– Сотвори нечто такое, от чего плебс был бы доволен, а мои враги – мертвы! – так сицилийский правитель Фаларис озадачил известного скульптора Перилая, который славился своей изобретательностью при изготовление всякого рода «полезных» изваяний. Его изделия были не только красивы, но и функциональны. Чаще всего без смысла – они «двигали» глазами, «вставали» на колени и «поднимались» по приказу владельца, «показывали» свои сокровенные места, выполненные в натуральную величину – для этого требовалось вложить монету в щель между подвижными губами статуи. Особым спросом пользовались женские скульптуры. Благодаря некоторым ухищрениям, каменные девы «радовали» исключительно приятными возможностями. Однако эти заказы вскоре сошли на нет по вполне объяснимой причине – разгневанные жены разбивали произведения искусства, не обращая внимания на их высокую стоимость. Одна такая «дева» стоила примерно столько же, сколько три живые рабыни юного возраста.

Имея такой прибыльный бизнес, Перилай процветал. Появление среди его заказчиков самого правителя, скульптора окрылило. Он решил, что это станет для него звездным часом и конкуренты, которые критиковали его за безвкусицу и бесстыдство, наконец замолчат.

Первым делом сделал набросок в виде быка. Он давно вынашивал идею – создать нечто такое в этом образе, но не мог придумать, какими функциями наделить свое детище, чтобы изделием заинтересовались.

Вернувшись после очередной публичной казни на площади, Перилай уже знал, что будет делать и приступил к работе. В качестве материала использовал медь. Помощники наблюдали за ним и никак не могли понять смысл его манипуляций. То, что скульптура была полой, понятно, но зачем было ее портить, вырезая в боку огромную дыру, которая потом закрывалась, возвращая скульптуре целостность. Бред! Перилай только посмеивался.

Наконец настал день, когда заказ был готов. Он явился к Фаларису и произнес заготовленную речь:

«Польза в созданье моем важней, чем сходство с природой,

Больше за пользу меня, чем за искусство хвали!

Здесь, на правом боку, у быка ты отверстие видишь?

Тех, кто на казнь осужден, можешь внутри запереть.

Жертву потом начинай на медленных угольях жарить —

Взвоет она, и бык, словно живой, замычит.

Ты на подарок такой равноценным ответь мне подарком

И за находку мою плату достойную дай».

Фаларис был потрясен увиденным, а еще больше, перспективами.

– «Интересно, сколько этот пройдоха запросит за своего быка?» – подумал он и захотел убедиться, что «бык» – именно то, что он заказывал, а не просто медная скульптура.

Перилай распорядился принести все необходимое для костра и разжечь под брюхом «быка». Фаларис с интересом смотрел на приготовления.

– «А что если преступника сажать на быка? Неплохо, неплохо…» – подумал он, глядя на то, как Перилай вставляет в ноздри «быка» две флейты. По мере того, как бык раскалялся и его бока начинали светиться, горячий воздух из полого брюха начинал вырываться из ноздрей с яростным ревом. Бык словно «оживал». Фаларис был доволен. Ему не терпелось испытать приспособление. Надо было найти того, кого следовало наказать. Но преступления каждый день не совершаются, а ждать не хотелось. Чем больше Фаларис размышлял о том, где взять преступника, тем сильнее приходил в раздражение.

Его молчание Перилай истолковал по-своему. Он решил, что заказчик доволен настолько, что потерял дар речи и решил, что это самое подходящее время для торга. Для начала Перилай многозначительно кашлянул. Фаларис посмотрел на него и вспомнил о том, что заказ принят и надо расплатиться.

– Сколько просишь за своего быка?

Перилай скромно потупился и произнес сумму, которая Фалариса изумила.

– «Жадность этого скульптора столь же велика, как и его талант…»

Перилай был настолько уверен, что Фаларис ему заплатит, что даже не обратил внимания на перемены в настроении Фалариса. А зря, может быть сообразил, что тот уже обдумывает план, как от него избавиться, чтобы не платить и сбавил бы цену. Фалариса это бы точно устроило. Но Перилай ничего не заметил и продолжал канючить.

