IN MEMORIAM
Меня разбудили крики бесноватых чаек. В такие минуты кажется, что эти с виду невинные существа давно породнились с Дьяволом. Я приподнялась и взглянула на часы. Полшестого утра, а мне никуда не нужно торопиться. Всё же я нехотя встала с кровати и, стуча босыми ногами по холодному полу, распахнула окно.
Хитроумный ветер-путешественник шелестел нежно-зелёными листьями, точно переворачивал страницы утренней газеты. Он пытался прочесть отдельные строки, но слова рассеивались, как дым последней сигары задумчивого философа. Мысли вырывались из-под опеки навязчивого разума, уступая место мечтам…
Я завариваю кофе и забираюсь на подоконник. Неугомонные чайки осыпают жителей города проклятиями, ругая за несовершенство, трусость и праздность. Если бы мы захотели, то смогли бы подняться выше и попробовать облака на вкус. Какой он? Приторно-сладкий? Или, наоборот, что-то похожее на горький шоколад?
Бог знает, сколько времени я наблюдаю за новорождённым утром, прислонившись щекой к стеклу. Вот уже небо становится светло-голубым, как ситцевое платье фарфоровой куколки, которая с завистью следит за каждым невольным жестом хозяйки.
В здании офиса, прямо напротив моего дома, зажигается робкий свет. Быть может, это навсегда, и тьма наконец-то разорвана на куски, как стоглавое чудовище из бабушкиной сказки. Ночь не наступит, а луна не примется щекотать простуженные звёзды… Но нет, иллюзия распадётся, подобно башенке из детских кубиков, когда придёт вечер.
Мне не хочется видеть угрюмые фигуры офисных работников, и я мечтаю отключить звуки проносящихся автомобилей. Ставлю кружку с недопитым капучино на стол и закрываю глаза. Представляю себя на берегу в объятиях ласкового южного солнца. Сажусь на корточки, касаюсь ладонью моря: игривые волны, смеясь, накатываются друг на друга, заговорщицки подмигивают и о чём-то шепчутся. Наверное, готовятся вступить в неравный поединок с ветром, но он едва ли уступит – слишком горделив, чтобы так легко сдаться. Вдыхаю ментоловый запах свежести и вслушиваюсь в тихую, немного сбивчивую мелодию прибоя. Хочется подпевать, выдумывая собственные слова, и отдаться во власть стихии, как будто сегодня – последний день, а «завтра» – всего лишь слово.
Там, под опрокинутым небом, я снова становлюсь собой, принимая истинное обличье. Бледная девушка с русыми волосами и огромным рыбьим хвостом. Прячусь под водой от тревожных взглядов наблюдателей, но продолжаю петь…
Всё закончится, когда я открою глаза и увижу перед собой те же деревья, чьи ветви напоминают качели, капризные облака, упрямо ищущие свой путь, мрачное здание офиса… Услышу, как кричат, тоскуя по родине, чайки, а шумные автомобили соревнуются с ветром в скорости и мчатся в пустыню забвения.
Ничего не поделаешь – нужно одеваться и начинать жить. Люди считают истории о русалках выдумками, и, пока я здесь, мне придётся притворяться человеком.
Правда, в реальной жизни я совсем не похожа на русалку: растрёпанные волосы до плеч, вечные синяки под глазами, нос картошкой и рыжие веснушки на щеках. В общем, красавицей меня не назовёшь, и мне всегда было интересно, почему моя привередливая душа выбрала настолько несовершенное тело.
Я спрыгнула с подоконника и принялась собираться на улицу. Раз уж у меня сегодня незапланированный выходной, можно немного прогуляться. Я работаю в издательстве и занимаюсь корректурой книг. Мой безграмотный автор вчера попал в больницу, поэтому нашу встречу пришлось отложить на неопределённый срок. Директор разрешил мне немного отдохнуть и набраться сил перед тяжёлой работой над непростым проектом.
Я открыла шкаф, чтобы выбрать подходящую одежду. Июнь должен быть жарким или хотя бы тёплым, но погода в наших краях слишком непредсказуемая. Безжалостный ветер готов сорвать с неба раскалённый солнечный шар, а отшельник-дождь неожиданно врывается к нам, словно незваный гость, чтобы затянуть безрадостную старую песню. Впрочем, и у некоторых людей тоже весьма противоречивый характер. Иной раз представить себе не можешь, что выкинет твой приятель в следующую минуту. Чего же тогда требовать от природы? Она вообще не обязана подчиняться каким-либо правилам.
