Стервочка Лиса

7

Вечером шприцевая экзекуция повторилась. Меня передернуло от одного только вида извлеченной из упаковки ампулы и ехидно-довольной улыбки, сопровождающей весь процесс нарочито неторопливой подготовки к неизбежной для меня процедуре. Чертова садистка растягивала удовольствие. И когда она натянула перчатки и приглашающе похлопала ладонью по дивану, мне ничего не оставалось, как лечь и стиснуть зубы. Выберусь отсюда и отыграюсь на Лиховецком так, чтобы в следующий раз свои решения о месте, где меня прятать, лучше обдумывал. Лайка же к себе увез… Я дернулся, когда ягодицу обожгло от хлопка ладони и повернул голову, чтобы прорычаться о распускаемых не по делу руках, как увидел пустой шприц в руке мартышки. Стерва! Стоит, смотрит ангелочком, а острый язычок за зубами все же не удержала.

– Такой взрослый мальчик, а уколов, как дите малое, боишься.

И внутри заклокотало. Только непонятно от чего больше. От прозвучавшей издевки или все же от того, что ждал очередной садизм, а в итоге получил другое. Стерва! Еще и из комнаты ушла, оставляя последнее слово за собой. Ну уж нет, мартышка. Со мной такие шутки не проходят! Я рывком поднялся с дивана, сунул ноги в тапки и пошел в сторону кухни, решая, что мне понравится больше: высказать все, что о ней думаю, и потом свернуть шею или, наоборот, свернуть шею, молча смотря в глаза. Вот только раздавшаяся трель дверного звонка спутала все планы, и я рванул назад, в шкаф.

– Привет, Путятишна. Не день, а какое-то беличье колесо, – прозвучал уставший до чертиков голос. – Давай, я сейчас твоего кольну, а ты мне чего-нибудь поесть сообразишь? С утра маковой росинки во рту не было.

– Топай сразу на кухню, каннибал. Я уже все сама сделала. Пюреху с котлетами будешь?

– А борщецкий?

– А борщецкий этот кабан уничтожил, – даже не пытаясь говорить тише, ответила Забава, и я заскрипел зубами.

– Обидно, конечно, но переживу. Где он сам, кстати?

– В шкафу посмотри. Он обыкновенно там прячется, – рассмеялась мартышка и позвала, – Эй, Пупсик, заканчивай носом хлюпать и выходи. Дядя доктор приехал.

«Придушу!» – захрипел я, отодвигая в сторону дверь, а из коридора донеслось:

– Ну, что я тебе говорила? И вот так от каждого шороха.

Я чиркнул по горлу ребром ладони, смотря прямо в глаза этой веселящейся мартышке, но в ответ не увидел ни капли испуга. Показала язык и с гордо поднятой головой пошла на кухню разогревать ужин.

– Так. Футболку снимаем. Я сейчас руки помою и посмотрю, как у вас дела, – тоном не терпящим возражений произнес друг этой стервы и тоже ушел, но в ванную.

Во время осмотра, уже второго за день, я успел перебрать все известные мне способы умерщвления и практически закопал тельце стервы под ёлочкой, стоящей на заднем дворе моего домика. Обязательно вверх тормашками. Чтобы и в аду ей не было покоя, а мне грело душу осознание того, что эта мартышка довыеживалась. Как же она меня бесила. Одним своим присутствием умудрялась вызвать клокочущую злость, а когда открывала ротик… Не удивительно, что в двадцать пять она не замужем. Жить с такой каждый день – подписать себе приговор. Ну или быть законченным мазохистом. Я даже попытался нарисовать в воображении портрет будущего мужа мартышки и расхохотался – картинка вышла крайне удручающая и забавная. Черт! И тут ее имя… Видимо я слишком провалился в собственные мысли и на моем лице выражение гнева, приправленное бурчанием, стало слишком заметным, чтобы не обратить на него внимание.

– Вас что-то беспокоит? – спросил Рыжов, отлепляя очередной, к моему счастью последний, пластырь.

