Боги.
Лэкс, фигурально выражаясь, пожал плечами:
– Ну что ж, у меня нет выбора…
– Лэкс, и ты туда же, – простонал Галат, – что тебя не устраивает?
– Да нет, все в порядке, – примирительно сказал Лэкс, – Но посуди сам: здоровяк погиб, бабу я не взял бы все равно – остается элф. Я выбираю элфа, – громко и отчетливо повторил бог.
– Отлично! – Галат вновь сконцентрировал на Самвэре свою волю, выключив Таэнна из мирового времятока.
Каваскъяск торжествующе посмотрел на Тотона. Тот сделал вид, что ничего не заметил, но пробормотал про себя:
– Велика радость – головорез!
Лэкс услышал это и расхохотался, но его смех никто не поддержал, так что бог войны смутился и затих.
Тем временем в сторонке шептались Маэртене, Этшантис, богиня высокой любви, и Томора, богиня брака:
– Я знаю, это ваши проделки, – заговорщически прошептала Маэртене.
– Ты о чем? – богини переглянулись.
– Я об Ирме и Марке. Зачем вы это сделали, признавайтесь! Вы же знали, что он погибнет!
– Не знали, – ответила за двоих Томора, – Нам стало жалко девочку. Ты б ее все равно не выбрала.
– А вдруг?!
– Хромую? – язвительно спросила Этшантис.
Маэртене не нашла что ответить, и умолкла.
А между тем среди богов царил переполох: следующим выбирать персонажа должен был Рестестам, бог наживы, но его нигде не могли найти. Боги метались во все стороны и спрашивали о нем друг у друга.
Наконец Галат прекратил сутолоку, заморозив всех, и призвал Рестестама своей волей. Среди богов появилось золотое изваяние зайца в два метра высотой и в метр шириной, инкрустированное драгоценными камнями, которое тут же полетело вниз. Галат своей волей убрал дурацкий облик Рестестама и строго сказал тому:
– Прекрати паясничать и выбирай. Смотрим.
Внизу 3.
«Охота за богатством»
Чцхид.
Чцхида можно было смело сажать на черном фоне, и его бы никто не заметил, если б он закрыл глаза и не улыбался – так он был запорошен угольной пылью. У него было черное лицо, черные руки, черная одежда и борода. Время от времени он оглушительно чихал – гулкое эхо билось о стены шахты и оседало вместе с тучами черной пыли.
Нельзя сказать, чтобы Чцхиду нравилась собственная чернота, но и особого раздражения она у него не вызывала – как все гномы, Чцхид не придавал особого значения своему внешнему виду, а вот то, что жила была богатая, его весьма радовало. Сегодня он уже выломал два крупных желвака – один размером почти с гномью голову! – и радостно предвкушал, какие славные бриллианты получаться после огранки.
Дела у Чцхида в последнее время шли хорошо – он напал на богатую алмазоносную жилу и с остервенением ее разрабатывал. Деньги были нужны: Цача стала совсем взрослая, скоро замуж выдавать, приданное, свадьба и все такое… Жаль, что близнецы, Цхад и Чхад, еще слишком маленькие, чтобы помогать отцу.
Неожиданно кирка Чцхида провалилась в пустоту. У гнома все оборвалось внутри: никак пробил стену подземной реки! Сейчас его здесь затопит, и дело с концом. Гном застыл. Потекли мучительные секунды. Вода из-под кирки не брызгала и журчания не было слышно. Чцхид слегка потянул кирку на себя. Вода не потекла. Осмелев, гном выдернул кирку вовсе и осторожно принялся расширять отверстие. Заглянув в него, Чцхид был поражен: он вломился в полость навроде пузыря, из стен которого торчали щетки алмазов, даже бриллиантов – ограненные самой природой, они являли взору невероятную, естественную красоту. Для Чцхида же это были деньги, несметное количество денег. Слишком большая удача. Слишком большая.
