Измена. Тонкая грань

Tekst
0
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Девятая глава

– Маш, я впервые за всю нашу совместную жизнь спал дома один, и мне это совершенно не понравилось! – заявил утром Герман, когда я, совершенно разбитая, выползла на кухню.

Спалось плохо. Почти до утра лежала в кровати и думала над сложившейся ситуацией. Потом уснула, и мне снилась всякая дрянь. В общем, утро не задалось! Я молчала. Какой смысл разговаривать? Тем более, у нас есть полчаса, а затем нужно везти Янку в сад.

– Машк, ну зачем ты обижаешься на ерунду? – муж хотел приобнять меня, но я так резко от него отшатнулась, что налетела на холодильник и зашипела, потирая ударенное плечо.

– Не надо меня трогать!

До тошноты не хотелось находиться сейчас вместе с Германом в одном помещении. – Мам? Кир не идёт сегодня в школу! Можно, я тоже не пойду сегодня в садик? – с неожиданным предложением выступила заспанная Янка, шлёпая босыми лапками по полу.

– Нет, мой котёночек! Нельзя. Но зато сегодня в сад тебя завезет папа. Мне нужно Киру заказать костыли и научить его ими пользоваться. Пойдём, я помогу тебе быстро собраться! – подхватила дочь на руки и, пошатнувшись от её веса, поволокла наше золотко одеваться.

Когда я вывела дочь, всё ещё озвучивающую сто причин не ходить сегодня в сад, в коридор, муж уже достал командировочную сумку и обувался в коридоре. При виде нас он распрямился и, подхватив Янку, развернул её так, чтобы мне удобнее было запаковать её в комбинезон.

Ловко в четыре руки мы привычно одели и обули хихикающего ребёнка. В сад уже немного опаздывали, и нужно было торопиться.

– Мария! Не стоит из-за шутки и ревности портить друг другу жизнь. Я приеду из Самары, и вечером поговорим! – пригрозил Герман, а мне стало муторно от одной мысли, что придётся опять толочь всю эту гниль в ступе.

– В Серпухов вернёшься, вот там и поговоришь! – не сдержалась я.

– Это была шутка, Маш!

– Очень смешная! Нам всем теперь так весело от неё! – с сарказмом ответила, целуя Янку и закрывая за ними дверь…

Кирилл сидел на кровати неумытый и насупленный. Филька лежал рядом с загипсованной ногой и старательно урчал. Работал доктором.

– Папа заходил. Сказал, что я неловкий. Ты же не сказала ему, что я собирался из дома уходить? – пробурчал Кир, когда я села с ним рядом.

– Нет, пока не сказала. Это было дурацкое решение, основанное на эмоциях. В стиле «Назло маме отморожу уши». Ты, надеюсь, понял? Глупо ломать свою жизнь оттого, что ты обиделся, – проговорила, приобнимая за плечи свою сыночку. – Смотри, – продолжила я, уходя от неприятной темы. – Кроме обычных костылей есть ещё и вот такие, с опорой на предплечье. Как ты думаешь, эти не удобнее?

– Не знаю, мам. Как-то стрёмно выглядит, – задумчиво протянул сын, разглядывая картинки в планшете.

– Давай закажем и те, и другие, и от одних откажемся? Обещают за час доставить, – спросила, делая заказ, и продолжила, – потерпишь, или поскакали в туалет? – Папа мне помог с утра, – хмуро ответил Кир.

– Болит? – сочувствуя, спросила.

Такой он был несчастный с этой несгибаемой и тяжеленной лапой на кровати. Я потёрлась щекой о его макушку, целуя.

– Ну, ма-а-а-ам! – дёрнул плечами, освобождаясь от моих объятий, сын.

– Нам нужно заниматься с тобой, чтобы ты не сильно отстал в школе. Может, договориться с учителями и организовать обучение на дому или онлайн на время гипса? Как тебе?

Судя по тому, как Кир скривился, моя идея ему не очень. Ну да ладно. Решаем проблемы по мере поступления!

Костыли решили оставить обычные. Они показались более устойчивыми. Кир, вначале с энтузиазмом осваивающий новый способ передвижения, через некоторое время сильно устал. А пообедав, захотел спать.

