«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных

История о гоблине, поедавшем людей

Однажды Мусо Кокуси – буддийский монах из секты дзен, странствуя в одиночестве по провинции Мино, заблудился в горах. Вокруг не было никого, кто бы мог указать ему путь. Долгое время он скитался, тщетно надеясь встретить кого-нибудь, и начал уже отчаиваться найти пристанище на ночь, когда вдруг в лучах заходящего солнца заметил на вершине холма одну из тех уединенных хижин, которые называются андзицу и которые строились для монахов-отшельников. Похоже, она находилась в полуразрушенном состоянии, но он с энтузиазмом поспешил туда и обнаружил, что хижина обитаема и в ней живет пожилой монах. Он обратился к нему, прося оказать милость и позволить остаться на ночь. Старик резко отказал, но указал Мусо путь в деревню в расположенной по соседству долине – там он сможет найти и кров, и пищу.

Мусо добрался до поселения, в котором было не больше десятка строений. Здесь его встретили любезно и пригласили остановиться в доме у деревенского старосты. Когда Мусо вошел к тому в дом, то увидел, что в главном помещении собралось человек сорок или пятьдесят, но его отвели в маленькую отдельную комнату, куда тотчас принесли еду и расстелили постель. Утомленный, он лег спать рано, но незадолго до полуночи его разбудил громкий плач в помещении по соседству. Почти сразу после его пробуждения ширмы комнаты мягко раздвинулись, и юноша, неся зажженный фонарь, вошел к нему. Он вежливо поздоровался с ним и сказал:

– Досточтимый господин, моя печальная обязанность – сообщить вам, что я с сегодняшнего дня являюсь главой этого дома. Еще вчера я был только старшим сыном. Вы так устали, добираясь к нам, и мы подумали, что не должны беспокоить вас, поэтому не сказали, что всего за несколько часов до вашего прихода умер мой отец. Люди, которых вы видели в соседней комнате, – жители нашей деревни. Все они собрались, чтобы выказать последние знаки уважения усопшему. А теперь они уходят в соседнюю деревню – она примерно в трех милях отсюда. Когда кто-нибудь из жителей деревни умирает, никто из нас не может остаться в деревне на ночь – такова наша традиция. Мы совершаем все необходимые обряды, молимся, а затем уходим, оставляя труп в одиночестве. Странные вещи всегда происходят в доме, где было оставлено мертвое тело, поэтому мы считаем: для вас будет лучше, если вы уйдете с нами. Мы найдем для вас хорошее жилище в другой деревне. Однако, поскольку вы монах, вам, возможно, несвойствен страх перед демонами и злыми духами, и, если вы не боитесь остаться наедине с мертвым телом, можете пользоваться этим бедным домом. Но я должен сказать вам, что никто, кроме священнослужителя, не отважился бы остаться здесь на ночь.

Мусо ответил ему:

– Я глубоко признателен вам за добрые намерения и щедрое гостеприимство. Но мне жаль, что вы не сказали мне о смерти вашего отца, когда я пришел. Конечно, я устал, но не настолько, чтобы не выполнить обязанности, возлагаемые на меня саном священника. Если бы вы мне сообщили, я мог бы совершить службу и перед вашим уходом. Но поскольку все вышло так, а не иначе, то совершение обрядов состоится после того, как вы уйдете и я останусь с телом до утра. Я не знаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что оставаться здесь ночью опасно. Я не боюсь ни призраков, ни демонов, поэтому, пожалуйста, не беспокойтесь обо мне.

Молодого человека, похоже, обрадовали эти уверения, и он подобающими к случаю словами выразил свою признательность. Затем другие члены семьи и люди, собравшиеся в соседней комнате, тоже зашли поблагодарить его. После этого хозяин дома сказал:

– Теперь, святой отец, мы должны попрощаться и оставить вас в одиночестве. По законам нашей деревни никто из нас не может оставаться здесь после полуночи. Мы просим вас, святой отец, позаботиться о себе самостоятельно, поскольку мы не можем этого сделать. И если вам случится увидеть или услышать нечто странное в наше отсутствие, пожалуйста, сообщите нам об этом, когда мы вернемся утром.

