Вдобавок с утра ухажер заблевал весь пол в туалете, и Ленке, преодолевая брезгливость и раскаяние в совершенном, пришлось все это еще и отмывать. А потому она сейчас находится в прямо-таки зверским настроении и ей срочно нужна психологическая помощь подруги. Так что я оказалась весьма вовремя.

Знакомых, работающих в десятой школе, у нее не оказалось, зато соседка по этажу водила туда двенадцатилетнего сынишку. А так как мама мальчика часто жаловалась Ленке на сына, а заодно и на учителей, то Ленка была в курсе и в каком именно классе учится пацан, и даже как зовут его классного руководителя. Я чуть не запрыгала от свалившейся на меня удачи и едва не бросила трубку тут же. Но быстро взяла себя в руки, памятуя о том, то Ленка находится в таком плачевном настроении и ей нужно выговориться до конца. В итоге мы проболтали еще полчаса и распрощались вполне довольные друг другом. Когда я, наконец, набрала номер кабинета директора, оказалось, что та уже ушла, но мне снова сказочно повезло.

Секретарь спросила мои данные, пришлось представляться Савельевой Анной, мамой Димки Савельева, и назначила мне прийти завтра к девяти. Обещала, что пропуск будет у охранника, нужно лишь захватить с собою паспорт. Услышав про документ, я тут же сникла. Такая отличная идея летела к чертям. Оставалось надеяться лишь на волю случая и на пресловутое везение. Но об этом я решила подумать завтра, решив, что все, что я могла здесь сделать, я сделала.

12

Денис, кстати, так и не позвонил, и я, весьма расстроенная, заснула лишь ближе к часу ночи, под мерное бормотание телевизора.

Снился мне Юрка Плотов. Будто-бы сидит он в подвале и мяукает. Жалобно так, надрывно. А я пытаюсь открыть дверь, в руках у меня много-много ключей, но все они не подходят. И вот, когда я уже отыскала тот, нужный ключ, ко мне вдруг подбегает какой-то мужчина, и выхватывает его из рук. Лица его не видно, но мне почему-то кажется, что это Денис. Или Ромка? И вот он снимает колпак, прикрывающий лицо и передо мной стоит… Парафен? Держите его, кричу я, но вдруг его лицо сползает вниз, как клякса, и вот уже передо мной Иваныч, духовский участковый. Но потом он вдруг превращается в моего бывшего мужа, а тот в свою очередь в Христофоровну, которая кричит мне прямо в ухо «Не догонишь. Не найдешь. Не догонишь. Не найдешь. Не догонишь. Не найдешь». Она кричит все громче и зачем-то достает большой колокольчик. Видимо для того, что им звонить мне в другое ухо.

Я открыла глаза. Утро. Хочу спать и есть. Но лучше спать. Посмотрела на часы – полвосьмого. Пора вставать, если я хочу успеть к директору к девяти. После душа я быстро выпила кофе, уложила волосы феном и нацепила не себя белую футболку с джинсами. Учитывая жару мне бы больше, конечно, хотелось надеть шорты, но вряд ли пристало матери ученика являться в таком виде к директору школы.

Без десяти девять я стояла в холле школы, и ерзала под пристальным взглядом охранника. Сегодня это был седовласый усатый мужчина, который в строгости ничуть не уступал вчерашней напарнице.

– Паспорт с собой? – грозно спросил он и погладил усы.

– Сейчас-сейчас…секундочку, – я принялась делать вид, что ищу паспорт в сумке. На стойку охранной будки легли: косметичка, ключница, ключи, визитница, блокнот, три шариковых ручки, носовые платки, влажные салфетки, духи, еще одни, расческа, две заколки для волос, лак для них же, футляр от очков, калькулятор, кошелек и почему-то корм для кошки.

На все это безобразие охранник взирал с нескрываемым любопытством и даже некоторым, как мне показалось, злорадством.

– Ох, женщины! – пафосно воскликнул он, привлекая к нам всеобщее внимание, – разве в таком бардаке можно хоть что-то найти?!

– Я найду. Сейчас, – я принялась складывать свои вещи обратно, чтобы затем вновь начать выкладывать их на столешницу.