Я договорилась с ним, что смотаюсь на работу, пока он спит, и прыгнула за руль нашей старой машины.

Поговорить с юристами лучше всё-таки с глазу на глаз. Мне проще общаться с людьми вживую, тем более по важным вопросам. Я так лучше усваиваю информацию. Но не успела далеко отъехать, как у меня завибрировал телефон и высветилось сообщение в телеграмме от неизвестного пользователя с ником «доброжелатель»

Хорошо, что стояла на выезде из нашего двора.

Вначале не поняла, что я увидела. Фотография была очень плохого качества. Размытая. Черты лица только угадывались. Но своего родного мужа я узнала. Он нежно приобнимал женщину и склонялся к ней, улыбаясь. И столько тепла было в его улыбке, что жёлчный и едкий ком подкатил, обжигая моё горло.

Женщина была меня ниже и значительно полнее. Волосы длинные. Крашеные. Уложены небрежными волнами. Такие… Зарыться в их копне рукой и накрутить на кулак… И мордой бы об стол…

Женщина, Карина, так полагаю, кокетливо льнула к моему мужу и заглядывала ему в глаза взглядом болонки.

Пока я разглядывала фото, пришло сообщение:

«А вы знаете, что ваш муж проводит время с другой женщиной?»

Ах ты, тварь!

Аж затрясло от злости и обиды.

Эта мразь играет на моих чувствах. Я понимаю. Но от этого настроение самой фотографии никуда не девается. Муж определённо с нежностью относится к другой женщине. У него точно есть к ней чувства.

Опять звякнуло сообщение в телеге, и от пользователя с ником «Кара» пришла еще одна фотография.. Голые женские ноги небрежно заброшены на ограждение балкона, за которым видны какие-то дома, а невдалеке широкая река. И подпись: «Жду любимого. Самара».

Десятая глава

– Илья Борисович, добрый день! – влетела я к нашему генеральному в кабинет и сразу выложила: – У меня дома форс-мажор, поэтому я неделю или дней десять поработаю удалённо. Если что-то очень срочное, то, безусловно, приеду.

Наш генеральный – мужчина основательный, старой формации. Бывший военный. С ним по телефону о таких делах лучше не стоит договариваться. Может решить, что я недостаточно уважительно это делаю. В общем, лишним личный визит не будет, это точно.

– Мария Александровна, Машенька, что случилось? – поднял на меня взгляд из-под очков Илья Борисович.

– Сын ногу сломал. И пока он не привыкнет к гипсу, мне лучше быть рядом с ним. – отрапортовала, глядя прямо в глаза.

– Если помощь нужна, то обращайся, не стесняйся. Я тебе премию там выписал по итогам квартала. Увидишь.

– Премия – это хорошо! Премия – это прекрасно!

Распрощалась с гендиром и побежала в отдел к юристам, раскланивались по дороге с нашей секретаршей. Фаечка – тот человек, который в случае необходимости свяжет меня онлайн с генеральным.

– Девочки, мальчики, коллеги! Мне нужна ваша помощь!

У нас три юриста. Девочка сразу после института, мальчик её чуть старше, и Аркадий Геннадьевич, мужчина в полном расцвете сил. Ровесник и соратник генерального, на которого я возлагала большие надежды.

Дело в том, что Аркадий Геннадьевич ушлый тип, и во всех областях человеческой деятельности у него есть свои люди. Такой… весельчак и обаяшка.

– Аркадий Геннадьевич, век помнить буду, выручай! Нужен юрист по разделу имущества. И по разводам, наверное.

– Та-а-а-акс! Нормально ты так зашла. С козырей, – потирая пухлые ручки, оживился юрист. – Садись и рассказывай. Подробно.

Я села и рассказала. Про то, как квартиру нажили, как я материнский капитал в ипотеку бухнула, про кредит на машину, про зафиксированный сразу двойной платеж по ипотеке. У каждого свой.

И про Карин.