Затем все оставили дом, кроме монаха, который отправился в комнату, где лежало тело покойного. Подле мертвого тела были расставлены обычные жертвы и горела традиционная буддийская лампа – томио. Монах совершил заупокойную службу и исполнил обряд погребения, после чего вошел в состояние медитации. В медитации он провел несколько безмолвных часов, и ни один посторонний звук не нарушил покой деревни. Но когда ночь вступила в самую глухую свою пору, в дом вошел Призрак – огромный, но лишенный формы. В то же мгновение Мусо ощутил, что не может ни заговорить, ни пошевелить рукой. Он видел, как Призрак, будто руками, поднимает тело и пожирает его – пожирает быстрее, чем кошка поедает мышь, – начиная с головы, съедает все: волосы, кости и даже саван. Затем чудовище, покончив с телом, оборачивается к жертвоприношениям и поедает их. После этого Призрак исчез так же загадочно, как и появился.

Когда на следующее утро деревенские жители вернулись, монах встретил их на пороге дома старосты. Все по очереди поздоровались с ним, но, войдя внутрь и осмотрев дом, нимало не удивились исчезновению тела и жертвоприношений. Лишь хозяин дома сказал Мусо:

– Святой отец, вы, верно, видели нечто неприятное ночью: мы все очень беспокоились о вас. Но теперь рады видеть вас живым и невредимым. Мы бы остались с вами, но это было невозможно. Обычай нашей деревни, как я говорил вам вчера вечером, обязывает нас покидать ее, если кто-нибудь из жителей умирает, и оставлять тело в одиночестве. Если мы когда-нибудь его нарушим, нас будут ожидать большие несчастья. Мы уходим, а когда возвращаемся, видим, что мертвое тело и все жертвоприношения исчезают. Может быть, вам ведома причина этого?

Тогда Мусо рассказал о лишенном формы ужасном Призраке, который вошел в комнату, пожрал сначала мертвое тело, а затем и жертвоприношения. Никто, казалось, не был поражен его рассказом, а хозяин дома заметил:

– То, о чем вы рассказали нам, святой отец, согласуется с тем, что говорится с древних времен.

Тогда Мусо спросил:

– А разве священник, который живет на холме, не справляет погребальные службы для ваших умерших?

– Какой священник? – спросил молодой человек.

– Тот самый, который вчера вечером направил меня в деревню, – отвечал Мусо. – Я просился переночевать в его хижине, но он отказался принять меня и показал, как добраться до вас.

Слушатели удивленно переглянулись, повисла пауза, а затем хозяин дома сказал:

– Святой отец, на холме нет никакой хижины, и там не живет священник. Уже много поколений в окрестностях нет священника.

Мусо ничего не сказал по этому поводу, а добрые люди подумали, что от встречи с гоблином у монаха помутился разум. Попрощавшись с хозяевами и получив все необходимые сведения о том, как ему идти дальше, Мусо решил вновь посетить ту хижину на холме, чтобы убедиться, не обманулся ли он на самом деле.

Он без труда обнаружил хижину на прежнем месте, и на этот раз ее престарелый обитатель пригласил путника к себе. Едва он вошел внутрь, отшельник пал перед ним ниц и воскликнул:

– О! Мне так стыдно! Мне очень стыдно! Мне ужасно стыдно!

– Вы не должны стыдиться, что отказали мне в ночлеге, – отвечал Мусо. – Вы направили меня в деревню, где меня очень хорошо встретили, и я благодарен вам за эту услугу.

