Если бы под ногами Кларисы проползла змея, она бы не подпрыгнула так высоко, чтобы потом обрушиться на игумена с кулаками. – Собрался меня наказать? Упрекаешь меня? Не твое ли решение – не придавать ее тело земле, стало причиной нарушения этих твоих табу? Если ты заподозрил, что Инес жива и узнал меня, почему не дал знак? Возможно, мы могли бы ее спасти! Я схожу с ума от этой мысли! Мы убили свою дочь дважды – первый раз, когда ты заточил ее в этом склепе и потом, когда я отдала ее своими руками. – Клариса, опомнись! – настоятель пытался утихомирить жену, которая отчаянно молотила его по груди, по лицу. Но он был слишком слаб и мог только закрываться руками от разъяренной матери и от правды, которая была в ее словах. Наконец Клариса выдохлась. Она устало опустилась на колени и зарыдала. Настоятель ждал, когда хоть немного успокоится. Наконец, ее рыдания стали тише – усталость снова брала свое. – Что ж, надеюсь, мы можем продолжить наш разговор. Мы не враги, Клариса. Я люблю свою дочь и признаю, что совершил чудовищную ошибку. Кто мог знать, что с ней случится такое? Клариса поняла, что он имел ввиду необъяснимое «воскрешение» Инес. Начало их общения говорило о том, что первый барьер отчуждения пройден. Оба знают правду. Оставалось еще много невысказанного, но время поджимало, оба чувствовали, что надо объединяться. Клариса решила, что будет откровенной. – Кому ты отдала ее тело? – Ее забрала мать Изабо. – Но для чего! – Для погребения, сказала, тело Инес упокоится в пещере на дне подземного озера, там ее никто не потревожит. – А потом? Что было потом – когда ветер загасил свечу? – На меня напали. Потом почувствовал укус. – Посмотри сюда, – игумен показал жене свою руку со следами зубов. – Боже, что это? На тебя напала собака? – Откуда она в монастыре, – усмехнулся настоятель. – Это сделала наша дочь. – Ты безумен… Сначала ты не хотел нашу дочь похоронить по-христиански, собирался замуровать её в подземелье. Теперь я слышу про то, что она укусила тебя! Хочешь убедить меня в том, что это она безумна, а не ты? Тебя надо самого заточить в том подземелье! Клариса снова разрыдалась и запричитала, путая слова молитвы и проклятий в адрес мужа за то, что он сделал и бога, которому тоже досталось за то, что не помог. Поиски крайнего всегда заканчиваются обвинением в адрес того, на кого больше всего уповают и не верят, но требуют чуда. Благоразумие и подсказки здравого смысла без остатка растворялись в кислоте отчаяния, ярости и гордыни. Игумен подошел к Кларисе, не решаясь прикоснуться к ней. Она подняла голову, посмотрела мужу в глаза и ударила себя в грудь. – Что мы натворили с тобой? Ведь мы же любили ее. Ты – любил, я знаю! Настоятель преодолел свою робость и сделал то, что хотел, но боялся – коснулся волос жены, погладил ее по голове и перекрестил. – Вставай, Клариса, хватит уже плакать. Слезы бесполезны, – он помог ей подняться и усадил на свою кровать. – Мы оба виноваты. По грехам нашим. Мне нельзя было становиться игуменом. Какой из меня настоятель? Исповедовался в своих грехах, исповедовал других и грешил, как в первый раз. Так богу не служат. Про тебя не стану ничего говорить, сама все знаешь. Ты напрасно потакала Инес, ее наклонностям, видела, что из нее растет. Как сама не уважала узы брака, так и ей внушила, что в семье плотское наслаждение превыше всего, а муж – слепец или рогоносец, лишь бы дарил наряды. Мы оба виноваты в том, что погубили свою дочь, не остановили ее, когда можно было. Ты и я – мы были заняты собой. Я своим монашеством. Ты – обидой на это. – Если бы хоть несколько слов из этого ты сказал раньше, – Клариса упрекнула бывшего мужа и добавила. – Если ты знал, что я плохая мать, надо было думать об этом, когда выбирал себе жену. – Невеста, жена и мать своим детям – это три разных женщины. Разбираться в трех ипостасях одной личности, да еще женщины, никому из мужчин не дано. Кто говорит, что понимает вас – врет или ошибается и верит в свое заблуждение. Вы покорны и добры к своим мужьям, соблюдаете перемирие, пока любите. Ты разлюбила меня раньше, чем я научился любить тебя, как свою жену. Признайся в этом хотя бы сейчас и тебе станет легче. Я уже не тот, что был. Твои слова не причинят