Все же прав был тот незнакомец, который написал на стене:
«Печаль будет длиться вечно».
Глава 2
На следующее утро Лорена рано поднялась с кровати. Обитатели призонария все еще спали. Девушка шла наугад к свету через темный коридор, не замечая ничего вокруг. На ней была нежно голубая пижама, которую ей подарила мать. Увы, ее тапочки оказались неподобающе черного цвета, и поэтому больше она никогда их не видела. Так что идти по холодному полу ей предстояло босиком, что нисколько ее не смущало. Она шла, движимая любопытством, ей вдруг захотелось узнать больше о месте ее добровольно-принудительного заключения.
Миновав столовую, Лорена продолжила движение по коридору. Она слышала храп, доносящийся за одной из дверей. Где-то было открыто окно, и сквозняк решил запутать ее волосы.
И вот в конце коридора ее ждала оранжерея с диковинными цветами и пальмами, фонтаном в виде обнаженного греческого юноши с кувшином. Вокруг фонтана располагались скамейки, где друг против друга сидели двое.
Женщина средних лет, стройная и изящная блондинка с длинными густыми волосами, одетая в узкое платье, которое, возможно, причиняло ей дискомфорт. Она раздраженно дергала листья у деревца, возле которого сидела.
Напротив нее молодой человек с незажженной сигаретой в левой руке. Темные волосы, карие глаза. Он смотрел сквозь фонтан, сквозь женщину, и, казалось, просто замер, становясь частью пустоты. Женщина настойчиво говорила, и ей было совсем неважно, что ее собеседник совершенно не слушает ее:
– Неужели ты не видишь, как все абсурдно? Мы словно марионетки в какой-то нелепой комедии! Я уже три недели здесь, но мне совершенно не становится лучше. А у меня дома дочь! Я должна поправиться!
Потом, немного помолчав, она добавила:
– Я до сих пор не могу понять, что это за методы лечения. Хорошо, что нас хоть током не бьют. Все легко и непринужденно, но что-то тут не так. Это я тебе как журналист говорю. Я просто это чувствую. Вот ты знаешь, что это за туман такой? Кого он заражает? Что в нас есть такого, что мы так легко стали его «жертвами»? А есть ли исследования его состава? Если да, то почему это не общедоступные сведения?
Лорена слишком поздно поняла, что стала свидетелем неудобного разговора. Она хотела так же тихо выйти из оранжереи, но задела маленький колокольчик у выхода.
– О, ты, наверное, новенькая, – сказала женщина, повернув голову в сторону Лорены.
– Да, меня зовут Лорена. Прошу прощения, что помешала вам.
– Что ты, здесь никому нельзя помешать, – нервно ответила блондинка.
– Разве можно помешать страдать? – молодой человек, наконец, прикурил сигарету.
– Я – Алтея, – представилась женщина, – А это – Рейн. Он здесь из-за своей поэзии. Раньше он был детским писателем, но после того, как туман проник в его разум, он пишет только депрессивные стихи.
– Это вы написали вчера на стене: «печаль будет длиться вечно»? – спросила Лорена.
– Что ты здесь делаешь? – Рейн посмотрел ей прямо в глаза.
Его взгляд прожигал, и она предпочла бы уйти вместо того, чтобы стоять здесь и отвечать на вопросы незнакомых людей. Но что-то удерживало ее в этом пространстве:
– Как и все мы, полагаю. Нахожусь на излечении.
– От чего? – голос Рейна был ровным, словно он разговаривал с автоответчиком, – думаешь, они смогут сделать тебя счастливой? Мы все здесь не нужные обществу элементы, почти опасные. Мы несем в себе странный вирус под названием «страдание».
– Вот я и говорю, – Алтея встала со своего места, – здесь один сплошной маразм! Но не надо пугать девочку, она все-таки новенькая.
– Я вовсе не напугана, и я вовсе не девочка.
– Как, говоришь, тебя зовут? – Рейн бросил недокуренную сигарету в фонтан.
– Думаю, стоит спросить у Алтеи, кто-то должен был услышать мое имя, – Лорена вдруг почувствовала, что вот-вот заплачет.
Тогда она резко развернулась и быстрым шагом направилась назад в свою комнату. Она старалась как можно глубже дышать, чтобы не разрыдаться в общественном пространстве. Но, как только она захлопнула дверь своей комнаты, слезы с надрывным плачем вырвались наружу. На секунду Лорена запереживала, что разбудит Мариэллу. Но та довольно крепко спала для мнительного человека.