В конце концов я остановилась на старом фиолетовом свитере и отправилась в ближайший продуктовый магазин. У единственной работающей кассы собралось немало народу. Мужчина в клетчатом костюме потребовал позвать ещё одного кассира, на что полная женщина с усиками над верхней губой грубо ответила:
– Если хотите – сами работайте! А у нас и так продавцов не хватает!
Передо мной стоял сухонький старичок с зонтом-тростью. Он тщетно пытался разглядеть срок годности на бутылке молока.
– Всё в порядке, вчера изготовлено, – решила помочь я. Он сразу обернулся, неопределённо покачал головой, пожевал белые усы и, наконец, расплылся в благодарной улыбке:
– Спасибо, милая. Совсем глаза плохи стали… Раньше столько читал и писал, а теперь, – он обречённо махнул рукой. – Видно, со старостью бесполезно играть в прятки. Она всё равно однажды отберёт у тебя силы и здоровье…
Мы разговорились. Оказалось, что дедушка живёт совсем один, в хрущёвке через дорогу. У него есть красавица-дочь, которая проводит психологические консультации в собственном кабинете. Внучка учится в финансовой академии на экономиста, а внук – профессиональный фотограф. Все очень умные, добрые, чудесные-расчудесные, вот только о дедушке вспоминают пару раз в год, когда им нужны деньги на отдых или крупные покупки. Своих средств вечно не хватает, а у деда всегда есть сбережения – получил большое наследство после смерти брата несколько лет назад.
– Но ведь это же неправильно! – не вытерпела я, от возмущения сжав кулаки.
– А кто мы такие, чтобы судить, что правильно, а что нет? – лицо дедушки внезапно приобрело строгое выражение. – Мы с тобой не боги. Никто не Бог… Единственное, что в наших силах – оставаться достойным человеком. Вот, собственно, и всё.
У дедушки оказался такой огромный пакет с продуктами, что я решила проводить его до дома. К тому же мне хотелось подольше с ним пообщаться – не каждый день сталкиваешься лицом к лицу с настоящим мудрецом. Когда мы дошли до подъезда, на моего спутника налетел белокурый вихрастый мальчишка с огромным фингалом под глазом.
– Дедушка Тимофей, дедушка Тимофей! Я так соскучился!
– Привет, Андрейка! Что это у тебя такое с лицом? Подрался, что ли? – старик присел на скамейку и усадил неугомонного парнишку себе на колени.
– Я победил в неравном бою! – важно провозгласил сорванец.
– Здравствуйте, Тимофей Сергеевич, – красивая женщина в длинной юбке широко улыбнулась, обнажив ровный ряд белоснежных зубов. Она переплетала косу, едва управляясь с густыми длинными прядями. – Я совсем с ним намучилась! Представляете, только вчера домой приехали, а он уже умудрился подраться с соседским мальчишкой!
– Ну мам, он первый начал! – Андрей насупился – он явно ожидал похвалы за такой смелый поступок. – Я защищал свою честь, как ты не можешь это понять? – мальчишка с надеждой взглянул на Тимофея Сергеевича.
– Доброе утро, Евгения Николавна. Вы знаете, все мальчишки дерутся. И я был в точности таким же, – он подмигнул Андрею, и тот звонко рассмеялся, прижавшись к груди деда щекой.
– А девочек тоже все оскорбляют? – Евгения Николаевна тяжело вздохнула. – Представляете, он назвал дочку моей подруги дурой!
– Вообще-то, так и есть. Она меня старше, но читает по слогам и не знает таблицу умножения, – парировал Андрей. Он сорвал ромашку и принялся нервно покусывать стебель.
– Тимофей Сергеевич, а приходите к нам сегодня в гости! Я пирог ваш любимый испеку… И Андрейка скучает по вашим сказкам. Хочет услышать продолжение про русалочку.
Тут я невольно вздрогнула: что это, как не предопределённая встреча?
– И вы приходите, – Евгения Николаевна взяла меня за руки, – дедушка такие интересные сказки сочиняет! Кстати, как вас зовут? Вы, наверное, внучка?
Я отрицательно покачала головой.
– Вовсе нет, мы только что познакомились! А зовут меня Василиса, – я пожала руку молодой матери, – а вы, значит, настоящий писатель? – повернувшись к дедушке, поинтересовалась я. Он с невозмутимым видом жевал ромашку, неосознанно повторяя за Андреем, и напоминал теперь большого ребёнка.
– Любитель, – отмахнулся дедушка Тимофей. – Просто я обожаю сказки.
– А я обожаю русалок! Расскажете всё с самого начала?
Признаться честно, я чувствовала себя счастливой просто так, без повода, и была благодарна судьбе за такую удивительную встречу.
