Я спустилась на кухню, Ромки нигде видно не было, видимо, горюет в своей комнате. Тоже мне, кладоискатель… интересно, а реально мог Ромка убить Ингу? Допустим, он у озера искал клад, и там случайно заметил девушку. И что? Ну копается он и копается. Мало ли… А может она ему что-нибудь обидное сказала? В порыве злости Ромка нащупал в кармане веревку и бросился на неверную ему когда-то девушку? А потом, чтобы отвести от себя подозрения решил сам подсунуть Юрку родной полиции на блюдечке. А что, отличная версия выходит. Есть правда только одно «но». За каким лешим Ромке убивать Афанасию? Зато наличие веревки легко объяснить – за кладом ходил, вот и захватил с собой.

Пока я размышляла о Ромкиных злодеяниях, тупо уставившись в стену, он как раз и появился. Вошел, злой как черт, на кухню и рыкнул:

– Есть что пожрать?

Я присвистнула. О как мужика распирает. Мало того, что бывшую любовницу кокнул, так еще и зазря. Клада-то нет.

– Скоро будет, – спокойно ответила я, – В каком кармане веревка лежит?

– А? «Какая веревка?» —удивленно спросил Ромка, усаживаясь за стол.

– Которой ты Ингу задушил, – прошипела я, склонившись на ним.

Ромка с минуту не моргая смотрел на меня, а потом дико заржал.

Я обиженно выпрямилась, не понимая отчего это его так распирает. А тот и не думал успокаиваться.

– Ой дура, ой не могу. Ну Женя, ну ты даешь, – заливался Ромка. По-моему, у него даже слезы потекли из глаз, так ему смешно было.

– Ну а почему нет?!

– Идиотка, ну идиотка. А я тебя еще умной считал. Долго думала, или только что навеяло?

Я молчала и сердито смотрела на внучка.

– Ты, Женя то ли и впрямь такая глупая, то ли притворяешься искусно. Неужели ты думаешь, что менты меня не проверили десять раз? Да всем в деревне известно, что Инга моей невестой была. У бабы я был в тот вечер, у бабы.

– Но как? Почему я не знала? – воскликнула я и тут же прикусила язык.

– Точно дура. Ну какой нормальный мужик скажет девке, которая ему нравится, что он с какой-то там бабой трахается?

Я не нашлась, что ему возразить. Но глаза закатила. Тоже мне, Казанова… Хм… Получается алиби Ромки проверить не так уж и трудно, наверняка в деревне знают, к кому он там бегает. Хотя проверить все же не помешает. И уж если совсем честно, я была ужасно рада, что Ромка никакой не убийца. Все-таки бабкин внучок, почти родной стал.

В общем, махнула я рукой на его слова, накрыла на стол в столовой и позвала бабку ужинать. А сама, сославшись на то, что нужно кое-чего прикупить, пошла в деревню. По пути прокручивала предстоящий разговор с Митяем, к которому я решила заглянуть вначале. Во-первых, дом его как раз ближайший на моем пути, а во-вторых, нужно уже поговорить с ним о внучке, раз уж она являлась единственной подругой убитой. Наверняка девушке многое известно об Инге, подружки же любят делиться своими переживаниями друг с другом.

Солнце уже почти скрылось за лесом, легкий ветерок слегка покачивал верхушки деревьев. В траве весело стрекотали кузнечики, и кроме их стрекота не было слышно ничего вокруг. Вот поэтому я и люблю деревню.

Тишина здесь особенная, наполненная лишь нежными звуками природы. Она, словно магическая музыка наполняет душу нежной, ни с чем не сравнимой грустью. Шла я по узкой тропинке, с двух сторон от которой возвышалась высокая трава, перемежающаяся кустами и редкими деревцами.

Я вся ушла в свои мысли, как вдруг сзади почувствовала шевеление и услышала шорох. Я обернулась и успела только заметить что-то белое, прежде чем получила удар по голове. Кулем повалилась на землю. Перед глазами все прыгало и рябило, запрыгали мушки. Правда сознание так и не отключилось, и как во сне я с ужасом наблюдала, как некто в белом склонился надо мной и тюкнул меня еще раз по ногам. Удар был ощутимым, и я глухо застонала.