Фаларис сделал вид, что согласился с названной суммой и велел прийти на следующий день. Перилай пришел, выслушал заготовленную речь, очень короткую и впал в ступор.

– «О казней выдумщик дивный! Дело ты собственных рук кровью своей освяти».

Фаларис сделал знак рукой, Перилая схватили и засунули в чрево быка – так, как он и советовал изначально.

Дальнейшие события стали его триумфом, увы, посмертным – «бык» «орал» благим матом, что по мнению присутствующих, намного превосходило то, что мастер продемонстрировал накануне с флейтами в ноздрях. Фаларис был очень доволен. Несчастного Перилая вытащили и, в качестве милости, умертвили «более гуманно», сбросив со скалы в море – заодно охладится. Вопрос оплатой был решен – устройство досталось даром.

Новинке присвоили название – Бык Фаларида. Плебс валил валом лишь бы посмотреть на это чудо. Вскоре у Фалариса не осталось ни врагов, ни недоброжелателей. Чтобы Бык не простаивал, начал "скармливать" ему пленных и рабов.

Потом случился переворот. Фалариса свергли и в качестве возмездия за совершенные преступления, дали на себе испытать то, на что он обрекал других.

Фаларис до последней минуты не мог поверить, что с ним это сделают. А когда понял, стал молить, чтобы его просто сожгли. Его возражения во внимание не приняли и затолкали в чрево Быка Фаларида. Через некоторое время глухие стуки и мольбы о пощаде, доносившиеся изнутри сменились душераздирающими воплями, которое «исторгало» из себя медное чудовище – плод извращенной фантазии своего создателя и заказчика. Бык "пожрал" обоих.

Во время войны римляне вывезли Быка Фаларида в качестве трофея в Карфаген, а после вернули сицилийцам – забирайте своего быка назад. Но как водится, дурной пример заразителен – идею Перилая модернизировали византийцы, значительно упростив конструкцию – приговоренного помещали в медную бочку, обкладывали хворостом… экономично и не менее зрелищно – плебс был доволен…

***

Рассказ по мотивам древнейшей истории.

Плодовитый русский мужик

"– Сколько же годков этому плодовитому "гиганту"? – усмехнулась императрица. – 78."

Екатерина Вторая не сразу поверила, услышав про такое.

– Матушка, так что прикажешь с этой бабой делать? – податель бумаги, содержавшей дивную новость, мечтал поскорее убраться из алькова, где императрица занималась делами и принимала посетителей. Видел, что Екатерина недовольна, но причину истолковал не верно – решил, что эта "мужицкая" новость недостойна высочайшего внимания.

– С бабой…, эк ты ее, она – уникум, бестолочь ты… пользы с нее государству не стой весть с тебя – плюнуть, да растереть,– императрица не сдержалась и повысила голос – вывел, нехристь!

Так случилось, что сведения о необыкновенной крестьянке по имени то ли Валентина, то ли Катерина, родившей от своего мужа свыше шестидесяти детей, до императрицы дошли почти одновременно из двух источников. Самое неприятное, что англичане доморощенных информаторов опередили – какой-то купчишка прознал о таком чуде первым. Это и стало причиной раздражения Екатерины II. Признаться в том, что ее обошли, не хотела – выместила гнев на своих, «чей чуб всегда под рукой».

– Доставить эту особу крестьянского звания ко мне, немедленно, – процедила императрица, давая понять, что это шанс исправить оплошность, дабы не платить за нерасторопность.

– Да как же, матушка! Она же сбежала! Где ж ее искать?

– Да хоть где, – Екатерину эти трудности волновали менее всего. – Не найдете эту, подберете другую, да объясните, что б и под пыткой не смела перечить, подтвердила, что она и есть та самая. Ступай, голубчик и без этой шуйской чудесницы не возвращайся.