Чцхид решил не копать больше сегодня. Осенив проломанную им дырочку священным знамением, Чцхид поспешно вылез из штольни и заторопился домой.
Такое везение раз в жизни бывает. Не упустить бы.
Тесс.
Тесс бежала. Уже задыхаясь, она стрелой мчалась через лес, время от времени оборачиваясь и на бегу ставя позади себя огненную стену. Это мало помогало. Они были все ближе. Она чувствовала их когти, протянувшиеся к ее шее. Они все ближе. Ближе.
Тесс снова обернулась и запустила молнией в ближайшего из преследователей. Тот упал, но их по-прежнему было слишком много, а сил заклинание отнимало немеряно. Тесс бежала. Лес не кончался, не кончалась ночь. Тесс неслась, бездумно и бесцельно, словно загнанный зверь.
А все так хорошо начиналось… Гробница посреди Леса выглядела идеальной: богатой, нетронутой, а главное – безопасной. Тесс три раза оглядела все через кристалл, позволяющий обнаружить следы магии и три раза – через кристалл, выявляющий злые намерения – ничего. Она обнаружила и обезвредила все ловушки –их было не очень много, но и не настолько мало, чтобы это насторожило. Все шло великолепно, усыпальница оказалась усыпанной сокровищами, греби – не хочу. И дернуло же ее открывать саркофаг!
Саркофаг был прекрасен: выполненный из красного, желтого и белого золота, инкрустированного нефритом, гагатом и александритом, он в деталях отображал тело и молодое, красивое, но строгое лицо усопшего юноши. Тесс понадеялась найти внутри самые дорогие и красивые украшения, быть может даже артефакты. Но когда она откинула крышку, ей показалось, что разверзлись врата в бездну, и оттуда полезли эти ужасные твари. Тесс быстро захлопнула крышку и наложила заклятье замка, но оказалось поздно – крышку сорвало, и вот теперь Тесс спасается бегством. А они все ближе. Ближе. Неизвестные, черные, холодные, безликие, веющие ужасом и близостью смерти.
Еще одна огненная стена. Еще один упал. Всего один. А силы на исходе. Почему же не кончается Лес? Она бежит уже целую вечность. Больше вечности.
Она не слышала ни их шагов, ни их дыхания, и от этого делалось еще страшнее. Впервые в своей далеко не безопасной профессии, Тесс столкнулась с действительно ужасными и главное абсолютно неведомыми ей, лучшей специалистке по монстрам на всем Самвэре, существами.
Тесс бежала. Каждый шаг давался все труднее. Все тело ломило, в боку нещадно кололо, горло горело, сердце бешено колотилось где-то в шее и в ушах, а глаза застилала красная пелена. «Это конец», – поняла Тесс за миг до того, как в спину ей вонзились ядовитые когти.
В последнее заклинание она вложила все силы, без остатка. Посреди Леса образовалась выжженная воронка.
Эд Ноппин.
Эд Ноппин с удовольствием покуривал трубочку, сидя на облучке своего фургона с товарами. Погодка стояла замечательная: дневная жара уже спала, свежий ветерок нес ароматы трав и цветов, от которых сладко кружилась голова. К вечеру он будет дома…
Этот рейд был удачен – Эд распродал почти все свои товары и даже прикупил себе с выручки новую трубку длиной почти с его руку. Ее-то и покуривал он сейчас со смаком. Добрый табачок, чудная погодка, удачные сделки – много ли хоббиту для счастья надо! От удовольствия Эд даже начал насвистывать какую-то песенку. Вот-вот за поворотом откроется родная деревня! За неделю он успел соскучиться по дому.
Прямо над головой Эда пролетела какая-то крупная птица. «Похоже на ястреба», – подумал хоббит, проводив птицу глазами, и вдруг почувствовал, что кто-то теребит его за штанину. Машинально натянув вожжи, Эд глянул вниз и опешил, увидев Клару Хиттенлин, девушку из их деревни. Он, впрочем, не сразу узнал ее: обычно столь опрятная и нарядная, Клара была растрепана, вымазана сажей и сильно заплакана.