Не знаю сколько прошло времени, прежде чем нечто исчезло, однако по моим ощущениям прошла вечность. Наконец, когда в голове прояснилось, и перед глазами перестали скакать звездочки, я кое-как поднялась, отряхнулась и знатно разозлилась. Страх внезапно покинул меня, потому что в голову пришла, наконец, умная мысль. Теперь я была точно уверена – кто-то просто пытается меня запугать, ну или наказать за что-то. Потому что я твердо уверена, что привидения не носят такие твердые ботинки, и уж найдут способ поквитаться получше, чем пинать меня ими. С другой стороны меня порадовало, что вряд ли все настолько серьезно. Если бы это был убийца, например, то ему бы ничего не стоило добить меня сразу.

Хотя… может это он меня так предупреждает, чтобы не совала свой нос куда не просят. Предупреждал же меня Иваныч. Эх! Я пощупала голову, крови вроде нет и то радует. Зато на макушке нащупывалась вполне знатная шишка. А больно-то как. Кое-как приведя себя в порядок, я все же решила доковылять до Митяя, так как идти было совсем уже недалеко. Я подошла к дому старика и принялась стучать. Но дверь мне никто не спешил открывать. Возле дома, на дороге показалась девочка. О-па… это же вроде сестра убитой Инги. Вот так удача.

– Извините, можно вас на минутку?! – крикнула я ей.

Девочка странно на меня посмотрела и бросилась наутек.

– Карина, подожди… Я только… мне надо… да погоди ты, – кричала я ей в спину, даже не пытаясь догнать. Какой смысл бежать за человеком, который с тобой не хочет разговаривать? Не насильно же выпытывать из нее сведения… интересно, чего это она так ломанулась от меня? Боится ляпнуть что-то лишнее про сестру?

Так ни до чего и не додумавшись, я вернулась к дому Митяя и, понимая уже, что это бесполезно, на всякий случай еще раз постучала. Вначале в дверь, потом в окно, думая, что дед глуховат и мог не услышать. Но тщетно. Пришлось мне не солоно хлебавши развернуться и пойти домой. Сил на душещипательные разговоры с Маринкой и теткой Катей не осталось. Голова раскалывалась на части, и я решила, что сегодня мне следует как следует отлежаться, и обдумать все хорошенько.

Я уже открывала дверь и вряд ли бы заметила ее, если бы у меня не упали ключи. Наклонившись за ними, я увидела камень у коврика, которым была придавлена записка. Озираясь по сторонам, я подняла записку, на которой было написано всего три слова «Вали отсюда врунья».

Весь последующий вечер я ломала голову, кто мог оставить мне эту записку, по законам жанра, составленную из газетных вырезок. А то, что она предназначалась именно мне не вызывало никаких сомнений. Не Христофоровне же ее написали в конце концов.

Во-первых, бабка тут уж черт знает сколько лет живет, с чего бы в друг ей валить из Духовки, а во-вторых, Сандра вроде существует себе тихо-мирно, никого не трогает. Значит остаюсь только я. Интересно, кого я могу так сильно раздражать, что он даже не стесняется шариться вокруг дома. Зато если предположить, что это написал убийца, значит я все правильно делаю. Хотя что я такого особенного накопала-то? Да ведь ничего пока. Но ведь убийце об этом может быть неизвестно, а вот то, что я хожу по деревне с расспросами, его может очень волновать. Что еще раз подтверждает – преступник кто-то из духовских.

***

Утром пошел дождь. Пришлось доставать резиновые сапоги, чтобы без приключений добраться до деревни. Ромки дома не было, Христофоровна злобно таращилась в телевизор, когда я заглянула к ней в комнату. Прям день сурка какой-то.

На завтрак бабка потребовала сырники и компот. А я порадовалась в очередной раз. Не придется долго стоять у плиты. Переделав все домашние дела, я отпросилась у бабки прогуляться и направилась в Духовку. Дождь к тому времени уже закончился и выглянуло теплое солнышко. В принципе и сапоги-то можно было не надевать, особой грязи не наблюдалось. Земля до того сухая стала, что впитала в себя всю долгожданную влагу, не превращая ее в кашу под ногами.