– Меня? – переспросил я. – Ничего. Ещё долго?

– Столько, сколько будет нужно.

Никуда торопиться Рыжов явно не собирался, и мне, если говорить на чистоту, эта неторопливость тоже начинала капать на нервы. Сколько можно смотреть и обрабатывать то, что уже осмотрено и обработано Викой? Но нет же. В очередной раз залил все перекисью, промокнул оставшиеся капли и заклеил по-новой. Ровно так же, как делала Миронова, если я попадал под ее опеку.

– А с рукой что?

– Немного порезался. Ничего особенного.

– Особенное, не особенное – это мне решать.

Да чтоб вам! Иди уже на кухню, там тебе мартышка ужин разогрела! Как же. Размотал, прощупал края порезов и снова эта перекись, ватки, бинтики. У Вики что-ли заразился этой педантичностью или сам по себе такой?

– Викторию Александровну Миронову знаешь? – спросил я, решив выяснить этот вопрос.

– Да, – кивнул он в ответ, не поднимая головы. – Я у нее практику проходил и даже успел немного поассистировать. Хирург от бога. А что?

– Да так. Просто интересно.

Выяснять причины моего интереса он не стал, и разговор закончился так же, как и начался. Замотав мою руку бинтом, Рыжов стянул перчатки и махнул рукой, чтобы я одевался, а сам пошел ужинать. Вернее, сперва мыть руки – естественно, хирург же, – а потом уже за стол. И хотя меня никто не приглашал, я тоже побрел на запахи, распространяющиеся по квартире со скоростью света. Продукты привезли почти сразу после того, как свалили менты, так что имею полное право. Но вот чего я точно не ожидал увидеть, так трёх тарелок – то есть меня все же в рассчет мартышка приняла. Только и здесь решила подколоть. Я сильно сомневаюсь, что самая большая тарелка, на которой с лёгкостью мог уместиться торт, а скорее всего именно под торт она и была рассчитана, была поставлена для Рыжова. То количество пюре, выложенное горкой, и шесть котлет ему при всем желании было бы не осилить. Чего нельзя сказать обо мне.

– Не знаю, как у вас там принято, но мы, нормальные люди, едим с тарелок и вилками пользуемся, – не преминула вставить свои пять копеек на мой немой вопрос мартышка. – И, да. Посуду мыть тебе. Паш, салат бери. Пупсик сегодня банкует, – улыбнулась Рыжову и плюхнулась на табуретку.

– Стаканы какие-нибудь организуй, язва, – бросил я и пошел в комнату за бутылкой вискаря, без которой не обходилась ни одна такая экстренная доставка провизии. Вернулся, поставил в центр стола и протянул ладонь Рыжову. – Елисей.

– Павел, – ответил он с удивлением.

– Давай сразу на ты и по пять капель за знакомство и удачную операцию.

– Не возражаю.

– Алло, каннибал. А ничего, что после хирургических вмешательств алкашка вроде как противопоказана? – влезла мартышка, отодвигая один из стаканов к краю.

– Я ни о каких вмешательствах знать не знаю и пять капель такому шка… – Рыжов немного замялся, подбирая более корректный эпитет, – шка… шикарному образцу, выдающихся размеров, – нашелся он, – капля в море.

– Нормальный тост, – я быстро наполнил два оставшихся поблизости бокала и один протянул в конец офанаревшему Павлу. – Будем.

– А-а-а? – вопросительно протянул он, косясь на Забаву, и тряхнул головой. – Слушайте, давайте уже завязывайте. Чего выеживаетесь?

– Не понимаю о чем ты, – ухмыльнулся я и опрокинул виски в рот.

– Кто выеживается, каннибал? Я? Совсем что-ли? – вспыхнула мартышка и протянула ему свой стакан. – Наливай давай!

По первой все накатили в разнобой и ни разу не за знакомство. Мартыху перекосило от крепости вискаря, но, посмотрев на меня, решительно показала на бутылку и просипела:

– Между первой и второй…

– Путятишна, не гони лошадей, – предупредительно произнес Павел, а я кивнул:

– Наливай.