– Я не могу дать убежище человеку, – отвечал отшельник, – и стыжусь я не потому, что вам отказал, а потому, что вы видели меня в моем истинном обличье. Это я на ваших глазах поедал труп и жертвоприношения минувшей ночью. Знайте, господин, что я дзикининки – демон, поедающий человеческую плоть. Сжальтесь надо мной и разрешите поведать о тайном грехе, из-за которого я был ввергнут в это состояние. Много-много лет назад я исполнял обязанности священника в этом пустынном краю. На много миль в округе не было другого священника, кроме меня. В те времена тела умерших со всей округи приносили сюда – часто издалека, – чтобы я мог исполнить погребальную службу. Но я совершал обряды и службы только корысти ради. Я думал лишь о еде и одеждах, которые моя священная служба давала возможность заполучить. И когда я пережил новое рождение, то по причине своего неблагочестивого эгоизма я преобразился в дзикининки. С этих пор я должен был питаться трупами людей, которые умирали в округе: каждого я обязан был пожирать так, как вы могли видеть прошлой ночью. И вот теперь, досточтимый господин, я прошу вас совершить моление сэгаки, чтобы я поскорее смог освободиться от этого ужасного существования.

Едва только отшельник произнес последние слова, он исчез, и хижина его также исчезла вместе с ним. А Мусо обнаружил, что стоит на коленях в высокой траве и нет ни одной живой души вокруг. Взгляд его уперся в древнюю, поросшую мхом могилу, надгробный камень которой имеет форму горин-но-иси – то есть пяти лежащих друг на друге частей различной формы, символизирующих пять мистических элементов: эфир, воздух, огонь, воду и землю. Скорее всего, это и была могила священника.

Мудзина

Дорогу Акасака, в Токио, с двух сторон сжимает откос под названием Кии-но-куни-но-дзака, что означает «откос провинции Кии». Я не знаю, почему он называется откосом провинции Кии. С одной стороны он упирается в древний ров – очень широкий и глубокий, от которого вверх тянутся густые тенистые заросли; наверху их сменяют сады. С другой стороны дорогу теснит длинная высокая стена императорского дворца. До тех пор пока не пришла эра уличных фонарей, место это с наступлением темноты всегда было пустынно. Припозднившиеся пешеходы предпочитали сделать крюк в несколько миль, лишь бы не идти по этой дороге после заката.

Все потому, что здесь можно было встретить мудзину – барсука-оборотня, который, как известно, может принять человеческое обличье.

Последним человеком, который видел мудзину, был старый торговец из квартала Кайобаси. Он умер около тридцати лет назад. Вот что он рассказывал об этом случае.

Однажды вечером, было уже довольно поздно, он возвращался, поспешая, по дороге мимо Кии-но-куни-но-дзака и заметил женщину, которая сидела надо рвом в одиночестве и горько плакала. Он испугался, что она собирается утопиться, и остановился, чтобы предложить ей посильную помощь или просто утешить. Женщина, как он заметил, была высокая и стройная. Она была одета в красивые одежды, а волосы были уложены, как у молодой девушки из хорошей семьи.

– О-дзётю!^[12] – воскликнул он, обращаясь к ней так, как и подобает обращаться к девушке из хорошей семьи. – О-дзётю, не плачьте так горько!.. Скажите мне, что вас так расстроило, и если есть средство помочь вам, я буду счастлив сделать это.

Он говорил совершенно искренне, поскольку был очень добрым человеком. Но она продолжала горько плакать, пряча от него лицо за длинным рукавом.

– О-дзётю! – произнес он снова, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче. – Пожалуйста, послушайте меня!.. Не подобает молодой девушке находиться ночью в таком месте! Умоляю вас – не плачьте! Только скажите, как я могу помочь вам?..

Она медленно поднялась, но развернулась к нему спиной и продолжала стонать и плакать, уткнувшись в рукав. Он мягко положил руку ей на плечо и взмолился:

– О-дзётю! О-дзётю! О-дзётю!.. Дайте мне хотя бы мгновение и выслушайте меня!.. О-дзётю! О-дзётю!

Тогда девушка повернулась к нему, опустила рукав и провела по лицу рукой – и он увидел, что у нее нет ни глаз, ни носа, ни рта. Он закричал и бросился прочь.

