Прошло несколько дней, а Теодора никак не могла обрести душевного равновесия – история с «обретенным» крестом ее выбила из колеи. – «Я знаю, что это ребенок демона. Потому приписываю ему то, о чем в глубине души мечтаю сама и жду помощи! Случайные совпадения кажутся мне волшебством…», – Теодора задумалась. – А разве это не так? Разве такие находки – это не чудо?» Теодора ничем не отличалась от других людей, кто предпочитал добиваться всего сам, не дожидаясь «манны с небес» и, если она на них падала, относились к этому, как к случайности и на повторение не рассчитывали. Везение, повторившееся дважды, ее испугало. Радость, что насущные проблемы решены, сменилась опасением за свой разум. Теодора долго смотрела на ребенка, дольше обычного. Сейчас, когда он снова спал, он казался ей таким маленьким и беззащитным, что она не смогла сдержать слез – непрошенные, они полились из ее глаз. Несколько капель упало на личико ребенка. Он нахмурился во сне, но не проснулся. Теодора обхватила голову руками и запричитала: – Как я смогу о нем заботиться, если моя голова перестанет мне повиноваться и вместо того, чтобы что-то делать, я буду высматривать по углам, нет ли там еще какого-нибудь подарка? В нашем положении это опаснее, чем голод, который нас мучал. Но мне было спокойнее, чем теперь, хотя у нас есть крыша над головой – дырявая, но есть! Стоит мне подумать о еде, как тут же нахожу под ногами серебряные монеты! Нужен огонь – пожалуйста! Хоть рыбу добыла сама, слава богам! – похвалила себя Теодора, зная, что украсть рыбу, как мальчишки, она бы не смогла. Не потому, что ей стыдно – стыд привилегия благополучия и достатка – если бы ее поймали, кто бы позаботился о ребенке..? В рассуждениях Теодора смысл был. Он выражался в том, что удача притупляла в ней способность бороться, охотиться. Хочешь избавиться от зверя – приучи его к «халяве», а потом выпусти на волю, сделай «доброе дело» – зверь, каким бы мощным он не был рожден, станет легкой добычей для более слабого, кто не позарился на «подарки судьбы», предпочел им навыки охоты, более надежные. В мире, который окружал Теодору и младенца, выжить можно было, уповая на свои силы. – Хватит ныть. Я знаю, что мне делать. Надо заняться поиском, кто захотел бы меня за небольшую плату и тогда всякие глупости не будут лезть мне в голову, – эти слова Теодора проговорила вслух. Ей почти удалось себя уговорить, она даже успокоилась. Но рука нащупала под одеждой крест и в душе снова поселился страх. Пока Теодора убеждала себя, что ей придется «продавать» себя, ребенок проснулся, но лежал тихо и наблюдал за ней. Заметив, что он не спит, Теодора покраснела – ей показалось, что ребенок не только слышал ее слова, но и отлично понимал, о чем они. – Не понравился сон или я разбудила тебя своей глупой болтовней? – она сказала это просто так, чтобы скрыть неловкость, которую чувствовала. – «Если так пойдет и дальше, я начну его стесняться. Хорошенькое дельце. Как же я буду менять ему лопухи, когда он обкакается? Вот! Это и есть – сходить с ума…». – Малыш, почему ты так на меня смотришь? Хочешь что-то сказать? – Теодора откровенно провоцировала ребенка. Если он притворяется «малышом», а сам уже не пойми что, она заставит его признаться. Но ребенок отреагировал в соответствии с возрастом – моргнул, пару раз гукнул и сунул палец в рот – это и был его ответ. – Хорошо, – Теодора не собиралась сдаваться, она чувствовала, что ребенок что-то скрывает и по-своему морочит ей голову. Слишком много чудесного происходило за последнее время – они почти ни в чем не нуждались, учитывая их положение, но в этом ее заслуги не было. – Я знаю, кто ты, имей ввиду. Если тебе нужно, чтобы я оставалась в неведении, пожалуйста. Но знай, я уже буду начеку и все твои уловки увижу сразу. Если монета и «греческий огонь» – твоих рук дело, ты молодец. Но вот насчет креста я скажу так – тут ты не прав. Мы совершили сделку и не должны нарушать ее. Понимаешь? У людей есть законы. Если их все отменить, они передерутся и наступит право сильного. Для таких, как мы, это катастрофа. И таких людей гораздо больше, чем сильных и богатых. – «Я запомню это. А ты запомни, что ни при каких обстоятельствах нельзя отдавать свой крест, если не хочешь получить взамен более тяжелый». Теодора подняла указательный палец, подержала его так, собираясь с мыслями. Ребенок ответил ей. Значит все ее догадки на его счет оказались верными – он уже соображал, мог влиять на события и спорил с ней и поучал, да еще по такой теме! Неслыханно. – Значит так, – Теодора погрозила пальцем, но сама не могла