Про то, что, по сути, прицепиться не к чему. Но я чувствую, что муж мне уже не верит. Вернее, ей он доверяет больше, чем мне. А я хочу заранее знать, на что рассчитывать. Рассказывала, по возможности отключив эмоции. Так, будто это не обо мне, а о соседке. Слёзы мои здесь точно не помогут. Только вызовут неуместную жалость. Но чего мне это стоило, я поняла, лишь усаживаясь обратно за руль. Ледяные руки свело, скрючило, и хорошо, что ногти недлинные. Но даже от таких остались на ладонях полукруглые следы.

Аркадий Геннадьевич всё выслушал и обещал подумать. Если не найдёт мне человечка, то сам составит справку. Это уже успех.

Ехала домой в боевом настроении. Не позволю топтаться по мне всяким гадам. Нравится Герману эта пошлая бабёнка – его выбор. Пусть валит к подружке.

Как только его выгнать? У меня есть прекрасные картинки в телеграмме. Буду предъявлять.

Я забрала Янку из сада пораньше, чтобы не елозить туда-сюда, и устраивала её в кресле, когда раздался телефонный звонок.

Маринка грозилась привезти наши вещи, что я побросала на базе отдыха, и рвалась рассказать о вчерашнем явлении Германа и её с ним разговоре.

Это весьма кстати. Потому что мне нужно выговориться и поделиться с кем-нибудь близким. Возможно, меня действительно немного перекосило на фоне ревности и обиды. Всё-таки диковато звучит: разводиться из-за пары сообщений и пары картинок.

После нашей встречи с подругой и буйной радости детей, которые будто не виделись год, мы с подругой обустроились на кухне.

– Марин, представь, какая наглость. Смотри, что шлёт мне его подружка! – открыла я утреннюю переписку и с удивлением обнаружила, что ничего нет.

Карин всё потёрла.

Я так растерялась, что не сразу сообразила, что фотографии должны были сохраниться в моей галерее, если я их открывала и смотрела.

Вот же гадина продуманная!

Теперь мне нечего особо и предъявить Герману. Сохранившуюся фотку сомнительного качества? Чужие женские ноги на фоне Волги? Смешно.

Обхохочешься! – Маш. Она специально раскачивает тебя на эмоции. Ей нужно, чтобы ты его сама выгнала. Причём по дурацкому поводу. Ты останешься подлюкой, а она – несчастной «девой в беде» – проговорила озадаченная подружка.

С такой откровенной наглостью и с таким продуманным натиском мы не сталкивались никогда и не могли ожидать такого по отношению к себе.

Среднестатистическая семья со средней, ну, может, выше средней зарплатой по Москве. Что в нас такого интересного для неё?

– Машк, что ты! Смотри, тётя явно старше тебя. И страшнее. Её последний поезд давно вильнул хвостом. Вот она и объявила прощальную отчаянную гастроль и охоту. Герман – мужик видный. На хорошей машине. Живёт почти в центре. И, главное, непуганный голубь же! Клюнул на неё. Она ведь не знает ни об ипотеке, ни о кредите, ни о том, что он наёмный работник. Опять же, глянь внимательно. Одёжка у тётеньки так себе. Не черкизон, конечно, но… В общем, на безрыбье и жопа соловей, – закончила свои изыскания Маринка в духе Ванички.

 

– Я не буду с ней бороться за мужика, – твёрдо сказала, понимая, что это действительно так.

– Во-первых, это бессмысленно и бесполезно. Он же не баран на верёвочке? Видит, куда идёт. Если такой идиот, то до старости я с ним не доживу! А во-вторых, Мариш, как ты себе это представляешь? Мне надеяться, что он реально ещё с ней не… Не вступил в половые отношения и сыграть на этом? Бельишко напялить и постоять красиво, когда он приедет? Заманить телом? – фыркнула я и заявила: – унизительно и противно. Не на мой характер.

– Если только скалку под подушкой припрятать, – захихикала подружка.

Я улыбнулась и внезапно расплакалась. Беспомощность перед чужим хамством и предательство защитника и отца семейства, мужчины, любимого, подкатило к горлу жгучим комом, лишая воздуха и сил.

Одиннадцатая глава

Герман приехал позднее обычного. Дети уже спали.

Маринка уехала и перед отъездом всё убеждала меня попробовать ещё раз поговорить с мужем. Не разрушать семью без весомых фактических причин. Не подыгрывать гадине.

