Инес снова была голодна. В первое время после превращения гентакубам приходилось питаться чаще. Потом организм адаптировался и потребность в крови была уже не такой мучительной – можно было обходиться без «подзарядки» неделями – высокая калорийность человеческой крови надежно обеспечивала необходимой энергией. Бросив на Инес озабоченный взгляд, демон удалился. Первым делом он собирался найти матушку Изабо и спросить – знала ли она, что Инес не человек? Если да, то почему не предупредила. Он уже твердо решил, что поддерживать отношения с гентакубом не намерен – демону нравились живые девушки. Не добавляло настроения то, что у него с гентакубом был общий ребенок, а это, как ни крути, налагало определенные обязательства и связывало с Инес. Если окажется, что монахиня ни о чем не подозревала, демону предстояло решать другую загадку – кто решился на такое без видимых причин и почему создание появилось без согласования с ним – взяв на себя миссию погребения тела Инес, демон считал его своей собственностью. Изменить условия договора могла разве что Изабо, но на это не было и намека. Демон уже «простился» с Инес, своей бывшей подружкой, когда понял, что она отвергает его. Узнав, что она почила, хотел лишь провести красивый обряд и создать пантеон, куда он мог бы приходить, чтобы погрустить. Демону нравилось подражать людям в чувствах, поскольку сам был их лишен. Получалось, что некто вмешался в его планы настолько, что он теперь должен суетиться, как простой смертный, изыскивать способ разорвать эмоциональную связь с существом таким же бессмертным, как он сам! «Чувствуя» себя обманутым, демон напрягал все свои силы, чтобы проникнуть сквозь завесу окутавшей его тайны и хотя бы в общих чертах нарисовать портрет того, кто за всем этим стоит. Он очень старался: сопоставлял, обращался в глубины своего подсознания, но, кроме невнятной бесполой тени ничего представить не смог. Встреча с монахиней могла что-то прояснить. Но демон сомневался, что Изабо будет с ним откровенничать и не заморочит ему голову еще больше. Вот что бывает, когда связываешься с людьми и недооцениваешь их, упуская момент, когда они из слабых и податливых вдруг становились дерзкими и непредсказуемыми. *** Оставшись в одиночестве, Инес сбросила одежду и принялась себя рассматривать – руки, колени, живот, грудь – все на месте. – Для недавно родившей, я бы сказала, очень даже неплохо. И грудь, она стала такой огромной, – Инес дотронулась до себя и поморщилась – ощущения были не из приятных. – Меня можно доить, как козу! Теперь понятно, почему вокруг меня всегда эта лужа! Молоко сочится из всех пор! Я должна срочно разыскать своего ребенка, иначе меня разорвет. Инес направилась к озеру. – Мечтала об этом с тех пор, как начались эти ужасные роды! Она разбежалась и плюхнулась в воду, поджав ноги. Получилось не очень изящно. Вода выплеснулась и окатила пещеру. Из полумрака донеслось недовольное ворчание, но Инес его не услышала потому, что погрузилась в воды озера с головой. Она опускалась все глубже до тех пор, пока не достигла дна. От воды исходил зеленовато-голубоватый блеск – это светились глубоководные водоросли, которые облепили ее тело, и она стала похожа на русалку, а ее кожа – на чешую. – Мне нравится! Жаль, что тут нет шансов встретить мужчину. И почему мне так не везет? Попадаются то «купцы» с «охотниками», то демон, то баба, переодетая мужиком. И как меня угораздило забеременеть и даже родить? Теперь не знаю, как смыть с себя никому не нужное молоко. Наверное, я проклята, – заключила Инес, напрягла живот, выпустила гирлянду пузырей из своей дивной попы, улыбнулась довольная, и поплыла наверх. Инес, став гентакубом, нисколько не изменилась – была все такой же раскрепощенной и прямолинейной в суждениях. Разве что стала в меру самокритична и рассудительна. Ее фигура, став еще более женственной и обворожительной излучала физическую силу и уверенность – случись что, она сможет себя защитить. Преодолев за пару секунд приличную глубину, она набрала скорость и выпрыгнула из воды, едва не разбив голову о низкие своды пещеры, увлеклась. Из полумрака донесся, размноженный коротким этом, вздох восхищения. Инес бросила в ту сторону любопытный взгляд и, не заметив ничего подозрительно, продолжила свои водные процедуры – еще немного поплескалась, затем вышла из воды. – На это совершенное тело надевать такие лохмотья? Ну уж нет, – она брезгливо поворошила ногой свою одежду, которая валялась на камнях неопрятной кучей тряпья. Инес вспомнила, что когда-то этот наряд был очень красив и стоил хороших денег – платье подарил ей