Демон лукавил. Был способ добиться такого результата, но он и думать о нем не желал, считая еще большей редкостью, чем супружеская верность – демон боялся любви. Той, что давала влюбленным крылья и возносила их на олимп, а потом еще выше, куда ему не добраться было никогда. Там, на недостижимой для демона высоте, влюбленные одаривали друг друга не просто чувственным наслаждением, а состоянием восторга, которое дает только взаимная и абсолютная любовь. Не страсть и желание отдаться или отдать, а стать одним целым.

Демон, пробираясь в супружеские постели, занимался банальным воровством, подбивая на соучастие одного из супругов. Взаимная любовь для демона была непреодолимой преградой. Такие крепости он не бросал, а брал в осаду и ждал удобного момента. Почти всегда дожидался. Но ликование победы всегда омрачалось осознанием того, что это все же не то… та самая любовь, которая делала его бессильным, уже либо ушла сама, либо ее изгнали, либо в нее перестали верить.

Послав Теодоре наваждение, что она беседует с игуменьей, демон хотел одного – напугать Теодору. Феодор должен был «помочь» – смутить Теодору предположением, что она не в себе и ей уже мерещатся игуменьи. Расчет строился на знании человеческой психологии – молодая женщина должна была испугаться всего – и невидимых призраков, которые уже поджидают ее у дверей дома, и разоблачения мужа, и шантажа со стороны сводни, лекаря и других своих «партнеров» по прелюбодейству.

Однако Теодора ощутила в себе совсем другое и демон был поражен, «увидев» этот свет. Он шел из самого дальнего уголка ее души, где как в старом чулане, несмотря на ее молодость, уже было навалено столько хлама, что маленькая резная фигурка ангела, найденная ею однажды на берегу Нила, давно затерялась в пыли. Яркий луч пробился сквозь толщу грехов Теодоры и воссиял над ее головой. Золотая нить протянулась в небеса, прошла мимо олимпа наслаждений и уходила дальше ввысь.

Демона затрясло от негодования и разочарования. Он был уверен, что эта грешница ни за что не сорвется с его «каменного и горячего крюка», как он игриво называл свой фаллос.

***

Теодора все еще стояла на ступнях дома, не зная, куда – то ли идти, то ли уже бежать, а демон в бессильной ярости пинал своих бесов, ругая за то, что прозевали, не предупредили, не предотвратили… Бесы оправдывались:

– Она не скрывала, что милуется со своим мужем! Мы думали, вам это даже нравится – Теодора из законченного девственника сделает прелюбодея! Это ваши слова, господин, мы не вмешивались.

– Никчемные, бесхвостые бездари, – метал громы и молнии демон, поотрывав бесам хвосты. – Как вы могли просмотреть ЭТОТ луч? Где были ваши глаза?

– Ясно – где, господин, у Теодоры между ног, больше ничего интересного – поцелуи ее мужа – м-м-м…пожалуй, но смотря, в какое место, в остальном – зрелище так себе.

– Хорошо, – успокоился демон, – попробую все исправить. Приведите Теодору в Александрийский сад, да найдите местечко поукромнее, она не сможет удержаться и будет кричать, когда я напомню ей, что такое настоящее наслаждение.

– А мы? – с надеждой спросили бесы, почесываясь во всех местах.

– А вы – к козам. Вместе с Феодором. И что бы ни одной не пропустили. В следующий раз будете наблюдательнее. За столько лет забыли, как выглядит наш истинный враг – настало время вспомнить – свет, идущий из темноты души того, кто покорился нам! Запомните. Мы не должны упустить Теодору – она как дойная корова, была готова пролиться соком и накормить вас, дармоедов, стоило посмотреть на мой крюк! Я раскочегарил ее до того, что она, как я теперь понимаю, заводилась при виде жалких подобий, пародии на фаллос вообще. Потерять ее? За Теодору буду воевать пока ее судьба не решится окончательно. Надеюсь, успею.

***

Демон был настроен решительно. Притаившись в густых зарослях Александрийского сада, он поджидал Теодору, чтобы вернуть ее на путь истинный, с которого она, по его мнению, намеревалась сойти. Ближе к назначенному часу Теодора появилась – бесы выполнили задание и радостно толпились неподалеку в ожидании – может хозяин сжалится и отменит коз.

Демон посмотрел на Теодору строго, решая – с какой стороны зайти – кем прикинуться.