– Боже мой, женщина! Идите уже со своим барахлом. Уберите немедленно все обратно, развели мне тут понимаешь…, – охранник, уже не скрывая своего презрения ко всему женскому роду, и, в частности, ко мне, брезгливо стряхнул косметичку в мою сторону, и я еле успела ее поймать. В другое время я высказала бы наглецу все, что думаю о нем конкретно, и о мужчинах подобного рода в общем, но сейчас этого делать было никак нельзя. Сейчас мне это было даже на руку.

– Можно, да? – натянув на лицо идиотскую улыбку переспросила я.

– Да иди уж отсюда. Зоя Тимофеевна не любит, когда опаздывают… и эти детей еще воспитывают, – донеслось мне в спину.

Эх, сказала бы я тебе дядя, да нельзя. Не сегодня, как говорится. Я двинулась в сторону, лестницы, поднялась на второй этаж и без труда нашла кабинет Зои Тимофеевны. В приемной сидела секретарь, девушка лет двадцати пяти на вид, может чуть больше. Взгляд затравленный и пугливый. Видать, не сильно сладко живется ей при начальстве.

– Вам назначено? – прошептала она.

– Да…на девять утра.

Девушка подняла трубку красного дискового телефона и передала, что посетитель прибыл. Затем она указала мне на дверь, ведущую в кабинет директорши, и тихо произнесла, опустив глаза в стол:

– Проходите. Только она сегодня не в духе.

Я постучалась и вошла сразу после короткого «да». Зоя Тимофеевна Криворукова расползлась в огромном кожаном кресле. Дама с кем-то разговаривала по телефону. Заметив меня, она махнула рукой на стул и, как ни в чем не бывало, продолжила разговор. Глубоко личного, между прочим, характера. Я сделала вид, что не слушаю, а сама между тем украдкой рассматривала директоршу. Дородная баба, с жуткой, прошловековой химией на голове красного цвета. Ярко-красные губы, накрашенные довольно криво. Зеленые тени, тушь, налипшая как грязь на ресницы. Жуткие острые ногти, с претензией на дизайн. На вид даме было лет пятьдесят пять. Грузное лицо, грудь размера шестого, усталый, злобный взгляд.

Мама дорогая… я тут же вспомнила свою школу, где начальником ходила такая же Зоя Тимофеевна. Внешне они были как близняшки, хотя, понятное дело, таковыми точно не являлись. Моя директор давно уже разменяла седьмой десяток и покинула свой пост. Прошло пятнадцать лет со дня окончания мною школы, но эту даму я не могу забыть до сих пор. И уже сейчас я поняла, что разговора у нас с ней точно не получится.

– Вы, собственно, кто?! – резко спросила она, закончив разговор.

– Я записана. На девять. Я мама… – но не успела я договорить, как директриса хлопнула ладонью по столу и гаркнула:

– Чья вы мать? Тут Савельева написано, только вот вы, дорогуша, не она.

Надо признаться, после этого ее выпада я чуть заикаться не начала. И почему-то только сейчас пришла дикая мысль, что я ничего не придумала на такой случай. Ну кто же знал, что директриса всех родителей в лицо знает. Или это только Савельевой выпала такая честь?

– Я… я… я по делу, – тихо промямлила я.

– Вот что, дорогуша. Я сейчас вызову охранника, и он вас в полицию сдаст. Там и расскажете о своем деле, и почему вы представились чужим именем.

Она уже потянулась к телефону, и я взмолилась:

– Не надо, пожалуйста. Я вам сейчас все расскажу, и тогда вы решите, что со мной делать. Позвольте мне рассказать…

Зоя Тимофеевна в нерешительности замерла над телефоном, затем нахмурила брови, сжала губы ниточкой, немного пожевала их, так, как это могла бы сделать глубоко старенькая бабушка, и, наконец, молча кивнула.

Рассказ мой занял от силы минут десять. Надо отдать должное директрисе – она слушала очень внимательно и не перебивала до самого конца. Когда я закончила, Зоя Тимофеевна снова кивнула, задумчиво посмотрела в окно, которое выходило на школьный стадион, снова пожевала губами, будто раздумывая о чем-то и, наконец, заговорила.