мне боли больше той, что мучает меня из-за моих собственных ошибок, из-за Инес и ее ребенка. Разногласия с тобой – дело прошлое. Наши ошибки проросли в детях. Клариса смотрела на отца Инес и боялась поверить в то, что он изменился и самокритичное настроение со временем не пройдет. Она слишком долго ждала, когда он одумается и останется с семьей, а не предпочтет стать рабом своего обета богу. Не бог заставляет принять решения… – Но я хочу попытаться исправить то, что еще возможно. Я не могу ничего сделать для Инес – она больше не человек. Тебе надо это знать, Клариса. Но я хочу вернуть нашего внука. Только так смогу искупить свою вину перед ним и перед Инес, клянусь, ее сын не будет сиротой. Мы признаем его и он будет нашим наследником. Мне все равно, что скажут другие. Я так решил. Поддержишь ли ты меня? Клариса растерялась. Час назад этот человек был противен ей, сейчас он был единственным, кто мог разделить ее чувства, понять и поддержать. Она снова ему верила и молила о том, чтобы это было навсегда – нового разочарования и предательства она точно не переживет. – Так ты уверен, что это она… – Более чем – я видел своими глазами, как у нее отрастали зубы, они еле умещались во рту. После того, как она напилась нашей крови, Инес стала гентакубом. Это примерно то же, что и вампиры или суккубы. Разница в том, что они тяготеют к своей семье, но не в том смысле, как нам хотелось. Мы теперь для нее гарантия, что она не умрет – за нами не надо охотиться, мы накормим ее сами… Это единственная возможность для гентакуба оставаться человеком. Если она будет пить кровь животных, то со временем утратит человеческий облик. Мы в западне, Клариса. Прости, что был так слеп и не послушал тебя. – О, муж мой, – Клариса не выдержала, прильнула к его сильному телу – воспоминания молодости нахлынули на нее, пробуждая чувства. Она ждала, что он ответит на ее порыв. Но это произошло не сразу – игумен не был готов в такому повороту – он был уверен, что Клариса никогда его не простит. Боясь все испортить, он осторожно обнял ее и бережно прижал к себе. – Я и забыл, как это приятно, – проговорил он. – Мы слишком дорого заплатили за иллюзию счастья, которая овладела мной. Лучше было бы прожить в бедности, но с тобой. Может быть судьба Инес была бы другой. – Ты мужчина. Твоя беда в том, что должно было пройти слишком много времени, чтобы ты осознал, что неправ и еще больше, чтобы ты набрался смелости и попросил прощения. Женщинам в этом плане намного легче – все обиды выходят слезами, но в душе остается звенящая пустота… – Благодарю тебя, что не стала мне лгать. Признайся, меня чем-то опоили? Я так и подумал. С правдой я еще как-нибудь справлюсь, Клариса – только не ложь. Она сделала из меня вероотступника и я погубил свою семью. – Скажу то же самое – ложь и мне не принесла ничего, кроме горя, я не заметила, как как превратилась в одинокую, никому не нужную старуху. Надеюсь, мы с тобой помирились? – Клариса впервые за долгое время подарила мужу улыбку, не вымученную или фальшивую, а самую искреннюю, идущую от сердца. – Я рад, что мы снова вместе, ведь я всегда тебя прощал. А надо было как следует отходить тебя плетью, глядишь, поумнела бы и с нашей дочерью была бы построже. – Переход был чересчур резкий, но он сказал то, что думал – какой смысл скрывать свои мысли, если они оба признались, секреты до добра не доводят. – Обиделась? – Вовсе нет, я и сама об этом думала. Мне казалось, что ты был плохим мужем, но стал хорошим священником. Но мне было обидно, что ты променял меня на монашество. Мы были еще так молоды и могли любить друг друга, а вместо этого разбежались по своим углам. – А сейчас? – Ты о чем? – Сейчас – ты думаешь, я больше ни на что не годен? Клариса заглянула мужу в глаза, боясь ошибиться в своих предположениях – вдруг ослышалась или не так истолковала. – Ты скажи! Я думаю, что муж из тебя все же лучше, чем монах, если тебя все еще волнуют всякие глупости, – Клариса засмеялась, ее щеки порозовели от удовольствия – неужели она снова желанна. – Совсем не глупости! Но…, – голос мужа вдруг снова погрустнел. – Постоянно думаю об Инес. Представляю, что она где-то рыщет в поисках крови и в любой момент может заявиться к