К счастью крестьянку-беглянку удалось найти довольно быстро. Она не скрывалась. Прибилась к монастырю. Когда просилась послушницей, к немолодой женщине отнеслись с недоверием, хотя понимали, что сбежала не от хорошей жизни. Стали расспрашивать и выяснилось такое, о чем поспешили сообщить монастырскому начальству, те выше, а там еще выше и новость… спустя несколько лет дошла, наконец, до Императрицы. И надо же такому случиться – в тот самый момент, когда она изучала донесение о том, какие настроения у иностранных купцов, что говорят, чему дивятся, чем недовольны. Некий английский купец писал своим родственникам письмо. В нем сообщал, что в Шуйском уезде проживает семья Фёдора Васильева, в которой при одной жене было рождено 16 пар близнецов, семь троен и четыре четверни. Первая жена пропала и Васильев в данный момент проживает со второй женой по имени Анна и успел прижить с ней еще шесть пар близнецов и две тройни.

– Сколько годков этому плодовитому "гиганту", – усмехнулась Екатерина.

– 78, матушка.

Екатерина фыркнула.

– Чего только не набрешут, – и отбросила скопированное письмо, но через некоторое время оно снова было у нее в руках – об одном и том же сообщалось из двух источников, значит, есть смысл присмотреться к этой диковинной новости повнимательнее, а ну, как правда? Если англичанин счел это важным и написал своим, то и ей, государыне, следует быть в курсе таких дел – как никак все крестьяне ее дети.

Через несколько дней Екатерине сообщили, что многодетную крестьянку разыскали и везут в Москву. Спросили указаний – что с ней делать.

– Устройте так, чтоб ни в чем не нуждалась, но подальше, что б глаза не мозолила и не чинила смуту – негоже жене от мужа сбегать. Учините допрос, да мягко, не перепугайте, она и так не в себе, коли решилась на такое. Хорошо, что вовремя спохватились. Хотя, какое там, вовремя, если мужик успел после нее еще 18 душ настрогать. Орел… Поаккуратнее с ним, хочу взглянуть на этого Федора, может секретом владеет, так поделился бы, – Екатерина расхохоталась, давая знаком, что хочет остаться одна – надо бы поразмыслить о таком феномене, да обсудить кое с кем…

Придворные переглянулись – поняли, что наград за исполнение высочайшего приказа не будет, но и выволочки тоже.

Придержанное письмецо ушло чуть позже и в сентябрьском выпуске лондонского «Журнала для джентльменов» за 1782 год сообщалось так, как надо – крестьянин Федор Васильев представлен самой Императрице, которая своим вниманием выразила благодарность за столь усердное приращение народа на благо отечества.

– 78? Не может этого быть! – английская публика реагировала живо, демонстрируя неподдельный интерес к многодетной истории. – Сама государыня его принимала, одаривала – значит правда. Вот у кого надо учиться, как свой народ привечать, чтоб они так плодились!

***

Несмотря на мировую известность семейства Васильева, иностранцев к героям светских хроник того времени близко не подпускали, мол, что вас с них, живут себе под крылом государыни-матушки, у нее и спрашивайте.

***

Жизнь не стоит на месте, другие события заслонили собой жизненный подвиг русских крестьян, решившихся на такое «безумие». Справедливости ради следует и напомнить, и пояснить некоторые моменты этой примечательной истории из жизни наших предков.

***

Точного имени первой жены Федора никто не знает. Склоняются к тому, что ее звали Валентина. Федор присмотрел ее в маленькой деревеньке и заслал сватов. Невесте было 17 лет. В 1725 сыграли свадьбу. В 1762, через сорок лет совместной жизни, Валентина от мужа ушла. Наиболее вероятная версия – женский организм исчерпался после 27 родов (!). Женский исчерпался, а вот мужской, видимо нет, если Федор вскоре привел в дом другую женщину и продлил себя отцовством еще 18 детей.