Он бежал и бежал по дороге вдоль Кии-но-куни-но-дзака, вокруг него была тьма, и никого кругом. А он все бежал и бежал, не отваживаясь оглянуться назад. Наконец вдалеке он увидел свет фонаря – тот был подобен отблеску жука-светлячка, вспыхнувшего в ночи, – и бросился к нему. Оказалось, это был всего лишь фонарь бродячего торговца горячей лапшой, который установил свою палатку на обочине дороги. Но любой свет и общество человека было как раз то, в чем старик сейчас нуждался. Поэтому он бросился торговцу в ноги и закричал:

– Ах!.. А-а!.. А-а!..

– Корэ! Корэ!^[13] – грубо прикрикнул на него торговец. – Прекрати! Что с тобой случилось? На тебя напали, ранили?

– Нет… никто меня не ранил, – задыхаясь, отвечал тот, – только… Ах!.. А-а!..

– Только напугали? – неприязненно произнес торговец. – Грабители?

– Нет, не грабители, не грабители, – выдохнул испуганный старик. – Я видел… я видел женщину… подле рва… и она показала мне… Ах! Не могу сказать, что она показала!..

– Хэ!^[14] Она показала!.. Поди, нечто похожее на ЭТО?.. – произнес торговец лапшой и провел рукой по лицу. Оно стало похоже на яйцо – ни глаз, ни носа, ни рта.

И в тот же момент свет для несчастного померк.

Рокуро-куби

Около пятисот лет тому назад жил самурай по имени Исогай Хэйдадзаэмон Такэцура. Он был вассалом владетеля Кикудзи из Кюсю. Этот Исогай от многочисленных своих воинственных предков унаследовал врожденный талант к военному делу и поразительную физическую силу. Уже мальчиком он превзошел своих учителей в искусстве владения мечом и копьем, в стрельбе из лука и проявил себя смелым и искушенным солдатом. Впоследствии, в эпоху войн Эйкё (первая половина пятнадцатого века), он отличился и был удостоен множества почестей. Но дом Кикудзи пришел в упадок, и Исогай лишился хозяина. Конечно, он легко мог наняться на службу к другому даймё, но, поскольку он никогда не искал выгоды для себя лично и сердце его навсегда осталось верным прежнему сюзерену, он предпочел порвать с мирской жизнью. Поэтому он обрезал волосы, принял буддийское имя Кайрё и стал странствующим монахом.

Но под одеждами монаха Кайрё продолжало биться сердце самурая. Если прежде он смеялся над опасностью, то и теперь ему неведом был страх: в любую погоду, в любое время года он шел проповедовать туда, куда едва ли нашел бы смелость отправиться другой священник. Тот век был веком насилия и анархии; на больших дорогах одинокий путник никогда не мог ощущать себя в безопасности, даже монах.

В первом длительном путешествии, которое предпринял Кайрё, ему довелось побывать в провинции Каи. Однажды вечером он шел по горной дороге, и в пути его застала ночь. Он находился в пустынной местности, где, насколько ему было известно, не было ни одной деревни на мили вокруг. Поэтому монах решил провести ночь под открытым небом. На обочине он отыскал место, поросшее густой травой, улегся и приготовился ко сну. Его никогда не смущали неудобства: когда не было ничего подходящего, даже голую скалу он считал хорошим ложем, а корень сосны – отличной подушкой. Его тело было выковано из стали; утренняя роса, дождь, мороз и снег – ничто его не беспокоило.

Однако, едва он прилег, на дороге появился человек. Он нес топор и огромную вязанку хвороста. Увидев лежащего на земле Кайрё, дровосек остановился. Несколько мгновений он в удивлении молча смотрел на монаха, а потом сказал:

– Что же вы за человек, досточтимый господин, если у вас хватает мужества укладываться в таком месте?.. Здесь обитают привидения – много привидений. Вы не боитесь Волосатых Тварей?

