Купер кивнул головой. Лекаб вернулся, все еще не веря, что заключенный все это время находился рядом со своими сообщниками, которые вместо того, чтобы скрыться с ним, как и задумывалось, увязли в перестрелке. Он открыл багажник и увидел живописную картину – человек с выпученными глазами, в наручниках лежал со связанными ногами и с кляпом во рту и что-то грозно мычал. Лекаб все понял. Купер, когда на них напали, «избавился" от ценного "груза», припрятав его там, где никто не стал бы искать и сам отвлек на себя нападавших, которые были уверены, что заключенный находится рядом с ним. И вот такая встреча спустя несколько лет.

– Какими судьбами, Купер? – спросил Лекаб, когда убедился, что их никто не слышит.

– Рад видеть тебя в добром здравии, Лекаб. Я тут не просто так. И ты прав, это судьба. Только вот не знаю, что она мне пророчит.

– Многообещающее начало, – сказанное Лекаб в полной мере мог быотнести и к себе – кто знает, куда приведут его ниточки, за которые он собрался дергать. – Слушаю тебя внимательно, дорогой друг. Знаю, что по пустякам обращаться не станешь. Если это будет в моих силах, помогу. Рассказывай.

***

Керкмаль в нерешительности стоял перед входом в покои принца. Несколько раз он подал сигнал о том, что явился для утреннего доклада, но в ответ – тишина. За его спиной послышался шорох. Керкмаль обернулся и уставился на Бадави, который в нерешительности топтался на удалении с подносом в руках.

– Что это значит? – спросил Керкмаль. – Господин Джафар еще спит? – предположение было нелепым, учитывая позднее время, но, принимая во внимание, что вчера принц направлялся к Джиллиан, можно было предположить, что встреча могла затянуться и позднее пробуждение ожидаемо.

– Не знаю, господин, я стучал, но он не ответил. Дверь закрыта.

– Почему не сообщил мне, Бадави?

– Собирался. Но вы сами пришли, – Керкмаль не стал продолжать – Бадави и так выглядел растерянным и обеспокоенным не меньше его.

По внутреннему распорядку в подобных случаях доступ в покои принца имело ограниченное число лиц. Керкмаль был в их числе, Бадави – в его отсутствие. Достав электронный ключ, он деактивировал замок и толкнул дверь. Войдя в комнату, первым делом посмотрел на диван – он был пуст, никаких следов пребывания хозяина, кроме горы подушек и Цербера, который сладко развалился на них и спал.

– Жирный боров, где твой хозяин? – Керкмаль постарался голосом предупредить опасного стража о своем присутствии. Он видел, что Цербер смотрел на него одним открытым глазом, но не соизволил встать, потом зевнул, показав свои отменные клыки.

– Это твой ответ? – Керкмаль тут же подумал о другой версии, но она шла вразрез с тем, что он знал о привычках Джафара до сих пор. – Ладно. Сам поищу. – "Неужели принц все еще у нее?"

– Не надо никого искать.

Глава 35.

Керкмаль обернулся и увидел принца. По его виду было непонятно, он спал или только собирался это сделать. Выглядел немного уставшим, но довольным.

– Не стал дожидаться, когда позовете, сам пришел, – начал оправдываться Керкмаль.

– Да? Что случилось?

– Я подумал, быть может вы захотите продолжить наш разговор.

– Ты правильно сделал, Муста, я немного сонный, заходи. Бадави, принесите нам свежий кофе. Или нет, принеси все сюда, мы сами сделаем. Нам понадобиться бодрость еще на пару часов, точно.

Бадави, убедившись, что с Джафаром ничего не случилось, кивнул в знак того, что понял – принцу следовало доставить в его покои переносную кофеварку, песок на углях – дело хлопотное, но Джафару и раньше нравилось временами проявлять такую самостоятельность, особенно, когда он хотел побыть один, подумать или просто погрустить – меланхолия у принца случалась крайне редко и сейчас явно был не тот случай. Значит это был новый ритуал – кофепитие с другом. Бадави это принял во внимание и с уважением посмотрел на Керкмаля, который воспринял жест принца достойно – с подобающей скромностью.