У дома Митяя вальяжно прогуливался толстый котяра, самого деда видно не было. Я решила снова попытать удачу и принялась долбиться к деду в дверь. Внезапно она распахнулась и старческий голос прокряхтел:

– Чего долбишься?! Чай не глухой!

Тут дед заметил меня и уже вполне доброжелательно сказал:

– А-а-а, Женя, проходи милая, не стой на пороге.

Я разулась и прошла в дом. Дед жестом пригласил меня за стол и принялся суетливо хлопотать вокруг. Из допотопного холодильника достал тарелку с окоченевшими блинами, трехлитровую банку с медом, зажег конфорку на старенькой плите и поставил облупившийся чайник. Вообще, надо сказать, все здесь было какое-то старенькое, как и сам Митяй, впрочем. Видно было, как не хватает женкой руки в доме. На кухне только самое необходимое: плита, холодильник, стол, два стула, да полуразбитый умывальник. Ни тебе занавесок на окне, ни коврика у порога, ни скатерти на обшарпанном столе столетней давности. Некстати вспомнила жилище тетки Кати. Вот уж что значит жилище старого холостяка. Все самое необходимое, по-спартански.

Все это время я молчала, не зная с чего начать расспросы. В итоге дед, не выдержав, спросил сам:

– Ну Женя, спрашивай. Не просто ведь так зашла. Мне Петровна сказала, что ты тогда забегала. Да я больно торопливо убежал. Ты как ушла тогда, мне внучка позвонила, пришлось срочно все бросать и ехать. Только и успел что сумку захватить. Еле успел на автобус. А ты чего прибегала-то?

– Да я… Я про внучку вашу и хотела поговорить. Я слышала, что они с Ингой убитой подругами были.

– Дак это когда еще было-то?

– Поругались?

– А кто ж их знает. Да вот дружили, пока малые были. А как выросли, так и разошлись их пути-дороженьки. У каждой своя жизнь.

На плите засвистел чайник, и я было уже хотела подорваться, чтобы самой налить чай по кружкам, заботливо выставленным дедом, но тот остановил меня.

– Сиди. Чай я не у тебя в гостях.

– И что же, внучка сюда совсем не приезжает что ли?

– Нет, не приезжает. Своя у девки жизнь. Я токма к ней изредка заглядываю, – вздохнул дед, – Разве ж вам молодым интересно со стариками? То-то вот и оно…

Митяй снова вздохнул, плечи его опустились и сам он как-то враз сник. Мне стало ужасно жаль старика. Захотелось сказать что-то приятное, приободрить, но слова застряли комом в горле. Да и что тут скажешь?!

– Дмитрий Никанорович, а правда, что вы на флоте служили?

Дед лукаво на меня поглядел, выпрямился и как гаркнет:

– Свистать всех наверх!

Я засмеялась, и Митяй тоже вроде как расслабился, взгляд его снова потеплел.

– Я, Женя, привык один жить. Жена моя тридцать лет как померла. Внучка, единственная, между прочим, с отцом жила, сюда иногда на лето отправляли ее. Сам я в Духовку лет двадцать назад перебрался, места мне здешние больно понравились. Вот теперь тут и кукую.

Я не знала, стоит ли снова спрашивать про внучку. Очень не хотелось расстраивать деда. С одной стороны, он же вроде ясно сказал, что девушки не общались в последнее время. Но с другой… он мог и не знать вовсе.

– А внучка ваша сейчас где живет?

– До того в городе нашем жила, я хоть навещал иногда. А теперь представь, работу ей у черта на куличках предложили. Зато зарплата хорошая, может хоть квартиру купит. А то мыкается по съемным хатам. Далеко она теперь, даже и не съездишь… Остался я один-одинешенек, – дед вдруг отвернулся, и я заметила, как он украдкой смахнул слезы.

Ну вот, расспрашивать деда дальше у меня уже просто сил не было. И так довела старика до слез. Да и что толку-то? Говорит дед, что не общались девушки, с чего бы мне усомниться в этом? Еще одна ниточка к Инге оказалась оборвана. Я, красная от стыда, что потрепала душу Митяю, кое-как попрощалась с ним, пообещав заглядывать в гости почаще, и со всех ног бросилась подальше от дома. В какой-то момент поняла, что у самой слезы наворачиваются от жалости к одинокому моряку. И тут же вспомнила маму. А что, если на вот так же украдкой смахивает слезу, жалея непутевую дочь и свое одиночество? Захотелось тут же позвонить ей и попросить прощения. Вернусь домой, сразу свяжусь с ней. На душе кошки скребли, и честно говоря, ничего уже не хотелось. Пришлось поуговаривать себя продолжить расследование, потому что образ Юрки, томящегося на тюремных нарах, никак не хотел развеиваться.