Из ее довольно сердитого монолога я поняла лишь то, что Инга в школе слыла «редкой вертихвосткой и занозой в известном месте у самой Зои Тимофеевны». Проблем доставляла много, жалобы от мамаш учеников начальной школы сыпались охапками, и та предпочла уволить доморощенную учительницу от греха подальше. Причем жалобы касались не столько ее профессиональных качеств, хотя и к ним были претензии, сколько в вызывающего поведения молодой учительницы.

– Если говорить конкретно и без прикрас, Инга эта, проработав здесь всего год, умудрилась с двумя папашами из второго «А» романы закрутить. Ну и как бы вы поступили на моем месте?

– Уволила? – спросила я.

– Точно. Такой позор в стенах школы мало какой директор потерпит. Уволила и ничуть не пожалела об этом. К тому же заносчива сверх меры была. Амбиции, между прочим, ничем не обоснованные, так и перли. Это ж надо, только вчера из колледжа выпорхнула, а все туда же, учить вздумала.

– Неужто вас? – удивленно воскликнула я.

– И меня тоже, – важно кивнула директриса. – В общем и целом, мое мнение такое – врагов у Инги по пальцам не пересчитать. Искать замучаетесь!

Уже собираясь уходить, я не выдержала и спросила директрису, почему она все же мне все это рассказала.

– Да вы же вон какая настырная! Все равно узнаете. Будете рыскать тут, пока не вынюхаете. А так хоть я вам рассказала. И теперь я очень надеюсь на вашу сознательность. Обещайте, что больше вы здесь выяснять ничего не станете, иначе мало вам не покажется!

– Да, конечно! Можете не сомневаться. Все что нужно, я узнала. Спасибо вам.

Директриса постучала костяшками пальцев по столу, вздохнула печально и о чем-то задумалась, явно давая понять, что аудиенция закончилась. Я, попрощавшись, вышла из кабинета и плотно прикрыла дверь, краем глаза успев заметить, как секретарша что-то усиленно застрочила на листке бумаги.

– Подождите, – пропищала она мне вслед, когда я выходила из приемной.

Я удивленно обернулась, и девчонка сунула мне записку в руку. Уже выйдя из школы, я прочитала содержимое бумажки.

«В 16.00 сквер возле школы, вторая скамейка с конца».

Ого, какие оказывается «штирлицы» работают под прикрытием. Я усмехнулась, надо же, вторая скамейка. Интересно, почему не первая, не третья, не десятая в конце концов? Очень любопытно, что же мне собирается поведать девушка?

На улице неожиданно потемнело, небо заволокли тучи, и вот-вот обещал начаться дождь. До четырех еще вагон времени, а потому я решила зайти в торговый центр, чтобы пообедать, а заодно немного развеяться. Можно сходить в кино, или просто погулять по магазинам.

Если честно, я совсем не знала, что делать дальше. Пока рядом был Денис, все казалось как-то проще и понятнее. А сейчас я ума не могла приложить, куда податься со своим расследованием. Неожиданно нестерпимо захотелось вернуться домой, к родной Христофоровне. А как же Денис?! При мыслях о нем вдруг заныло в груди. Как же он так? Почему? Обидно стало ужасно. Вывалила человеку столько всего, и он, видимо, решил, что я слишком замороченная девушка. Или устал бегать со мной по городу. Или я просто ему не нравлюсь и никогда не нравилась, а занимался сыском он со мной от нечего делать.

С такими мыслями я и просидела в кафе до половины четвертого. Дождь на улице давно прошел, от него не осталось и следа. Снова весело светило солнце, и сквер заполнился гуляющими мамочками с детьми. Вторая лавочка в самом конце сквера была удачно спрятана в тени, но, к сожалению, была конкретно занята. Упс… не ожидали такого поворота? Мне вдруг стало смешно. Секретарша эта в роли шпиона не учла такого развития событий. Ну делать нечего, встану недалеко от скамейки. Я посмотрела на часы, которые показывали уже десять минут пятого, но девушки поблизости не наблюдалось.