Муста неожиданно для себя уловил знакомый аромат.

– «Духи Джиллиан… Очень интересно, когда он успел ими пропитаться?», – Керкмаль все еще не мог осознать, что принц всю ночь и половину дня провел у Джиллиан. Это было невероятно – они едва знакомы и по правилам принц не мог так рисковать – оставаться на ночь в беспомощном состоянии в присутствии постороннего лица. К тому же Джафар не говорил, что собирается воспользоваться своим правом и принудить наложницу к исполнению контракта.

Джиллиан не имела в своей биографии подозрительных зацепок и все же была потенциально опасна. Керкмаль за ней присматривал. Как и за Эстель… и к чему это привело? Керкмаль был недоволен тем, что важные решения, если Джафар такие принял насчет Джиллиан, прошли мимо. Вид Керкмаля выдавал крайнюю степень озабоченности.

– Не злись. Знаю, о чем ты подумал, дорогой друг, не переживай за меня, я жив и здоров, хотя и изрядно потрепан, как видишь, – Джафар засмеялся. – Думал, что Эстель бестия, но я ошибался. Эти тихони дадут фору кому угодно.

– В России, на родине Джиллиан говорят – «В тихом омуте черти водятся», – Керкмаль немного успокоился, видя, что Джафар в превосходном настроении.

– Как точно сказано! Ее народ воистину мудрый. Русские для меня загадка, ты знаешь. Джиллиан – первая в моем гареме с русскими корнями. Она отличается от других, хотя что-то общее с Эстель у нее, определенно есть. Когда они на что-то решаются, их уже не остановить. Обе отчаянные до…

– «Безумия?» – подумал Керкмаль, но благоразумно промолчал, лишь наклонил слегка голову. Тем более, что он был не согласен с таким сравнением – Джиллиан могла рискнуть, но ее поступки всегда имели под собой логику, надо было только ее понять. Логику в Эстель заменял гипертрофированный эгоизм, который в сочетании со склонностью к мистике, имел все перспективы перерасти в то самое безумие, на которое намекал Джафар. То, как она обошлась с Набу, едва не задушив ее, говорило о многом. Керкмаль вдруг подумал, что смерть Набу тоже могла быть следствием этой ссоры. Но дальше предположения мысль не пошла – Керкмаль ее остановил – это не его дело, идет следствие и пока оно не пришло к какому-то мнению, свои догадки лучше держать при себе.

Вошел Бадави и установил перед диваном жаровню с углями, поверх которой закрепил емкость с песком. Он нагревал турки с кофе, погруженные в песок по самые края до тех пор, пока не начинала образовываться пенная шапочка. Волнующий аромат арабского кофе – самого лучшего в мире – никакой Бразилии или Индии – сообщал о том, что пора отложить дела и отдать должное животворящему напитку, приготовленному по всем правилам.

Джафар сам разлил кофе по миниатюрным чашечкам. Керкмаль понимал, что Джафар жаждет поделиться с ним своими впечатлениями. Продолжить важную для обоих беседу насчет событий в гареме лучше было после того, как Джафар закончит с приятным – Керкмаль уже был уверен, что речь пойдет о Джиллиан.

– Как ты понял, я ночевал у нее, – Джафар посмотрел на Керкмаля, прищурив глаза. – Она отдалась мне. Сама. Не веришь?

Керкмаль действительно не поверил Джафару, но со всей горячностью, на какую был способен, ответил:

– Разве могло быть по-другому?

– Могло, – Муста, не делай вид, что не удивлен. – Хочу знать твое мнение о том, что произошло.

Керкмаль был в затруднительном положении потому, что не понимал в принципе, что хочет от него услышать Джафар. Следовало быть очень осторожным.

– Мне важно знать, что вы довольны. Это самая лучшая оценка моих усилия, господин.