– Батюшки, – ахнул Эд, – Клара, что случилось?
Вместо ответа девушка залилась слезами. Эд соскочил с облучка, и, не зная что предпринять, обнял Клару и прижал к себе, не обращая внимания на то, что пачкает свою новую зеленую рубашку. Девушка принялась цепляться за него грязными пальцами и бормотать:
– Эд, Эд… Элфы, элфы… Деревня…
– Что?!! –воскликнул Эд, похолодев от страшного предчувствия.
Клара не отвечала, и он сильно встряхнул ее, схватив за плечи. Это не помогло, и Эд (откуда только силы взялись!) буквально зашвырнув Клару в фургон, птицей взлетел на облучок и погнал лошадь. За следующим поворотом открылось пожарище. От родной деревни остались руины. Пепелище, по которому бродили редкие уцелевшие соседи. Эд бросился к ним. Хотя и так все было ясно: элфы. Снова элфы.
Эд остановился на краю деревни, сжал кулаки и произнес негромко, но так, что его услышали на другом конце пожарища:
– Я отомщу!
Внезапно он почувствовал чью-то руку в своей руке. Эд обернулся – рядом с ним стояла Клара. Богиней мщения показалась она ему в этот миг. Он повторил, обращаясь только к ней и к целому миру:
– Я отомщу!
Боги.
– Мура какая-то получается, – задумчиво проговорил Рестестам, – И кого же мне выбрать? – бог сделал паузу, – Скажи мне, Галат, какова вообще цель игры?
Галат растерялся, но, разозлившись на Рестестама за свою растерянность, огрызнулся:
– Не написано. Такова воля Демиурга. Ясно?!
– Ясно, ясно, – примирительно сказал Рестестам,– Но, насколько я понимаю, наших героев ждут опасности и неприятности. Поэтому я выбираю хоббита.
– Почему? – встрял невесть откуда взявшийся Даэрон, бог любопытства. Рестестам презрительно сосредоточил на нем свое внимание, но все же ответил:
– Потому что оный одержим жаждой мщения и, соответственно, более готов к тому, чтобы бросить все и отправиться играть. Я бы взял девушку, но она погибла, показав тем самым свою некомпетентность и несостоятельность. Нет, Галат, – ответил Рестестам на невысказанное предложение верховного бога, – Я знаю, что мы можем ее оживить. Не надо. А гном трудолюбив и его ждет удача. Я не могу отрывать его. Это не в моих правилах.
– Глупо, – покачал бы головой, если бы она у него была, Марек, бог логики, появляясь вслед за Даэроном, – тебе следовало бы взять Тесс. Не забывай, Рестестам, в команде уже есть элф, причем, хочу заметить, из числа тех, что вырезали деревню твоего хоббита. Они же глотки друг другу перегрызут. И в этой схватке я поставлю на элфа.
Лэкс при этих словах благодарно сосредоточил свое внимание на Мареке. Этого никто не заметил.
Никому не известно, нарочно ли Марек решил подтолкнуть Рестестама или сказал все это просто так. Боги логики и наживы мягко говоря недолюбливали друг друга и вечно делали все друг другу наперекор. Рестестам с вызовом произнес:
– Я выбираю хоббита!
– Отлично, – метафорически вздохнул Галат, – Третья фигура готова. Осталась последняя.
Из толпы богов свою сущность к верховному богу переместил Ономант, бог мудрости.
– Я готов, – спокойно изрек он, концентрируя свое внимание на Самвэре, яркой картой расстилавшемся внизу.
Внизу 4.
«Охота за знанием»
Астакар.
Астакар был стар. Очень стар. Он сидел на пороге своей пещеры и смотрел как солнце садится в океан. Тысячи раз он это видел, и не переставал удивляться разнообразию и великолепию этого невероятного, невиданного более никем на Самвэре зрелища.