– Эй, ты, – прохрипел он голосом разбойника, – чего тебя занесло в такую глушь? Заблудилась? Снимай свои одежды и подойди ко мне, – приказал он.

Теодора послушно разделась, подошла к демону. Но она не смотрела ему в глаза, а стояла, опустив голову.

– Посмотри на меня, – снова приказал демон. Проникнуть в душу Теодоры можно было только, заглянув ей в глаза. Она не шелохнулась.

– Ты мне слышишь? Немедленно посмотри на меня! – демон поменял облик и предстал перед Теодорой в облике ангела.

– "А раньше ей такая игра нравилась…" – демон начинал терять терпение. – Или я выставлю тебя в таком виде на Александрийской площади! Все будут тыкать в тебя пальцем, а потом позовут твоего мужа и его семью, чтобы они тебя забрали. Ты придумала, как будешь объяснять им свой вид? Я возьму тебя силой и твои сбитые колени и два пятна за твоем заду от моих лап расскажут о тебе больше, чем можно было увидеть своими глазами, ни у кого не будет сомнений, чем ты занималась! Ну же! Посмотри на меня!

Теодора не шевелилась. Тогда демон схватил ее за подбородок, резко дернул вверх и впился Теодоре в глаза, но в ужасе завопил и отпрянул от нее. Глаза Теодоры, наполненные слезами, стали зеркалами, которые отразили копье демонической сущности, которым он хотел преодолеть ее упрямство. Поскольку демон напрягся, мощность удара получилась такая, что он сам не выдержал и схватившись за голову, покатился по траве, рыча от боли и ярости.

***

Теодора пришла в себя от того, что ее кто-то трогал за руку.

– Теодора, ты не вовремя решила походить без одежды, холодно и час такой – вся нечисть скоро будет здесь и разбойники вместе с ними. Одевайся, пойдем со мной.

Теодора посмотрела затуманенным взглядом на мать Изабо, позволила ей помочь себе одеться, пошла за ней. Игуменья ни о чем не спрашивала и Теодора молчала всю дорогу, пока они не пришли к стенам монастыря. Женщину завели в комнату монастырской гостиницы и оставили одну. Теодора, когда игуменья зашла проведать ее через час, так и сидела на стуле в углу комнаты, глядя перед собой.

– Теодора, – окликнула ее игуменья. – Давай так, ты сейчас поешь. Потом ляжешь спать…

– Я не хочу спать! – Теодора встрепенулась. – Мне нельзя спать! Они сразу явятся и снова будут мучать!

Демон, который следил за Теодорой на расстоянии потому, что не мог преодолеть стен монастыря, куда его подопечная пришла по своей воле, ехидно усмехнулся:

– «Мучать!? Вот лживая змея! Лицемерка. Тебе это нравилось! Я умею отличить ложь от притворства! Я не какой-нибудь глупый и наивный муж!»

– Я тебя услышала, раз так, пойдем со мной, я скажу, что тебе делать. В монастыре много работы. Поможешь? Тебе некогда будет думать о своих демонах.

Теодора покраснела и прошептала:

– Откуда ты все знаешь?

– Я уже говорила тебе – тот, кто прошел этим путем, навсегда запомнит ощущения, я же делюсь с тобой опытом, как излечить себя или хотя бы оградить от наваждений на время. Демон приходит к праздным, и добавила, – и к тем, кто возгордится, что победил демона.

– Значит все безнадежно, – Теодора то ли задала вопрос, то ли сказала утвердительно, она ждала ответа, а сама была в этот момент, как струна. Может быть не стоило противиться демону, если все равно он победит, потому что сейчас она действительно была рада за себя, что устояла в схватке, впервые отказалась демона впустить, искренне не пожелала проникновения, никуда – ни в тело, ни в душу и у демона ничего не вышло, как он не старался. Теодора была готова к тому, что ее возьмут насильно, считала это меньшим злом по сравнению с тем, что демон проникал в ее душу.

– В какой-то мере, да, потому что самый слабый бес – сильнее тебя и это надо усвоить. Вопрос в том, в чем нуждается твоя душа. Прислушайся к себе, она тянется к свету и ей хорошо, когда он ее согревает? Бывает по-другому – душа предпочитает мрак и свет ее ранит, жжет.

– Разве не каждая душа жаждет света?