отец. Как давно это было… Воспоминания возымели свое действие – категоричность Инес сменилась сентиментальностью – она собрала вещи, отнесла к озеру и принялась их стирать. Полноценной стиркой назвать это было трудно, но пыль и грязь удалось смыть. Ткань заиграла красками, напомнив Инес о том, как она была рада получить этот наряд – на минуту она поверила, что небезразлична отцу. Но он не дождался, пока дочь наденет свое новое платье, поспешил в свой монастырь. Инес разозлилась, сорвала с себя платье и больше его не надевала. Когда стали думать, во что облачить тело, отец предложил это платье. – Я сам выбрал его, надеялся, что Инес поймет, как дорога мне и если я бываю с ней строг, то только потому, что мне горько видеть, как она скатывается в бездну греха. Неужели я вымолил ее ради этого? Не дожидаясь, пока все высохнет, Инес накинула на себя платье и направилась к выходу. Выйдя из пещеры, она оказалась звездным под шатром ночного неба, который укрывал не только ее, но и Теодору с младенцем. В это мгновение все трое смотрели на звезды, любовались им и думали друг о друге. *** Прошло совсем немного времени, а ребенок уже заметно подрос, окреп и все время думал о своей матери. Не понимая хитросплетений ее и своей судьбы, он ощущал ее присутствие в этом мире, изо всех сил старался не потерять. Разве не он упросил развернуть челн, перевозивший его мать через Лету? Он добился своего и являлся ей каждый раз, когда она вспоминала о своем ребенке – мысли Инес были для него маяком, по которому он определял место, где ее искать. Он не мог прикоснуться к ней физически, хотя видел, что ее грудь полна молоком. Несколько раз ему почти удавалось коснуться ее, но неведомая сила обрывала нить, которая их связывала и все приходилось начинать заново. *** – Что надо от меня? – увидев благообразного и молодого путника, матушка Изабо сразу распознала в нем демона. – Тебя не обмануть, – проворчал он, но облик менять не стал. – Хочу спросить кое о чем, может быть ты догадываешься и начнешь сама? – С чего ты взял? – монахиня хотела обойти его, чтобы не нарываться на нежелательное выяснение отношений, которые и так держались на навязанном ей договоре – она бы с радостью оборвала все связи с ним и закрылась бы от него силами заклинания. Вместо этого приходилось быть на виду на случай, если демону вдруг приспичит с ней посовещаться. Что и случилось. Монахиню беспокоило не то, что он так легко нашел ее, а то, что заинтересуется – с чего вдруг она зачастила в Махерат. Но демон спросил не об этом. – Инес ведет себя странно, – начал он. – Ах, да, мне следовало начать с того, что Инес жива! Как тебе это удалось? Поведай, мать Изабо. О, нет, я не в претензии, одним создание больше. Но почему не предупредила? Что ты задумала? – «Началось…», – первый удар мать Изабо отбила легко и сразу пошла в атаку: – Видишь ли, когда я передавала тебе тело Изабо, она была мертва. Мертвого от живого как-нибудь отличу. Ты просил Инес? Ты ее получил. В каком качестве – мы не обговаривали. Хочу напомнить – ты обещал, что проведешь похоронный обряд, и бедная Инес упокоится в достойной ее красоты, могиле. Не смог сдержать своего обещания? Тогда и я могу не переживать насчет своего обещания тебе и ты можешь не надеяться на встречу с сыном, во всяком случае с моей помощью. Дождешься, когда он вырастет, тогда и явишься к нему. Будет время заучить наизусть – Сынок, я твой папа! А вдруг еще разволнуешься! Демон случал молча, но уже закипал – похоже, монахиня соорудила ловушку, в которую он угодил. Мать Изабо в свою очередь уже не знала, как еще ущипнуть демон и спровоцировать на ссору – повод разорвать договор! Но демон не повелся. – Не драконь меня, выслушай. Не каждый день к тебе демоны обращаются за советом. Мать Изабо от этих слов даже поперхнулась. – Пришел ко мне за помощью? – Не передергивай, я сказал – за советом. – А ты и правда гордец неисправимый. – А ты злобная монахиня. Мать Изабо усмехнулась – она первая перешла на личности и получила в ответ, но оправдываться не собиралась. Демон подтвердил ее худшие опасения – ее вернули и она обратилась в гентакуба, испив материнской и отцовской крови. Изабо пришлось потрудиться, прежде чем она смогла успокоить Инес и всучить ее демону. Была слабая надежда, что он сумеет с ней справиться и «похоронит» как-нибудь. Судя по его растерянному виду, ничего не вышло. Изабо не хотела, чтобы демон понял – она заинтересована в его помощи и рассчитывает на его содействие. В сочетании с договором это уже полноценное партнерство с демоном. Такое не могло не встревожить, но деваться было некуда.