В деревне стояла какая-то гнетущая тишина. Лишь пару раз я встретила духовских, остальные будто вымерли разом. Никто не копошился в огороде, возле магазина не толпились мужики, и вообще, было полное ощущение, что я нахожусь не в веселой гомонящей на все лады, а в давно заброшенной деревне. Даже тетка Катя не курила на крылечке, а смотрела дома телевизор. Моему появлению женщина явно обрадовалась. С удовольствием она накрывала на стол, и мне вдруг стало смешно. Такое ощущение, что я хожу по деревенским в поисках завтрака, обеда и ужина. Ну ей богу, куда не приду. Везде меня спешат накормить. Причем спорить в данном случае бесполезно, а то и обидеть можно хозяина. Когда тетка Катя наконец угомонилась, мы сели за стол, и я спросила:

– Теть Кать, а ты про Лану что-то слышала? Ну про внучку Митяя.

– Это про городскую что ли? Ну а как же. Тут все на виду. Ты, наверное, хочешь спросить, что их с Ингой объединяло?

– А что, ничего?

– Ну как тебе сказать… Инга она добрая была, красавица, завистниц кругом море бескрайнее. Только она внимания особо не обращала на них. Ты же помнишь, что Анна Васильевна про нее говорила. А вот Лана…

– Завидовала Инге?

– Ох… Лана не страшненькая, конечно, была, да только до Инги ей как до неба. А еще она хитрая была. Пакость сделает, на Ингу свалит, и глаза такие честные-пречестные. Еще она открыто Инге ничего не говорила, да только мало от кого ее взгляд завистливый укрывался. А только Инга с ней и дружила. Другие Лану особо не любили в деревне. Приезжала редко, характер скверный был, капризная, все по ее должно было быть. Деревенские-то ее насквозь видели. И если Ингу девчонки за красоту терпеть не могли, то Лану за нутро. Не в обиду Митяю, но характер поганый был.

– Но выходит, что только Лана эта и дружила с Ингой?

– Выходит, что так. Да только Лану эту уж пару лет здесь не видал никто. Инга о ней ничего не говорила. В городе училась пока, может и общалась с ней, однако тут их вместе давно никто не видел.

– Ясно…

Мы еще немного поболтали о том, о сем, и тут я вспомнила, что давно хотела спросить:

– Теть Кать, а за что Христофоровна так духовских не любит? С вами вот только дружбу водит?

– О… дело давнее. Но если хочешь, расскажу тебе. Думаю, Христофоровна не обидится на меня. В конце концов все давным-давно быльем поросло. С чего же начать?

– С самого начала, – в нетерпении воскликнула я.

Катерина кивнула и неторопливо затянула свой рассказ.

– Предки Христофоровны испокон веков здесь жили. В семнадцатом вроде как расстреляли главу семейства, и все думали, не будет здесь Беляковых больше. Ан нет… Мать нашей Христофоровны, Марья Алексеевна, сюда вот вернулась спустя много лет. От усадьбы понятное дело одни стены остались – все растащили. Сама она как-то говаривала, что в Россию давно вернулась, скиталась, пока война не началась. В войну она вроде как медсестричкой была. А в Духовку уже с дочкой пришла. Кто там отец был, одному Богу известно, сама Марья все молчком. Нелюдимая была, ух и сторонилась деревенских. То ли ровней не считала, то ли прошлые грешки их забыть не могла. Кое-как обустроилась в мало-мальски уцелевшей комнатенке и стала знахарством заниматься. Общаться-не общалась, а лечить лечила. Жить-то как-то надо было. Медпункта здесь у нас не было тогда, далеко ехать надо было. А если что срочное? Роды например… Только и подпольными абортами женщина не брезговала. И вот доскакалась… Эх…

Тетка Катя замолчала ненадолго, сделала глоток чая, и продолжила свой рассказ. Хотя видно было, как нелегко он ей дается.