– Друг мой, – весело отвечал Кайрё, – я всего лишь странствующий монах. Люди называют таких, как я, «унсуй-но-рёкаку» – «гость небес и воды». И конечно, не меньше других я боюсь лис-оборотней, барсуков-оборотней, гоблинов или иных подобных созданий. Что касается уединенных мест, то они мне нравятся: они удобны для медитаций. Я приучился спать на свежем воздухе, а страх за свою жизнь мне неведом.

– Вы, должно быть, очень смелый человек, господин монах, – отвечал крестьянин, – потому что улеглись здесь. У этого места плохая слава, очень плохая. Не зря говорят: «кунси ва аяуки ни тикаёрадзу то яра мосимасугэна» («без нужды даже смельчак не станет подвергать себя опасности»). Поэтому я должен предостеречь вас: спать здесь очень опасно. Хотя мое жилище – всего лишь неказистая хижина, тем не менее я умоляю вас пойти со мной. Мне нечего предложить вам из еды, но, по крайней мере, у вас будет крыша над головой и вы можете выспаться, ничем не рискуя.

Голос его звучал искренне, и Кайрё, которому понравилось любезное обхождение дровосека, принял его скромное предложение. Тот повел его по узкой тропинке, что тянулась в лес, в сторону от дороги. Тропинка петляла и временами терялась среди корней деревьев, шла по краю пропасти, огибала выступы скал, но наконец привела на вершину холма, где был дом дровосека. Стояла полная луна, и Кайрё увидел небольшой, освещенный изнутри дом под соломенной крышей. Спутник подвел монаха к террасе в задней части дома: туда по бамбуковым трубам была подведена вода из ближнего ручья, и там они омыли ноги. За террасой был виден огород, кедровая роща и заросли бамбука. За деревьями можно было разглядеть небольшой водопад: в лунном свете он был похож на ниспадающие белые одежды.

Когда в сопровождении хозяина Кайрё вошел в дом, он увидел четверых человек – мужчин и женщин, они грели руки над очагом, расположенным в центре главной комнате. Завидев священника, они склонились в низком поклоне и сердечно его приветствовали. Кайрё удивился: откуда бедные люди, живущие к тому же в таком уединенном месте, владеют столь утонченными приемами приветствий. «Это хорошие люди, – подумал он про себя, – должно быть, их кто-нибудь обучал правилам этикета». Затем, обернувшись к хозяину – арудзи^[15], так его звали остальные, Кайрё сказал:

– По любезности вашей речи и по столь вежливому приему, что вы мне оказали, я могу заключить, что вы не всегда были дровосеком. Вероятно, прежде вы занимали иное, более высокое положение?

Улыбнувшись, дровосек отвечал:

– Вы не ошиблись, господин. Вы видите, как я живу сейчас, но так было не всегда. Моя история – это история поломанной жизни, и в этом только моя вина. Прежде я служил одному даймё и занимал при его дворе не последнее место. Но я слишком увлекался вином и женщинами, и страсти мои заставляли меня поступать опрометчиво. Мой эгоизм привел наш дом к краху и стоил жизни многим людям. Возмездие преследовало меня, и я долго скитался по свету. Теперь я часто молюсь в надежде обрести возможность искупить то зло, что я содеял, и воссоздать погибший дом. Но, боюсь, никогда не найду способа для этого. Тем не менее я прилагаю усилия преодолеть карму моих ошибок искренним раскаянием и тем, что пытаюсь помочь тем, кто нуждается в моей помощи.

Слова арудзи свидетельствовали о добрых намерениях, и они понравились Кайрё. Он сказал:

– Друг мой, мне доводилось наблюдать, как человек, склонный в юности к легкомыслию, в зрелые годы становился искренним приверженцем достойного образа жизни. В священных сутрах написано, что даже самые закоренелые в своих дурных наклонностях люди могут преодолеть их и стать самыми упорными праведниками. Я не сомневаюсь, что у вас доброе сердце, и я надеюсь, что судьба будет к вам благосклонна. Сегодня я буду читать сутры во имя вашего спасения и молиться, чтобы вы обрели силу для одоления кармы прошлых ошибок.