Глава 26.

Несмотря на то, что мать Изабо встретила демона, как всегда холодно и старательно демонстрировала свою враждебность, он уловил явные признаки заинтересованности. Особенно после того, как монахиня прицепилась к фразе о том, что демону нужен совет и прочитала ему целую проповедь: – Совет и есть просьба о помощи, если о нем просят. Когда его дают – выражают готовность помощь оказать. У людей так. – Я не человек. – Не спорю. Только удивляюсь, что твои поступки все чаще напоминают человеческие. – Заподозрила меня в милосердии? – демон аж хрюкнул от нелепого заблуждения на свой счет, но игуменья только улыбнулась. – Упаси бог, если в тебе проснется милосердие, которое люди все чаще проявляют в последнее время по отношению к ближнему – конец света наступит раньше срока. – Разочаровалась в людях? – философское отступление снизило накал, но не увело от темы. «Разбитые иллюзии» – любимая тема демона на все времена. – Есть немного, если признать, что я и правда несколько разочарована собой. Старею, теряю хватку… – Вот уж не заметил. Энергии у тебя, как у ветра – носит тебя туда-сюда. Подозрительно часто с тобой встречаемся… Следишь? – Заметил? Жаль – старалась быть осторожной. От демонского нюха не скрыться, – «признавшись», мать Изабо, как мать-наседка от цыплят уводила демона от верной догадки. – Спрашивай, раз пришел, все равно ведь не отстанешь. Только не темни. Играть в твои игры не собираюсь. Если ты пришел, чтобы напомнить мне про договор, так я за него кровью не расписывалась. Придет время, мы к нему вернемся. Или встретился с Инес, повздорили и ты решил пожаловаться мне на ее поведение? Я не сплетница, мне ваши дела не интересны, – игуменья снова лукавила самым бессовестным образом. – Ну вот и добрались до главного, – демон снова оживился, понимая, что переговорить игуменью не получится – так и будут пикироваться, пока он не взорвется и не рубанет: – «Довольно, обойдусь без тебя!» – Значит так, я понял, что "воскрешение" Инес для тебя не новость. – Можно сказать и так, – уклончивый ответ матери Изабо подтвердил – да, она знала. – Могла бы предупредить. Но я не в обиде! – демон поднял руку в примиряющем жесте, останавливая очередную тираду, которую готова была выдать Изабо. – Я недоволен тем, что это нарушило мои планы. Думал, попрощаюсь, опущу тело на дно подземного озера и моя Инес упокоится навеки, глубоководные водоросли превратили бы плоть в свет, который сопровождал бы ее во тьме… – Как романтично, – перебила Изабо. – О чем ты вообще думал, когда соблазнял ее? – Напрасно пытаешься разозлить и избавиться от меня. Помоги и я сам уйду. Мать Изабо поняла, что разговор затянется – устало присела на камень, лежащий у дороги. – Уже поняла. Что ж, ты ждешь от меня совета – как от нее избавиться? – Да. – Может быть поладите..? – Издевайся…все равно не уйду. Инес изменилась. Она стала такой уверенной и дерзкой. Я удивился, когда понял, что она жива! Не ожидал. Зато она была само спокойствие. И еще мне показалось, что она ждала, как бы меня выпроводить из моей же пещеры! – Ожидал, что она бросится обниматься? Забыл, как она умерла? За такое, знаешь ли, не благодарят. – Я предлагал помощь. – Не удивляйся тому, что она тебя отвергла. И не надейся на взаимность сейчас. В ней много человеческого. Изменить ее сущность можно будет, если заставить ее пить кровь животных. Сможешь ее в этом убедить? – Я не хочу ее ни в чем убеждать! Помоги от нее избавиться! – Так и знала – просишь забрать красавицу назад? -Ну…, в общем да. – И как, по-твоему, это можно сделать? Уговорить ее стать вечной русалкой в твоем болоте? – Там хрустальная вода! – Да хоть молоко с кисельными берегами – какой вампир или суккуб согласится