– Твой господин, – Джафар намеренно сделал усилие на слове «господин», напоминая Керкмалю о том, что он снова допустил оплошность и отошел от неофициального общения, как условились, – как незрелый юноша попался на уловки этой красавицы. Ты помнишь, чтобы я такое тебе говорил после любой из наложниц?

– Нет, не помню, Джафар, – улыбнулся Керкмаль. – И в чем же ваша незрелость?

– А, я тебя заинтриговал! Ну наконец-то что-то человеческое в тебе проснулось. Незрелый потому, что я отступил от своего плана потому, что она меня к этому подтолкнула. Да, я хотел посмотреть, на что она готова, но чтобы вот так, соблазнить в итоге меня, да еще таким оригинальным способом… Я попался. Но и она меня поразила. Ее фантазия не знала границ! Я не мешал и сам участвовал в том, что она придумывала. И мне это нравилось! Представь, сначала мы вместе нос к носу рассматривали занятные иллюстрации из альбома, ты его знаешь, потом воплощали увиденное в реальность, – Джафар увидел, как брови Керкмаля поползли к кромке волос и расхохотался, довольный произведенным эффектом. – Мы «играли» в это до утра, с перерывами, конечно. В перерывах "рубились" в шахматы. Муста, если ты кому-нибудь об этом расскажешь, я лично отсеку тебе голову.

Керкмаль молчал и смотрел на Джафара с тем же изумленным выражением лица.

– Пей кофе! Остынет! – Джафар был счастлив и оттягивал момент, когда придется перейти с волнующей для него темы к делам, которые напоминали о вещах не столь радостных. Об «трансильванской ведьме» вспоминать уже не хотелось.

***

Эстель металась по своей комнате и не находила себе места. Она несколько раз подходила к зеркалу, долго всматривалась в него и отходила, не найдя ответа на вопрос:

– Почему я разонравилась? Я все так же красива и делаю то, чего для него не сделает никто – у них физической подготовки не хватит и моего воображения нет. Граф, милый граф, что со мной не так? – Эстель прикоснулась пальцами к портрету Влада Цепеша, изображение которого напоминало ей о далекой Родине, будило ощущения предчувствия своей необычной судьбы. Эстель считала своего далекого предка потусторонним покровителем.

Ей казалось, что граф не умер, он все еще здесь и скрывается между живыми под видом обычного человека.

Эстель заметила – если долго всматриваться к изображению в рамке, лицо графа «оживало», в глазах появлялся блеск, и он иногда ей им подмигивал!

Эстель засыпала с мыслями о графе и просыпалась – первым делом призывала его в свои помощники. Свою неудачу с принцем она истолковала, как невнимание к ней со стороны графа. Потом ей подумалось, что, возможно, она допустила какую-то бестактность по отношению к графу.

– Если я поступила плохо, дайте же мне знать! Я все исправлю. Только не бросайте меня.

Свет в покоях Эстель внезапно погас. Она прислушалась, нет ли суеты за дверями – если случались аварии, персонал бегал по коридору, восстанавливая повреждения. На этот раз все было тихо. Эстель наощупь прошла к дверям, где на столике хранился набор как раз на подобный случай – свечи, зажигалка. Поколдовав с минуту, она уже держала в руке зажженную свечу в подсвечнике.

– Так-то лучше.

Эстель не успела сделать несколько шагов, пламя свечи задрожало и погасло. Она остановилась в нерешительности и ощутила легкий приступ паники.

– Что это со мной? Темноты испугалась? Свеча погасла потому, что фитиль не успел разгореться. Надо вернуться и зажечь снова.

Чтобы подбодрить себя, Эстель оживила в памяти воспоминания, как она на ответственных соревнованиях сорвалась во время упражнений на бревне, но не растерялась, а запрыгнула на этот коварный гимнастический снаряд снова и продолжила, закончив выступление идеальным соскоком, чем заслужила аплодисменты публики и судейской комиссии. Баллы ей сняли, и она проиграла, пропустив вперед менее именитых и сильных гимнасток. Но фавориткой тех выступлений была точно она. По количеству интервью и комплиментов с ней не мог сравниться никто.