сказать – кому предназначался этот строгий жест. Ситуация начинала выглядеть комично, похоже, что ребенок именно так ее и воспринимал – лежал себе и улыбался, а еще следил за пальцем Теодоры – она с ним играет? – О, боги! За что мне это? – воскликнула Теодора и в тысячный раз попыталась воззвать к матушке Изабо – она обещала, что не выпустит их из виду и подскажет, куда им идти. Так, где же ее подсказки и знаки? Прошло уже столько времени, а надежного пристанища как не было, так и нет. Все или почти все, что удалость раздобыть, как оказалось, могло быть заслугой ребенка. Если так и дальше пойдет, Теодора уже сможет однозначно сказать, что это она заботилась о ребенке, а не наоборот. *** Матушка Изабо не находила себе месты потому, что потеряла след Теодоры и младенца. В голову лезли дурные мысли – а что, если ребенок демона подчинил себе Инес, что тогда? Но, ничего не поделаешь, надо было набраться терпения и подождать, когда ребенок отвлечется или сам заинтересуется ею – матушка Изабо "стучалась" в невидимую дверь, которая скрывала от нее Теодору. Ребенок есть ребенок, сердиться на него за то, что он использовал свою магию, монахиня не могла – такова его природа. К тому же он скрывал их обоих не только от нее, но и от демона, который рыскал с неменьшим усердием. Недаром притащился даже в Махерат, откуда матушке Изабо с трудом удалось его увести, направив по другому следу. Время шло. Убедившись, что демон не преследует ее, матушка Изабо решила нанести визит в Махерат, чтобы обговорить детали. Теодора с младенцем могла объявиться в любую минуту.

Глава 23.

Отец-настоятель монастыря Махерат встретил мать Изабо настороженно – еще сердился на нее за последнюю стычку из которой она вышла победительницей, а он чувствовал себя, как нерадивый семинарист. – Не ожидал увидеть вас так быстро, мать Изабо. У вас насыщенная жизнь. Мне казалось, что мы наши разногласия уладили, разве нет? -Жизнь непредсказуема, – монахиня потупилась, давая понять, что пришла не «воевать» и сходу приступила к делу. – Скажите, святой отец, в Махерат в последнее время никто не приходил? – она спросила на всякий случай, вдруг Теодора сама нашла сюда дорогу или младенец ее привел туда, где был зачат – его душа, как и его поступки для матушки Изабо были непостижимой тайной – всего можно было ожидать. – Врата монастыря открыты, как и наши сердца. Вы имеете ввиду кого-то конкретного, мать Изабо? Говорите прямо или мы опять начнем упражняться в острословии, в котором, признаюсь, вы одержали верх. – Неужели? Мне показалось, что ваше замечание насчет «христовых невест» довольно меткое, хотя и дерзкое. Ради красного словца… Но, вы правы, не стоит мутить воду, когда вокруг злые силы плетут свои сети, – напоминание про воду было не случайным. Оценив вступление, настоятель приготовился слушать. Мать Изабо начала. С каждым словом брови настоятеля поднимались все выше, пока не уперлись в митру, венчавшую седую голову, как корона. Мать Изабо начала с того, что снова пообещала сохранить тайну о «колдовском роднике», потом аккуратно намекнула, что может передумать и поделиться вашим секретом со всеми, если он сочтет, что тайна того не стоит. – От этого родника одни проблемы. Скажу более – у меня есть опасения, что Мохерат могут заподозрить в потворстве колдовству. Это уже было слишком. Настоятель поднялся со своего места. Изабо замолчала, понимая, что настал решающий момент – либо ее попросят убраться и ей придется искать новое убежище для Теодоры, либо она перейдет к основной части и выяснит – кто остановился в Мохерат и можно ли на постояльцев взглянуть. -Чем могу быть тебе полезен, сестра? Монастырь наш небогат, но мы разборчивы в источниках пожертвований. Если у вас есть сведения, что в монастыре скрывается некто недостойный и я об этом не знаю, не скрывайте. Без меня вы все равно не сможете сюда войти. – Меня интересует послушник по имени Феодосий. – Это имя мне знакомо. Но я уверен, что тот Феодосий не совершил ничего постыдного и ему незачем прятаться в Махерат. Его приняли в другом монастыре. – «Конечно! Он мог запомнить Феодосия потому, что за него просил отец Инес. Полагаю, это все, что ему известно. За девять месяцев, и более того, многое могло измениться. Придется рассказать о Феодосии немного больше». – Вижу, вы ничего не слышали. Этот Феодосий оказался не так прост. Вы, полагаю, знаете, что в вашей гостинице около года назад останавливалась дочь и жена настоятеля другого монастыря. Это не так далеко от вас, но достаточно, чтобы Махерат служил пристанищем, если кто-то из их братии не