Ветер трепал рубище старика и его длинную белую бороду, гнал дым от костерка и стаи птиц. Астакар думал. Уже много десятилетий он в основном этим и занимался. Думал. Размышлял. Писал трактат «О жизни». Чем больше он узнавал, тем отчетливее вырисовывалось перед ним все неоглядное множество того, чего он не знает и, скорее всего, не узнает никогда. Но Астакару хотелось хотя бы ту малую толику, что ему известна, поведать этому миру.
Астакар знал, что, вероятнее всего, он умрет здесь, в одиночестве, и будет это, возможно, очень скоро. А труд его истлеет или его растащат птицы, утеплять гнезда. Но старец верил, что, если его работа нужна миру, боги не попустят ей пропасть, а если не нужна, то туда ей и дорога. Так думал старец, сидя на пороге своей пещеры и глядя, как солнце опускается в океан.
Велики боги, мудры и неясны смертным помыслы и поступки их. Ни человек, ни какое иное существо неспособно в полной мере понять божество, ибо не в состоянии смертный ум вместить все величие знания доступного богам. Иной мог бы позавидовать богам, но Астакар был слишком мудр для этого. Он понимал, что богам вовсе не так легко живется – многознание умножает печали, а мудрость подразумевает ответственность.
Оранжевый шар коснулся водной глади. Его поверхность прочертили черные силуэты птиц. По морю понеслись их крики.
Астакар перевел взгляд на лежащие перед ним листы, обмакнул перо в чернила и снова задумался.
Во всем есть промысел божий. И в закате, и в величии океана, и в полете птиц, и в гармонии чернильной капли, висящей на кончике его пера. И в нем самом – в его целостности и в то же время в его единстве со всем этим миром. Астакар чувствовал в этот миг себя и солнцем, и морем, и ветром и маленькой чернильной каплей.
Рука дрогнула. Капля качнулась, преодолела притяжение пера и полетела вниз, влекомая девственной чистотой листа – прильнула к нему, дробясь и расплываясь.
Астакар посмотрел на кляксу. Почему она такая? В ней столько гармонии, столько красоты. Секунду назад она была круглой черной каплей, ловившей оранжевый свет солнца выпуклыми боками, а сейчас она растеклась, марая чистый лист бумаги – почему?
Астакар посмотрел на небо. Солнце село, появились первые звезды. Становилось прохладно. Старец встал, кряхтя собрал листы и письменные принадлежности и пошел в пещеру.
Доминга.
Доминге был тесен этот мир. Она была одержима жаждой жизни, жаждой действия и перемен. Два года назад она с отличием закончила Университет по курсу общей магии и целительства, и теперь странствовала по всему Самвэру, набираясь впечатлений и пополняя багаж знаний. Доминге как никому было ясно, насколько мал и ограничен Самвэр. Ей хотелось большего.
Сейчас Доминга находилась в двух днях пути Вправо от Пограничной реки. Еще немного, и она у цели. У границы мира. Доминге ужасно хотелось посмотреть на нее, а может и попытаться преодолеть. Конечно, она не стала бы использовать магию, чтобы сокрушить границу – этим можно было бы навлечь на себя проклятие богов – но попробовать чисто по-человечески, на авось, пересечь границу-то можно!..
Карантир, вороной конь Доминги, весело рысил по лугам, и настроение у девушки было безоблачное. Неожиданно она почувствовала на лице порыв знойного ветра. Что-то не так было в этом ветре, чудилось в нем нечто чужеродное и враждебное, гонящее прочь. Карантир, очевидно, тоже это почувствовал, потому что непокорно заплясал на месте, явно желая пуститься в обратный путь. Доминга успокоила коня и решительно направила его вперед.