Ближе к полудню Лорена привела себя в порядок, надела платье и заплела волосы. За завтраком Мариэлла рассказывала о своих недавно приобретенных фобиях. На что Лорена просто кивала, не особо вдаваясь в подробности сказанного.
После чего всех пригласили на утреннюю группу радости.
Лорена дождалась, когда все места на стульях, расставленных по кругу, будут заняты. И единственным свободным местом оказался стул с неловко нарисованной звездой. Лорена представила себе, как в какой-то школе, возможно, в ее родном городе, ученики начальных классов из жалости и, преисполненные гордостью за свой поступок, раскрашивают предметы мебели неизвестным несчастным людям с искареженным восприятием мира.
Рядом с Лореной сидел Рейн, за ним Алтея. На тот момент пациентов в призонарии было около двадцати. Все присутствующие молчали. Создавалось ощущение, что они нарочно делают вид, что не знакомы. Лорена пока не понимала правил игры, но все же зачатки любопытства всегда имелись в ее запасе.
Вскоре в комнате появилась женщина в красном плаще, расписанном улыбками, будто выдранными из самых ужасных шаржей начинающих художников.
– Для новеньких представлюсь, я – доктор Радуга. И сегодня мы начнем с того, что каждый вспомнит самый радостный момент вчерашнего дня.
Кажется, никто, кроме Лорены, не обратил внимания на появление доктора.
– Мариэлла, может, ты сегодня начнешь? – почти утвердительно сказала доктор.
– Э-э, я радостно съела эклеры вчера. Я люблю эклеры. Еще я рада, что вчера у меня появилась новая соседка. Ее зовут Лорена.
– Прекрасно, Мариэлла, я попрошу сделать тебе еще эклеров. Кто еще хочет высказаться? Карл?
Немолодой мужчина, одетый в пиджак, напоминающий те, что носили представители викторианской эпохи, поднял голову.
– Я снова пересчитал всю свою коллекцию монет. Но лучше мне не стало. Хотя раньше это всегда меня успокаивало. А теперь… даже не знаю, что делать.
– Ты должен стараться и пересчитывать свои монеты пока не почувствуешь счастье, – сказала доктор Радуга, – возможно, ты слишком быстро их считаешь. Рейн, теперь я хочу услышать о твоих подвижках?
– Интересная вещь, – Рейн наклонился вперед, – вы заведомо знаете, что я скажу что-то негативное. Потом отправите меня в комнату наказаний. Ведь мы все здесь играем по одним правилам. Так что сегодня я буду радоваться тому, что не даю повод придумать мне наказание.
– Чудесная новость, Рейн, – похлопала доктор, – но ты наверняка знаешь, что тебя все равно накажут за вчерашнюю надпись на стене. Так что можешь отправляться в комнату для наказаний сразу после сеанса. А пока мы послушаем гимн радости!
Доктор Радуга вынесла портативный магнитофон в центр круга и из колонок раздалась задорная музыка, и вскоре вступил низкий бас:
– Кто радуется каждый день?
Радуется заяц и олень,
Радуется дерево и пень,
Радуются все, кому не лень,
Может даже рыба и тюлень….
«Что за абсурд?», – промелькнуло в голове у Лорены.
Может, эта комичная песенка должна была вызвать приступы смеха? И все так и задумано? Но тогда отчего все сидят с такими похоронными лицами?
***
На следующий день медсестра зашла в комнату Лорены и объявила, что перед завтраком девушку ждут водные процедуры.
От уличного бассейна с подогревом шел пар. Опустившись в теплую воду, Лорена почувствовала, что каждая клеточка ее тела отдает тяжесть, которая годами скапливалась, не оставляя свободного пространства. И эти процедуры стали бы совсем прекрасными, если бы над головой в десятый раз не проигрывали гимн радости. Тем временем две сестры, наблюдающие за пациентами, танцевали почти у самой кромки бассейна в огромных ластах и клоунских носах.
Лорена закрыла глаза и постаралась сфокусироваться на своем теле. Можно было бы вспомнить момент своей жизни, где она была по-настоящему счастлива. Но ничего не приходило в голову. Только страдания и несправедливость. Как будто она все время не о том мечтала, шла не к той цели. Вообразила, что ей нужно то же, что и всем остальным, добилась этого и что теперь?