Вдруг мое внимание привлекла странная особа. Передвигалась дама как-то бочком, все время озираясь по сторонам. На теле ее болтался старый синий халат, больше похожий на униформу уборщицы. Глаза прикрывали черные круглые очки, на голове платок, повязанный наподобие банданы. Швабры только в руках не хватает. Я уже хотела уходить, когда женщина в два прыжка настигла меня и, больно схватив за руку, потянула за собой в кусты.

– Эй, вы чего? – воскликнула я.

– Тсс… это я вас сюда звала.

Тут только я удивленно узнала голос моей визави.

– Почему вы так странно одеты, простите за вопрос?

– Так надо.

– Да куда мы идем-то? – я попыталась высвободиться из рук ненормальной девицы, но она неожиданно оказалась сильной и продолжала тащить меня куда-то вглубь посадки.

– Тут недалеко есть укромное местечко. Потерпите же. Это в ваших интересах.

Наконец, пробежав черт знает сколько времени и попав черт знает куда, мы остановились и перевели дух. Девушка стащила с себя маскарадный костюм, выдохнула и прошептала:

– С Зоей по-другому нельзя. Она всегда все видит и слышит.

– Шутите?! Она что, следит за вами? Похоже на бред, если честно…

– Если бы… Я не знаю, откуда она всегда в курсе всего, но предполагаю, что у нее везде свои доносчики и соглядатаи. А я боюсь.

– Быть уволенной? Охота вам работать там, если все время бояться чего-то?

– Ха! Уволенной за милую душу охота быть. Только кто же меня отпустит?! Я ей почему-то нравлюсь, видимо, молчу потому что. А если я уволиться захочу, она мне такое напишет в трудовой, уж поверьте. Но меня даже и это уже не пугает. Я другого боюсь…

– Чего же?

– Она меня убьет. Потому что знает, что я знаю, – тихо произнесла девушка и замолчала.

– Да что вы хоть знаете?! Что за детский сад! Прекратите уже этот цирк, – воскликнула я. – идиотизм какой-то, право слово. Вы можете нормально говорить?

В этот момент девушка достала сигареты и зажигалку и прикурила. О-па… а такая тихоня с виду.

– Тебя как зовут? – перешла она на «ты».

– Женя.

– А меня Света. Так вот Женя, прикинь до чего мегеру боюсь, что даже курить снова начала. Ты, кстати будешь?

– Не курю.

– Это правильно. Я вот тоже три года не курила. После колледжа бросила. Не хухры-мухры! Пока, блин, сюда не устроилась.

– Ну так уволься, в чем проблема? – пожала я плечами.

– Да в том-то и дело, что не могу я вот так просто взять и уйти. Зойка мне всю карму и трудовую попортит. Эх, знала бы я тогда, с кем работать придется – еще полгода работу искала бы, чем так.

Мы шли по тропинке, скрытой со всех глаз деревьями. Наконец, когда Свете надоело валять дурака, остановились на какой-то полянке, и присели на пеньки.

– Ну рассказывай, зачем звала, – не стала я ходить вокруг да около, надеясь уже получить какие-то ценные сведения.

– Ты только не подумай чего, – Света достала еще сигарету и прикурила. – Я мимо двери проходила… а она не плотно так закрыта была… и… ну слышала короче все, что тебе Зойка наплела. Так вот знай, врет она все.

Я удивленно посмотрела на девушку. Но не потому, что она подслушивала под дверью, чего уж там – сама грешна. Просто мне показалось, директриса была вполне искренна со мной.

– Короче, ни с какими папашами Инга не спала. Вернее, может и спала с кем, да только об этом я лично не в курсе. А вот Зойкиного любовника Инга знатно потрепала, – тут Света, не выдержав, хихикнула, и тут же закашлялась, глотнув дым.

– Откуда ты знаешь?

– Ну я все-таки секретарь при Зойке. Все слышу и вижу, – при этих словах Света скривилась, но продолжила, – она меня не стесняется. Думает я убогая и ничего не понимаю. Ух, если б ты видела, как она Ингу за волосы таскала, вот это силища в бабе. Даром, что директор, – снова захихикала сплетница.

– Ну и что с того, дело-то житейское, – подзадорила я девушку. – Мало ли мужиков гуляют от жен, потаскала за волосы и пусть живет.