успевал засветло добраться до Александрии. – Припоминаю, такая просьба была. К чему вы клоните? Они что-то здесь потеряли и спустя год решили поискать? – Понимаю, что это шутка, – проговорила Изабо, поразившись, насколько точными иногда бывают фразы, сказанные просто так. Настоятель почти угадал – разве что Инес не потеряла, а нашла у стен Махерат приключение, достойное ее изящного зада. Как бы настоятель отреагировал на такое признание с ее стороны, Изабо не стала представлять – надо было убедиться, что Теодоры здесь нет и, пользуясь случаем, посвятить настоятеля в некоторые важные детали. – Не буду больше скрывать – все это время я хлопотала именно об этом Феодосии. Но на сей раз он едет к вам не по поручению своего духовного наставника. У него на руках младенец. – Это как? – А как еще может выглядеть младенец, святой отец? Ручки, ножки… – Мать Изабо! Вы сведете меня с ума своими загадками. Что у вас за манера вести дела. Вы попросили предоставить вам укромную келью. Теперь выясняется, что она предназначена для послушника, да еще с ребенком! Чей это младенец? – Его. Так случается, когда юноши, собираясь посвятить себя Богу, в последний момент меняют свое решение. С Феодосием произошло то же самое. Он познакомился с девушкой и вот…. – Прискорбно. Видимо, тяга к соблазну оказалась сильнее желания соединиться с Отцом небесным. Мы не вправе осуждать. Итак. Вы хотите сказать, что этот Феодосий приедет в Махерат с прижитым младенцем? Как вы себе это представляете? Домик на отшибе. Но народ не слепой. – Понимаю, что сохранить тайну будет непросто. – Да уж, это мягко сказано! Невозможно – вот правильный ответ. Мать Изабо вздохнула, посмотрела на игумена, который уже несколько раз изменился в лице и сейчас сидел в своем кресле, как истукан с бледным лицом потому, что до него начало доходить – в какую авантюру мать Изабо его почти втянула. – «Надо было раньше расспросить ее! Старый осел», – настоятель ругал себя последними словами. – Увы. Понимаю ваши опасения. Но другого выхода нет. Вам придется поселить Феодосия в Махерат. – Это почему! Пусть отправляется туда, где согрешил! – Именно это он и делает. – ….?! – Мне надо было сказать сразу – Феодосий согрешил здесь, в стенах Махерат. – Это чушь! У нас мужской монастырь! – Верно. Но в вашей гостинице могут жить и особы женского пола и среди них встречаются дочери уважаемых священнослужителей, – высказав самое страшное, мать Изабо перевела дух. Теперь надо было только ждать, когда настоятель Моаерат переварит все и даст указание – готовиться к приему гостей. *** Демон припал к губам Инес и запечатлел на них самый нежный поцелуй, на который был способен. Лицо покойницы было подозрительно свежим, а губы сочными. Демон заметил эту странность во внешнем облике Инес, но решил, что это отблеск факела, свет от которого раскрашивал мертвые черты лица. Когда Инес открыла глаза, демон был слегка ошарашен – на такое действие своего поцелуя он не рассчитывал и если покойница ожила, то он явно перестарался или его скорбь и правда столь сильна. Вместо того, чтобы разобраться и понять – что произошло, демон снова оказался во власти своего самого сильного греха – гордыни. Он долго смотрел на Инес с настороженным внимание и восхищением. – Как ты хороша! Смерть тебе к лицу. – Дай мне зеркало, – попросила Инес. – Хочу сама оценить, не обман ли твои слова. Ты известный лжец, все это знают. – Не повторяй глупости за всеми. У тебя будет возможность убедиться в том, что моя репутация испорчена завистниками. – Перестань, себе не лги! Демон вздохнул. – С женщиной спорить… Ты просила зеркало? – демон усмехнулся. На, держи, дорогая, – демон бросил в ее сторону «шарик» из воды, которую зачерпнул в озере. Инес ловко поймала водяной «шарик»: – Изыскано. А простого зеркала нет? – Увы, дорогая, самые простые вещи теперь тебе недоступны. Зеркало – одно из них. Табу. – Почему? – Потому что ты в некотором роде не совсем живая. – Не понимаю. Я чувствую себя живой. – Мало ли что мы чувствуем. Поверь мне на слово – ты умерла. – Нет! В чем твоя ложь? – Ни с зеркалом, ни с тем – кто ты, я не лгал. Иногда мне кажется, что я самое правдивое существо на земле – вытаскиваю из людей то, что они скрывают и о чем лгут. Твое состояние – это одна из форм существования неживого. Если ты думаешь, что это я тебя обратил, говорю стразу – нет, не я. Кто? Понятия не имею. Но знаю, кого надо спросить, – демон думал об Изабо. – «Наверняка это она всучила мне такую Инес и не предупредила. Ох, матушка Изабо, чувствую, нам надо поговорить. Мы так не договаривались».