***

Фамилия Васильев осталась за отцом семейства. Его дети мужского пола получали фамилии по имени отца – Алексей Федоров, Игнат Федоров и т.д. Имя отца играло роль отчества – Алексей – сын Федора и т.п.

Возможно со временем этот рекорд русской крестьянской семьи был бы поставлен под вопрос. Но после того, как факт многодетности первой жены Федора был включен в Книгу рекордов Гиннеса, споры на эту тему уже неуместны – было. Из 69 детей Валентины выжило 67, из 87 в общей сложности выжило 84, что также является уникальным явлением для того времени, когда детская смертность была обычным делом. Эта беда восполнялась с лихвой плодовитостью женщин и мужчин до преклонных лет. Смотришь и не верится.

Сросшиеся

руппа молодых французских офицеров не знала, чем себя занять после очередной пирушки, которая закончилась вместе с выпивкой, а скидываться по новой изъявили желание не все. Франц вспомнил про афишу, которую видел в городе и предложил:

– Сестры Блажек, сиамские близнецы, сегодня выступают в цирке. Полагаю, это будет занятное зрелище. Я бы посмотрел на этих красоток. Кто со мной, господа?

– Николь дала тебе от ворот-поворот, признавайся, – раздался дружный хохот. Тема сиамских близнецов в сочетании с неудавшейся интрижкой стала достойным предметом для обсуждения. Франц не обиделся и даже был рад, что именно ему удалось расшевелить заскучавших товарищей по оружию. Говорить об ухудшении межгосударственных отношений и перспективе войны никому не хотелось.

– А хоть бы и так! Вы правы, у меня особый интерес к этим близняшкам.

– Они не близняшки, а сиамские близнецы, – поправил кто-то и тем самым выдал, что не один Франц заинтересовался артистками. Об их талантах речи не шло, не интересно, а вот другое интересовало всех – как у них там все устроено и возможно ли… Фантазировали с час, пока не утомились от хохота и взаимных упреков в пошлости и глупости.

– Если подумать, вопрос интересный, господа, предлагаю бросить пари, кто вытащит короткую спичку, тому и идти в разведку. Добытые сведения доложить на общем собрании со всеми подробностями. В случае удачи, поим счастливца за свой счет целую неделю. Кто поддерживает? Какое единодушие! Поздравляю, мы настоящие мушкетеры – один за всех и все следим за одним!

Новый взрыв хохота скрепил договор. Начали тянуть жребий. Короткая спичка досталась Францу.

– Это судьба, – философски заметил он, обдумывая предстоящее задание. Он понятия не имел, с какой стороны, в прямом смысле слова, к девицам подступиться! Не говоря о том, чтобы…

– Франц, ты растерян? – подшучивали друзья. – Война покажет план сражения. К тому же у тебя два шанса – не одна, так вторая на тебя клюнет обязательно.

Франц уже не был ни в чем уверен, но отступиться нельзя, засмеют. Офицеры скинулись ему на билет и затолкали в шатер, а сами остались дожидаться на скамейке поблизости. Предполагалось, что Франц начнет атаковать прямо во время представления. Это и было началом операции, которую разрабатывали все вместе.

– Главное, обрати на себя внимание, а потом напросись в гости, -напутствовали его заботливые друзья.

Началось представление. Сестры были гвоздем программы. Конферансье выкрикнул:

– А сейчас, почтенная публика, прямо на ваших глазах произойдет чудо – вы увидите двойную звезду, живую! Она поразит вас волшебными звуками скрипок! Внимайте божественной музыке и загадывайте желание! Неподражаемые сестры Блажек, Роузи и Джозефа!

Франц увидел их… Одно дело, рассматривать рисунок и совсем другое – наблюдать воочию, как две девушки неуклюжей вихляющей походкой, переваливаясь, как двухголовая утка, вышли на середину арены.