С этими заверениями Кайрё пожелал арудзи спокойной ночи. Ему показали очень маленькую боковую комнату, где для него была уже приготовлена постель. Затем все, за исключением монаха, отправились спать. А он при свете бумажного фонаря стал читать священные сутры. До глубокой ночи он продолжать читать и молиться. Затем открыл окошко в своей комнатке, чтобы бросить взгляд на пейзаж за окном. Ночь была чудесной: ни облака в небе, ни ветерка; под светом полной луны четко вырисовывалась листва на деревьях в саду, и на листьях блестели капли росы. Стрекот цикад и шум отдаленного водопада музыкой наполняли ночь. Услышав шум воды, Кайрё почувствовал жажду. Он вспомнил о бамбуковом акведуке у задней части дома и решил пойти туда, чтобы напиться, не беспокоя никого. Осторожно раздвинул ширмы, отделявшие его комнату от главной, и… увидел пять неподвижно лежащих тел – все они были обезглавлены!

На мгновение он застыл в оцепенении и подумал, что здесь произошло преступление. Но через минуту заметил, что крови нигде нет, а на шеях у тел нет следов того, что головы отрезаны. Тогда он подумал: «Или это иллюзия, наведенная гоблинами, или я нахожусь в доме, где живут рокуро-куби». Он припомнил, что читал о них в одной старинной книге; рокуро-куби очень опасны, но их можно победить: если безголовое тело перенести в другое место, то голова не сможет вновь соединиться с ним. Книга также гласит: когда голова возвращается и видит, что тела нет, она трижды ударяется оземь, отскакивая, как мяч, задыхается и умирает.

«Если это рокуро-куби, – подумал Кайрё, – это не предвещает ничего хорошего. Поэтому поступлю я в соответствии с инструкциями из книги».

Он подхватил тело арудзи за ноги, подтащил к окну и вытолкнул наружу. Затем подошел к задней двери, но она оказалась закрытой. Кайрё сообразил, что головы покинули дом через дымоход, который оставался открытым. Он аккуратно отворил дверь, прошел в сад, а затем углубился в рощу, которая начиналась за ним. Здесь он услышал голоса и отправился на их звук, крадучись от тени к тени, пока не нашел для себя надежного убежища. Укрывшись за стволом дерева, он увидел головы – все пять сразу, – они порхали как бабочки, поедая червей и насекомых, которых находили на земле и на деревьях, и при этом разговаривали. Голова, которая принадлежала арудзи, перестала есть и произнесла:

– Ах этот странствующий монах, что пришел сегодня, – какое у него упитанное тело! Когда мы съедим его, наши животы насытятся. Я совершил глупость, затеяв с ним разговор: он принялся читать сутры по моей душе! Находиться рядом с ним, когда он их читает, для нас мучительно, и мы не можем прикоснуться к нему, пока он не умолкнет. Но теперь уже почти утро, может быть, он уже заснул?.. Пусть кто-нибудь из вас отправится в дом и посмотрит, что он делает.

Другая голова – это была голова молодой женщины – тотчас, как мотылек, полетела к дому. Через несколько минут она вернулась и хрипло закричала – в голосе ее была великая тревога:

– Этого монаха нет в доме – он исчез! Но это не самое плохое. Он унес тело нашего арудзи. Я не знаю, куда он дел его.

Услышав это известие, голова арудзи – она отчетливо была видна в лунном свете – исказилась в страшной гримасе: глаза вылезли из орбит, волосы встали дыбом, зубы заскрежетали. Затем из ее уст вырвался ужасный крик, рыдая от гнева, голова воскликнула:

– Мое тело забрали! Значит, воссоединиться с ним невозможно! Я должен умереть! И все это из-за проклятого монаха! Но прежде чем умру, я доберусь до него! Я разорву его! Я сожру его! А!.. ВОТ ОН!.. Он там, за деревом, спрятался за тем деревом!.. ВИЖУ ЕГО!.. Жирный трус!..