Глава 24.

Изабо пришло долго ждать, пока отец-настоятель знаменитого монастыря Махерат смог воспринимать ее не как исчадие ада, а партнера по беде, в которой он оказался потому, что был невнимателен к тому, что творилось за стенами Махерат. Он пытался протестовать, что это все происки и никакой дочери игумена тут не было. Но, проверив записи в гостевой книге, которую ему предоставили, убедился, что мать Изабо подготовилась хорошо. – Не знаю, чем все кончится, но вы – сущая бестия, мать Изабо. Вы хотите погубить наш монастырь? – Что за нелепое предположение. Я хочу его спасти! Как и вас. Но для этого нужно полное взаимопонимание. Вы готовы меня дослушать? – Разве вы еще не все сказали? – Почти. Мы не оговорили то, как долго Феодосий пробудет у вас. – Полагаю, у вас уже есть готовое предложение, от которого я не смогу отказаться? – проворчал настоятель, не зная, какие еще неприятности могут быть, кроме тех о которых он только что узнал. – Мохерат предоставит убежище тем, за кого я прошу, сроком на… десять лет. – …! – настоятель только открывал рот, пытаясь набрать воздух.– мать Изабо снова пробила брешь в его обороне – Махерат «пал» под натиском этой невыносимой монахини. – Сами понимаете, ребенок, чьи родители весьма необычные люди, и далеко небедные, должен подрасти прежде, чем одна из семей его родителей решится его признать. Сейчас он был бы для всех бастардом, бедный малыш. К тому же так вы искупите вину за то, что невольно стали соучастником – надо было присматривать за постояльцами, особенно за теми, в ком кипит молодая кровь и разум почти всегда проигрывает в сражении с соблазном – вкусить запретный плод, – мать Изабо искусно расставила нужные акценты, о других умолчала. – Мать Изабо. Надеюсь, вы больше ничем не сможете меня огорошить. Будет вам отдельный домик. Пусть живут, сколько потребуется. Если это младенец той, о ком я думаю, это может быть выгодным вложением на будущее. При случае я навещу ее родителей. У меня теперь есть к ним разговор. Торопиться не буду, никуда они не денутся. О таких услугах помнят до самой смерти. Кто знает, может быть когда-нибудь я и скажу вам за все спасибо. Но сейчас, прошу вас, идите с богом. Я так устал от вас и от ваших новостей… Мать Изабо смиренно поклонилась, умоляя бога: – "Только бы не узнал, что это сын демона"… *** Демон собирался похоронить Инес на дне подземного озера, рассчитывая на то, что глубоководные водоросли будут питаться им до тех пор, пока не обглодают все до костей, которые останутся там навечно. Хорошая могила. Чистая. Холодная. Он будет приходить сюда и предаваться воспоминаниям сотни лет. Но Инес, похоже, не собиралась на покой. Она потрогала руками свое лицо, посмотрела на руки – кожа была бледной, с легким розовым оттенком. – Будем надеяться, что с моим лицом то же самое. Не надо отбеливаться и укрываться от солнца. Всегда мечтала о такой коже. – Рад, что угодил тебе. – А ты тут при чем? – Я забрал твое тело и мой поцелуй тебя оживил. Наслаждайся, Инес! – Не в поцелуе дело! Лучше скажи, кто тот старик, что читал надо мной молитвы? – путешествие в челне по Лете стерла часть воспоминаний Инес. Она не помнила никого из людей, кроме Феодосия, которого хотела найти, но для чего, Инес не знала сама. Демона она воспринимала, как должное – есть и есть. Но особой симпатии к нему не испытывала – такие чувства, обычно бывают к надоевшим любовникам, которых прогнать жалко, а предаваться с ними любовными утехам противно. Демон уже предпринял попытку ее обнять. Инес оттолкнула его и показала клыки. Демон оторопел и засобирался на встречу с Изабо еще настойчивее. Но прежде надо было убедиться, что Инес никуда не денется, а