В руках они держали по скрипке. Сначала девушки сыграли небольшой ноктюрн, неплохо, но ничего особенно в плане игры. Чудо было в самом действе – одно тело, четыре руки, две головы. Пение оказалось намного интереснее – они пели дуэтом. При этом переглядывались, заигрывали с публикой, шутливо переругивались и спорили. Одна из шуток была о том, как быть, если девушки не сошлись во взглядах на молодого человека – одной нравится, другая говорит «фу».

Во время сценки сестры Блажек пошли по кругу, останавливались возле подходящего объекта и делились мнением. Народ покатывался со смеху. Подошла очередь Франца. Никакой логики в их оценках не было. Одна могла выразить симпатию грубому мужлану или старцу, а другая, наоборот, «зафукать» красавца. Главное, чтобы было весело. Предполагалось, что Роузи выскажет свое «фе» по поводу Франца, а Джозефа будет его нахваливать. Но произошло нечто другое.

Джозефа начинала. Она наклонилась к Францу поближе, рассмотрела его, улыбнулась и произнесла:

– Какой красавчик, сестра, я умираю от любви!

Роузи, вместо того, чтобы скривиться и «фукнуть», промолвила томным голосом:

– Ты права, сестра, я тоже умираю. Нет, я не хочу умирать, я хочу его любить! Месье, вы станете моим кавалером?

Дальше пошла импровизация.

Джозефа с негодованием уставилась на Роузи:

– Сестра, ты с ума сошла? Что ты такое предлагаешь?

– А что? Я уже взрослая, имею право.

– Имеешь. Но как ты себе это представляешь?

– Что это?

– Ну, это самое!

– Ты о чем? Я не понимаю.

– Зато он понимает, не правда ли, месье? О, как вы покраснели! Я угадала! Смотри, Роузи, в отличие от тебя, красавчик меня отлично понял. Может быть уступишь мне его? Или бросим жребий?

Публика падала с кресел. С разных сторон неслись скабрезные шутки и советы – как быть. Франц сидел красный, как рак и проклинал своих друзей и судьбу, за то, что короткая спичка досталась ему. "Он обратил на себя внимание. Дальше что?"

Франц поднялся, перемахнул через мягкое ограждение, приблизился к сестрам, опустился на колено и произнес:

– Позвольте проводить вас домой, – и добавил. – ..мадамы!

– Мадемуазели, – хором ответили девушки и захлопали в ладоши. Этот офицер такой душка, хорошо подыграл им. Публика в восторге! В следующий раз надо подобрать подставного и сделать то же самое.

Под гром аплодисментов артистки удалились, а Франц, раскланявшись, направился к выходу из шатра…

Знакомство состоялось. Впереди оставалась самая сложная часть пари. Франц готовился основательно. Даже посетил библиотеку и попросил что-нибудь почитать про сиамских близнецов. Пожилой библиотекарь хитро улыбнулся:

– Вы не первый. Ох, уж эти сестры Блажек, свели молодых офицеров с ума.

Франц рассердился. Значит не только он собирался «брать эту крепость». Следовало опередить соперника, чтобы не стать посмешищем.

Купив на последние бутылку вина, нарвал цветов в городском саду и поспешил туда, где цирк расположился со своими шатрами.

Кибитка сестер Блажек стояла на некотором удалении от остальных. Это объяснялось тем, что сестры нуждались в специфических манипуляциях по уходу за своим телом. Для них оборудовали загородку, где было корыто и пара бочек с водой. Умывание – еще куда ни шло, а вот интимная гигиена уже сложнее, процедура довольно хлопотная и не очень эстетичная, хотя и любопытная. Сестрам приходилось быть начеку, чтобы вовремя обнаружить новую дырку в занавеске и сверкающей в ней глаз. Для этих случаев была припасена коробка с пудрой. Незаметно для нахала они ее открывали, делали вид, что снимают верхнюю часть белья, а потом резко поворачивались и вместе дули, держа коробочку перед собой. Это тоже было весело и никакого ущерба для обеих сторон.