– Однажды привел паренек один подругу свою, а им и было-то лет по шестнадцать что ли, к Марье. А девка возьми да помри. Девку схоронили, а вся деревня, и те кто лечиться бегал, и те, кто от плода избавлялся не раз, Марью прокляли и возненавидели. Как только не называли, чуть каменьями не кидались. Такие вот дела… Но ты дальше слушай что было. Однажды, аккурат после похорон девчонки случилось, пока маленькая Сашенька пряталась в подвале, кто-то забил Марью до смерти, а сарай, где они с дочкой свиней да корову держали, подожгли. Убитую в подвал скинули, тот самый, где дочка пряталась. А девочкой той и была Сандра Христофоровна наша с тобой. Ух и натерпелась бедняжка, до сих пор ведь ей сны снятся. А уж сколько лет прошло…

19

– Наказали виновных? Нашли? —прошептала я.

– Да какой там… Хотя ведь деревенские все догадывались кто этот ужас совершил, да покрывали. До того ненависть в людях сидела лютая. Мало того, что дворянка бывшая, так еще и девку сгубила. Забыли только, скольким жизнь дала…

– И вы… вы тоже знаете, кто это был? Ну, кто Марью убил?

Катерина замолчала, руки скомкали очередную салфетку.

– Я могу только предполагать. Ну и говорили между собой так. Я хоть и не Духовская, однако слышала, когда Христофоровна сюда вернулась, как снова эту историю муссировали.

– Ну и кто? – я в нетерпении даже привстала.

– Парня той девушки звали Витя. Молчанов его фамилия была. Он потом женился, семью вот завел. Друг его, Леонид Костриков спустя год что ли погиб. Утонул в море. Ну а подружку Фасей звали. Афанасией значит.

– Как?! – я не смогла сдержать удивленный возглас.

Катерина согласно закивала. Видимо, мы обе подумали об одном и том же. Получается, что из трех убийц Марьи, до наших дней дожила одна из них. От второго оставалась внучка Инга. А третий после себя никого не оставил. И теперь я была почти уверена, что оба убийства связаны чьей-то местью. Только вот чьей? Кто столько лет спустя расправился с женщинами?

Между тем, Катерина продолжала:

– В общем Сандру в детский дом отправили. А спустя почти три десятка лет она в дом свой вернулась. Ну надо думать, на этот раз от не совсем уже ничего не осталось. Остов один, камни и те разнесли. По старым фотографиям Христофоровна усадьбу восстановила. С тех пор ни с кем из Духовских она и не общается. Со мной вот только. И то, потому что я не отсюда родом.

Катерина закончила свой рассказ, а я сидела словно пришибленная. Представляла себе перепуганную девочку, прячущуюся в подвале от убийц. Представляла, какой непередаваемый ужас она испытала, когда увидела рядом мертвую мать. Как сидела возле ее остывающего тела и плакала. Из моих глаз сами собой покатились слезы. Катерина тоже комкала салфетку в руках, уже не в первый раз переживая давние события. Так мы и просидели в тишине еще черт знает сколько времени.

Напоследок, перед уходом, я спросила у Катерины как мне найти дом Инги. Та указала на дом возле магазина и махнула рукой в знак прощания.

У магазина к этому времени столпились мужики, и я облегченно выдохнула. Хвала богам, а то уж я всерьез подумала, что и впрямь вымерли все. В окнах дома номер десять, где проживали Карина с матерью, от легкого ветерка колыхались занавески. Это хорошо, значит дома, скорее всего, кто-то есть. Хотя поди их разбери, может деревенские, уходя из дома, форточки и вовсе никогда не закрывают.

Я тихонько постучалась и некоторое время подождала. В конце концов дверь приоткрылась и показалось заплаканное лицо Карины. Сердце пронзила жалость. Бедная девочка… нелегко ей, наверное, теперь. В таком юном возрасте пережить столь страшное потрясение – то еще испытание для подростковой психики.

Я ласково улыбнулась ей и тихо произнесла:

– Здравствуй, Карина, меня Женя зовут. Я из усадьбы у озера.

– Знаю, – почему-то зло ответила девчонка.