Распахнул холодильник и начал выкладывать все, что более-менее подходило под понятие закусок. О моих вкусовых предпочтениях настолько хорошо знал всего один человек – Вика. Она видимо и составляла список необходимых продуктов, которые мне нужно отправить помимо основного рациона. Оливки, сыр, несколько палок колбасы разных мастей, пара банок консервированных персиков… Все то, что я люблю, и без чего процесс выздоровления превратится в мучение. Для няньки. Лев становился крайне нервным, если не находил в холодильнике чего-нибудь эдакого. Ну и куда же без ответного реверанса на «банкующего».

– Ого! По какому поводу такой праздник? – спросил Рыжов.

– У меня внеочередной день рождения. Стол накрыт, вискарь соответствует, компания тоже, – я хотел сказать «какая-никакая», но не стал, – так почему бы и не отметить?

И действительно. Я при всем желании не смог вспомнить, когда вот так с кем-то сидел. На крохотной кухне, где до всего можно достать не вставая. Чертовски напоминает поезд с его комнатушками-купе. Такая же теснота, незнакомые люди, с которыми ехать несколько дней, а потом разбежишься. Ностальгия проснулась что-ли? Да если и так, черт с ней с ностальгией.

– Предлагаю за случайности, – произнес я, поднимая свой стакан. – Если бы не ваша помощь…

Коротко звякнуло соприкоснувшееся стекло, и взгляд мартышки чуточку потеплел. По крайней мере мне так показалось.

Еще до встречи с Мироновой я уяснил одну простую истину. Если хочешь узнать, что человек из себя представляет, просто напои его. Алкоголь развязывает язык лучше любой сыворотки правды. Главное, не переборщить с вопросами, подкрепленными стопочкой, и не перешагнуть за грань, когда человек начнет откровенно вырубаться. Для достижения этого состояния бутылки виски на троих было маловато, а для установления лёгкой развязанности в самый раз. Тем более, что после четвертого тоста, мартыха сама стала распрашивать кто я и с чем меня едят. Вернее, за что чуть не уконтрапупили. Язык сломаешь пока выговоришь эти ее словечки. Интерес все же наружу выбрался, как ни крути. Сидит, глазками своими сканирует, ресничками хлопает, принюхивается и носик морщит каждый раз как выпить собирается. Забавно так. Черт, прицепилось же. Мило морщит. Мило. Ну вот скажи, на кой черт ты вискарь нюхаешь? Что ты в нем хочешь почувствовать, сомелье диванный? Смех да и только. Покрутив в пальцах стакан, я поднес его к носу, втянул воздух и оглушительно чихнул, едва не облив вискарем Павла.

– Будь здоров, – сказал он.

Я кивнул не в силах ответить, чихнул снова, а мартышка, стерва, замахала рукой и засмеялась:

– Расти большой, – задыхаясь от хохота, прохрюкала она и захохотала пуще прежнего. – Ой, мамочки!

Посмотрела на меня из-под ресниц, и я поплыл.

8

Сперва справа раздался кашель. Не деликатное покашливание, когда решают намекнуть, что чьи-то взгляды слишком затянулись, а именно кашель. Сдавленное перханье подавившегося человека. И сразу же телефонный звонок. Тревожный и требовательный. Одной рукой я хлопнул по спине покрасневшего Павла, другой подхватил трезвонящую трубку и пошел в комнату.

– Да.

– Лис, десять минут на сборы. Машина у подъезда.

– Спускаюсь.

Лиховецкий прекрасно знал, что выделенных десяти минут мне хватит с лихвой: вытащить из-под дивана сумку, закинуть в нее ноутбук и спуститься в тапочках вниз – минуты три от силы.

– И он сбежал, так и не попрощавшись, – протянула за моей спиной Забава.