– Ага, – тут же встрепенулась Света, – другая может так и рассудила бы, только не Зойка! Ты бы слышала, как она орала на Ингу. Обещала, что убьет ее.

– Когда это было?

– Да уж полгода почти как.

– Неет… стала бы она столько ждать, чтобы с соперницей поквитаться. Она ведь уехала из города, так чего Зое ее догонять и убивать спустя столько времени?!

– Ну может и так… Слушай…

– Что? – подбодрила я ее.

– Так небось Юрка ее и убил за шашни…

– А про него ты откуда знаешь? – прищурилась я.

Светка замялась немного, отвела взгляд в сторону и только потом ответила:

– Да мы с Ингой так-то общались раньше близко. Потом правда она на меня обиделась, – Света опустила глаза и замолчала. И тут мне в голову пришла неожиданная, но такая логичная мысль и я тут же поспешила ее озвучить.

– Так это ты Зое про ее шашни доложила?

Света мне ничего не ответила, но и так было понятно, кто кашу заварил. Подругу с потрохами сдала. Теперь начальство сдает. А строит из себя святую простоту. В принципе мне все было ясно, и продолжать разговор с секретаршей страсть как не хотелось. А потому из парка мы выходили молча. Лишь на самом выходе девушка тихо спросила:

– А ее правда убили, да?

Я кивнула, и Света кивнула в ответ. Резко отвернулась, и выбежала из ворот.

А я выругалась про себя и заспешила домой. Нужно еще вещи собрать и отвезти ключи Ленке.

13

Домой я приехала поздно, уже давно стемнело. Последняя электричка приветливо помахала мне уходящим вдаль вагоном, унося городскую суету и переживания вместе с собой. Я с наслаждением втянула носом свежий деревенский воздух и даже зажмурилась от удовольствия. Нет, однозначно я хочу провести остаток своей жизни здесь, в Духовке. Ну или в подобной этой деревне. Вот выйду замуж, нарожаю деток, заведу корову с поросятами и заживу… о том, что потенциальный жених канул в лету, я в тот момент старалась не думать, и даже немного гордилась собой. По крайней мере тем, что мне удалось не залипнуть мыслями на этом парне, несмотря даже на то, что он мне безумно нравился и прочую девичью блажь.

Я лишь поздравила себя, что удалось выйти из этой истории без каких-либо видимых потерь, и утешилась тем, что Денис не единственный такой прекрасный и особенный – будет в моей жизни еще хороший мужик. А не будет, и черт с ним, сам виноват.

Свет в доме не горел, из чего я сделала логичный вывод, что домашние спят и меня не ждут. Ну верно же, я, кажется, в последний разговор с бабкой обещалась приехать завтра. Посидела немного на веранде, слушая стрекот кузнечиков и отдаленные голоса деревенских. За спиной что-то зашуршало, я встрепенулась, подумав, что это Дуська крадется с ночной охоты, но в темноте разглядела Ромку.

– Приехала значит, – почему-то грустно вздохнул он.

Хотя может и показалось, что грустно. С чего бы ему грустить?!

– Ну да, – в тон ему ответила я. – Гуляешь?

– Развлекаюсь как могу, – съязвил Ромка, – Как отдохнула?

– Нормально.

– А чего так рано приехала? Бабуля сказала раньше завтра тебя не ждать.

– Соскучилась, – я пожала плечами и стала подниматься, но Ромка не дал мне такой возможности. Он приблизился очень быстро. Так быстро, что я даже понять ничего не успела. Наклонился и принялся жадно меня целовать. Я попыталась отстранить его, но он крепко схватил меня за руки, и прижал к стене. Не учел Ромка только одного. Ноги мои были вполне свободны, а потому уже через секунду он взвыл, резко схватившись за причинное место, а я опрометью бросилась к двери.

– Сучка! – прошипел он, но за мной не пошел.

Выдохнула я только в своей комнате. Заперла дверь на защелку, на всякий случай, и разревелась. Ну почему мужики такие козлы?! Один пропал черт знает куда. И главное причины никакой не было исчезать. Второй, несмотря на мою холодность, цепляется все время и еще вон целоваться лезет. Ну что это такое, а?! Хоть в лес беги, ей богу. Вот не было Ромки, как хорошо-то жили, а! И Денис еще этот… работу все-таки придется видимо менять. Ну их на фиг, эти нервы. Не хочу, не буду, впору ножкой топнуть. Спать я ложилась в полном раздрае, и ничего хорошего от утра не ждала. И не зря.