– Каждая. Такова природа души. Но человек свободен в своем волеизъявлении. Как он решит, что выберет, то и будет. Душа обречена подчиниться и только потом, когда власть человека над ней пропадет в момент смерти, она вырвется на свободу, станет ясно – какова ее дальнейшая судьба. Все души скорбят настолько, насколько они удалены от света. В этом и состоит суть наказания. Это и есть ад. Образы сковородки, котлов с кипящей лавой, «геенн огненных» – примитивные представления людей, на большее мы не способен в силу своей духовной незрелости, большинство из нас такими и остаются – злыми детьми, которые так боятся колдунов и любят волшебников, думая, что это разное.

Игуменья чувствовала присутствие демона. Но с этим она уже могла справиться – пара заклинаний и между демоном и Теодорой образовалась стена. Демон с досады схватил первый попавшийся под руку камень и сдавил его со всей злобой и обидой за постигшую неудачу.

– Бедная Теодора! Какую девку погубили… испортили!

Его ладонь разжалась. Вместо камня остался лишь песок, да и тот ускользнул, оставив пару песчинок – слишком мало для живых воспоминаний.

– Но я еще поборюсь за тебя, – прорычал демон. Получилось неубедительно – он сам уже не верил в то, что говорил.

Глава 8.

Теодору определили на монастырскую кухню. Там она работала с другими женщинами, не спрашивая имен, кто, почему и зачем – все работали молча, без лишних слов. Голоса раздавались только во время молитвы. Но и тогда они не смотрели друг на друга, не нарушая своего и чужого уединения. Так было надо. Этого требовала душа, которая хотела отдохнуть, перед тем, как начать свое новое служение, на этот раз питаясь от света, а не отдавая свой – тьме.

Но однажды Теодора исчезла. Игуменью спрашивали:

– Куда подевалась новенькая, матушка Изабо? Вернулась к той жизни, откуда сбежала?

Монахиня останавливалась. Можно было подумать, что она собиралась с мыслями – как лучше ответить, чтобы никого не обидеть, не оскорбить или не оклеветать своим «признанием». Но проходили секунды и она также молча разворачивалась и уходила прочь, оставив вопрос без ответа и еще больше возбуждая интерес к такой таинственности.

Мать Изабо не знала, где Теодора и что с ней, но чувствовала – она на верном пути, хотя и несколько странном для женщины – «следы» Теодоры, когда игуменья попыталась мысленно за ней проследовать, вели в мужской монастырь. И это «прозрение» пришло не с первого раза – игуменья с трудом вспомнила, кто такая Теодора вообще! Странным образом ее воспоминания на время покинули ее и вернулись так же внезапно.

– Видимо, мы вместе сделали что-то особенное, раз у меня отшибло память. Мужской монастырь…. – это было очень странно, но и умно. К такому выводу пришла игуменья, вспомнив обо всем, что предшествовало исчезновению молодой женщины.

***

Незадолго до исчезновения Теодора знаком дала понять, что хочет о чем-то поговорить. Мать Изабо наклонила голову в знак согласия и взглядом показала на монастырскую веранду, которая шла вдоль внутренней стены самого монастыря и в свое время служила для оборонительных нужд, а теперь монахини прогуливались там в часы уединения – одинокую фигуру можно было заметить издалека и если кто замечал ее, никто больше туда не заходил, чтобы не мешать.

Когда игуменья пришла, Теодора уже была там, стояла, спрятавшись за колонной.

– Ты чего-то опасаешься? Почему? Здесь тебе никто и ничто не угрожает. Стены монастыря не такие высокие, но обычаи делают их непреодолимыми для остальных.

Теодора подняла на игуменью глаза. В них был страх и даже отчаяние.

– Да что с тобой! Опять твои ночные видения?

– И это тоже, – призналась Теодора.

– Это искушение. Оно так быстро не оставит, я предупреждала, тут дело не в монастыре, а в тебе.

– Это не все.

– Что же еще? – удивилась монахиня.

– В своей келье я нашла вот это, – Теодора показала гребень для волос.

Игуменья взяла его в руки, покрутила, только хотела сказать, что ничего особенного в нем не видит и густо покраснела – широкая часть гребня была расписана фривольными любовными сценками. В одной из фигурок легко было узнать Теодору.

– Но как он сюда попал?