– Ещё скажи, что скучать будешь, – пробурчал я, застегивая молнию на сумке. Поднял ее и развернулся, чтобы увидеть улыбку на лице. Стерва, одним словом.

– Даже адресок не чиркнешь? – спросила она и засмеялась.

– Письма писать собралась?

– Ага. Мелким почерком, – кивнула, а потом фыркнула. – Обойдешься. Не в этой жизни, Пупсик.

– Не беси меня, мартышка.

– Пупсеночек, – нарочито елейно пропела Забава, хлопая ресничками.

И у меня от показушной милоты, абсолютно не вяжущейся с этой стервой, в голове щелкнуло. Я даже не услышал, как хлопнулась на пол сумка – в ушах зашумела закипающая кровь. В два шага преодолел разделяющее нас пространство и прижал к стене, сжав подбородок Забавы пальцами:

– Придушу, – прохрипел я, смотря в ее смеющиеся глаза. – Ещё раз так назовешь и точно придушу. Поняла?

– Грабли свои убрал, если хочешь отсюда на своих двоих выйти, – прошипела она в ответ и, когда я убрал руку, медленно процедила, – Пупсик.

Как же у меня внутри все заклокотало. А Забава даже не подумала извиниться или хотя бы отвести взгляд. Стоит, смотрит с вызовом, словно проверяет на прочность. И самый смех, мне это нравится. Нравится, черт побери. До такой степени, что захотелось прямо сейчас смять ее губы в поцелуе и с треском разорвать ее халатик, прижав к стене поднятые руки. Перед глазами вновь поплыла картинка, где она будет до крови кусать мои плечи и хрипло стонать в ответ на каждое движение. Настолько яркая и физически ощутимая, что мне пришлось рывком выдернуть себя в реальность. Поплыл ты, Лис, как пить дать поплыл. Еще и едкая улыбочка – подтверждение. Стерва!

– Живи, – бросил я так, словно мое великодушие в последний момент решило заменить смертный приговор на помилование.

Поднял отброшенную сумку и пошел к дверям. Махнул на прощание ладонью Павлу, на последних каплях самообладания удержавшись от того, чтобы не хлопнуть дверью. Еще не хватало показать мартышке, что я психую.

– Елисей Гордеевич.

Один из охранников стоявших на площадке перехватил из моих рук сумку, а второй протянул бронежилет. Ненавижу эту сбрую, но сейчас натянул ее без препирательств – хотелось как можно быстрее оказаться там, где никто не будет капать мне на нервы ежесекундно.

– Мы выходим.

Стандартная процедура. Один охранник спускается передо мной, второй бдит за тылами. Сегодня это Дюк и Бык – парочка Твикс. Внешне похожи, как две капли воды, но ни разу не родня. Хотя этот вопрос до сих пор обсуждается, когда они заходят в качалку. Пацаны с самого момента появления в моей охране держатся вместе, что только подкидывает дополнительных вопросов об их родстве. Что говорить, если даже я Лиховецкого напряг пробить возможные похождения одного из отцов парней на сторону. Но нет. Левая и правая палочка Твикс были заделаны на разных заводах. Просто у природы свои очень своеобразные шутки.

Оказавшись внутри автомобиля, я кивнул Сереге и Лайку, сидящему за рулем, и с удовольствием начал рвать липучки на бронике. Справа, на подушке сиденья, лежала плечевая кобура с моим любимчиком внутри. Батя, как и я, не мог представить себя без ствола, но именно этот Дезерт Игл дарил мне ощущение безопасности и как влитой лежал в ладони. Большая пушка для большого дяденьки. Выщелкнув магазин и проверив ход затворной рамки, я довольно хмыкнул и, собрав обратно, сунул Орла в кобуру. Лев снова в строю и готов к бою.

– Лайк, как нога?

– Царапина. Виктория Александровна пару швов наложила по привычке, а так все нормально.

– Ясно, – кивнул я и переключился на сбшника, – Серега, к чему такая срочность? Сам говорил, пару дней здесь мариноваться.