Франц вежливо постучался. Милый голос попросил его войти. Он на секунду замешкался – кто ему ответил? А потом подумал, что это не важно для сиамских близнецом и решительно распахнул дверь…

Покидать кибитку сестер пришлось уже глубокой ночью. Тихие голоса, приглушенный смех, звуки поцелуев – все сливалось воедино. По ощущениям, там было трое. А как же иначе…

Франц накинул на голову плащ, который ему выдали с обещанием вернуть, спустился по ступенькам, обернулся, послал два воздушных поцелуя, спрятал лицо и поспешил прочь. Дверь затворилась. Свет в кибитке не гас до утра.

На следующий день все отметили превосходное настроение у сестер. Вечернее выступление стало настоящим фурором. Они уже не смущались на двусмысленные шуточки, отвечали, причем, вполне в тему, будто знали, как это бывает.

Первыми решили все разнюхать журналисты. Напросились к сестрам на интервью. Но девушки все подозрения, что у них была интимная близость с мужчиной, отрицали. И шутили:

– А что это такое? И как вы себе это представляете? Хотите посмотреть, что у нас там?

Все, конечно, хотели, но озвучить желание никто не решился.

– Ну вот видите! Тогда прощайте, господа и не пишите о том, чего не знаете и не видели. А впрочем, пишите, что хотите! Лишь бы публике нравилось.

Прошло время. Костюм сестер Блажек пришлось расшивать – живот, который рос очень быстро, надо было как-то скрыть. Вскоре это стало уже невозможно, пришлось выдумывать историю про то, что сестер "посетил" невидимка, позволил себе лишнего и они с нетерпением ждут, кто появится на свет. Интрига обыгрывалась так, что тайна так и будет нераскрытой, а публике надо угадать – кто родится. В конце представления на арену выносилась корзинка, в которой был младенец. Публика заключала пари и выигрывал тот, кто угадывал пол ребенка. Это стало довольно прибыльным делом для цирка и сестер никто не попрекал. Но по их просьбе реальную ситуацию с беременностью одной из них держали в секрете. Одной из них потому, что сами сестры не могли точно сказать – кто из них беременный!

Обеим казалось, что это именно она стала сосудом для новой жизни. Увы, правда открылась много лет спустя, когда никто уже не мог порадоваться или огорчиться истине.

Врачи не были уверены, что все пройдет естественным путем. Такой практики у них еще не было. Девушки, однояйцевые близнецы, срослись не мягкими тканями, а костями, так и не разделившись в период эмбрионального развития. Начиная с девятого позвонка и кости малого таза одни были одним целым, жизненно важные органы при этом были разделены и находились в полном порядке.

В апреле 1910 года у сестер Блажек родился ребенок, мальчик. Его назвали в честь отца – Франц младший. Малыш рос абсолютно здоровым, как и полагалось в случае, когда кормили в четыре груди – молоко появилось у обеих.

Антрепренер уговаривал сделать их этого еще одно шоу:

– Вы будете кормить за занавеской, а народ – по одному смотреть. Отбою не будет! Соглашайтесь.

Но сестры не решились на такое и предпочли наслаждаться материнством наедине. Единственным посетителем, который допускался в любое время суток, был Франц старший, офицер французской армии. Несмотря на молодость, он готовился уйти в отставку. Его «популярность» после

известного пари, стала просто невыносимой. Хотел, но не успел..

– Франц, дружище, ты же обещал! Как все прошло?

– Превосходно, – улыбался он в ответ.

– О, нет, только не это, расскажи все! Ты хотя бы понял, кого.. ну это…

– Да, – снова улыбнулся он и рассмеялся, вспомнив свою неловкость в первые минуты.

Первым поцелуем его наградила Роузи, как он и ожидал. Она, в отличие от сестры, вела себя скромно, все время улыбалась и краснела. Когда Франц взял ее за руку и стал целовать ее пальчики, почувствовал, как его волосы стали ласкать руки, он насчитал три и понял, что сестры решили его не делить. Значит и ему не надо выбирать.