нам. Что мы ей скажем? То, что виноваты и хотим искупить свою вину тем, что станем для нее источником крови? И будем ждать, пока она не иссушить каждого из нас по очереди или обоих разом? Такое будущее меня пугает не меньше, чем прошлое. Нам нужна помощь. Эта твоя мать Изабо, я слышал о ней, говорят разное – будто она знается с потусторонними силами. Раз она вмешалась в наши семейные дела, значит ей известно гораздо больше. Что думаешь? – Думаю, что ты прав – кроме нее нам не поможет никто. Если нам суждено погибнуть от зубов нашей дочери, то пусть это свершится как можно скорее. Жить ожиданием встречи с ней, как отложенная казнь, я не вынесу этого. – Если она убьет нас, своих родителей, ее душа будет навеки проклята. Мы не должны этого допустить. За нее нужно бороться. – Неужели это возможно? – Да. На все воля божья. Здесь не обошлось без демона, его происки. Но полагаться мы должны не на его посулы, а на веру в справедливость. Доверимся своей судьбе. Обоим в тот момент хотелось одного – чтобы чувство тепла и просветления, которое пришло после стольких лет безверия и тоски длилось как можно дольше. Все однажды заканчивается. Они это знали и просили о малом.

Глава 32.

Напитавшись свежей кровью и плотью, Инес пополнила свои запасы энергии, чтобы жить. Внезапный прилив сил навел ее на мысль о том, что часть из них можно потратить на то, чтобы лишить юного погонщика верблюдов невинности – раз уж ему выпал жребий. Она сохранила ему жизнь. Но он видел, что она сделала с другими и стоило Инес сделать шаг к нему, заскулил, как щенок и бросился бежать. – Хочешь, чтобы я за тобой побегала? Инес сделал одно движение и снова очутилась перед юношей, который наконец понял, что ему не избежать предназначенной участи. Он не понимал, в чем она заключалась и приготовился в худшему. Инес подошла к нему вплотную, коснувшись своей грудью. Юноша затаил дыхание, боясь шевельнуться. Инес прижалась к нему теснее и с удовлетворением ощутила, что одна часть тела, в которой она была заинтересована, очень даже жива. -Так-то лучше, – сказала она и поцеловала. Губы юноши были твердыми, но не жесткими, сквозь них она ощущала его горячее дыхание. Волна животной страсти захлестнула ее, однако Инес сдержалась, поняла, если хочет взаимности, не стоит его пугать – он и так напуган до полусмерти. – Я тебя чувствую и мне это нравится. Не бойся, я не сделаю с тобой того, что с другими. Ты не навязывался мне и не собирался вместе с ними мучить меня. Для наслаждения достаточно двоих, особенно, если это в первый раз. Не смущайся, у тебя все получится – доверься природе своего тела – оно выдало тебя и все сделает за тебя, я помогу. Инес видела, как страх в глазах юноши растворялся по мере того, как он вслушивался в ее слова. Всем своим телом она приближала его к тому, чтобы он выпустил на волю своего тигра и набросился на нее, как охотник на жертву – Инес позволила ему поменяться с ней местами и не пожалела. Следующие минуты они оба познавали восторг и блаженство, напоминая обычных любовников, которые встретились после долгой разлуки. С усилием оторвавшись от юноши, Инес перевела дух и приказала: – Когда тебя спросят, что ту было, ничего не говори, – она намереваясь встретиться с ним еще раз, когда возникнет желание пережить снова такие земные и волнительные ощущения. Близость с неискушенным, но пылким юношей напомнила ей прошлую жизнь. К тому же ей было приятно, что он оказался девственником – неумелость компенсировалась напором, в котором не было любви и соитие напомнило Инес ее прижизненные фантазии о «неблагородных разбойниках". Не успела она порадоваться, как явились «гости» – призраки, сквозь которые можно было увидеть раскиданные по поляне останки караванщиков, принявшие Инес за легкую добычу. Она присмотрелась и узнала одного из них – его звали Феодосием. Потом Инес увидела своих родителей, они стояли рядом и держались за руки. На демоне, который тоже маячил на удалении, она задерживать внимание не стала, была уверена, что станет ее разыскивать. Инес заинтересовал один из «призраков», она никак не могла рассмотреть его потому, что он путался у всех под ногами. -«Что еще за карлик?» – недоумевала Инес. Каждый, судя по тому, как все