***

Нас утро встречает прохладой… вспомнились мне эти строки неспроста, когда вся окоченевшая, я проснулась ни свет ни заря. За окном зарядил неслабый такой дождь, порядком напрудивший лужу на полу возле открытого окна. Я, закутавшись в одеяло, подбежала к нему и закрыла створки наглухо. Холодно к тому же. Отличное утро, ничего не скажешь.

Горячий душ хоть как-то отогрел мои невеселые мысли и окоченевшее тело, и к своим рабочим обязанностям я приступала уже совсем почти довольная жизнью. Соскучилась поди Христофоровна по горячей каше с маслицем. Полная энтузиазма насытить старушку до отвала, я наварила целую кастрюлю овсянки, напекла блинов с творогом, все красивейшим образом сервировала в столовой, и, весело напевая, направилась к бабке в комнату. Там уже шел вполне оживленный диалог. Ромка что-то громко доказывал бабуле, Христофоровна только что не материлась на внучка, и я запоздало поняла, что пришла совсем не вовремя. Потому что оба, как только я вошла, тут же накинулись на меня.

– Не запылилась она! – воскликнула бабка.

– Совсем ты прислугу распустила, – кивнул Ромка.

– И не позвонила, – надулась Христофоровна.

– Да уволить ее к чертовой матери! – ухмыльнулся Ромка.

Я зачем-то слушала все это, немного приоткрыв рот. Нет, я понимаю, что меня здесь «очень любят», прям обожают. Но не до такой же степени.

Они что-то еще продолжали говорить то ли мне, то ли про меня, а я стояла и улыбалась. Улыбалась-улыбалась, а потом вдруг оцепенение спало с меня, я помахала им ручкой, присела в книксене и вышла из комнаты. Ну что ж, вот кажется и все. Выходит, все разрешилось само собой. Пора удира-ать, пора брат, пора…

Как ни странно, слез не было, в душе поселилась какая-то пустота. Даже обиды не было, видимо я настолько уже устала от всего этого безобразия, что мне вдруг стало совершенно все равно.

Я молча собирала свои вещи, аккуратно складывая их в чемодан. Хорошо, что у меня их совсем немного, не придется потратить часы на сборы. Как бы я не противилась, придется, по ходу дела, все-таки возвращаться в родной город и как-то там обустраиваться. Погуляла и хватит. Права, видно, мама, жаль, что я раньше ее не слушала. Жить надо там, где родные, где любят и ценят. И не пытаются спустить на тебя всех собак низа что ни про что. Где не унижают, чтобы самоутвердиться за твой счет и не считают тебя пустым местом.

Как бы теперь еще зарплату за последний месяц получить? Ужас, как не хочется идти к Христофоровне, но, с другой стороны, это же мои кровно заработанные, так почему я должна стесняться и бояться их просить?! А если не отдаст, то что? А ничего. Неприятно, но не смертельно, в конце концов. Долгие месяцы я почти ничего не тратила. Еда казенная, дом тоже. Ни тебе коммунальных счетов, ни торговых центров поблизости. Из одежды – самый минимум, и то, когда реальная необходимость. Здесь ведь как, захочешь приодеться, да негде. А в город ради блажи ехать, на мой взгляд, дурость несусветная. Да и куда мне тут наряды носить? Разве что в клуб деревенский, куда меня как-то, еще в начале моего житься в Духовке, активно зазывали местные мужички.

Так что денег скопилось достаточно на первое время. И на кредит хватит, и на завтраки с обедами. А без ужина вполне можно обойтись. Заодно фигуру соблюду.

Сумка уже была набита доверху, и я решила больше ничего не брать. Оставить то, что не влезло. За дверью послышались голоса и тяжелые шаги Христофоровны.

– Уезжаешь, значит, да? Бросаешь меня с этим остолопом?! – грозно спросила бабка, переступая порог.

Я ничего не стала отвечать, и попыталась бочком протиснуться к двери, где горой возвышался Ромка.