добровольно похоронить себя? Как ты это себе представляешь?! – Есть один способ. – Интересно, – игуменья почувствовала, что сейчас прозвучит нечто потому, что универсального и безобидного способа избавиться от создания, подобного Инес, не имелось – она изучила все подходящие заклинания и убедилась. – У нее есть ребенок. Если его найти, мы получим над ней неограниченную власть и сможем заставить сделать то, что нужно. Вплоть до того, что она сама себя сожжет или оторвет себе голову. – Милосердие – не твой конек…Ты знаешь, где он? – Думаю, ты знаешь, если обещала свести меня с ним. – Обещала. Но не сказала – когда, – мать Изабо лихорадочно обдумывала причину, чтобы отказать демону. – Так давай вместе изыщем способ – как поторопить дело! – Почему бы тебе не примириться с Инес? Уговорил бы ее сам – порвать с тобой. – Да она меня знать не желает! Мне надо оборвать связь с ней! Только так я могу от нее освободиться! – Вот, незадача, – прошептала мать Изабо. – Именно. Помоги и разойдемся с тобой навеки, клянусь, забуду, как ты выглядишь! – Мне не нравится, что ты пытаешься вынудить меня – разделить с тобой ответственность. Инес – это твоё наследство, как и ребенок. Не знаешь, как распорядиться? Терпи. *** Теодора занялась преображением себя в волчицу, лупу, которая вышла на поиски падких на легкие знакомства мужчин. Ребенок наблюдал за ее приготовлениями, посасывал деловито палец. -Ну, вот, вроде на что-то уже похоже, – с горьким смехом сказала Теодора, обнажая больше обычного свою грудь. Рука коснулась креста, который был на ней и мешал сосредоточиться на предстоящем. – Это здесь никаким образом. Придется тебе поносить его за меня. Инес сняла его и попыталась надеть его на шею ребенка. С крестом творилось что-то неладное: цепочка и сам крест, крутились, как живые, цепь путалась, крест соскальзывал, выпадал из рук. Теодоре никак не удавалось «укротить» единственную вещь, которая мешала ей заняться постыдным, но прибыльным промыслом. Она в изнеможении опустила руки. – Я не могу так! -«Чего ты не можешь?» – спросил ребенок. Теодора уже привыкла, что он говорит с ней, не часто, а только в моменты, когда происходило что-то ответственное, как сейчас. – Тебе не понять. – Объясни. – Детям такое знать не положено. Для меня это единственный способ заработать деньги. – На земле много денег. Их часто теряют. Мне не трудно их собирать. – Как ты это делаешь? – Не знаю. Смотрю и вижу, где они прячутся. Теодора вздохнула. Ребенок посмотрел на нее и спросил: – Может ты сама хочешь встретиться с теми мужчинами? – Что? – Теодора вспыхнула и вскочила. – Почему ты говоришь это? – Потому, что у нас есть деньги, а ты убеждаешь себя, что я умру с голоду, если ты не сделаешь то, о чем не хочешь сказать. Теодора от волнения не могла найти себе места – металась по хижине из угла в угол. – То, что я собираюсь сделать, это нехорошо. Грязь, понимаешь? Валяешься в грязи телом, а пачкается твоя душа! Да что я объясняю тебе! Ты ребенок! – Сама знаешь, что это не совсем так. Я быстро расту. И кое-что уже понимаю. Ты сама меня научила многим вещам. Я много думал о них и вот, что скажу – не делай того, от чего твоя душа станет грязной. Это так просто. – Ох, малыш… – Мне надо придумать имя. Теодора была рада смене темы разговора. Странно, что она сама не додумалась предложить это – нелепо получалось – с «малышом» они обсуждали темы, на которые не со всяким взрослым заговоришь. Возможно, останавливала мысль, что у ребенка есть родители, которые и должны были придумать имя. Она посмотрела на малыша и ее сердце сжалось от сочувствия к этому необычному ребенку – кто мог сказать, сколько в нем осталось от ребенка и сколько человеческой мудрости уже впитало его