В тот же самый момент голова арудзи вместе с четырьмя другими головами подлетела к Кайрё. Но монах уже вооружился – он выдернул из земли молодое дерево, превратив его в дубинку. Этим оружием он принялся наносить удары по головам, едва они приблизились. Четыре головы улетели. Но голова арудзи, несмотря на сыпавшиеся на нее удары, в остервенении продолжала нападать на монаха и наконец вцепилась зубами в левый рукав его одежды. Кайрё схватил голову за волосы и несколько раз ударил по ней. Голова не ослабила хватку, но, испустив протяжный стон, прекратила борьбу. Она была мертва. Но ее зубы крепко держали рукав, и, даже собрав все свои силы, Кайрё не смог разжать челюсти.

Так, с головой, которая болталась на его рукаве, он вернулся в дом и там нашел четырех других рокуро-куби – они сидели на корточках, прижавшись друг к другу, – их головы, побитые и кровоточащие, уже воссоединились с телами. Увидев, что он входит в дом, они закричали:

– Монах! Монах! – И, выскочив из дома, убежали в лес.

Небо на востоке заалело, начиналось утро, а Кайрё знал, что силы злых духов ограничены лишь часами ночи. Он посмотрел на голову, которая вцепилась зубами в рукав его одежды: ее лицо было залито кровью, измазано пеной и глиной. Он громко рассмеялся и подумал про себя: «Каков сувенир! Голова гоблина!» Затем, собрав свои немудрящие пожитки, спустился с горы и продолжил путешествие.

Так он и странствовал, пока не прибыл в город Сува в провинции Синано. Он шел по главной улице города, а голова гоблина была прицеплена к его рукаву. Идущая навстречу женщина, увидев эту картину, упала в обморок, а ее дети с криками ужаса разбежались. Вскоре вокруг него собралась большая толпа, поднялся шум, и так продолжалось до тех пор, пока торитэ (так назывались полицейские в те времена) не схватили его и не отвели в тюрьму. Они заподозрили, что эта голова – голова человека, которого Кайрё убил, а она вцепилась убийце в рукав. Что касается подозреваемого, он только улыбался, когда его допрашивали. Он провел ночь в тюрьме, а наутро предстал перед судом. Судьи приказали ему объяснить, как произошло, что он, монах, был обнаружен с головой, вцепившейся в рукав, и почему он так демонстративно выказывает свое преступление людям.

В ответ на эти вопросы Кайрё долго и громко смеялся, а затем сказал:

– Господа, не я прицепил эту голову к собственному рукаву – она сама вцепилась в рукав против моей воли. И я не совершал никакого преступления, поскольку это не человеческая голова, а голова гоблина. И я не проливал кровь понапрасну, но только для того, чтобы защитить себя.

И он в деталях поведал о своем приключении. Очередной приступ смеха настиг его, когда он рассказывал о схватке с пятью головами.

Но судьи не смеялись. Они обвинили его в том, что он является закоренелым преступником, а его история есть глумление над их рассудком. Поэтому они не стали его больше допрашивать, а приговорили к немедленной смерти. Но это решение не было единогласным – его не поддержал один старик. Этот пожилой чиновник не сделал ни одного замечания в процессе, но, услышав мнение коллег, поднялся и сказал:

– Давайте сначала внимательно осмотрим голову, поскольку это, как я понимаю, не было сделано. Если монах говорит правду, сама голова должна это засвидетельствовать. Принесите сюда голову!