***
Дом Евгении Николаевны показался мне райским уголком, обласканным солнцем. Именно здесь и только здесь я согласилась бы провести остаток неуловимой вечности. Но человек нигде не может задержаться дольше, чем нужно. Всему отмерян свой срок, а если попытаешься продлить – едва ли что-нибудь выйдет. Приходится жить так, словно ты ветер и гостишь в чертогах чужой памяти, пока не настало время уходить. Ветер-проказник, ветер-безумец, ветер-хитрец… Тщетно ищет пристанища, чтобы остаться на ночлег. Но его прогоняют, всегда и отовсюду прогоняют, как будто он не заслуживает покоя.
Из кухни доносился запах свежеиспечённого яблочного пирога – так пахнет первая любовь, так пахнут самые безмятежные грёзы, счастливое детство и… навсегда утраченное время. Я перевела взгляд на дедушку Тимофея – он стоял у двери, облокотившись на зонт-трость, и насвистывал мелодию из старого фильма. Евгения Николаевна вышла к нам навстречу в голубом фартуке и с прихватками в руках. Обворожительно улыбнувшись, она пригласила нас в комнату для гостей. Над светло-коричневым кожаным диваном висели многочисленные картины, образуя причудливый узор. По-видимому, хозяйка потратила немало времени, чтобы расположить их в шахматном порядке. Андрей с гордо поднятой головой рассказал мне, что все эти пейзажи написала его мама. Евгения Николаевна смущённо улыбнулась и одёрнула довольного сына:
– Не делай так больше! Твоя мама вовсе не художница, – она бросила на меня немного виноватый взгляд. – Не поймите неправильно. Я не выставляю их напоказ. Это мужу нравится…
– Вы прекрасно рисуете, – заметила я. Мне действительно пришлись по душе эти картины. Их можно перепутать с фотографиями – с таким удивительным мастерством были проработаны даже мельчайшие детали!
– Просто вдохновляюсь природой, – поделилась Евгения Николаевна. – Нам часто приходится колесить по стране. Мой муж – военный, – она опустила глаза, сцепила пальцы в замок и понизила голос до шёпота:
– А так хочется где-нибудь остаться…
В распахнутое настежь окно, словно выжидая подходящего момента, ворвался капризный ветер. Он с надменным видом огляделся, точно это мы зашли к нему в гости, не спросив разрешения, и юркой кошкой вскочил на заваленный книгами стол. Ветер-бродяга, ветер-отшельник, ветер-изгнанник… Какие невысказанные слова прячет он в шелесте книжных страниц? Что, если это вовсе не шелест, а шёпот? Но мы не слышим, никогда ничего не слышим, сознательно замыкаем слух, а ветер продолжает хранить истину, которую никто не желает знать.
– Тогда был такой же ветер… – дедушка опустился на диван и положил зонт на колени. – Такой же безжалостный ветер… – его глаза блеснули, и я поняла: история уже началась. – Заплаканная девушка в чёрном пальто с угрюмым вороном на плече стояла на краю обрыва и готовилась спрыгнуть. Ветер шипел, вгрызаясь в ледяную кожу ночного моря.
Странница видела, как плещутся в чёрной воде невинные звёзды. Казалось, она даже могла разглядеть их юные счастливые лица. Звёзды качались на волнах, точно беззаботные дети, но море выталкивало проказниц, и они, обиженно поджимая губы, возвращались на небо. В детстве и ей самой хотелось хотя бы на пару мгновений взобраться наверх, чтобы сиять для других. Девушка верила, что для кого-то её свет может стать путеводным. И она всегда с замиранием сердца ждала наступления лета, потому что это время чудес и исполнения желаний. Всё невозможное вдруг становилось возможным, когда в её маленький дом стучался краснощёкий мальчишка-июнь.
Рыжий кусок раскалённого солнца
Падает с неба в карман,
Хитрый июнь воду пьёт из колодца
Кровь приливает к вискам.
Новый рассвет наступает на пальцы,
Рвётся от боли струна,
Мы начинаем безумные танцы,
Лето нас сводит с ума.
Девушка поморщилась от внезапной боли, которая, подобно хищному зверю, вгрызалась зубами в её хрупкую шею и подталкивала к прыжку. Прошло столько времени, с тех пор как она написала то стихотворение… Даже представить себе не могла, что однажды в июне солнце не упадёт к ней в карман, новый рассвет не наступит, а безумные танцы больше никогда не начнутся.
– Прощай, Эдгар, – шепнула она чёрному ворону, который смиренно сидел на её плече и тянулся к пристыженному месяцу огромным толстым клювом.