Всё убеждала меня, что Герман не идиот, и он запутался. Что он давно и крепко женат, и с коварством женщин не сталкивался никогда. А поскольку по природе своей он чувствует себя, как мужчина, интеллектуально и физически, да и морально сильнее и выше женщин, то Карин для него просто милая дурочка, запутавшаяся в своём одиночестве.

Шовинист близорукий!

Я ждала его.

Сидела на кухне, предварительно напившись пустырника с валерьянкой по самое не могу, и перебирала наше прошлое как бусинки. Одно воспоминание в другому.

Вот наше первое с ним «настоящее» свидание с долгими поцелуями и бесконечными разговорами. Инициатором поцелуев, кстати, была я. С высоты уже прожитых лет я сейчас понимаю, что действительно, большого опыта в общении с женщинами у мужа не было. Для меня он вообще был первым мужчиной. Поэтому от нашей неопытности я и забеременела так рано.

Нам пришлось непросто. А когда Герман стал начальником, он реально гордился собой и всё объяснял мне, что не зря пошёл в аспирантуру после универа.

Я тоже гордилась им.

Наверное, стоило это делать более выраженно?

Любил ли меня муж?

До недавнего момента я даже не думала на эту тему. Моя уверенность, убеждённость в том, что мы семья – единый организм, была непоколебима. Это основа моего миропорядка.

А сейчас? Любовь ко мне, к семье и детям усохла? Он явно прямо на моих изумлённых глазах влюбляется в чужую тётку. И я ничего не могу с этим поделать. Мне не достучаться до него. Не объяснить её хищнического нутра. Он уже отравлен ею.

Стоит ли тогда пытаться?

– Маш? Ты ещё не спишь? – удивился Герман, вернувшись.

Он шагнул в коридор нашей квартиры, такой уставший, измотанный и родной, что я на минуту усомнилась в своих намерениях. Может, дать ему отоспаться и потом?.. Ну уж нет! Не мне одной мучиться!

– Герман, смотри, какие фотографии прислала мне твоя Карина, – я показала мужу вначале их совместное фото.

Мы сидели за кухонным столом при ярком верхнем свете. Муж пил свой чай, а я… Я старалась не сорваться.

– Знаешь, что меня зацепило на этом снимке? То, как трепетно и нежно ты прикасаешься к другой женщине. Не ко мне. Посмотри внимательно! Видишь, сколько заботы в твоём жесте? – говорила спокойно, чтобы не спугнуть и не скатиться в скандал.

– Обычная фотка, Маш! Ничего криминального я не вижу! – фыркнул муж, но трепещущая жилка на виске выдавала его волнение.

– Ты влюблён, Герман! Зачем отрицать очевидное? – спросила, и всё-таки дрогнула голосом.

А он опустил взгляд и промолчал!

Потом посмотрел на меня потемневшими глазами и проговорил хрипло:

– Ты моя жена, и вы моя семья! О какой влюблённости может идти речь?

Не отрицает. Но и не признаёт.

– Это ещё не все фотографии, Герман, – проговорила, отмечая, как муж напрягся.

Значит, уже есть что скрывать?

– Смотри, вот это фото она выложила чуть позднее. Сопроводив надписью «жду любимого» – подвинула к нему экран поближе, внимательно отслеживая реакцию. Он искренне удивился. Брехня с её стороны, как я и предполагала.

– Маш! Что за ерунда? – возмутился Герман, продолжая, – вот уж не ожидал от тебя столь дешёвой проделки! И кстати, зачем ты это фото пересылала Карин? Она мне его переслала с вопросом: «Зачем твоя жена шлёт такое?»

– Стоп. Я ей переслала? Гер, ты меня знаешь, я не вру. Это раз. Вот, смотри нашу переписку. Видишь от меня сообщения? Нет? Видишь, она всё потёрла? Это два. И есть ещё важное третье. Но я хочу вначале увидеть, что конкретно она написала тебе, – перебила я мужа.

Дышала размеренно, стараясь унять боль в груди. Вот тварь, а?

Герман, задумавшись на секунду, разблокировал свой телефон и подал мне, открыв предварительно переписку.