Луг резко, без всякого перехода, превратился в пустыню. Здесь постоянно дул ветер, гнавший все живое от границ Самвэра. Карантир стал на краю пустыни и отказывался сделать еще хоть шаг, несмотря на все понукания. Доминга со вздохом спешилась, стреножила коня, переложила большую часть содержимого седельных сумок к себе в рюкзак, похлопала Карантира по шее и шагнула навстречу ветру. И увязла в песке по колено. Несмотря на то, что на луг песок не задувало, здесь он господствовал безраздельно. Доминге пришлось щуриться, чтобы не набрать полные глаза песку. И, хотя она и не открывала рта, песок уже хрустел на зубах, оставляя во рту странный железистый привкус.
Доминга попыталась применить левитацию, чтобы выбраться из песка, но ничего не получалось. Одержимая недобрым предчувствием, она попробовала сотворить светящийся шарик – самое простое заклинание и первое, которое пришло на ум. Безрезультатно. Магия была здесь бессильна. Кто-то другой на ее месте дрогнул бы и вернулся, но не Доминга. Она собрала всю свою волю в кулак и пошла навстречу песчаным тучам. Каждый последующий шаг давался труднее предыдущего. Из-за ветра и однообразия ландшафта девушке казалось, что она стоит на месте. Время исчезло. Все исчезло – был только песок, ветер и сила воли. Доминга очень быстро погрузилось в странное, измененное состояние сознания, какую-то разновидность транса, как отметила крохотная ее частичка, сохранившая способность размышлять. Она шла. Она просто шла. Все потеряло смысл. Она шла, не чувствуя ни усталости, ни голода. Ей надо было идти, и она шла.
Доминге казалось, что она шла целую вечность. Но вот впереди замаячило нечто темное и огромное. Доминга выжала из себя еще десяток шагов, и ветер неожиданно кончился. Было сразу понятно, что это и есть граница мира: абсолютно ровная базальтовая стена уходила неоглядно во все стороны. Возле нее царило безветрие и удивительная тишина. Тишина, какой не бывает.
Волшебница изо всех сил ударила по стене кулаком, потом – ногой. Никакого эффекта. Не было даже звука удара. И боли не было.
Она села на черную землю, прислонившись спиной к границе мира, и устало закрыла глаза. Ну что ж, по крайней мере, теперь она знает, как это выглядит.
Ланкаммонн.
Ланкаммон подставил ладонь, и на нее мягко и неслышно лег зеленый лист. Элф посмотрел на него и медленно убрал руку. Лист неторопливо продолжил свое путешествие к земле. Ланкаммонн закрыл глаза и прижался затылком к нагретой солнцем коре старого вяза. Солнце и трепещущая листва рисовали на изнанке век затейливые узоры. Пахло душицей и полынью.
Послышался шелест. Ланкаммонн не открыл глаз – он слышал, он обонял и ощущал стоящего перед ним олененка. Ему не нужно было зрение, чтобы увидеть тонкие ножки, большие уши, темные любопытные глаза и светлые пятнышки на боках.
Элф чувствовал, как вяз пьет земные соки, как копошатся под корой насекомые, как растут листья и корни и как солнце щедро дарит свет и тепло маленькому игрушечному миру. Ланкаммонн давным-давно понял, что размышлять о смысле жизни, искать его бесполезно, и что самый лучший выход – это слиться с природой, стать ее частью и ощутить ее вечное блаженство.
Что-то вспугнуло олененка – Ланкаммонн слышал отрывистый звук его бега, и мог бы по хрусту определить, на ветку какой породы наступил зверек и сколь давно эта ветка упала с дерева. Чуть позже он услышал и причину страха – мимо проползла, шурша прошлогодней листвой, гадюка.
Вся многогранная, разная и кипучая жизнь Леса текла через Ланкаммонна, наполняя его спокойствием и мирным блаженством. Он – часть круговорота жизни , коий есть лишь часть круговорота смерти, который есть часть круговорота жизни.
Ланкаммонн был полон и самодостаточен. Он чувствовал все, а значит ему не требовалось знать. Солнце грело его лицо. Вяз давал опору. Ветер нес ароматы душицы и полыни.
