. В этот момент я напоминал себе гром. Гром похож на меня – бессмысленно гремит и шумит, якобы устрашает, хотя все знают, что его злобства безопасны. Так и я. Хочу что-то сказать, объяснить, а выходит, что только отпугиваю всех своим шумом и грохотом. Отпугивая всех, отпугиваешь и себя от самого себя… Когда уже хочешь извиниться, сил, смелости на извинение-примирение нет. Слабак. Поэтому и разбиваешь тарелки. Устраиваешь бессмысленный грохот, как и гром. Только после грома на землю летят капли-осколки в виде дождя, а после твоих дурацких разбитых тарелок осколки летят на пол, а осадок от сделанного тобою виден в виде капель-слез, которые стекают по лицам дорогих тебе людей.
Далее в порыве идиотской «ответственности» за семью, как мне казалось, я ринулся к сумочке нашей бухгалтерши, тети Люси, нашел успокоительные таблетки. Выпил три. Три таблетки после стакана водки предоставили мне спокойствие и койку в больнице неврологического отделения.
– Что делать, Комар?
– Этот вопрос можно задавать только Чернышевскому. Придется к гадалке идти, вызывать его из другого мира… Денежку тратить. Подумай, тебе точно нужен ответ на этот вопрос? Жить без ответа не сможешь, человек-скучность?
– Не иронизируй. Это не я. Как я мог психануть из-за подарка? Из-за мерседеса.
– Че, порше хотел, заешка-зажрашка?
– Не хотел, я план-список, план соблюдал… Я получил деньги, работу. Почувствовал себя сверхчеловеком в бытовом плане. Мне понравилась тягостная ответственность за все и всех. Я должен был сам себе машину купить. У меня она в список внесена. А тут… папа подарил. Не знаю… чувство, что от меня забрали сверхответственность и гиперконтроль над всеми и всем.
– Значит, это эмоция Пальчевского. Нужно его искать.
– Другого способа нет?
– Откуда я знаю, Сань…
– Ты меня укусил, Комар, сказал, что ты magic is in the air, а сейчас ничего не знаешь?!
– У тебя практически год болит желудок. Скольких врачей ты посетил?
– Многих.
– И что, Сань? Что они говорили?
– Они не знают, что со мной. Я здоров по анализам. От нервов болит желудок, наверное.
– Вот, даже врачи не знают, ничего не говорят, не советуют. А ты от меня что-то хочешь. И кстати, денег ты на врачей много вбахал, а мне даже джинсы не пошил. За домик за столом спасибо, конечно…
– Я не хочу, быть, как Пальчевский… Может, я сейчас под капельницей полежу и все устаканится?
– Ага, врачи помогут. Помнишь, три месяца назад ты на иглоукалывание ходил. Тысячу гривен за пять сеансов заплатил. Рассказывал врачихе, что желудок болит, но ты на диете сидишь и «Сорбексы» всякие пьешь. А она, врачиха, тебе: «Бывает-бывает, иголочки поставим и…»
– И здоровье у меня стало, как у космонавта после этих иголочек. В невесомости. Усталость дикая была.
– Вот. Так я разузнал кое-что, не говорил до этого момента, пока ты в больницу не попал. Не хотел расстраивать. Ей диплом муж купил. Он у нее кореец, восточной медициной занимается, а она двадцать лет проработала надзирателем в колонии, прикинь! Потом решила сферу деятельности на старости лет сменить, лечить решила. Поэтому от иголок тебе плохо было. Она же не умеет ставить их. «Ставить» зеков – это ее, но не иголки.
– Она меня убить могла!
– Ну не убила же. Нужно подыматься, завтра тебя собираются выписывать. Пойдем искать Пальчевского, выяснять будем, чего он такой нервный у нас.
Глава 8
Меня выписали, и я стал следить за Пальчевским. Ничего нового я о нем не узнал. Те же телефоны новые, новые часы, чехлы для телефонов меняет, машины меняет, пьет воду, ест бананы, ходит в тренажерный зал. В тренажерку я тоже стал ходить, но поговорить с Пальчевским так и не удалось. Я не хотел быть навязчивым, не хотел, чтобы гомосеком он меня посчитал. Хожу слежу за ним. Однажды только сказал ему:
– Классный телефон. Ты, извини, но по ходу у тебя другой вчера был. Я прав? Ты не разбил его часом? Иль, может, тут воруют? Тогда тренажерку менять надо, – якобы не зная о его страсти к переменам, подкатывался я.
– Ничего в жизни не меняется, нужно хоть телефоны, вещи менять. Сам не поменяешь, так все и останется, – ответил Пальчевский и ушел.
В один день проследил, где он живет. Сел на скамейку возле его дома. Через несколько минут к скамейке подтянулась маленькой девочка. Она стала гулять на детской площадке, потом закричала мне:
– Смотри, из дерева сделали пенек, а из пенька мусорку!
Я подошел и увидел пенек от недавно срубленного дерева, набитый фантиками, бутылками. Какие же все-таки скотские у нас люди.
– Так делать нельзя, нельзя делать мусорку из пеньков. Нельзя сорить.
– Я не сорю.
– Вот и молодец. Как тебя зовут?
– Нонна, а в школе меня осликом дразнят.
Я засмеялся. Нонна действительно была похожа на ослика, на маленького белого зубастого ослика с оттопыренными большущими ушами. Нужно было как-то объяснить обзывания, и я сказал:
– Понимаешь, только необычных, только интересных людей обзывают. Обычные люди неинтересны, они не вызывают ассоциаций… Сложное слово – ассоциации. В общем, обычные люди никакие, обзывалку им придумать невозможно. И не хочется для них ничего придумывать, на них фантазию, воображение тратить никто не будет. Они скучные. Поэтому ты не обижайся, а шути и улыбайся. Обзывают – значит ты особенная, не такая, как все.
– Хорошо. Так и буду. А хочешь, я тебе своих кукол покажу? Я сама делала их из пластилина.
– Ух ты! Конечно, покажи!
Нонна из маленькой розовой сумочки достала пластилиновых кукол. Вообще-то ее куклы были похожи на батоны с глазками, ну да ладно… Ребенок. Мило.
– Смотри, это куколки в колясочках, – сказала мне Нонна и стала разминать пластилин, делая якобы колесики колясочки. Сделав колесики, продолжила:
– А это куколки в гробиках.
Да как возьмет и накроет глазастого батончика куском пластилина сверху!
Бля-я-ать, подумал я, никакой ты, Нонна не ослик, ты демон.
В эту минуту подошла к нам какая-то женщина, сказала, что она бабушка Нонны. Нонна стала меня называть своим новым другом. Я засуетился, вдруг бабка меня за педофила примет, а если и не примет, все равно не хочу в обществе девочки-демона сидеть, девочки-гробовщика.