Сообщение такое было, это верно. Дурацкая фотография с идиотской подписью. И смайлики!

Но меня заинтересовало следующее, другое сообщение. Выше обсуждаемой фотографии: «Герман! Какие красивые у тебя руки! Пришли мне, пожалуйста, фото своего указательного пальца!»

С–с–с–с–стервь! Аж кровь бросилась в лицо. И ярость всколыхнулась пожаром, сжигая цивилизованность на своём пути.

Разодрать, расцарапать, убить сволочей! Вот тем ножом!

С такой силой сжала чашку в своих руках, что она лопнула, и горячим плеснуло мне на колени.

– Маш! У тебя кровь! – вскрикнул Герман, не подозревая, что был на волосок от моей ярости.

Но боль в ладони охладила меня, и красная пелена схлынула, прочищая мозг.

Ещё не хватало в тюрьму из-за козла садиться и детей сиротами оставлять!

– Передай своей подружке, что она старается не в том направлении. Я не собираюсь бороться с ней за тебя. Потому что не считаю тебя безвольным и бессловестным призом, и это, в-третьих! – Сказала твёрдо, крепко перехватив ладонь кухонным полотенцем и останавливая кровотечение.

Герман сидел бледный и встревоженно смотрел на меня.

– Ты сделал свой выбор, Гер! Давай разойдёмся, как цивилизованные и нормальные люди. Давай останемся не врагами друг другу! Уходи к ней! Я отпускаю тебя, и держать не собираюсь. Прошу тебя, ради сохранения человеческих нормальных отношений, уходи! Не хочу быть врагом отцу моих детей, – сказала я и направилась в комнату.

Двенадцатая глава

– Постой, Маш! Я поверить не могу! Твоя ревность даже немного льстит мне, бодрит. Но ты что, готова похоронить наш брак из-за единственной фотографии? Без причины? Только на основании домыслов? – встал передо мной муж, не пропуская дальше.

Он был раздражён. Недоволен. И явно не понимал меня. Я выводила его из себя.

– Это ты уже похоронил наш брак ради дружбы с Карин. Не далее, как вчера, ты обещал разорвать с ней все контакты, а сегодня ты обратился ко мне с претензией, что я обижаю твою подружку и шлю ей неуместные фотографии. Ты влюблён, Герман! И у тебя явные нарушения в логических связях. Это ведь ты умудрился разлучнице и разрушительнице наших отношений дать номер телефона жены? Хоть осознаёшь весь идиотизм ситуации? Не усугубляй, Герман. Будь честен, как всегда был со мной. И уходи! Оставь нас. Строй сам свою новую и интересную жизнь! – устало проговорила я.

Эмоциональная вспышка при понимании, на каком уровне у моего мужа идёт общение с этой Карин, вымотала меня. Сейчас начинался откат. Рука болела и требовала внимания. Да и время – ночь на дворе.

Я не хотела уже никаких разговоров. Устала.

Но Герман был иного мнения.

– Это моя квартира, здесь моя жена, это мои дети! Куда я пойду? Не собираюсь ничего терять и никуда уходить! – заявил он, выдвинув упрямый подбородок и сверкнув глазами.

– Ты уже потерял, Гер. Моё доверие так наверняка. Да и дети, квартира и машина наши общие, и мои тоже. Отойди, мне нужно обработать руку! – ткнула я в лицо мужа замотанной ладонью.

Кровавое пятно на полотенце увеличивалось, и при виде его Герман сразу сдулся, моргнул, будто переключаясь, и сделал шаг в сторону, пропуская меня.

Порез небольшой, но неудобный. Я промыла его перекисью и с помощью мужа заклеила. Но он всё равно продолжал немного кровить при движении. Поэтому на ночь замотала ладонь, обездвиживая.

Пока возились, Герман громко сопел, но молчал. Помогал по возможности. Спасибо, что молча! Затем, также сопя, потопал за мной следом в спальню. Опустив голову и напрягая плечи.

– Нет, Гер! Ты спишь в гостиной! – остановила его на пороге.