Где-то далеко послышались громкие шаги и голоса, приближавшиеся с каждой секундой. Мимо Ланкаммонна прошла группа молодых элфов, вернувшихся из набега. Они были перемазаны сажей, воодушевлены и веселы, хоть некоторые из них были наспех перевязаны. Радостно галдя, они прошагали мимо, и лишь один из них, шедший последним, обратил внимание на странный вырост на стволе вяза, отдаленно напоминающий фигуру сидящего у корней человека или элфа.
Боги
.
– Доминга, – спокойно сказал Ономант, – Она молода, полна энергии и готова отправиться навстречу приключениям. Кроме того, она волшебница. Маг в команде должен быть.
Галат выразил согласие и понимание и выключил Домингу из мирового времятока.
– Итак, – провозгласил Галат, – Персонажи готовы. Теперь нужно распределить, кто за кого играет.
Боги постепенно перемещались в пространстве, формируя команды. Расклад вышел такой: за Амелию – Маэртене, Тотон и Стив, бог верховой езды; за Таэнна – Лэкс и Каваскъяск; за Эда Ноппина – Рестетам, Конопель, бог хоббитов, Трээст, бог торговли, и почему-то Локо, богиня теплого ветра; за Домингу – Ономант со своей свитой, составляющей порядка пятнадцати мелких божеств, Хаммертпиллер, бог – пограничник, Ингвар, бог силы воли, Неннекене, богиня странствий, и совсем уж неясно с какой стати, Томора и Иви, бог зеленых холмов. Последнему, правда, просто очень хотелось играть, а в другие команды его не взяли. Он и в эту-то попал, затерявшись в свите Ономанта.
Остальные боги никак не могли поделитьcя, хотя очень старались.
– Так, – оглядев всю эту сумятицу, изрек Галат, – сдается мне, командной игры у нас сегодня не получится. Значит так, за Амелию играет Маэртене, за Таэнна – Лэкс, за Эда Ноппина – Рестестам, за Домингу – Ономант. Все остальные тихонько стоят в сторонке, под руку не суются, советов не дают и вообще не мешаются. Всем ясно? Тогда тихо, я читаю!
Потекли томительные секунды. Галат погрузился в изучение правил. Боги нервничали – образно говоря, грызли ногти и переминались с ноги на ногу. Самвэр яркой картой расстилался внизу.
Неожиданно среди богов возникла суматоха. Это внезапно – как всегда! – появилась Заяминко, богиня неприятных случайностей. Ее присутствие, как обычно, не сулило ничего хорошего. Естественно, на собрании богов Заяминко не пускала в ход свою силу – по крайней мере, старалась не пускать, – но все равно она заставляла богов еще больше нервничать. Галат понял, что медлить больше нельзя.
– Заяминко, – начал верховный бог, – как славно, что ты почтила нас своим присутствием. Волей Демиурга тебе уготована в игре немалая роль. На тебя ложится ответственность за случающиеся с персонажами неприятные случайности, как то: возможность заблудиться…
– Эй! – прервал Галата из толпы богов голос Жати, бога-сбивающего-с-пути, – это моя прерогатива!
Галат на мгновение презрительно сосредоточил на Жати свое внимание, но продолжал, как ни в чем не бывало:
– …вымокнуть под проливным дождем…
– А это уже в моем ведении! – встрял Боэрто, бог сильных дождей.
– … а также обжечь об утюг указательный палец на правой руке, – заключил Галат и подозрительно посмотрел на Утару, бога высокой температуры, но тот осмотрительно промолчал. Галат удовлетворенно кивнул и вновь сосредоточил свое внимание на Заяминко. Богиня неприкрыто усмехалась.
– Я все поняла.
– Прекрасно, – фигурально кивнул Галат, еще немного покопался в правилах и твердо сказал,– Думаю, мы можем начать игру!
По толпе богов пронесся нетерпеливый вздох. Все внимание сосредоточилось на Самвэре – маленьком, игрушечном мирке, видневшемся сквозь просветы облаков.
Миестле, богиня начала, торжественно уронила платок.