– Я бы хотела с твоей мамой поговорить, или с тобой, – начала я, но та меня перебила:

– Мама в больнице. А вы везде суете свой длинный нос. Не надоело? «Идите отсюда подобру-поздорову!» —последние слова она почти прокричала, и захлопнула дверь прямо перед моим лицом.

Вот это да-а… Меня как ледяной водой облили. Интересно, чем же и когда я успела так насолить глупышке? Ну согласитесь, странная реакция, учитывая, что я вроде как убийцу Инги ищу. Так с чего бы девчонке на меня злиться?

Короче говоря, мне ничего другого не оставалось, как двинуться домой. Часы показывали полдень, а значит пора уже мою бабулю обедом кормить. На душе скребли кошки от всего услышанного и увиденного, и я не представляла, как буду смотреть Христофоровне в глаза. Однако, по прибытии домой, я обнаружила старушку в весьма приподнятом настроении, чему не могла не порадоваться.

Христофоровна с Ромкой чинно и благородно распивали чай на веранде. Однако, когда я подошла поближе, чтобы присоединиться к ним, то явственно услышала запах коньяка.

– Сандра Христофоровна! – кажется я слишком громко воскликнула, судя по тому, что старушка моя с перепугу выплеснула содержимое кружки на стол.

Ромка погрозил мне кулаком, плеснул в стоявшую тут же третью кружку и пододвинул стакан мне.

– Это мне что ли? – честно говоря, я удивилась донельзя, учитывая, что праздник вроде никакой не намечался, а пить просто так у нас до сих пор было не принято.

Я отодвинула стакан, но теперь уже бабка, нахмурив брови, пододвинула его мне.

– Ну хорошо, хорошо… За что пьем-то хоть?

– За дело. Чтоб выгорело!

– Что хоть за дело? – прочавкала я, закусывая хрустящим соленым огурчиком.

– Не твоего ума дело, – наставительно произнесла Христофоровна и показала Ромке, что надо бы подлить.

– Эй-эй… а вы уверены, что дела на пьяную голову решать надо? – возмущенно пропищала я, – К тому же, это у вас дела, а у меня нет.

– Не боись! Завтра мы отъедем с Ромочкой, а ты на хозяйстве останешься.

– Куда хоть едете-то?

– К нотариусу. Надо дело одно закончить…

– А-а-а…, – я сделала вид, что меня совершенно не волнуют их дела, а сама принялась прикидывать, выгорит у них там с кладом, или нет.

Ромка все подливал, Христофоровна что-то бормотала, а мои мысли свернули в совсем ненужное русло. В какой-то момент я обнаружила себя ревущей в обнимку со стаканом и Христофоровной. Ощущение полной идиотии вмиг меня отрезвило и я, раскланиваясь и что-то лопоча, поспешила ретироваться с места импровизированной попойки. Шатаясь, добрела до своей комнаты, скинула одежду и завалилась на кровать. Последнее что я запомнила перед тем, как отключиться, это звук открывающейся двери и тихое сопение на ухо. Дуська…

Снился мне Денис. Точнее его жаркие поцелуи. Вот он нежно целует мои губы, глаза, ушко. Плавно ведет теплым языком к шее и ниже. Руки крепко сжимают груди. Я, разгоряченная и возбужденная, томно застонала и открыла глаза.

– Твою мать! Ты что тут делаешь?! – я подскочила с кровати как ужаленная и метнулась к окну, прикрывая обнаженную грудь руками. Дело в том, что вечером я ложилась в одних трусиках и никак не ожидала увидеть в своей комнате этого наглеца и негодяя Ромку. Надо сказать, вид у него сейчас был такой невинный и забавный – еще не ушла из глаз истома, и взгляд у Ромки был довольно придурковат. И в другое время я непременно расхохоталась бы, но точно не сейчас.

– Женя, – с придыханием промычал он…

– Для тебя Евгения Петровна! Пошел отсюда вон! – заорала на негодяя я.

Видимо вид у меня был и впрямь грозный, да такой, что Ромка от неожиданности подорвался с кровати и, с укоряющим взором, поспешил к двери.

– Нет! Подожди! – крикнула я.

Ромка в надежде оглянулся.

– Как ты тут оказался? Ты так и не ответил.