– Но я хочу с тобой! Ты моя жена, и я хочу тебя! – решительно мотнув головой, сказал муж, понижая голос до бархатистых тонов и укладывая ладонь мне на спину. Батюшки! Похоже, это меня здесь соблазняют. На скорую руку. Неуместно и неловко. Напролом и отчаянно. Как в омут, кидаясь головой. Борясь с собой.

Ужас какой. Едким комом перехватило горло.

– Кроме того, что мне больно, – я помахала перед носом мужа замотанной рукой, – ещё мне не хватало унижения, когда ты ошибёшься и назовёшь меня в постели чужим именем. Нет, Герман! – и я закрыла перед ним дверь, защёлкивая щеколду.

В груди обжигающе кипела обида. В чёрной лаве булькало страшное, тёмное. Как никогда, я понимала теперь отчаявшихся женщин, проклинающих в сердцах предавших их мужчин.

Но я не в отчаянии! Мне просто очень больно! Рана свежая. Нужно подождать, но не копить в себе злобу. Я что-нибудь придумаю. Завтра. Позднее. Потом.

Наутро ладонь ещё кровила, и я решила днём забежать в травмпункт. Пусть глянут. Не хватало ещё с этой стороны проблем!

Янку подняла пораньше и, показывая свою пораненную лапку, попросила одеться само́й. И, пока договаривалась с дочерью, услышала через открытую дверь разговор Германа с сыном.

Кирилл хвастался умением передвигаться на костылях, а Герман выговаривал ему. Дескать, был бы ты внимательнее, то не нужны были бы костыли. И таким он говорил высокомерным тоном, так раздражён был вниманием сына, что тёмное чувство, которое немного улеглось в моей душе за ночь, вскипало стремительно.

Молодец, отец года, можно сказать!

– Герман! – позвала я отвлекая.

А когда он, недовольный и раздражённый, заглянул в комнату, попросила, возможно, более резко, чем хотела:

– Помоги одеться дочери. У меня порезана ладонь, – и вышла из комнаты. К себе. Подальше от всех.

Ещё при детях начать ругаться… Вообще дно.

Когда взведённый муж и обиженная дочь топтались в коридоре, обуваясь, я вышла их проводить.

– Мамочка! Представляешь! Папа совсем-совсем не понимает, что нельзя надевать красные колготы и зелёное платье! Я иду как светофор! – тут же нажаловалась Янка.

– Зато ты будешь самая яркая и контрастная! – возразила ей, целуя.

И обратилась к Герману:

– Сможешь забрать Янку?

– Что ещё мне надо сделать? Бросить работу и развозить вместо тебя детей? – прорычал он мне в ответ.

– Собрать тебе вещи сегодня? – мило улыбаясь, не осталась я в долгу, закрывая за ними входную дверь и любуясь злостью, вспыхнувшей в глазах Германа.

Никогда раньше перед его работой я бы не стала так с ним разговаривать и злить его. Но теперь мне было наплевать. Лишний раз подтверждало, что я всё делаю верно.

Кирилл был задумчив и грустил. События постепенно улеглись, и он начал понимать, что не только в школу теперь не ходит, но и на любимые тренировки тоже. Да и, в принципе, с теннисом придётся заканчивать.

– Мы начнём ходить в бассейн! – утешила я его. – Это будет полезно для всего тебя: и плечи, и спина, и нервы, и нагрузка на ногу меньше. Я, если получится, с тобой бы походила с удовольствием!

Закопалась в цифры, отрешившись от всего. Я люблю свою работу. Мне нравится, что результатом моей деятельности устанавливается больший порядок, чем был изначально. Это упорядочивание окружающего мира успокаивает и вдохновляет. К обеду, меня оторвал от работы звук входящего сообщения.

Я выставила звуковое оповещение только на одного абонента. И не прогадала. Хищница долго не смогла молчать:

«Обратила ли ты внимание, что Герман был сыт? И не ужинал с семьёй! Потому что нужно вкуснее готовить. Твоя стряпня ему приелась!»

И шесть дурацких смайликов на такой короткий текст. Шикарно.

Отскринила эту красоту, и пока искала в контактах Германа, Карин уже потёрла текст. Сделала скрин с потёртым сообщением тоже. Обвела красным маркером время на обеих фотографиях, и послала мужу со словами: «Ужина не будет».

 
To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?