Потом был завтрак и снова прекрасный кофе, после чего Лорена решила прилечь. Прервав почти блаженную негу, в комнате показалась доктор Солнце:
– Ну, как ты сегодня, Лорена?
– Не знаю, – прислушиваясь к себе, ответила девушка.
– У меня есть для тебя отличные новости. Сегодня пришла заявка на посещение. К тебе приедет твой жених!
– Зачем?
– У нас поощряются посещения! Тем более от людей, которые тебя любят!
– Я не думаю, что это про Дирка.
– Это в тебе говорит болезнь. Поверь, любовь самое прекрасное и исцеляющее чувство! Просто почувствуй, что кому-то ты не безразлична. Питайся этой энергией!
– Питаться энергией? Как вампир? Если вы все еще говорите про Дирка, то в таком случае, рядом с ним я умру от голода.
– Вот увидишь, все наладится! Просто думай о хорошем!
С этими словами доктор Солнце вышла из комнаты.
Лорена выдохнула. И вдруг слезы потекли по ее щекам. Казалось, она плакала целую вечность. О несчастной любви и о своей испорченной жизни. О том, что никогда не сможет стать счастливой. Никогда не сможет выйти из этого проклятого театра абсурда!
Потом она уснула. И проснулась только ранним утром.
Поймав свое отражение в зеркале, она, как всегда, увидела лицо, опухшее от слез, растрепанные волосы, вчерашнее платье. Тем не менее, в таком виде она и направилась в оранжерею.
К счастью, здесь никого не было. Лорена присела на край скамейки и стала наблюдать за водой в фонтане.
Но быть в одиночестве ей пришлось недолго. Вскоре она почувствовала запах табачного дыма. Обернувшись, увидела Рейна, который стоял позади нее. Он пальцами затушил сигарету.
Он стоял, как будто не замечая Лорены.
– Ты пишешь стихи, да? – нарушая неловкое молчание спросила девушка.
– Может да, а может и нет.
Море в тени океана,
Где время похищает истину.
Лестница в небо
По предзаказу
Попробуй луну поймать камерой.
Там листья не желтеют,
Потому что нет пламени
Можно потрогать рукам и тщеславие
– Значит, все-таки пишешь, – констатировала Лорена, – но почему это не делает тебя счастливым?
– Вся моя семья пишет. Они годами трудятся в детском издательстве, неся свет и радость людям.
Потом голос Рейна изменился и стал почти писклявым:
– Солнышко потянулось лучиками за теплым облачком, сладко задремало, укрывшись им, как одеялком.
Лорена улыбнулась:
– Тебе надо озвучить это в группе Радости.
– Я раньше тоже умел писать веселые истории. А потом проснулся в один день и понял, что больше не могу. Будто кто-то все время раскрашивал мир дешевыми красками. А потом они стерлись, но никто, кроме меня, этого не заметил.
– А я с самого начала знала, что все только притворяются счастливыми и верят в это. Ты знал, что современные жены пьют таблетки, которые притупляют остроту конфликтов в семье?
– Все боятся своих настоящих эмоций. Своей истинной сути. Поэтому лучше быть кем-то социально одобряемым.
– Хорошо, что никто не слышит ваши разговоры, – в оранжерее появилась Алтея, – а то вас бы точно наказали.
– Опять кототерапией? – вздохнул Рейн.
– О! Тут и такая есть? – удивилась Лорена.
– Да, тебя привязывают к креслу и сажают котят на колени.
– А почему ты здесь, Алтея? – спросила Лорена.
– Я жила обычной жизнью, а потом наступил очередной сезон туманов. Туман проник так глубоко в мою душу, что в ней стало очень неуютно. Как будто я не выношу саму себя. Как-будто живу с человеком, который вечно всем недоволен, критикует и придирается. А еще бывают дни, когда я не выношу других людей. Они кажутся мне непроходимо тупыми и каждое их действие вызывает раздражение. Однажды я сорвалась и накричала на своего коллегу, уже даже не помню за что. А потом меня вызвал начальник и сказал, что мои статьи стали отдавать безысходностью, и он вынужден отправить меня в призонарий. Я не хотела ехать, у меня ведь дочь. Я воспитываю ее одна.
– А где она теперь?
– На время ее взяла к себе соседка. Но, если я отсюда не выйду, ее точно отдадут в общий дом.
Лорена немного знала про общий дом. Вроде, это место, в котором детей воспитывают волонтеры. Обычно, это квартиры с кучей комнат при каком-нибудь большом предприятии, где его сотрудники по желанию навещают детей, оставшихся без родителей.