– Результаты вскрытия пацанов пришли, – ответил он, протягивая несколько листов с зубодробительно мелким текстом и четыре фотографии.

Отложив в сторону нечитаемое в таких условиях творчество паталогоанатома – Лайк гнал машину словно за нами несся вприпрыжку сам дьявол, – я стал рассматривать снимки. И они мне не нравились. Очень не нравились. Два аккуратных входных отверстия, по одному на каждого из моих уже бывших охранников, красовались ровно напротив их сердец. Стреляли явно не из пукалок, с которыми выскочили из микроавтобуса камикадзе Палина – из таких пробить броник не получилось бы при всем желании. Да и подъехали они сзади, а парней положили ещё в машине. Направление стрельбы немножечко не совпадает. Я бы сказал, очень не совпадает. Ну и фотографии пуль, извлечённых из тел, даже не специалисту давали понять, что они ни разу не пистолетные.

– Снайпер? – озвучил я предположение, и Лиховецкий кивнул:

– СВД. Стреляли с крыши девятиэтажки, мы на ней гильзы нашли. И при таком раскладе у меня два вопроса. Зачем ему мочить пацанов, если ты у него был как на ладони? Я с крыши двор осмотрел – тир. Перещелкать всех, как два пальца обоссать. И второй. Если уже есть стрелок, то на кой ляд нужна вся эта показуха с наездом? Чтобы тебя отвлечь? Не вяжется. И гильзы в ту же копилку. Палин дилетанта вряд ли прислал бы. А тут получается и стреляли не в тебя, и следы за собой не убирали, хотя времени на отход вагон. Короче, не стыкуется.

– Если только изначально не планировал вывести пацанов, чтобы взять меня живым. Чем не вариант? – спросил я, и Серёга покачал ладонью. Согласен, так себе вариант. Бредовый.

– Меня бы тогда первым грохнули, – сухо произнес Лайк. – Я с тобой шел. И потом тоже мог.

Этот факт окончательно разбил мою и без того хлипкую теорию в пух и прах. Тем более зачем я сдался Палину живым, когда от мертвого ему больше пользы, у меня никаких мало мальски логичных идей не было. Заложник из меня крайне поганый. Во-первых, я живым хрен дамся, а во-вторых, при первом удобном случае начну крошить в фарш всех без разбора. Требовать выкуп? Слишком глупо. После того, как я окажусь на свободе, Палин могилу выкопать не успеет. Лично прибью. Да и Лиховецкий ещё до первого требования о деньгах уже будет мчать со своей командой бойцов на выручку – маячок, вшитый в пиджак, найти без понимания что и где искать ой как проблематично. Но пока нет ответов на все вопросы, оставаться надолго в незнакомом месте крайне глупо. Да и Сереге обеспечить мою защиту в разы проще там, где он знает каждый сучок и деревце. Везде, где только можно, камер и датчиков движения наставил, превратив загородный домик почти в неприступную крепость. Незаметно подойти не то что к дому к забору не получится. Лиховецкий, знающий расположение всего, пробовал. Дай ему волю, еще все подходы заминировал бы, чтобы уже гарантированно без наличия танков никто не смог пробиться. Да и на этот случай у него точно что-то было припасено.

Оставшуюся часть пути до домика мы ехали практически в тишине. Лайк и так не отличался особой разговорчивостью, а на загородной трассе полностью сосредоточился на дороге. Серега сперва что-то изучал в телефоне, а потом закемарил. Работа у него в последнее время крайне напряжённая, поэтому любую свободную минуту он тратит на сон. Ещё и ночью сегодня ему не спать – поедет лично командовать маленьким отрядом диверсантов-клептоманов и пироманов по совместительству. Надо будет ему премию выписать и отпуск. Хотя бы на пару недель. Чтобы ни стрельбы, ни погонь и вместо моей рожи счастливые лица Жанны и Петьки. Вроде про Гоа он что-то говорил. Вот туда всем семейством и сошлю. За заслуги перед отечеством. Когда с Палиным разберемся. Я даже напоминалку в телефоне забил и потом решил проверить почту. Отчёты, техническая документация, несколько приказов, требующих моего личного подтверждения – все стандартно и подождёт до дома. А вот письмо без темы с крякозяблами вместо текста прочитал, если это так можно назвать. Отбил похожий по крякозяблости ответ и прикрыл глаза.