если уйдет, то, чтобы она не натворила, не имело к нему никакого отношения. Отвечать за чужие «огрехи» демон не собирался. Создания, подобные Инес, так просто не появлялись. – «Кто ее обратил, тот пусть и возится». Большая часть воспоминаний Инес еще дремала. Но кое что уже проклевывалось, как лучи солнца. – Ты – демон! – вдруг воскликнула Инес. – Надо же, какое открытие. – У тебя есть ребенок? А вот это уже было интересно. Видимо, память Инес пробуждалась как-то избирательно. – Почему тебя это интересует? – он спросил осторожно, надеясь, что Инес скажет что-нибудь еще. – Потому, что, как мне кажется, это и мой тоже. Не делай вид, что удивлен. Мог бы предупредить, что собираешься осчастливить своим семенем. Это было нечестно с твоей стороны. Роды – это ужасно! – А я предлагал, ты сама отказалась принять мою помощь. Нагрубила мне… Кстати, где он? – Не знаю. Но я его чувствую. Я плыла в челне по реке. Он был там, на берегу и звал меня, просил остаться. Я хотела вернуться, но мне не позволили, ругались на него, просили отступиться от меня. Он ответил, что никогда не отступится от меня. Надо же, какой настырный… Демон задумался. Ребенок был слишком слаб, чтобы развернуть челн. Здесь требовалось согласие на самом высоком уровне иерархии, в которой демон занимал не самое почетное место. Искусить, соблазнить – одно дело, тут похоже было на колдовство, к чему он относился без особой симпатии – считал колдунов выскочками и самозванцами, которые повсюду шпионили и распускали сплетни о том, чего не понимали. Ближайшее время должно было прояснить – что из себя представляет Инес в своем новом качестве. О том, что она покусала своих родителей, демон не знал, иначе бы уже понял – она гентакуб. – Так значит, ты его видела, нашего малыша? Какой он? Опиши. – Лица не видела или видела, но не запомнила. Но чувствовала его. Он был такой одинокий! Но не беззащитный. Еще он смелый, сумеет за себя постоять, так что обойдется без нас с тобой, если ты и правда думаешь, что мы его родители. Мне все равно. Равнодушие Инес было намеренным, она интуитивно чувствовала, что должна сбить демона с толку и свой интерес к ребенку хотела скрыть. – Будешь его искать? Я с тобой. – Нет, – Инес демонстративно зевнула и потрогала пальцами вспухшие и покрасневшие десна – они зудели, видимо клыки снова начали отрастать. – Зачем? Пусть растет свободным, – против такого аргумента демону возразить было нечего – свобода выбора для демона – это всё. Хотя он недоумевал и равнодушие к собственному дитя покоробило. Демон посмотрел на Инес с сочувствием – она была лишена материнского инстинкта, как и он. Но он, хотя бы, интересовался судьбой ребенка, а ей было все равно. Темная душа демона, как бездомный пёс, рыскала в поисках того, что ему недоступно – любви. Могла ли Инес чувствовать это или любовь для нее означало только соитие? Если она при жизни была такой, то чего от нее ждать сейчас? Воскрешение Инес уже не казалась демону безобидным. – Инес, – сказал он вкрадчивым голосом, – ты можешь побыть одна, пока я отлучусь? – Иди, – ответила Инес, не задумываясь и без эмоций. Демон был ей не нужен – все врет и какой-то неуверенный в себе, а ей нравились мужчины с дерзким характером – этот совсем не такой. Что она в нем нашла раньше? Но больше всего ее бесило желание демона заявить свое отцовство. – «Ну уж нет, ты его не рожал! А я его выстрадала». Ей показалось, что демон может использовать ребенка, чтобы попытаться привязать ее к себе. Этот прием Инес сочла за неприличный и мысленно посоветовала демону «стать добычей ненасытного Асмодея напару с Эросом, раз двадцать подряд» – грубо, но от этого искреннего пожелания Инес полегчало.