– Да я… я не помню, если честно, – прохрипел он и потупил взор, – Я вроде к себе вчера пошел, а проснулся здесь…

– Так я тебе и поверила. Да ты… ты… Ромка, не делай больше так. У меня мужчина есть, слышишь?!

Ромка промолчал, но кивнул.

– Не ходи сюда больше, хоть пьяный, хоть какой. В следующий раз я…

– Да не будет следующего раза, – перебил он, – ты может и не веришь, а я правда не помню, как сюда забрел.

– Ну допустим, но какого черта ты целоваться полез?! Еще и за грудь щупал!

– Ну а кто бы на моем месте удержался, – хмыкнул он, а мне захотелось чем-нибудь в него запулить. Видимо, поймав взглядом мое движение в сторону тяжелой лампы, Ромка быстро скумекал, в кого она сейчас полетит и, тихо ойкнув, выбежал из комнаты.

А через минуту ко мне, не стучась, заглянула довольная бабкина морда и, громко хмыкнув, высунулась обратно.

– Идиотизм, – только и сказала я и пошла в ванную.

На Ромку я была очень злая и чувствовала себя, благодаря этому подлецу, чуть ли не изменщицей. Вообще, конечно, если уж совсем серьезно, за такие дела надо бы Ромке все его гениталии окончательно отбить. Ибо ну нельзя так делать, никак нельзя. Это хорошо, что я проснулась, пока дело до чего-то посерьезнее не дошло. А если бы я все думала, что это сон?! Вроде и не добровольно, и на изнасилование не тянет.

И вроде и упрекнуть себя не в чем, в конце концов, я заснула и проснулась в своей кровати и никого туда не приглашала, а все равно на душе было гадко и скребли кошки, будто это все целиком и полностью моя вина.

Бабка все утро хитро на меня поглядывала, я старалась игнорировать ее взгляды, но настроение портилось еще больше. Моим объяснениям старушка не поверила и теперь мысленно уже считала нас с Ромкой любовниками. Хорошо хоть этого придурка на завтраке не было, хватило ума не попадаться мне сегодня на глаза.

Когда они уехали, я быстро перемыла посуду, переоделась и направилась прямиком в деревенский магазин.

Маринка была на своем рабочем месте, впрочем, как и всегда. Изредка начальник давал ей выходные, но не чаще раза в неделю.

– Чего тебе? – недовольно спросила продавщица и злобно уставилась на меня одним своим зеленым глазом.

– Картошки пару килограмм. И столько же помидоров. Лук красный и еще скажи… – тут я сделала паузу, и выждав с минуту, невинно поинтересовалась, – Вы с Афанасией часто дрались?

На этих моих словах Маринка выронила картошку из рук, и та с грохотом упала на грязный пол.

– Да ты охренела что ли?! Ты меня приплести решила, что ли?! – грозно зарычала она, а я, надо признаться, испугалась, но виду не показала.

– Ну почему же охренела? Почему приплести? – как ни в чем не бывало продолжила я, – Все знают как вы с бабкой друг друга терпеть не могли. Чем не мотив, а?

– Женя! Ты это брось! Да я ту каргу и пальцем не тронула. Хотя о покойниках так не говорят. Но только я ту каргу не убивала. Да я… да я… да я когда ее убили, с мужчиной была, вот! – воскликнула она, и потупила глаза.

– Да ладно? А как же Анатолий Петрович?

– А чего он? Нет же его. А я баба горячая, мне без этого дела никуда.

– Эх, Марина! Ничему тебя жизнь не учит. Только вот мужчина мужчиной, а откуда мне знать, что вы не вместе орудовали?

– Да тьфу на тебя, дура! Ну скажи ты мне, на кой ляд мне бабку грохать?! Да, не спорю, драться мы с ней страсть как уважали, но и только…

– Я может тебе бы и поверила, да ведь надо и свидетеля опросить…

– Да не надо никого опрашивать! Не надо! С Романом Витальевичем я была, – уже чуть не плача, пропищала Маринка.

– С кем? – не поверила я и даже потянулась ухом поближе к продавщице, думая, что ослышалась.

– Да с Ромой она была, с Ромой. С тем, который Христофоровны внук, – послышался голос тетки Кати.