Дом, изначально задумывавшийся как место для отдыха от всех и всего, встретил меня светом из окон и тремя машинами на площадке парковки. Крузак для меня – на случай, если я внезапно захочу смотаться за хлебушком, фургончик с логотипом одного из магазинов – Вика видимо решила забить холодильники под завязку, а третья, соответственно, Викина. Классически красная малышка Киа Пиканто, в которую кроме ее хозяйки влезет только пара сумок. Вернее сумочек. Один раз я честно попытался в нее сесть и больше так издеваться над собой не собирался. «Идея обтягивающего автомобиля пришла ко мне ночью». Где-то давно услышанная фраза тогда очень ярко и, главное, вовремя всплыла в памяти под хохот секретаря.

– Мальчики, большое спасибо.

Миронова вышла из дома следом за двумя перепуганными до усрачки курьерами, чиркнула в их планшете, протянула деньги и помахала на прощание ладошкой. А мальчики даже пересчитывать наличку не стали. Дверями хлопнули и рванули на своем фургончике на форсаже, что не могло не улыбнуть. Меня и Вику да, а их что-то не очень. Ещё и Гуль, стоящий рядом с Мироновой недремлющим часовым, зевнул во всю свою пасть, словно все происходящее ему настолько фиолетово, что в сон клонит. Рисуется. Коротко свистнув, я присел на корточки и похлопал подбежавшего пса по бочине. Тот лишь ткнулся мордой мне в колени и замотал кочерыжкой хвоста, негромко проворчав что-то недовольное. Соскучился засранец.

– Ну пойдем, посмотрим где твой братишка? – произнес я, поднимаясь, и пошел к крыльцу.

– Продукты в холодильнике, бар обновлен, Аллочка в каминной, – отчиталась Миронова, пропуская меня в дом.

Золото, а не секретарь. Все помнит, ничего не забыла. Тоже премию выпишу. Но в отпуск не отпущу. Да и сама она никуда не рвется. Как и Аллочка, прилипшая к дивану. Только если у первой причину такого нежелания отдыхать можно смело объяснить трудоголизмом, то у второй… Сидящий напротив ротвейлер вообще не особо располагает к каким-то поползновениям, а когда к нему присоединяется второй… Тут икнуть лишний раз побоишься. Что Аллочка и делала. Очень качественно. Как и минет. Ярко-красные пухлые губы сразу напомнили мне их обладательницу и то, что она ими вытворяет.

– Галл, Гуль, гость, – коротко скомандовал я, и оба пса моментально утратили интерес к девушке.

Синхронно повели носами, запоминая запах, и переместились поближе к камину на излюбленные кресла. Галл, перед тем как устроиться на своем, аналогично Гулю ткнулся в мои колени, здороваясь и бурча, а потом потрусил составить компанию братику.

– Привет, Зайка. Испугалась?

Аллочка испуганно покосилась на развалившихся ротвейлеров, потом посмотрела на Вику и кивнула:

– Очень. Елисей Гордеевич.

– Ну что ты, Зайка. Они же такие милашки.

– Милашки, Елисей Гордеевич, – кивнула она. – Только страшные.

– Как на работе? Никто не обижает?

– Нет, Елисей Гордеевич. Все хорошо.

Вот заладила хуже попугая. «Елисей Гордеевич, Елисей Гордеевич». Как будто я не знаю как меня зовут. Или думаешь, что Вика не в курсе зачем тебя сюда привезли? Шифруешься до победного? Угу. Как же. Приехала по зову шефа обсуждать бухгалтерские проблемы. С сумкой. И в платье, через декольте которого мне без особого труда видно полное отсутствие лифчика. Что-то не припомню, когда я вводил подобный дресс-код. Но такая «подготовка» не может не радовать.