–«Что ж, так даже легче», – подумал он, все еще не решаясь приступить к основному, которое было скрыто от него под пышными юбками.

Франц не торопился. Снял с себя мундир, рубашку, остался с обнаженным торсом и понял, насколько сестры истосковались по мужскому телу. Они обследовали его с таким интересом и нежностью, что он не выдержал и застонал. Франц сам не мог точно сказать, чьи же руки его раздели до конца и добрались до сокровенного. Близкое знакомство оказалось приятным и волнующим. Что ж, пора. Франц поцеловал сестер по очереди и начал их разоблачать. Они ему не мешали и смотрели на него так, что он с трудом сдерживался, чтобы не задрать эти несносные юбки и получить наконец ответ на главный вопрос…

Ожидание и томление оказались уместной приправой к главному блюду, которое Франц вкушал еще и еще, пока хватало сил. Он сам удивлялся энергии, которая питала его желание – откуда что бралось? Если бы он хоть раз был таким с Николь, она бы вцепилась в него, как кошка. Но пробудить в нем мужчину Николь так и не удалось. Сестры Блажек справились с этой задачей запросто, им даже ничего не пришлось делать – они сами были чудом, которое его вдохновляло.

Малыш рос. Начались юридические сложности с оформлением материнства, отцовства и вообще, с определением статуса ребенка – чей?

Журналисты все же отомстили сестрам и распустили слух о том, что они не такие уж приличные девушки, какими хотели себя изобразить, на самом деле они девицы с низким социальным статусом, доверять таким воспитание ребенка не следует, куда смотрит общественность и т.д. Начались суды и разбирательства, кто есть кто и кому. Раз такое дело сыграли свадьбу Франца с Роузи – так решили все вместе, для публики, чтобы заткнуть рты.

Дальше началось то, что смело можно назвать театром абсурда или цирком бюрократических уродов. Францу вручили повестку в суд, где рассматривалось его дело – офицера судили за.. многоженство. Кое-как разобрались, ничего не поняли, толком не решили, но на всякий случай, оштрафовали и отпустили. Обвинение так и не сняли – до момента, когда откроются дополнительные обстоятельства. Чтобы не доводить до нового суда, подыскали мужа и Джозефе. Франц занимался этим, понятное дело, считай искал супруга для своей, гм, близкой подруги и сестры жены в одном лице. Нашел. Несколько раз пообщались и поняли, что так еще интереснее – все друг друга понимали с полу слова, восторг и неземное блаженство. Объявили о помолвке, наметили свадьбу. Но не суждено… будущий муж умер от перитонита за несколько дней до свадьбы – поднимал невесту и надорвался, бывает.

Потом миру стало не до сестер Блажек. Европу сотрясали последствия Первой мировой, русских революций, голода, разрухи и других явлений эпохи перемен.

Семейство Блажек справлялось с невзгодами не лучше и не хуже других. Обе достойно оплакали известие о смерти Франца старшего, убитого на войне. Обе радовались своему материнству.

Франц рос и все шло неплохо, пока Джозефа не заболела. Медицина шагнула далеко вперед, многие врачи охотно шли на хирургические эксперименты. Сестрам предложили операцию по разделению.

– Пусть выживет хотя бы одна! – убеждали они.

Роузи категорически отказалась.

– Вы хотите, чтобы я предала самого близкого мне человека? Этому не бывать.

30 марта 1922 года Джозефа умерла. Роузи ушла вслед за ней через несколько минут. Врачи были наготове, чтобы провести операцию по разделению, но сердце Роузи остановилось и реанимировать ее не удалось.

Медики ждали с нетерпением вскрытия, которое должно было пролить свет на многие загадки, более важные, чем та, что интересовало молодых повес. Была поставлена точка в вопросе, кто же мать. У сестер оказались разные матки, но только у Роузи она имела признаки рожавшей женщины.