Странница даже не сомневалась в том, что действительно хочет сделать следующий шаг, зачеркнуть уродливую запятую и поставить решительную точку в сценарии своей несправедливой судьбы. Она зажмурилась: прямо сейчас всё закончится, а ей ни капельки не жаль. Жизнь выталкивает её, как море – звёзды, отказываясь дать приют. Девушка подошла к самому краю обрыва и бросилась в воду.
Она не потеряла сознание и барахталась в море, как беспомощный щенок, захлёбываясь пеной растоптанных надежд. Прекрасно знала, что не сможет спастись: с ранних лет боялась воды, поэтому так и не научилась плавать. Но вот кто-то крепко обхватил её безвольное тело и потянул ко дну.
«Наверное, это и есть смерть…» – пронеслась в голове вялая мысль.
«Пока ещё нет», – раздался рядом чей-то самоуверенный голос.
Обнажённая незнакомка с длинными русыми волосами и пытливым взглядом держала девушку за запястья и, казалось, танцевала под водой. Её сверкающий в лунном свете рыбий хвост рассекал волны, словно острый боевой меч в руках храброго рыцаря.
«Не может быть… Это же…» – странница не успела закончить мысль.
«Да, я русалка. И мы действительно существуем», – проворчала незнакомка, которая, по всей видимости, уже устала объяснять утопленницам одно и то же. Она не открывала рот, когда говорила с потрясённой собеседницей, а сразу же передавала ей свои мысли.
«Если ты хочешь меня спасти, то не надо. Я уже всё решила», – девушка попыталась высвободиться из крепких объятий, но у неё ничего не получилось.
«Дурочка… Зачем мне тебя спасать? Я хочу спасти себя… Понимаешь? Спасти саму себя! Слушай меня внимательно, повторять я не собираюсь…»
В эту беспокойную ночь, освещённую лишь тусклым светом скучающего месяца, под усыпанным веснушками небом, произошло неслыханное событие. Русалка и человек поменялись местами, попросив у нахмуренного Бога ещё одну жизнь взаймы.
Тем временем в книжном магазине на окраине города продавец-консультант Фёдор Савельев распаковывал и расставлял по полкам свеженапечатанные томики Ницше, Шопенгауэра, Гегеля и других именитых философов. Спина болела от неустанного труда, а голова гудела, как сломанный радиоприёмник. Мысли путались, сталкивая друг друга с орбит ума, но юноша смиренно продолжал работу, не обращая внимания на лёгкое головокружение.
Он не позволял себе отдыхать, не желая тратить драгоценные минуты на бесполезные перерывы. Впрочем, Фёдор всё равно не собирался задерживаться в этом маленьком аду: только три месяца, всего-навсего одно лето – не дольше. Блуждать среди книг, разглядывая новенькие корешки, вдыхать терпкий сладковатый запах типографской краски, проводить рукой по хрустящим страницам, дрожать от застенчивости после желанного соприкосновения… Что может быть волшебнее этого? Да, Фёдор уже давно обвенчан с литературой, и этот таинственный союз скреплён священной клятвой, которую можно нарушить только ценой собственной жизни. Но он рождён не для книжного магазина. Нет… Он хочет ловить случайные идеи сачком воображения, как ловят редкие виды бабочек. Переплавлять в буквы, смущённые своим нечаянным бытием. Обнимать слова, взятые напрокат у вечности. Наполнять собой весь этот выдуманный мир: собственными мыслями, чувствами, действиями… Юноша прикрыл глаза, подчинившись обаянию давней мечты. Он обязательно станет писателем – настоящим чудотворцем, способным из любой недоброй тяжести11 создать целую Вселенную.
– Извините, у вас есть книги о русалках?
Голос, похожий на музыку Равеля. Или на полёт мотылька. Вверх-вниз-вниз-вверх… Девушка в мокрой одежде, босая, с влажными спутанными волосами и болезненно-бледным лицом. Это либо сумасшедшая, либо муза.
– Вы, наверное, имеете в виду сказку Андерсена? – вежливо спросил Фёдор.
Незнакомка поморщилась, словно силилась что-то вспомнить, но никак не могла ни на чём сосредоточиться. Бессвязный шёпот волн всё ещё раздавался в её ушах, играл, как одинокий музыкант, только что смахнувший с фортепианных клавиш толстый слой пыли. Раз-два-раз… Сбивается. Может быть, разучился? Девушка пожала плечами. Она не поняла, о каком-таком Амундсене спрашивает этот странный человек.