Получив за счет прошлого нужный настрой, Эстель вернулась и зажгла свечу снова и сразу заметила мелькнувшую тень. Посмотрела чуть левее и увидела, что в комнате стоит человек, одетый в длинный плащ, который не скрывал, а скорее подчеркивал его высокую и мускулистую фигуру. Эстель заметила, что под плащом что-то блеснуло.

– «Похожее на латы. Или доспехи. Как это называется, черт, не помню».

Эстель посмотрела туда, где находилась фотография Влада Цепеша – так и есть – такие же доспехи – только без плаща.

– Граф? Это вы? – голос Эстель даже не дрогнул, когда она произнесла дорогое для себя имя.

Гость молча наклонил голову и протянул к ней руку, подзывая к себе. Она подошла ближе и услышала шепот:

– Ты меня звала. Я не мог отказать такой красивой даме. Что тебе от меня нужно?

Эстель задрожала всем телом. Ей стало не столько страшно, сколько волнительно от того, что все это происходило наяву. Да, она мечтала о Владе Цепеше, как о своем незримом полумифическом покровителе и помощнике. Она даже не помышляла, что он однажды он явиться к ней. Кроме того, Эстель смущало то, что она ощутила едва заметный сладковатый запах тлена, сырой земли и гнилого дерева. В голове возникла картина мрачного подземелья, склепа, воображение мигом нарисовало полуистлевший гроб, в котором могло находилось тело того, что сейчас стоял перед ней и спрашивал – что ей от него нужно? Она облизала губы перед тем, как ответить:

– Я рада видеть вас, дорогой граф. Мне очень хотелось побыть с вами наедине, познакомиться и быть может, понравиться вам. Я столько думала о вас.

– Чем обязан? – вежливо спросил гость.

– Мне нужна ваша помощь.

– Говори прямо, не надо прятать за пустыми словами свои желания.

– Ничего конкретного. Дорогой граф, вы считаете меня красивой?

– Видел и покрасивее.

Ответ ошарашил Эстель.

– Чему удивляешься? Думала, я буду тебе комплименты рассыпать? Для этого найди кого-нибудь попроще. Я уже сказал – красивая дама – этого достаточно. Хочешь от меня услышать еще, придется сделать для меня больше.

Эстель постепенно приходила в себя. Повторив про себя сказанное графом, удивилась:

– А что я для вас сделала?

– Как что! Напоила меня свежей кровью! Большего дара пока от тебя не надо. Я еще полностью не восстановился. Сотни лет в могиле никого не красят, поверь моему опыту.

Эстель улыбалась. Если бы она видела себя со стороны, то поняла – улыбка вышла глупая. Но для другой повода не было – она не помнила ничего о своем «подарке». Может граф так шутил?

– Рада услужить вам. Но что мне еще сделать для вас, чтобы и вы позаботились обо мне? – Эстель приободрилась, стала чуть смелее.

– Если ты одаришь меня свежей кровью снова, был бы рад.

– Вам нужна именно моя кровь? – уточнила она на всякий случай.

– Нет. Мне приятно знать, что ты позаботилась обо мне,– уклончивый ответ наводил на мысль, что кровь могла принадлежать кому угодно. Эстель сразу подумала о Джиллиан.

– «Из этой дряни бы выцедила кровь по капле и споила бы графу из пипетки!» – представив себе это, Эстель от удовольствия даже закрыла глаза. А когда открыла и хотела сказать, что точно знает – чья кровь Его светлости придется по вкусу и, если он ей поможет добраться до этой…, обнаружила, что в комнате пусто.

Глава 36.

Эстель в недоумении осмотрелась, поднимая повыше канделябр, который держала в руке и не заметила, что свеча оплыла и воск облепил ее руку, успел остыть и затвердеть – настолько была увлечена беседой, что даже боли не почувствовала.

– Граф! Вы здесь?