сердце? Он не успел родиться, а уже сирота, если вдуматься. Дед от него отказался. Теодора заменила ему мать. Но будет ли он благодарен ей за это? Решения принимались за него… Она перебрала в уме несколько и предложила: – Может быть Феодор? – Так звали твоего мужа. Теодора опустила глаза. – Называй меня Тео. И не смотри на меня с таким удивлением, ладно? Я не сказал ничего особенного. – Почему Тео? – Потому, что я хочу помнить о тебе, если нам придется расстаться. Мое имя будет, как ключ к моей памяти – если вдруг я забуду тебя. – Ох, малыш… – Тео. – Конечно, как ты хочешь, Тео. Но с чего ты решил, что мы расстанемся? Я никогда не брошу тебя, скорее умру. – Знаю. Но в жизни все может быть, особенно, если она очень и очень длинная… В ней столько соблазнов… Если хочешь, мы пойдем с тобой в город и найдем то место, где ты могла бы снова… испачкать свою душу. Может быть так тебе будет легче сделать выбор – не бежать от себя, а принять себя такой, какая ты есть. Испачканная грехами душа, израненная ими, все равно живая. Я никогда не отрекусь от тебя. Тебе нечего бояться – я же не муж, у которого вместо любви – гордыня. Теодора схватила ребенка, уткнулась в него и зарыдала, давая возможность душе, которая все это время изнывала в тисках своих же домыслов и предубеждений, излить боль, очиститься и вспомнить, как это – дышать свободно и без страха за будущее, радуясь каждому новому дню, как в далеком детстве. Будущее больше ее не страшило, как и соблазны, которые подстерегали на каждом шагу. Если ей суждено упасть, она знает, что это не приговор – надо только найти в себе силы снова встать и идти дальше, пока смерть не остановит ее и не скажет: – Хватит, ты сделал все, что могла. Теперь отдохни…

Глава 27.

Вопрос Тео – не хочет ли Теодора вернуть прошлое, от которого она то ли отказалась, то ли сбежала – ее озадачил. – «Что, если он прав, и я притворяюсь, придумываю поводы, чтобы оправдаться, а на самом деле хочу снова окунуться в тот омут? Тогда мне надо последовать его совету и испытать себя. Только так я смогу понять – мое отречение от греха было окончательным или это попытка сбежать от проблемы, вместо того, чтобы остаться и решать ее. Но для этого надо было признаться Феодору во всем. ВО ВСЁМ», – Теодору передернуло от одной этой мысли – нет, она бы точно не смогла. Даже самый любящий муж, как она считала, не простит такой чудовищной лжи и не примет раскаяния неверной жены. Или простит, но доверие между ними будет убито этой правдой. Проницательность Тео изумляла, но Теодора была рада, что ей не надо притворяться. Он не отвернется от нее потому, что верит ей. Ей не придется больше лицемерить – Тео сам подал ей это «зеркало», подсказал – как обрести мир в душе. – Ох, Тео, ты хоть и маленький, но надеюсь поймешь, если скажу, что я с тобой чувствую себя так, будто обнажена и совершаю омовение. Моя душа снова поет и радуется, это была лучшая исповедник в моей жизни, хотя ты сказал всего несколько слов, но самых нужных. – Я рад, что ты улыбаешься, Теодора. Ты желаешь это впервые с того момента, как понял, что мне чего-то не хватает, помимо материнского молока. Теперь знаю – твоей улыбки. Можно я попрошу тебя кое о чем? Теодора насторожилась – ребенок никогда ни о чем не просил. Он столько для нее сделал, намного больше, чем она для него. Теодора лишь пыталась накормить его и согреть, а он своими словами осветил путь ее душе. Раньше таким проводником для Теодоры была мать Изабо. Но сейчас ее нет и неизвестно, вернется ли она – возможно с ней случилась беда и Теодора теперь предоставлена сама себе и помощи ждать неоткуда. Мысли были неновыми, но теперь они Теодору не пугали, а настраивали на борьбу. Она смело посмотрела