Где-то в коридоре хлопнула дверь. Похоже, постояльцы начали просыпаться, а значит пора возвращаться в свою комнату. Рейн сумбурно попрощался и ушел. Алтея еще что-то говорила, но Лорена уже была в своих мыслях. На нее свалился поток новой информации, и в ее голове будто прыгали маленькие человеки, наперебой крича что-то, что им казалось очень важным.
В тот день вместо группы радости доктор Радуга собрала всех перед выходом и торжественно объявила:
– В этот день меня переполняет гордость за нашу Нелли! Сегодня она делится своей радостью со всеми вами, так как Нелли официально здорова и счастлива!
Под гимн радости торжественно вышла девушка в дорожной шляпке, держа в руках голубой ридикюль. Кажется, Лорена мельком видела ее раньше.
На лице Нелли светилась улыбка. Она помахала всем рукой, как будто королевская особа, снизошедшая до своих подданных.
Только доктор и Мариэлла принялись аплодировать ей. Все остальные сочли это излишним. Рейн глубоко вздохнул и откинувшись на стену, сложил руки на груди. Он каждый раз спрашивал себя, что мешает ему, наплевав на все, просто запереться у себя в комнате, как он делал это раньше. Но теперь в его сознании что-то поменялось. Он не придавал этому значения, а расценивал это как маленькое, совсем крохотное любопытство. Стараясь не привлекать внимания, он искоса поглядывал на Лорену. Рейн пытался уловить малейшие изменения в ее лице. Казалось, что с каждым ее движением она менялась, как будто в ней жили десятки разных личностей, одну из которых он смутно знал когда-то в прошлом, а может, даже не в этой жизни.
– Я поздравляю тебя, Нелли! – вступила доктор Радуга, – мы все с нетерпением ждем твоей напутственной речи! Ведь ты своим примером даришь всем нам светлую надежду на исцеление!
– Спасибо, доктор! Я так рада, что снова могу любить жизнь! Ликовать! Испытывать восторг! Специально для вас я подготовила пару теплых слов!
Она достала из ридикюля листок и, развернув его, принялась читать с излишней торжественностью:
– Несчастные люди, как клеймо для семьи. Непонятно, как они появились. Все ведь делалось для того, чтобы вырастить счастливого члена общества. Соблюдались все правила (даже правило того, что ребенка надо три раза в день погладить по голове и сказать, что он молодец). Учебная нагрузка распределялась сообразно возможностям ребенка, работа подбиралась по его навыкам. За любую работу достойно платят, а государство заботится о нашей безопасности и комфорте. Каждому дается один дополнительный выходной раз в две недели, чтобы заняться своим хобби.
– Столько сил вкладывается, чтобы каждый был на своем месте, что отказ принять это кажется немыслимым идиотизмом, – пробурчала Алтея, которая уже устала стоять и бездействовать.
Но Нелли сделала вид, что не слышала ее и продолжила:
– Так что же с нами произошло? Ошибка? Временный сбой? Пусть так. Тогда призонарий – это именно то место, которое дает и новую надежду на то, что, если достаточно стараться и приложить все силы к исцелению, то оно непременно наступит! Все в ваших руках! Вы снова сможете жить в обществе и служить на благо общей гармонии. Так пусть зажжется в вас минута счастья!
Мариэлла снова зааплодировала. И ее снова никто не поддержал, кроме доктора. Нелли поклонилась. Откуда-то появился медбрат с лепестками роз, которые он неумело кинул в сторону Нелли. Та восприняла это как жест невиданной красоты, и помахав рукой, медленно вышла из призонария.
Почти все облегченно выдохнули и разошлись по своим комнатам. Лорена, как всегда, плакала, но теперь еще и злилась на саму себя за это. Ей так надоели слезы. Она даже задумывалась, может, ей меньше пить воды? Откуда вообще берется вся эта жидкость, которая непременно хочет вырваться наружу и показать свою силу и значимость?
Мариэлла же была под таким впечатлением от дневного события, что без умолку говорила. Она, кажется, и не замечала, что Лорена уже выплакала из себя половину Тихого океана.
– Однажды и я так выйду! Вот увидишь! И мне будет совершенно наплевать, что думают другие! Я буду счастлива есть эклеры на летней веранде кафе в самом центре города, и даже вспоминать не буду жизнь, которая была до этого момента.