– А ты чего молчишь?! – рыкнула Христофоровна на Ромку, – извиняйся быстро, или ты мне больше не внук.

Ромка насупился весь, а я постаралась все-таки пробраться к выходу. Мне этот цирк с конями порядком надоел, и хотелось как можно быстрее покинуть дом.

– Жень… ты это… я не хотел, – пробормотал он, опустив глаза.

– Дальше, – потребовала вредная бабка.

– Я больше так не буду, – совсем уже тихо пропищал Ромка, и я, до того настроенная крайне негативно, вдруг прыснула со смеха.

Ромка совсем уже не знал куда деваться и отступил назад.

Христофоровна, пряча усмешку, смущенно посмотрела на меня и пробормотала:

– Женя, ты меня знаешь. Я человек крайней степени пожилой. Еще и самодурка знатная. Ты прости нас. Ну не уезжай что ли…

Я посмотрела на Христофоровну. Она, кряхтя опустилась на мою кровать и принялась носком тапочки ковырять коврик. Ей богу, как школьница. Сил моих продолжать все это больше не было. Я поставила сумку на пол. Вдохнула. Выдохнула. Уперла руки в бока и твердо сказала:

– Я останусь, если уж вы это и правда хотите, – обращалась я непосредственно к бабуле, так как Ромкино мнение меня не больно-то интересовало, – но у меня есть условия, которые всем придется соблюдать. Иначе ничего не получится.

Сандра лукаво посмотрела на меня, и, заметив мой взгляд, срочно изобразила муки страдания на лице.

– В принципе условие только одно: вы не обсуждаете меня в моем присутствии. Ах, да… чуть не забыла… работодатель у меня один, и с ним, собственно, я и сотрудничаю.

Христофоровна согласно закивала, Ромка закатил глаза, а я устало опустилась на пуфик. Шло время, комнату никто не торопился покидать, молча разглядывали друг друга. Идиотизм какой-то. Внезапно Христофоровна крякнула и гаркнула:

– Роман Витальевич, вы свободны!

Долго уговаривать Ромку не пришлось, он подорвался как ошпаренный и вылетел из комнаты пулей. Христофоровна поманила меня рукой, присесть рядом. Не зная, что ожидать от бабули, я, не спеша, приблизилась и прикроватилась по соседству с ней.

– В общем так, – зарплату я тебе повышу. И не возражай, – прикрикнула она, когда я попыталась что-то вякнуть. – Обязанности все те же, что и раньше. Выходных побольше выдавать буду, а то что это в самом деле… девка ты молодая, небось свои дела какие.

Я снова попыталась вставить хоть слово, но бабка показала мне кулак.

– Не перечь старой больной женщине! Единственное, о чем тебя попрошу, в подвал больше не ходи. Нечего тебе там делать.

Я смущенно опустила глаза, даже и не пытаясь узнать, откуда бабуля прознала про мои выходки. Знает, а это главное. Стыдно ужасно.

– Место это для меня особенное, так что уважь старушку – послушайся. Вот вроде и все.

Христофоровна, кряхтя поднялась, я вскочила, чтобы помочь, но она лишь отмахнулась. Уже на пороге бабка обернулась и тихо сказала:

– А к Ромке все же присмотрись. Хороший он мужик.

Ну вот… я только забыла о подвале, как Христофоровна не преминула напомнить, старая ведьма. Теперь любопытство взыграло еще сильнее, но я скорее откушу себе руку, чем подведу старушку. И так уже проявила слишком много эгоизма, за что сейчас раскаиваюсь сполна. Да и она, видимо, чувствует себя виноватой, раз не постеснялась при внучке извиниться. Радует одно, от Ромкиного общества я теперь, между прочим, на вполне законных основаниях, освобождена. Может хоть сто раз звать, принципиально не пойду. Несмотря на то, что он извинился, кстати, под нажимом все той же Христофоровны, я не собираюсь общаться с ним. Максимум, поздороваться и пожелать доброй ночи. Хватит с меня, я сыта по горло этими его штучками. Пусть теперь ищет себе другую девочку для битья.