Внезапно загорелся свет. Эстель от неожиданности вздрогнула, выронила подсвечник на пол и зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела сквозь языки пламени черный круг, который рябил и рассыпался на фрагменты, растворяясь в клубах темно-серого дыма. Виски сдавило. Эстель ощутила смертельную усталость, будто из нее выкачали энергию. Стало трудно дышать. Она закашлялась. Но паники не было – она была готова к тому, что для нее было всего лишь повторением пройденного.

– «Будто после многочасовой тренировки…»

Страх побудил ее к действиям после того, как она наконец осознала, что в комнате становится жарко и пламя уже разгорелось не на шутку.

– О, чёрт! – воскликнула она, но и после этого не двинулась с места, а несколько секунд смотрела на танцующий огонь в оцепенении. Эстель была, как во сне. Она не торопясь подошла к двери и открыла ее, но не для того, чтобы выйти или позвать на помощь, а чтобы выглянуть в коридор. Убедилась, что там никого нет, шагнула назад. Она уже хотела прикрыть дверь, но почувствовала, что начала кружиться голова – надышалась дыма. Эстель вытянула руку, попыталась задержаться, но рука скользнула по уже нагревшейся поверхности дерева и она провались в беспамятство. Перед тем, как отключиться совсем, услышала истошный женский крик:

– Пожар! Все сюда! Пожар! Госпоже плохо!

И наступила тишина.

Безвременье длилось недолго. Темнота постепенно начала рассеиваться. Вокруг посветлело. Эстель увидела себя в саду, выросшем на месте старинного заброшенного кладбища. Огромные деревья росли среди заброшенных полуразрушенных склепов и все было увито темно-зеленым плющом.

– Решили меня посетить? Так скоро? – она услышала недовольный, но знакомый голос. На пороге одного из склепов стоял граф Цеперш и протягивал к ней руку. – Раз уж пришли, милости прошу, надеюсь, это то, что вам нужно и ради чего вы проделали столь долгий путь из родной Трансильвании, чтобы стать наложницей в гареме принца, которому жить осталось всего ничего. Одну жертву вы уже принесли. Я очень вами доволен.

– «Какую жертву?» – подумала Эстель, нахмурив лоб, но граф уже втаскивал ее в склеп, она подчинилась.

***

Внезапная близость с Джафаром стала для Джиллиан дверью, которую она открыла, не задумываясь о последствиях. Если подумать, она всегда поступала так, начиная с детства. Если что и делала, то лишь потому, что считала это единственно правильным. Сомнения приходили после, когда дело было сделано. Близкие называли такое поведение импульсивностью. Однажды дело дошло до памятного скандала.

Дина с родителями приехала на дачу. Деревня, домики, земляные с островками старого асфальта улицы и вишни. Ее было не так много – можно было нарваться на окрик, если замечали, как ты сорвал ягодку с ветки, которая свешивалась на улицу. Дину, которая была подростком, это не останавливало. У нее были свои представления о том, что такое украсть. Ветка торчала на ничьей территории… Она ехала на велосипеде и увидела пару ягод как раз на такой ветке и сорвала. Можно было подумать, что хозяин участка только этого и ждал – калитка распахнулась и оттуда вылетела здоровенная бабища, одетая, как бомж – такую манеру одеваться в шутку называли «дачным прикидом» – специфика российского дачного быта.

– Воровка! – сходу закричала она.

Дина была хорошо воспитана, но с ответом не задержалась:

– Вам жалко двух ягод? В самом деле?

Тетка раскрыла рот от удивления – она ожидала, что девочка испугается и можно будет отвести душу, поорать – ей уже предлагали на дачном собрании, где она выступила с жалобой – «Воруют и воруют!»:

– «Если давит жаба», спили эту ветку к чертям собачьи и не будешь психовать!».

Такой способ решения проблемы ей показался слишком простым. На самом деле, она могла потерять повод проявить свою склочную натуру. Ветка осталась. Так что Дина была ожидаемой «жертвой», но повела себя в свойственной ей манере – сначала начала говорить, как учил отец:

– Дина, избегай скандалов, старайся переводить конфликты в русло диалога, дай человеку выговориться, скажи что-нибудь вежливое, нейтральное и уходи, не оборачиваясь. Только так ты не наживешь себе врагов.