они лезли ей в глаза, хотел, чтобы Инес его признала, и прислушалась к тому, что они ей внушали. Феодосий просил никого больше не убивать. Родители плакали, умоляли их простить. Демон обзывал похотливой дрянью и сердился за измену. Ничего из этого Инес не тронуло. Ее интерес пробудил самый незаметный из них – ребенок. Несмотря на младенческий вид, он уверенно стоял на своих маленьких ножках. Увидев, что она на него смотрит, решительно всех растолкал, вышел вперед. Остальные исчезли. Они остались вдвоем, вернее втроем, если принять во внимание ошалевшего от впечатлений молодого погонщика верблюдов. Осоловелыми глазами он смотрел на Инес и тянулся к ней, теребя низ живота – намекал на свое желание. Ничего другого Инес и не ожидала. Что ж, он ей тоже понравился, но сейчас ее интересовал другой «мужчина». Инес вдруг смутилась: – «Он все видел? Случайно или подсматривал?» – Ты кто такой? – спросила она недовольно. Погонщик принял это на свой счет, перепугался – его рука, которая все время была в движении, замерла. Инес недовольно насупилась: – Говорю же – не до тебя. Потом. Живи и помни – я твоя первая женщина, – Инес подумала, что было бы неплохо избавиться от свидетеля и пообщаться с ребенком, выяснить – кто он такой и почему следит за ней. Сжав руками голову юноши, Инес посмотрела ему в глаза, преодолела сопротивление и легко проникла в его сознание. Поискав нужное место, легонько дунула туда и стала ждать. Веки юноши отяжелели, он некоторое время пытался сопротивляться, но выдохся и закрыл, наконец, глаза. Заснул. Инес опустила обмягшее тело на землю, чмокнула в обнаженное плечо и оставила в покое. Ребенок терпеливо ждал, рассматривая ее в упор и нисколько не смущаясь тем, что она была обнажена. Если бы Инес присмотрелась повнимательнее, то поняла – младенец изучает ее грудь вовсе не потому, чтобы оценить соблазнительные формы, его интересовало – есть ли там молоко. – Что пялишься? – с угрозой спросила она и оскалила зубы, уверенная, что это подействует, ребенок испугается и исчезнет, как и другие. Ребенок в ответ на агрессию сначала нахмурился, потом заулыбался и закрутил головой в предвкушении ласки и кормления – поведение женщины он истолковал по-своему: – "Мама же! Могла и почудить, а потом все равно накормит". – Фу, какой ты отвратительный, – проговорила Инес, пряча за грубостью своё беспокойство – ребенок имел над ней необъяснимую власть, но, кажется, час не осознавал этого. – Я тебя знаю? Что тебе от меня надо? Может быть ты хочешь есть? Похоже на то. Не отдавая отчета в своих действиях, Инес протянула к видению руки. Ребенок тут же, будто только этого и ждал, встрепенулся ей навстречу. Они едва прикоснулись друг к другу, как нечто темное вклинилось между ними и ребенок исчез. Инес недовольно фыркнула и прислушалась – она услышала голос, который точно был ей знаком. -Инес, черт бы тебя побрал, где ты? – "Демон", – лицо Инес снова стало жестким. Она подозревала, что демон хочет ее вернуть и обязательно постарается затащить в ту глубоководную могилу, чтобы сделать своей пленницей. Не желая встречаться с ним, она направилась в сторону дороги, которая вела в город. – «Ходить обнаженной в таком безлюдном месте для девушки небезопасно» – эта мысль была из ее прошлой жизни». Сейчас, подумав об этом, Инес только улыбнулась. Фантазиями о своем пленении разбойниками, Инес доводила себя до экстаза, но в реальной жизни выйти на прогулку в безлюдное место в одиночестве никогда не решалась – понимала, что могла и не вернуться – настоящие разбойники после всего, что они бы с ней сделали, отвезли бы потом на рынок и продали. Теперь все изменилось – Инес больше никого не боялась – сама могла расправиться с кем угодно и уж точно бы не стала утруждать себя канителью с работорговлей. В лучшем случае, прикончила бы одного за другим на глазах друг у друга. «Наедаться» впрок, когда была сыта, она не собиралась. Ее путь лежал в один из богатых домов, о котором она вдруг вспомнила. Вскоре после ее ухода, появился демон, они разминулись. А еще через некоторое время Инес подходила к родительскому дому, в то время, как демон завершил осмотр места пиршества Инес, ушел ни с чем, взяв в плен «заложника», нового дружка Инес.