С Кайрё сняли одежду и вместе с головой, вцепившейся в рукав, перенесли к судьям. Старик несколько раз повернул ее, внимательно осмотрел и обнаружил на задней части, в ее основании, несколько странных красных отметин. Он обратил внимание коллег на это, а также и на то, что голова явно не была отделена от туловища при помощи оружия: края «раны» были ровными и гладкими – такие бывают, когда осенний лист отделяется от стебля. Затем старый судья произнес:

– Я убежден, что монах сказал нам правду. Это голова рокуро-куби. В книге «Нан-хо-и-буцу-си» написано, что вот эти красные отметины всегда можно обнаружить в основании шеи настоящего рокуро-куби. Вот эти отметины. Вы сами видите, что они не нарисованы. Более того, хорошо известно, что такие существа издревле обитают в провинции Каи. Но вы, господин, – воскликнул старик, оборачиваясь к Кайрё, – вы, должно быть, какой-то необычный монах! Вы проявили поразительную храбрость. Ею обладают не многие священнослужители. В вас дух скорее не священника, а воителя. Возможно, вы прежде были самураем?

– Ваше предположение верно, господин, – отвечал Кайрё. – Перед тем как стать монахом, я довольно долго был воином и тогда не страшился ни человека, ни дьявола. В миру мое имя было Исогай Хэйдадзаэмон Такэцура из Кюсю. Среди вас, возможно, есть те, кто еще помнит его.

При упоминании этого имени в зале суда прошелестел шепот восхищения, поскольку среди собравшихся было немало тех, кто знал это имя. Немедленно Кайрё очутился не среди судей, а среди друзей, каждый из которых стремился выказать ему братское участие и восхищение. С большими почестями его проводили к резиденции местного даймё, который приветил и одарил его перед отбытием. Когда Кайрё покидал город, он был счастлив настолько, насколько может быть счастлив монах в этом бренном мире. Что касается головы, он взял ее с собой в качестве своеобразного сувенира.

Теперь осталось только поведать, что произошло с головой.

Через день или два Кайрё повстречал разбойника, который остановил его в пустынном месте. Он потребовал, чтобы тот разделся. Кайрё снял одежду и протянул ее грабителю. Тот сразу заметил, что висело на рукаве, и хотя не был трусом, выпустил одежду из рук, отшатнулся и закричал:

– Вы! Что вы за священник? Вы еще хуже меня! Да, мне случалось убивать людей, но я никогда не разгуливал с головой, притороченной к рукаву… Ну и ну, господин монах… Я полагаю, мы стоим друг друга, и я хочу сказать, что восхищаюсь вами! Эта голова могла бы принести мне пользу: я бы мог пугать ею людей. Может быть, вы продадите ее мне? Вы можете взять мою одежду вместо вашей, а еще я доплачу вам пять рё за эту голову.

Кайрё ответил:

– Если вы настаиваете, я позволю взять вам эту голову и одежду, но я должен сказать, что это не человеческая голова. Это голова гоблина. Таким образом, если вы купите ее и у вас вследствие этого случится неприятность, попомните, что я не обманул вас.

– Какой вы замечательный монах! – воскликнул разбойник. – Вы убиваете людей, да еще и шутите по этому поводу. Но я говорю совершенно искренне. Вот вам моя одежда. Вот вам мои деньги. А теперь давайте мне голову… Только почему вы так шутите?

– Берите, – сказал Кайрё. – Я не шутил. Единственное, что можно принять за шутку – если по этому поводу вообще можно шутить, – это ваша глупость. Вы оказались настолько неразумны, что дали мне такую высокую цену за голову гоблина.

И Кайрё, громко смеясь, отправился своей дорогой.

Таким образом, разбойник заполучил голову и одежду монаха. Некоторое время, притворяясь священником, он орудовал на большой дороге. Но, очутившись однажды в окрестностях города Сува, он узнал подлинную историю головы и очень испугался, что дух рокуро-куби может стать для него источником несчастий. Поэтому он решил вернуть голову туда, откуда она появилась, и похоронить рядом с ее телом. Он отыскал путь к одинокому жилищу в горах провинции Каи, но там никого не было, и он не смог разыскать тело. Поэтому в роще позади дома он похоронил только голову, а на могиле воздвиг могильную плиту. А еще он заказал специальную поминальную службу по духу рокуро-куби.

Японские сказители утверждают, что надгробие рокуро-куби и сейчас находится на том же месте и каждый желающий может его увидеть.