Мы обернулись. Катерина с ухмылкой прислонилась к стене. В руке ее блестел огромный нож…

Мы с Маринкой попятились, а Катерина, меж тем, продолжила как ни в чем не бывало:

– Ты, Марин, совсем совесть потеряла. Вот Анатолий вернется, что ты ему скажешь, а? Дождесси ведь, совсем слепая будешь.

Прозвучало это очень зловеще.

– Погодите-ка, – взмолилась я, – вы серьезно хотите сказать, что Ромка к Маринке по ночам бегает?

Катерина закивала в ответ, вытянула руку с зажатым в ней ножом, и двинулась к Маринке.

– Теть Кать, не надо, ты чего? – завопила я, и бросилась на, явно сошедшую с ума, женщину. Маринка завизжала и кинулась вглубь магазина, а тетка Катя неожиданно вскрикнула и отскочила о меня.

– С ума сошла?! Поранишься! – и спрятала нож за спину, – Чего хоть не надо-то, Жень? – удивленно уставилась она на меня.

– Как чего? Вы с ножом, да на Маринку… и я вот подумала…

Катерина непонимающе смотрела на меня. Смотрела, смотрела, да как засмеется…

– Ой, Женя, ой не могу… вечно ты все с ног на голову переворачиваешь! Да неужто ты всерьез подумала, что я с ножом по деревне бегаю, чтобы кого-о прирезать?

Я молча опустила взгляд, и лишь слегка кивнула в ответ.

– Ну ты даешь… да уж, Женя, сыщик из тебя никудышный.

– Это чего это? – внезапно обиделась я, – Маринка вон тоже деру дала…

– Да зачем бы мне это было нужно, ну подумай сама! Каков мотив я тебя спрашиваю? За каким таким лешим мне бросаться на Маринку? Да и разве ж я бросалась? Да я еле ноги передвигаю, тоже мне гепарда нашли… Эх…

– А зачем же вы тогда с ножом бегаете?

– Сама ты бегаешь. У меня нож совсем затупился, а куда точилку дела, ума не приложу. А у Маринки точно есть, Леша, начальник ейный, мне в прошлый раз заточил.

Я только крякнула в ответ. Вот уж точно, опростофилилась ты, Женя…

– Зови давай свою подругу по несчастью, – засмеялась Катерина, – Ну надо же, кому расскажу – не поверят.

В итоге с Маринкой я кое-как договорилась, и она, опасливо взирая исподлобья, наконец, вышла из своего укрытия. Точилку нашли спустя минут десять. А я решила не упускать возможности поспрашивать женщин о том, о сем, в том числе и о Ромке.

Честно говоря, удивление мое было безмерным, ибо я конечно все понимаю, да только вот никак не ожидала от него такого фортеля. Нет, ну возможно когда-то Маринка и отличалась красотой, но сейчас об этом помнила, верно, только она одна. Не в обиду девушке, а все же частые возлияния и отсутствие одного глаза не делали ее привлекательной от слова совсем. Что нашло на Ромку, когда он решил спать с Маринкой, тот еще вопрос. С другой стороны, вкусы у всех разные… И это совсем не мое дело.

Мои размышления не остались не замеченными. Маринка насмешливо посмотрела на меня и протянула:

– Думаешь, я не понимаю, чего ты глаза закатила?! Да конечно… ты же у нас вона какая красотка, фифа, да еще небось и в институтах училась. Не чета нам. Да я тоже вот раньше красоткой была. Не веришь? У любого спроси. И Ромка меня такой еще помнит.

– Да я ничего такого не думала, – смутилась я.

– Ага, оно и видно, – засмеялась Маринка. – Будто не вижу я, бреши больше. И вообще, он может и не хотел особо. Я его ммм… подпоила чутка.

– Два раза? – ахнула я, представив себе сию картину.

– Почему два? Раз пять так точно было, – Маринка не прекращала смеяться, – А он походу и не против был. Правда напивался в зюзю, видать, чтоб рожи моей не видать.

Я, если честно, вообще не знала, что тут сказать. Ну дело двоих, мне-то что?! Ромка мужик, физиология видимо взыграла, вот и справлял нужду, как мог. В принципе мне было ровным счетом все равно, по крайней мере я усердно пыталась себя в этом убедить.