В тот раз она действовала строго по «инструкции». Но хозяйку вишен такой расклад не устроил – цели разные!

– Хабалка! Молодая еще, чтобы упрекать меня в жадности! Научись уважать чужую собственность! Ты эту вишню не сажала! Любишь халявку? Родители так тебя воспитали?

Про родителей, это она напрасно – Дина замахнулась и метнула вишни, которые все еще держала в руке. Она не прицеливалась и, возможно, потому бросок оказался на удивление меткий – спелые вишни попали женщине прямо в лоб. Лопнули, разумеется, и по полному и стервозному лицу потекли струйки бордового сока. Дина сама не ожидала и сначала растерялась.

– Ой, – сказала она. – Я не хотела. Извините.

Женщина пришла в себя и бросилась, как разъяренный носорог, на Дину, попыталась схватить. Но Дина сообразила, что не стоит ждать, когда ее схватят и отъехала вперед. Но дала по тормозам потому, что услышала за спиной странные звуки – шорох, треск и проклятия, на этот раз уже матом.

– Ах ты… такая, что б тебя…

Дина посмотрела назад и увидела, как из канавы, вырытой вдоль дачной дороги между участками, которая была полна пиявками, пытается выбраться та самая баба. Мокрая и злющая, как голодный зомби из фильма ужасов.

– Вам помочь? – спросила Дина потому, что это было первое, что пришло ей в голову. В ответ она услышала новую серию ругательств в адрес своих родителей – обиженная хозяйка вишен решила, что их вина в этом конфликте сомнению не подлежит. Дина развернулась, подъехала поближе и произнесла, стараясь, чтобы голос не дрожал – ее разрывало от гнева – если бы все это говорилось о ней, она могла бы понять, но обзывали ее родителей. Этого Дина оставить без ответа не могла.

– Я сейчас возьму вон тот камень и врежу вам между глаз. Не верите?

Дина демонстративно сошла с велосипеда и наклонилась за небольшим булыжником, который валялся у дороги. Ее вид и тон произвели должное впечатление – женщина перестала кричать, выбралась и быстрым шагом убралась восвояси. Зайдя за калитку, завопила оттуда уже так, что на дорогу начали выходить люди с соседних участков. Дина уже бросила камень и стояла рядом, не уезжала. Потом она себя спрашивала – почему она осталась, могла бы уехать и скандал, возможно, на том бы и заглох. Но она осталась – стояла и молча смотрела на женщину, которая уже переходила на визг. У нее, похоже, начиналась истерика. Дине казалось, что все это происходило не с ней, будто бы она смотрит на себя и на эту дачницу со стороны. Вокруг нее собрались люди.

– Что это с ней? – спрашивали Дину и внимательно ее осматривали. Но девочка не производила впечатление хулиганки, даже на неформалку не тянула – одета обычно, ничего вызывающего.

– Думаю, она сошла с ума, – сказала Дина. – Надо вызвать психушку. Она может покусать, видите, у нее обострение.

Большая часть из тех, кто вышел на крики, полюбопытствовать, что случилось, согласился с тем, что девочка права, давно надо было обратить внимание, что соседка ведет себя неадекватно – не хотели связываться. Женщина поняла, что дело принимает нежелательный для нее оборот, удалилась, обозвав напоследок и соседей. Дина села на свой велосипед и поехала домой.

Увидев ее лицо, отец спросил:

– Что такое? Тебя обидели?

– Нет, – ответила Дина. – Но, кажется, я вывела человека из себя. Папа, почему люди такие странные?

Она рассказала обо всем подробно.

– Дина, – сказал ей тогда отец – Этот опыт хороший. Ты умеешь управлять людьми.

– Как? – удивилась она. – Она же меня чуть за волосы не оттрепала! И вас оскорбила. А я стерпела, получается.

– Ну что ты, родная, ты закрепила за ней репутацию. Ярлык – такая вещь, если прилепится, так и будет определять отношения с другими. Это как печать на всю оставшуюся жизнь.