– Я уже догадываюсь, как – подкупили одну из монахинь, я всегда ей не нравилась, она считала меня недостойной стен монастыря, видимо, знала о моих мирских «подвигах». Меня больше волнует – как узнали, что я здесь? Я не могу понять, кто это сделал. Мой муж добрый, но не такой умный, он бы ни за что не догадался, где я. Я так надеялась, что через год моего отсутствия он успокоится, решит, что я умерла и женится снова. И забудет обо мне, а я смогу начать новую жизнь, и мое предательство не будет мучить меня каждый день при взгляде в его любящие глаза.

Игуменья выслушала Теодору и задала вопрос:

– Все это мило, дорогая, но это не объясняет произошедшего. Смысл! И последствия. Надо что-то предпринять, иначе твое пребывание в монастыре станет невозможным или тебе придется принимать постриг. А ты к этому не готова, я так вижу. Стать христовой невестой не просто, хотя для таких, как мы с тобой, опытных прелюбодеек, может и проще, чем для тех, кто изначально считает себя добропорядочным и верным. Все дело в осознанной жертве, которую мы приносим вместе со своим решением. Я бы тебе не советовала уходить в монастырь. Ты молода, красива, полна желания любви, тебе нечего тут делать! Твое дело – жить и наполнять этот мир любовью, тем более, что он в ней нуждается больше, чем стены монастыря. Надо только найти способ защититься от твоего демона-искусителя, не дать ему быть третьим в твоей супружеской постели.

– Это невозможно! – воскликнула Теодора, вспомнив, как демон втирался между нею и Феодосием и подменял собой его, а Теодора замечала обман слишком поздно.

– Это трудно. Но возможно. Я подскажу. Демона, который одержим своими страстями, можно обмануть, он потеряет свою власть над тобой и ты сможешь сказать "нет". Ты же и раньше подумывала отвязаться от него, но эти три буквы застревали у тебя в горле, не так ли? Как видишь, у меня есть опыт, скажу больше – личный. Не смотри так… дело прошлое. Надо будет провести древний обряд, о нем написано в книге, которая хранится в библиотеке монастыря. Её никому не позволяют брать в руки. Но я же настоятельница и у меня такая возможность есть. Мы используем это знание во благо. Ты согласна?

Теодора не могла поверить, что спасение возможно и промолчала, но взяла руку монахини, поднесла к губам и поцеловала.

***

В назначенный час игуменья позвала Теодору за собой и они вместе оказались перед маленькой дверью, которая вела куда-то дальше. Монахиня нажала на одной ей известный камень на стене рядом с дверью, кирпич углубился, образовалась ниша.

– Просунь туда руку, достань ключ, – строгим голосом попросила она.

Теодора с опаской посмотрела в темноту и отпрянула.

– Чего же ты испугалась?

– Не знаю. Но там что-то может быть! Вдруг оно откусит мне руку.., я не знаю, но может..

– А когда ты принимала ласки демона, о чем думала? Руки и ноги тебя волновали меньше твоей бессмертной души?

Теодора не знала, что ответить, игуменья была права – она не готова пожертвовать ничем ради избавления от демона. Причина не только в страхе, а в недоверии к самой себе – надо ли ей что-то менять?

– Решайся или мы уходим.

– По-другому нельзя?

– Можно. Я сама могу достать ключ. Но почему ты думаешь, что я должна пожертвовать своей рукой ради тебя? С какой стати? Теодора. Ты сейчас получила урок, но не поняла в нем ничего. Иисус принял смерть за то, чтобы наши души оставались бессмертными и сделал это потому, что любил нас. Он пошел на смерть потому, что любил нас! Понимаешь? Ты боишься рискнуть всего лишь рукой, ждешь, что это сделаю я? Да я и близко не могу встать рядом с таким подвигом! Не наваливай на меня груз, который раздавит любого смертного. Тебе придется идти по этой дороге самой, если не передумаешь. Иисус смог и ты сможешь, если очень захочешь. На руках никто не понесет. Сделай хоть что-то не для своего смертного тела, а для своей бессмертной души! Противно видеть, как ты печешься об этой недолговечной плоти.

Теодора подошла к темному проему в стене, глубоко вздохнула, затаила дыхание и ее рука потянулась в темноту. Сначала ничего не происходило. Она осторожно пошарила рукой, но ничего не нашла. Теодора в нерешительности обернулась на монахиню.

– Ключ точно там?

– Да. Сосредоточься, – Изабо едва успела предупредить Теодору, как она почувствовала, что руку схватили, сжали в тиски и дернули, втащив до плеча. Теодора закричала, попыталась освободиться, но вместо этого ее щека и шея еще плотнее прижались к холодной каменной кладке.

