– Тебя проводить? – спросил Рад.
– Ты же знаешь, тут рядом совсем, – отказалась Инга.
– Ну, как скажешь… еще встретимся, я ведь граффити еще не закончил, – улыбнулся Рад.
Он смотрел как Инга перебежала через дорогу, обернулась и, улыбнувшись, помахала ему рукой.
Шаг в небеса
Бар стоял около окна, всматриваясь в вечерние сумерки. Привычная картина за окном размывалась стекающими по стеклу каплями осеннего дождя. Весенний дождь, он совсем другой. Летний дождь тоже особенный, он даже пахнет по другому. А зимний…. зимний…. люди не называют его дождем, они придумали ему другое имя – снег. Просто другое состояние воды. «Зачем придумывать столько лишних слов, – Бар ухмыльнулся своим мыслям, – можно говорить – зимний дождь…» Сквозь мокрую пелену вдали еле угадывался силуэт строительного крана. Стройка была заморожена уже полгода. Чуть правее тянулись высоковольтные провода. Район этот не был на хорошем счету у желающих приобрести жилье. Бар перевел взгляд на оконное стекло, несколько капелек слились в большую и скатились, увлекая за собой наблюдающего. «Как это, увидеть мир в капельке росы, – подумал Бар, – в каком-то далеком веке поэт написал, значит, увидел…»
Он взял гитару и стал перебирать струны, напевая что-то себе под нос. Слова вертелись на языке, но не хотели складываться в рифму. Бар встал, надел ветровку и вышел из квартиры. Проветриться. Возможно поймать вдохновение. Порыв ветра и капли, хлеставшие по лицу, заставили его вспомнить, что он забыл взять зонт. Возвращаться не хотелось. Бар махнул рукой и продолжил идти по мокрому тротуару, не обращая внимания на лужи. Вспомнил как мать всегда говорила: «Не сахарный, не растаешь». Но капюшон от ветровки все же натянул. Шел быстрыми шагами и вскоре перешел на бег. Ноги словно сами передвигались без его участия. Бар заметил, что никогда не ходил по этому маршруту. «Почему люди используют одни и те же маршруты, имеют любимую кружку, стригутся всегда одинаково… Боязнь перемен? Цепляние за мнимую безопасность,? Привычка к определенному? Психологический фактор….» – мысли тоже бежали, скакали одна за другой. Бар, решив прекратить этот мысленный поток, резко остановился. Кажется удалось. Тишина. С неба падал поток воды. Бар, подставив лицо, закружился, расставив руки: «Аааааа!!!» Остановился. Голова кружится. Наверху тусклая лампа освещает кабину подъемного крана. Значит на заброшенной стройке. Никогда тут не был. Под ногами грязные разбитые стекла. Дождь хлещет по лицу. Темно. Осмотрелся. Надо бы возвращаться. Джинсы промокли насквозь. Развернулся и остолбенел, чуть не наткнулся на железный прут. Как раньше не заметил. «Так и без глаза остаться можно»– подумал Бар. «И что?– пришла мысль, – вы итак ничего не видите…» «Так, разговариваю сам с собой, понятно… надеюсь не шизофрения…» рассуждал Бар. «Нет, нет, куда тебе до раздвоения личности, ты сначала стань ей, Личностью». Бар стоял ошеломленный: «Хотел избавиться от всяких мыслей, лезущих в голову и вдохновиться… Вот, получи, как говорится, распишись. Ну что ж…»
– Вдохновение, говоришь?
– Я схожу с ума, да?
– Я б так не сказал…
– Я так думаю…
– Мало ли что вы думаете. Надумают чего-то, потом сбывается. Сами и расхлебывают.
– Ты о чем? Кто это говорит в моей голове?
– Нужно мне сидеть в твоей голове… Мне и тут хорошо.
– Да где тут?
– Тут на стройке. Думаешь я железяка и не умею мыслить…
– Я вообще не думал о тебе.
– Да понимаю. Думать не каждый умеет. А вот балаболить и гонять мыслишки…
–Странный разговор получается.
–Еще бы, ты же никогда не разговаривал с подъемными кранами. Эти вон тоже жужжат, слышишь, на подстанции, трещотки…
– Нет, не слышу.
– Не удивительно. Не видишь, не слышишь…
– Да хватит меня отчитывать! Это мне только кажется.
– Если только кажется, что ж ты разговариваешь со мной. Иди отсюда.
– Только вот не надо мне говорить, что делать!
– Что ты, конечно, ты сам уйдешь.
– И уйду! Детский сад, честное слово…
– …
– Что молчишь? Нечего ответить, да?
– Ты мне льстишь. Хочешь ответ услышать от железяки, ничего не смыслящей железяки.
– Хочу понять, к чему это приведет.
– Понять, понять…. Не понимать надо, а чувствовать, ощущать. И какое тебе должно быть дело до того, что скажут другие?
– Да вообщем никакого.
– Не ври себе. Сочиняешь для чего? Чтобы услышали, что ты хочешь сказать людям, чтоб оценили, наконец…
– Наверное да.
– А себе самому хочешь что-нибудь сказать? Говори людям то, что хочешь сказать себе самому.
– Говорить с другими, как с самим собой, получается?
– Что-то вроде того. И мысли научись выбирать сам. Постоянный процесс творения: строишь каркас из мысли, потом она материализуется. Но не сразу. Хрупкий каркас должен превратиться в арматуру. Ты сам вкладываешь энергию в это. Вон смотри, рельсы на которых я стою, видишь?
Бар старался разглядеть рельсы со шпалами и куда они проложены.
– Вот, куда ты лезешь. Какая разница что там дальше. Ты тут смотри, что сейчас думаешь, то и будет потом, понимаешь, как это все хитро устроено. Не беспокойся что там. И под ноги не смотри.
– Как-то странно мне, что ты …
– А ты не думай. Просто посмотри на меня. И сделай хотя бы один шаг в небеса. У тебя получится…
Бар поднял голову, прищурил глаза. Освещение на подъемном кране показалось мерцающей звездочкой. Со строительной площадки городские силуэты показались живыми. Многоэтажки, в окнах которых то зажигался, то гас свет, смахивали на огромных великанов. «Интересно что это за здание, напоминающее гильотину. Не замечал раньше. А может почудилось… Не знаю кто ты, друг или враг, но я благодарю тебя…»,– думал Бар. Город вздохнул. Вон там в той высотке живет его любовь, вернее жила… Ветер усилился. Бару хотелось, чтобы с этим ветром улетели все его печали и боль. Хотелось вздохнуть полной грудью. Захотелось обнять весь мир. Крикнуть людям, как он их любит…. Глупо…. Злоба, застрявшая глубоко внутри, сжалась в комочек и ощетинилась. Затем тихо растаяла. Покой. Безмыслие. Ти-ши-на… И в этой тишине Бар услышал музыку. Она струилась отовсюду, она была продолжением дорог, она просачивалась сквозь здания, она окутывала автостоянки, она срывалась с крыш домов, она взмывала в небеса… Над городом поднялась перламутровая дымка. Очертания зданий смягчились и стали пластичными. Город показывал себя с разных сторон, в разных измерениях и временах. Близился рассвет. Начали оживать, словно городские вены, проспекты и маленькие улочки…