– Я поступила плохо? – Дине не понравились слова про «всю оставшуюся жизнь», ей стало жалко ту женщину. В общем, никакого триумфа она не чувствовала, хотя отец убеждал ее в том, что она вышла победительницей.

Джиллиан вспомнила об этой давней истории сейчас, после того, как они, грубо говоря, с принцем переспали.

Всё прошло замечательно. Принц был нежен с ней. Шептал на ухо приятные слова, называл странными, но ласковыми именами, сравнивал с ланью. Но в душе она чувствовала, что ничего от этой «сладкой капитуляции» не приобрела. Она пыталась проанализировать свои эмоции, разобраться в них, чтобы тяжесть ушла. Но чем больше она думала, тем больше убеждалась, что больше проиграла, чем выиграла.

– «С такими, как Джафар надо иначе. Я сглупила, что так быстро сдалась. Он явно был настроен на игру. Притащил эту книжку… Забавная, но рассматривать ее вместе с ним было преждевременно. Или мне вообще стоило отказаться? Блин, блин, какая же я дура. Вот как теперь вылезать из «этой канавы»? Дешёвка….

Канавой Джиллиан называла затруднительные ситуации в память о той канаве, в которую упала хозяйка вишен и в которую Дина ее «загнала» второй раз, намекнув на сумасшествие. Обозвав себя «дешевкой», Джиллиан мстила сама себя от лица обиженной ею женщины.

Если она могла поговорить с отцом – с матерью на такие личные темы Дина никогда не откровенничала – он наверняка сказал бы ей, что не стоит идти против своей природы. Хозяйка вишен получила свое за дело. С Джафаром дела обстояли примерно так же. Она невольно вынудила его пренебречь своими планами насчет нее и пойти на поводу, как укрощенному жеребцу. Хотя все должно было быть наоборот. Отец часто говорил ей, что природа ее щедро одарила и внешность среди этих даров – далеко не главное.

– Ты прирожденный коуч, – позже Дина разобралась, что он имел ввиду. Единственное, о чем она сожалела, что он не научил её этим пользоваться. Выходя из конфликтных ситуацией победительницей, Дина чаще всего потом мучилась угрызениями совести, чем торжествовала. При неумении пользоваться своими талантами, выгода для нее извлекалась сама собой.

Если она спотыкалась во время дефиле, то непременно так, что это выделяло ее среди других манекенщиц и гости запоминали только её.

– Как же, тот показ в Вене! Там еще была та милая девушка, кажется, русская. Бедняжка подвернула ногу. Не стоит покупать эту обувь, пусть модельеры доработают конструкцию. А ее пригласите на следующий показ, если будет отказываться, уговорите.

Производитель обуви, обанкротившись, попытался подать на нее в суд, но проиграл – корпоративная взаимовыручка Джиллиан отстояла – нашли экспертов, которые подтвердили, что предоставленная модели пара была с браком, она могла упасть, сломать ногу, да что угодно. Джиллиан предложили подать ответный иск:

– Мы размажем их, они заплатят тебе.

Но Джиллиан отказалась. В глубине души она была уверена, что виновата сама – в какой-то момент она отвлеклась и сбилась с ритма. Каблук был высокий, но допустимо, однако заминки хватило, чтобы потерять равновесие. Если она не свернула сама себе шею, это удача и винить кого-то в том, что сама раззявила рот, было бы неправильно. Ее расстроило, когда компания подала на нее жалобу, но она вовсе не собиралась им за это мстить.

– Русская! Строит из себя благородную. А по-моему, дура – потерять такие деньги!

Джиллиан о том, что о ней судачат, конечно знала, но игнорировала. Более того, она умудрилась наладить отношения и помириться со своими «врагами». С тех пор каждая новая модель попадала ей первой. О Джиллиан снова шептались, на этот раз с завистью:

– Понятно, чего от нее ждать – она же русская, им подавай эксклюзив, лишь бы выделиться, доказать, что они не такие, как все. Инопланетяне!