– Виктория Александровна, вы можете быть свободны.

– Как скажете, Елисей Гордеевич. Из охраны останутся Твиксы, – отчеканила Миронова и оставила нас с Аллочкой наедине.

Ну как наедине? Галл с Гулем никуда не ушли.

– Ты голодная? – спросил я, подходя ближе к девушке.

– Нет.

– А вот я бы чего-нибудь съел. Чтобы потом… – недоговорив что именно будет потом, я довольно заулыбался.

В ответ на такую невинную шалость щеки Аллочки вспыхнули, а язычок предупредительно прошёлся по губам, оставляя на них влажный след. Ох ты ж, стесняшка-нимфоманка. Сразу с козырей решила зайти? И хотя определенный орган сразу же изъявил вполне адекватное желание отдаться на заклание этой губастенькой Зайке прямо здесь и сейчас, я повел ее на кухню. Нормально поесть у мартышки у меня не получилось. Так, больше закусывал, чем утолял голод. А заниматься акробатикой под урчание желудка я не люблю. Показал холодильник, опустился на стул и стал наблюдать. М-да… Из всего обилия продуктов Аллочка выбрала то, что по ее мнению подходило под понятие быстрого перекуса. И, черт побери, это могло быть что угодно, но не салат же! Меня аж передернуло от вида помидоров и огурцов. Ау, там ветчина лежит! Отрежь кусок потолще, хлебушек им накрой, а потом уже сверху свои помидоры лепи. Хрена лысого. Лучше бы Вика вообще про тебя промолчала. И если я докапывался до мелочей, то мой член плевать на них хотел. Он уже спал и видел, как Аллочкины пухлые губы обхватывают его и начинают посасывать. Ещё и она обернулась в этот момент. По глазам прочитала ход моих мыслей и без лишних разговоров потянула край спортивок вниз. Что там говорила Вика про пару дней и диету? О, да, Зайка! К черту этот салат. Я без него точно проживу.

Уже глубокой ночью мой телефон тренькнул пришедшим сообщением, и я сперва посмотрел на имя отправителя, а потом бесшумно выбрался из постели, оценив со стороны спящую в ней девушку. Вроде бы все при ней: красивая, фигурка шикарная, секс тоже на уровне. Только на постоянку не подойдёт. Пару раз в месяц перепихнуться – да. Но чтобы видеть ее лицо каждое утро… Не-е-е-ет. Не хочу. Сам не знаю почему, но не хочу и все. Сказать, что я удивился такому странному желанию завязать с разгульной жизнью, не скажу. Просто в какой-то момент времени поймал себя на мысли, что начинаю присматриваться к каждой, оказавшейся в моей постели, и примеряю их на роль, если не жены, то спутницы на более продолжительный, чем пара ночей, срок. И Аллочка на эту должность не тянула. Ещё и салат… Финальный штришок, разбудивший так и не насытившийся желудок. Я пошел на кухню и с каким-то диким восторгом откромсал от ветчины кусман в два пальца толщиной. Сварганил себе бутерброд и только после этого запустил пришедшее видео. Короткий, буквально в пятнадцать секунд, ролик, а на моих губах появился довольный оскал. Склады Палина полыхали так, словно их щедро облили бензином. Яркие языки огня поднимались практически до неба, освещая собой суетящихся вокруг пожарных. Я насчитал двенадцать машин, но сколько их там на самом деле меня особо не волновало. Затушить бушующее пламя они не могли, даже если и пытались. Большая часть видимых мне расчетов проливала соседние склады, чтобы огонь не перекинулся на них, а здания, принадлежащие Палину, никто толком не отстаивал. И с каждой секундой нанесенный им ущерб становился все больше, а стоимость акций «Сибила» меньше. Утром их, почти обесценившиеся, начнут скупать, и лев, то есть я, поставит очень жирную и эффектную точку.