Тео в глаза: – Говори. Сделаю все, что в моих силах. Ты знаешь их предел. – Не будь такой серьезной, – улыбнулся ребенок. – Я знаю, куда мы идем. Не могла бы ты прикрыть свою грудь. А то на нее будут смотреть. Я не сдержусь и пожелаю этим людям плохое и оно сбудется. Теодора отнеслась к просьбе со всей серьезностью. Тео уже неоднократно доказал, что обладает способностями влиять на неживые предметы. Теодоре не хотелось проверять на что он способен по отношению к живым людям. Тео прав – на нее наверняка будут смотреть с вожделением или осуждением – сама же провоцировала тем, что так оделась. Теодора внесла необходимые изменения в своем внешнем облике и снова стала похожа на бродяжку, у которой ни гроша за душой – только голодный ребенок и безысходность. Понятно, что соблазниться на такую мог далеко не каждый, разве что кто-то рассмотрит, что она молода и решит поразвлечься, чтобы заплатить гроши или обмануть вовсе – никто не заступится. Но Теодоре теперь было нужно другое – она хотела испытать себя – потянет ее к прежним увлечениям или это осталось в прошлом, как недуг, от которого она освободилась. Оказавшись в городе, Теодора неспеша прогуливалась по улицам, высматривая – не встретится ли роза, воткнутая в расщелину стены дома. Так обозначались дома «слепых свиданий», где каждый желающий мог позволить себе «любовь, приправленную специями» в противовес тому, что давало «пресное» супружеское ложе. Посетители переступали порог после того, как надевали маску, которая скрывала лицо и делали щедрый взнос, но не деньгами, а оставляли в залог свои украшения. Залог возвращался, если посетитель соблюдал все правила – не срывал масок с других, не стремился показать свое лицо и не позволял лишнего – извращения не поощрялись – для этого были другие места, где можно было самовыражаться, как угодно. Дома «слепых свиданий» предназначались для супругов и тех, кто хотел сохранить свой брак и в то же время – познать незамужних или чужую жену или мужа, устав от своих. После завершения приключения вещи «выкупались». Желающие – нарушить правила – находились редко потому, что вещи, принадлежавшие им, в случае конфликта, выставлялись на всеобщее обозрение. Слух о том, что на стене дома появились браслет, серьги или подвеска разносился мгновенно, собирая толпы любопытствующих. Дорогие изделия опознавались сразу – ювелиры были первыми, кто прибегал сюда, чтобы успеть выкупить вещь и потом шантажировать владельца. «Покопаться в чужом белье» – страсть, которую изжить не возможно, как и желание – посплетничать и осудить. Дома «слепых свиданий» были относительно новой формой развлечений, но они понравились и быстро стали популярными. Теодора была там завсегдатаем, как и Инес. Феодор обходил это место стороной и только однажды попросил: – Если тебя сюда потянет, умоляю, скажи мне, не делай из меня рогоносца. У меня будет хотя бы выбор, и я смогу тоже прийти сюда, если пойму, что так можно спасти наш брак. Теодора сделала вид, что удивилась и сказала, что понятия не имеет, что там творится. Феодор знал обо всем со слов других и взялся «просветить» «наивную» супругу. Со слов других, рассказал о том, о чем Теодора знала и так. Сюда приходили потому, что были уверены – их тайну никто не узнает. Добропорядочные супруги могли позволить себе несколько часов побыть в несвойственной себе роли. «Верные» мужья неистово совокуплялись с чужими женами. При этом и те и другие были в масках. Феодор рассказал об одном случае, который его позабавил – Теодора знала об этом тоже, но слушала, «открыв рот». Так получилось, что муж и жена в масках выбрали друг друга, не подозревая ни о чем. Они так неистово предавались любви, что все остальные им либо