***

На улице снова зарядил дождь. Небо потемнело, заслонив только что беззаботно сиявшее солнце. Делать было решительно нечего, и я, радуясь возможности остаться наедине с собой, схватила первую попавшуюся с полки книгу и улеглась читать. Но не успела я прочитать и пары страниц, как случилась новая напасть – зазвонил телефон. Вздохнув, я скорчила рожицу в зеркале и после пятого гудка, поняв, что мама так просто не сдастся, взяла-таки трубку.

– Доча, до-о-очь, – закричала она, пытаясь, видимо, перекричать шумевшее на заднем фоне нечто.

– Да, мам. Не кричи, пожалуйста! Я тебя хорошо слышу.

– Что? Женя-я, Же-ень, не слышу, говори погромче, а то там Вася ковер пылесосит.

– Мама, я не могу громче, я на работе.

– Что? Женя, что ты говоришь? Ничего не слышу. Говори погромче, а то там дядя Вася ковер пылесосит.

– Мам! Вот скажи, обязательно звонить мне именно тогда, когда твоему Васе приспичило уборкой заниматься?!

– Что? Ох, плохо слышно. Женя-я, Же-ень…

– Да вырубите вы свой пылесос! – заорала я, не выдержав этой пытки, и в сердцах бросила трубку.

Что за день, ей богу?! Надеюсь, мама не сильно обиделась на меня. Нет, ну правда, это невыносимо. Ну почему у нее всегда так?! Ладно, сейчас остыну немного и перезвоню с извинениями. Мама у меня добрая и отходчивая, долго обижаться не умеет. Но позвонить маме мне не дали. Телефон зазвонил вновь, на этот раз на экране высветилось «Ленка». Ленка набрала видео-вызов, я снова вздохнула обреченно, и нажала прием звонка. Изображение на экране замелькало, запрыгало, потом прошла какая-то рябь, и, наконец, успокоилось и остановилась.

– Лен, ты звонишь, чтобы показать мне стену?

Изображение вновь запрыгало и показалось зареванное лицо Ленки.

– Блин, все время забываю камеру переключать, – и тут же без перехода добавила, – прикинь, этот козел все забра-ал…

– Погоди, какой козел, что забрал?

Но Ленка, будто не слыша меня, продолжала материться и подвывать. Спустя минут десять я кое-как поняла суть Ленкиных душевных терзаний. А она была такова: сегодня Ленка, наконец, добралась до своих подарков, которые до этого просто впихнула в необжитую комнату. И каково же было ее удивление, когда вдруг обнаружилось, что все коробки и пакеты самым наглым образом вскрыты, а их содержимое исчезло. В том числе и та ваза, что я подарила подружке на новоселье. Но и это еще не все. Из заветного секретера пропало все золото-бриллианты, а также любимые бабушкины часы, которые передавались из поколения в поколение.

Кроме Казановы в доме больше никого не было после застолья. А подарки они вместе с ним оттаскивали после нашего ухода. Чтобы под ногами не мешались. От таких новостей я немного обалдела и как могла, принялась утешать Ленку.

– Но ты, я надеюсь, в полицию-то ходила?

– Да какой там, – махнула Ленка рукой, – я даже имени его не знаю.

– Мда-а…, ты где его вообще откопала?!

– Да он сам пришел. Я подумала вначале, что это чей-то парень, не буду же спрашивать. Потом я напилась и меня уже мало интересовали такие вопросы. Ну а утром вообще глупо было об этом спрашивать. Тем более, что это гад заблевал всю квартиру. Наверняка специально.

– Господи! – воздела она руки к потолку. – За что мне все это?!

Я не нашлась, что ответить. Но горячо принялась убеждать Ленку, что все обязательно наладится и образумится. Та еще немного поплакала, и, наконец, взяла себя в руки. Так что прощалась я с ней вполне уверенная, что подруга-таки пришла в норму и не наделает глупостей.

А отключившись от Ленки, я тут же вспомнила про маму. Когда я почти набрала ее номер, по дому разнесся истошный вопль Христофоровны.

– Убили-и-и!

Я вздохнула, мысленно обругав старушку всеми возможными словами, и, нисколько не торопясь, пошла в ее спальню. Интересно, это Ромка включил ей любимый сериал, или сама научилась? Покой мне только снится в этом доме.