– Зачем ты это сделала? – Теодора смотрела на игуменью и не могла поверить, что та ее предала. Это месть бывшей прелюбодейки? Значит так становятся монахинями – мстят всем, кто еще по ту сторону монастыря? – Ты за этим меня сюда заманила, чтобы искалечить? – прошептала Теодора, теряя сознание. Она посмотрела на игуменью, думая, что увидит хладнокровную ухмылку, но игуменья смотрела на нее с надеждой.

Последнее, о чем помнила Теодора перед тем, как потеряла сознание, было жжение – она «видела», как сморщивается ее кожа, темнеет и отваливается плоть, обнажая кости – это видение Теодору добило окончательно. Она услышала хохот – это демон потешался над ней и ее доверчивостью. Теодоре стало вдруг противно, отвращение к самой себе заполнило ее, не оставив место для искушения – на это у нее больше не было сил. Демон замолчал, попытался шептать ей слова сочувствия, но было уже поздно – Теодора поняла все. Она подумала о демоне с такой искренней ненавистью, что ему больше нечего было противопоставить и он удалился, злобно ворча себе под нос:

– Я еще тебя найду…долго тут ты не протянешь, найду способ напомнить о нас с тобой…

– Надоел! Опостылел! Изыди! – с яростью отозвалась на эту угрозу Теодора, в ее сознании что-то вспыхнуло и ее швырнуло в темную бездну.

Глава 9.

– Теодора, очнись, – голос матушки Изабо звучал тихо и будто издалека.

– Кто здесь, – она открыла глаза, но ничего не увидела, вокруг была абсолютная темнота. Теодора боялась шевельнуть рукой, которая побывала в нише – что от нее осталось после того, что она «видела»… представила обугленный обрубок вместо руки и содрогнулась, но не от жалости к себе, а от осознания своей немощи. Что она без руки? Кому она нужна такая?

– Теодора, – ты меня слышишь? – голос монахини продолжал звать ее в темноте.

– Я не вижу тебя! Почему здесь так темно? И холодно. Как в могиле…

– Мы все там же, Теодора, в подвале у библиотеки, ты пыталась вырваться и случайно сшибла со стены факел, он и погас. Я пыталась его найти, чтобы зажечь снова, но не смогла. Мне нужна твоя помощь. Вместе мы его обязательно найдем.

– О чем ты, – усмехнулась горько Теодора, – я же теперь калека, как я могу тебе помочь?

– Калека? Я не замечала.

– Сейчас увидишь, – Теодора разозлилась, задвигалась и другой рукой попыталась нащупать упавший факел. – Вот он! – воскликнула она. – Нужна искра.

После нескольких безуспешных попыток высечь искру, монахине это удалось, по смолистому факелу побежал огонек и на его вершине вспыхнул огненный цветок.

– Что это! – Теодора в изумлении смотрела на свою руку. – Она цела! Но я же видела, что она горела! Это колдовство?

– Нет, это твое воображение, – ответила монахиня и с волнением спросила. – Ключ? Ты его нашла?

– Ключ? – Теодора о нем и не помнила, не до него и поняла, что держит его в руке, той самой. – Вот он.

Дверь отворилась. Поиски нужной книги были недолгими. Игуменья прочитала заклинание и велела Теодоре посмотреть, что изображено на гравюре.

– Монастырь! Мне надо постричься в монахини? Ты же говорила, что я не готова, да я и сама чувствую…

– Ты хорошо посмотрела? Как следует или так, скользнула взглядом? Детали важны иначе толку от заклинания не будет – ты снова «уйдешь» не туда.

Теодора стала внимательно рассматривать картинку и с удивлением поняла, что перед ней монастырь, но мужской.

– Еще лучше… монастырь мужской… нет, видимо, на меня заклинание не действует или это демон так шутит, путает, издевается.

– Дай подумать, – монахиня замолчала, потом сложила обе руки перед собой и прошептала слова молитвы, прося разъяснений подсказки, которую обе не знали, как толковать. Или это и правда проделки демона…

– Я поняла! Теодора, слушай внимательно! – Изабо подробно рассказала о том, что «увидела» сама. Теодора слушала и изумлялась, но старалась все запомнить.

Когда были произнесены последние слова, монахиня замолчала и странно посмотрела на Теодору.