завидовали, либо старались следовать их примеру – повторяли за ними то, что делали они. Теодора узнала обоих супругов по особым отметинам на их теле. Странно, что они сами не сразу обратили на это внимание и заметили лишь когда все закончилось. Теодора дослушала рассказ и едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, проговорила: – Вот ведь как бывает – оба хотят друг друга, а страсть пробудилась в состоянии измены. – Я тоже думал об этом, – в голосе Феодора слышалось смущение, видимо история затронула его намного глубже. Теодора увидела, что муж возбудился. Ответив на его желание, она отдалась незамедлительно, без прелюдий, неосознанно подражая соитию с незнакомцем – как в том доме. Для полноты ощущений Теодора закрыла глаза, а когда открыла, увидела, что у Феодора глаза тоже закрыты. – Мне очень понравилось, ты был прекрасен. Любая жена позавидует – мой муж любит меня, как чужую жену! Феодор густо покраснел. Теодора поняла, что попала в точку – он тоже о ком-то думал, представляя ее на месте Теодоры. Если она не знала за собой вины, наверняка обиделась бы. Но Теодора хорошо понимала, что творится в душе Феодора, потому предложила: – Я не осуждаю тех, кто ходит в эти дома. Лучше выпустить демона из себя и не ждать, когда он поглотит тебя. Если им что-то грозит, то это не супружеская измена – это ничтожно по сравнению с ложью, которой демон их опутает и подчинит себе. – Я не понимаю тебя, Теодора, – Феодор страдал потому, что жена читала в его душе – его греховные помысли, оказывается, не были для нее секретом, в то время, как он больше смерти боялся ей признаться, что думал о других женщинах и желал их. Он считал, что предает Теодору, сдерживал себя потому, что любил и боялся ее потерять. – Хочешь, «поиграем» с тобой в эту игру, как они? Наденем маски и разрешим себе то, о чем мечтаем и боимся признаться. Если это поможет нам сохранить себя друг для друга, почему не попробовать? Феодор согласился, но не сразу, Теодоре наговорить еще много слов, прежде, чем она смогла его убедить, что это не будет изменой. -Смешной! Мы же будем знать, кто под маской! -А в мыслях? Мы будем представлять кого-то другого? -Не хочешь, не будем, – Теодора уже устала, пусть остается все как есть – она постарается ходить в тот дом реже, со временем, возможно, забудет туда дорогу, но не сейчас – в Теодоре еще кипела страсть и одного мужа ей было мало. -Нет, я согласен. Но предупреждаю – я буду представлять тебя. -Как хочешь, – согласилась Теодора, понимая, что Феодора иначе к «эксперименту» не склонить. В результате все прошло замечательно. Они договорились, что будут в масках с особыми метками, чтобы узнать друг друга, потом поменялась масками с другой женщиной, подарив один из своих перстней и попросила поделиться впечатлениями. Женщина все исполнила – подошла к Феодору и увела его в укромный уголок, потом рассказала, что мужчина все время шептал: – О, моя Теодора… -А ты что? -Ничего, охала и стонала. -Претворялась? – Теодоре стало обидно за мужа, что он так оплошал – вспоминал ее имя, а не делал свое дело – какой смысл было приходить сюда, если он так и не смог раскрепоститься? -Что ты! Он был, как бешенный, поднимал меня на своем, ну ты понимаешь, как пушинку. На такое способны очень немногие, сама знаешь. Если ты его знаешь, шепни в следующий раз – я бы хотела испытать это еще. -Пожалуй, – смущенно проговорила Теодора. Феодор ее «не поднимал» ни разу, видимо дом «слепых свиданий» все же подействовал, как надо. С Феодором встретились уже дома. Он весь день не отходил от Теодоры, заглядывал виновато в глаза, думал, что она чем-то расстроена. Теодора так и не смогла «пожаловаться», что дома он ее ТАК никогда не баловал. А зря.