Глава 33.

Тревожный сон Теодоры прервался потому, что ей послышался детский плач. Она открыла глаза и увидела, что Тео не спит, но ведет себя несколько странно. Обычно он встречал ее улыбкой, тянул к ней ручки и что-то лопотал на своем языке, изо всех сил изображая маленького. Или становился вдруг серьезным и спрашивал строго, хорошо ли она спала и просил рассказать, что ей снилось. – Если ты испугаешься во сне, зови меня, я приду и тебя спасу. – Хорошо, – обещала Теодора. – Но во сне люди со своими демонами справляются сами. Бесконечные войны с ними – самый безопасный опыт, подсказки, если человек умеет разгадывать знаки, посланные ему духом сна. В такие дела лучше не вмешиваться. – Много ты знаешь о снах, – фыркал Тео. – Да побольше твоего, – смеялась в ответ Теодора, тиская ребенка и умиляясь тому, как ему хотелось ее защитить. Ребенок и сейчас выглядел внешне здоровым, но настораживало отсутствие в его глазах задорного блеска – они будто смотрели и не видели! – Тео, – окликнула Теодора. Он не ответил, глаза продолжали смотреть в одну точку. Предмет, который они изучали столь внимательно, находился далеко за пределами возможностей Теодоры – видеть то же, что и они. – Что с тобой, Тео, очнись? – она попыталась его растормошить, но ребенок оставался безучастным. – Только бы не заболел! – воскликнула Теодора с каждой минутой все больше впадая в отчаяние. Неизвестная болезнь Тео означала, что отныне добывать деньги предстояло ей. Если Тео мог прибегнуть к своим чудесным свойствам, в ее распоряжении был только один – продать себя. Теодора прижала Тео к себе и поразилась тому, что вместо привычного тепла или жара, который бы указывал на простуду, ощутила холод. Она развела костер. Устроив Тео поближе к огню, начала внимательно осматривать и ощупывать его, надеясь обнаружить причину необычного состояния. – Я справлюсь, Тео, чтобы ни случилось, верь мне. Я отнесу тебя к лекарю. Прямо сейчас. Ради тебя я пойду на все. Подумаешь, схожу один раз в тот дом. Зато у нас будут деньги, и я смогу ему заплатить. Скажи хоть слово, малыш. Твое молчание меня убивает. Тео вздрогнул, глубоко вздохнул и перевел взгляд на Теодору. – Почему ты плачешь? Она улыбнулась ребенку, взяла его ручку и начала один за другим целовать его маленькие пальчики, мокрые и соленые от ее слез. – Как же ты меня напугал. Зову тебя, зову, а ты смотришь на меня и ничего не говоришь? Приснился дурной сон или подумалось о грустном? Так бывает, вспомнишь о чем-то таком, и оно тебя не отпускает. Не держи это в себе, расскажи мне. Теодора продолжала ненавязчиво рассматривать ребенка и заметила, что его лобик прорезали две продолговатые морщинки, неглубокие, но им было там не место, она была уверена, что они появились после его «возвращения». – Что у нас с тобой за жизнь? Ты такой маленький, а уже о чем-то печалишься. Это несправедливо. В твоей жизни так мало радости. Может быть ты думаешь о своих родителях? Неважно, кто они. Богу было угодно, чтобы ты появился на свет. Ты его дитя! Он тебя любит, как и я, а может быть и больше потому, что он простит даже то, за что я бы отшлепала тебя по твоей попе, – она старалась разговорить его и развеселить, но Тео оставался грустным. Теодоре вдруг казалось, что она грезит наяву – будто стоит на краю бездонной пропасти, в которую вот-вот упадет – она проживала момент вынужденного возвращения в ненавистный ей дом «слепых свиданий». Липкая бездна хохотала и манила ее к себе. Теодору качнуло. Но она не сорвалась с воображаемого обрыва, увидела протянутую руку и ухватилась за нее. – Я здесь, рядом с тобой. Это всего лишь видение. Теодора очнулась – никакой бездны, только она и Тео. – Я нашел ее, – она сразу поняла, о ком он говорил. – Показался ей, она тебя видела, ты уверен? Тео грустно кивнул. Теодора не скрывала своей радости – она и сама чувствовала, что ребенок страдает без своей матери – как она не старалась заботиться о нем, заменить материнскую грудь было нечем. Не удивительно, что Тео, когда начал свой рассказ, первым делом, сказал об этом. – Ее грудь полна молоком. Она сердилась на меня. – Тео, если ты можешь ее видеть, то почему не можешь соединиться с ней? – Она не зовет меня. Я ей не нужен. Она смотрит на меня и вспоминает, что умерла. Я бужу в ней плохие воспоминания, потому и бежит от меня. Тео замолчал. Его губы дрожали, а глаза наполнились слезами, которые выплеснулись через край – маленькое сердце не могло вместить свою горькую обиду и понять – за что. *** Молодой погонщик очнулся и сообразил, что не идет, а его волокут по земле. Попытался вырваться. Но невидимая рука только сильнее ухватила его, встряхнула и потащила дальше. Он снова попытался вырваться или хотя бы увидеть того, кто так грубо обращается с ним. Хватка ослабла, юноша не удержался и свалился кулем в дорожную пыль. Прямо перед своим носом увидел ноги в расшитых золотом сандалиях. Он попытался посмотреть наверх, но нога в сандалии поднялась и придавила его голову к земле. – Не дергайся, червь. Ты меня и так разозлил. Тебе лучше не провоцировать меня. Ты расскажешь мне все. Иначе я оторву твою никчемную голову, но сначала выдавлю твои глаза. Ты даже не представляешь, на что ты ими взирал, не имея на то права – Инес моя, – демон вперился в него, выманивая, одно за другим, воспоминания, которые превратились в стадо послушных овец. Вот он идет к оливам, чтобы расстаться с девственностью – из-за нее над ним смеялись и подшучивали. Он видит молодую красивую незнакомку, которая вышла к их костру. Она казалась такой беззащитной. Возможно, она заблудилась, искала защиту. Погонщики верблюдов решили воспользоваться ею и бросили жребий, который пал на него. Он боялся идти, но пересилил себя. – Бедный! – демон вклинился в «исповедь» и встряхнул юношу, чтобы он не терял нить. Сцену кровавой бойни демон рассматривать не стал, скучно. Его интересовало продолжение. Пара моментов и стало ясно, что Инес взяла все в свои руки, она была нежна с ним. Чтобы подтолкнуть робкого девственник к нужным действиям, она «утопила» его в черной бездне своих зрачков, откуда он благополучно "вынырнул", но уже ниже ее талии. Новые неведомые ощущения вползали в его душу, как змеи. Смущение прошло. Вместо этого он ощущал себя сверхсуществом, которому открыли тайну его рождения и сказали, что он умеет ходить по воде. Он вспомнил, как Инес прошептала ему ухо: – Теперь ты знаешь, что такое искушение, – а потом укусила. Теплая кровь струйкой побежала по его шее. Боли не было – ему казалось, что они становятся одним целым – ведь все это время, пока она пила его кровь, он был в ней. Вместе с тем пришло осознание, что за неземное наслаждение придется заплатить жизнью. Вместо того, чтобы испугаться, он еще энергичнее задвигался в ней. Женщина пришла в неистовство – она достигла пика наслаждения, откинула голову и застонала. Потом снова посмотрела на него: – Не боишься смерти? – Нет, – прошептал юноша и попросил, – поцелуй меня еще раз. Я хочу повторить, у меня еще остались силы. Демон схватил юношу, приподнял над землей и отшвырнул прочь. Он не представлял, что увиденное произведет на него такое впечатление. С ним Инес никогда не была такой чувственной! Как этому червю удалось пробудить в ней то, о чем демон мог только мечтать? – Вероломная! Ты заплатишь мне за это! – демон подхватил бесчувственное тело, перекинул через плечо и понесся, как разъяренный буйвол к своей пещере – ему не терпелось «досмотреть», зрелище чужого наслаждения его возбуждало. К тому же надо было придумать, как заманить Инес и побольнее отомстить ей. Если она сохранила этому «похотливому червю» жизнь, значит он для нее важен. Демону хотелось, чтобы Инес корчилась в муках, страдала, наблюдая за тем, как он будет превращать «червя» в экспонат своей коллекции.