– Я должна теперь тебе сказать кое-что еще. Все, о чем ты от меня услышала и наше обращение к древнему знанию лишит меня десяти лет жизни. Это моя плата. Прощай, Теодора. Я бы хотела сказать, что в этой жизни мы уже с тобой не увидимся – незачем напоминать друг другу о том, кем мы были. Но этой свободы друг от друга нам не дано. А пока начни жить снова. Я обрела свой покой в монастыре. Ты в праве выбрать свой путь сама. Но потом, когда почувствуешь, что прошлое больше не вгоняет тебя в уныние. Пройди путь, на который встала, до конца.

***

Воспоминания выстроились в стройный порядок, в душе Изабо воцарилась гармония и покой.

–«Так вот ты где, дитя моё», – прошептала игуменья, прислоняясь к стене, чтобы не упасть от открывшегося ей знания о том, что произошло. Хорошо было бы узнать, сколько прошло времени с тех пор, как исчезла Теодора… Если до сих пор все тихо, значит наш план удался», – монахиня наконец успокоилась и поспешила в свою молельную комнату, чтобы вознести благодарственные молитвы за оказанную помощь такой великой грешнице, как Теодора. И за то, что сама легко отделалась, приподняв завесу над тайнами, которые тревожить не следовало никому, даже ей. Разве что по очень веской причине. Игуменья искренне желала, чтобы ее аргументы оказались достойными того, чем она воспользовалась, посвятив еще и постороннюю.

***

Теодора появилась у стен мужского монастыря поздним осенним вечером. Она была коротко острижена. Брови сбриты. Нижняя часть лица измазана сажей, создавая иллюзию «юношеской» поросли. Теодора стояла, низко наклонив голову. Вся ее фигура была олицетворением покорности судьбе и решимости служить богу.

– Кто ты, странник? – спросил через смотровую щель монах, который с интересом рассматривал очередного гостя. – Откуда ты пришел? И чего ищешь?

– Грешник. Пришел из мира, в котором много успел нагрешить и почти лишился своей бессмертной души. Ищу в стенах этого монастыря уединение и покой, чтобы молиться.

Ответы гостя понравились – они были содержательными. Монах отправился докладывать настоятелю, отцу Дамиану, и спросить его разрешение – впустить гостя или предложить поискать уединения в другом монастыре.

– У него с собой что-нибудь для монастыря есть? – спросил настоятель, имея ввиду плату за возможность спрятаться. Опыт и возраст давали право таким образом заботиться о монастыре.

– Нищие духом, это – одно, – наставлял он. – А нищие своим кошельком – другое, с ними у монастыря проблем будет больше, а помощи – никакой.

Исключения бывали, но только в тех случаях, если соискатель проявлял упорство и ждал смиренно, пока сердце настоятеля оттает.

– Этот хотя бы не предаст сразу, – выносил заключительный вердикт настоятель, принимая новенького в обитель.

Теодора на вопрос – есть ли что-нибудь для алтаря, без слов протянула мешочек, в котором были все ее драгоценности. Мешочек был увесистым и объемным. Отец-настоятель, увидев сокровища, нахмурился:

– Непростой монашек, непростой. Зови его, я сам посмотрю, что это за ночная птица к нам залетела. Ка бы не впустить вместе с ним демона…– опыт – великое дело.

На тот момент Теодора была надежно защищена после таинственного обряда, во время которого изгнала демона, да так убедительно, что он все еще не оправился от разочарования и не приступил к ее поискам.

Рассматривая стройную фигуру молодого послушника, отец Дамиан спросил:

– Ты монах?

Теодора покачала головой – нет.

– Будешь послушником?

В ответ кивок головы – да.

– Не передумаешь?

Теодора покачала головой – нет.

– Постриг примешь?

И вновь ответ нет.

Настоятель вздохнул, но посмотрел на мешочек снова и переспросил:

– Это оставишь монастырю в любом случае?

Ответ – "Да".

Отец Дамиан все не решался дать окончательное согласие. Что-то его смущало в новеньком. «Он не говорит. Немой?»

– Ты не произнес ни слова. Это немощь твоя или обет?

Теодора сделала знак руками: одной провела по губам, второй прочертила невидимую полосу сверху вниз. Настоятель ее понял.

– Понятно, обет. Хорошо. Оставайся. Никто ни о чем тебя расспрашивать не будет. За твою богатую жертву разрешаю тебе занять келью в башне, это самое уединенное место, там тебя никто не потревожит. Живи и молись. Пусть наш монастырь станет для тебя вратами, а куда они ведут – узнаем потом.