Сейчас с ней происходило что-то совершенно особенное. Там, под водой, она чувствовала себя наполненной, а теперь… Будто бы перевернули и опустошили. И что ей с этим делать? Как выбраться из паутины забвения и собрать из осколков чужих воспоминаний зеркало памяти? Так, чтобы никто не заметил на нём трещины и царапины? Так, чтобы никто не узнал, что оно было разбито?
– Вы дрожите… Наверное, больны… Да что с вами? Вы ничего не помните? Как вас зовут? – Фёдор вовремя подхватил девушку, которая чуть было не рухнула на пол. Она бросила взгляд на первую попавшуюся книгу. И где только научилась читать? Наверное, вместе с телом ей передались и другие умения девы-утопленницы. Та была права, когда предупреждала её, что быть человеком непросто. Но отступать нельзя – второго шанса может и не выпасть. Она облизала пересохшие губы.
– Новелла. Меня зовут Новелла.
Вы так внимательно слушаете! Наверное, ждёте не дождётесь счастливой развязки. Думаете, что Фёдор женится на Новелле и у них родится много-много славных детей. А потом я закончу эту историю, как и подобает уважающему себя сказочнику: «И стали они жить-поживать да добра наживать». Но нет, Андрей уже сердится на меня и, конечно, думает: «Какой глупый старик!» Я знаю, мой милый, ты не любишь хэппи-энды. Ты хотел, чтобы я ничего не выдумывал и рассказывал всё как есть.
Что ж, Фёдор и Новелла действительно полюбили друг друга, и я совсем ничего не могу с этим поделать. Если пишешь историю, будь готов, что однажды твои герои махнут на тебя рукой и начнут жить так, как им нравится… Никто из них не захочет подчиняться замыслу бестолкового автора. Вот и Новелла вышла замуж за Фёдора, хотя я со слезами на глазах молил её этого не делать, зная, какую цену придётся заплатить за мгновение счастья.
Надо сказать, что мечта Фёдора осуществилась: он стал настоящим писателем, и теперь его книги украшали полки того самого магазина, где ему некогда довелось работать продавцом-консультантом. Разве он мог тогда представить себе, что его жизнь так изменится, и счастье, то самое счастье, которое прежде казалось мифическим, станет реальным – ощутимым и вполне осязаемым?
Новелла, жена молодого прозаика, совсем забыла о русалочьей жизни и время от времени даже задавалась закономерным вопросом: может быть, всё это ей только приснилось? Да, её по-прежнему манил таинственный шёпот волн, и она любила наблюдать за морем, когда лучи золотого солнца щекотали его гибкое тело и застенчиво посмеивались над собственной шуткой. Но теперь едва ли кто-нибудь мог узнать в этой жизнерадостной красавице ту несчастную девушку, которая бросилась с обрыва в море. Новелла радовалась каждой минуте своей драгоценной жизни и благодарила Бога за такой удивительный дар.
Совсем недавно у неё родился сын – вихрастый румяный мальчишка, любопытный и не по годам смышлёный. Больше всего на свете он любил разглядывать картины, написанные его талантливой мамой. Новелла обожала живопись: ей казалось, что благодаря творчеству наш несовершенный мир становится похожим на рай. Девушка улыбалась утончённым ценителям искусства, которые собирались на выставке её картин, но отводила взгляд всякий раз, когда ей задавали один и тот же вопрос:
– А почему вы пишете именно море? Наверное, продолжаете традиции Айвазовского?
Легче согласиться, чем сказать правду, в которую всё равно никто не поверит.
Однажды ночью ветер шипел, как змея, отравленная собственным ядом, и вгрызался в ледяную кожу беспокойного моря. Дверь тревожно скрипнула, словно пыталась о чём-то предупредить, но девушка всё равно выскользнула наружу, забыв накинуть пальто.
Новелла услышала чьё-то пение, и оно так сильно её взволновало, что она пошла на звук, как иной путник идёт на свет маяка, не осознавая истинной цели, но в твёрдой уверенности, что иначе нельзя. Босые ноги уже касались холодных чёрных волн, песня становилась всё слышнее, всё громче, и девушка не находила в себе сил сопротивляться опасному притяжению.
«Ну здравствуй», – раздался в голове чей-то насмешливый голос. Пение прекратилось. Новелла побледнела и попятилась. Море уносило её всё дальше от берега, и она ничего не могла с этим сделать.
«Что тебе от меня нужно? Разве мы с тобой не договорились? Ты получила то, что хотела, и я…»
«То, что хотела? Я лишь хотела умереть, а ты превратила меня в русалку. Знаешь, как это больно – желать покоя и забвения, но оставаться бессмертной?»
«Но ведь ты согласилась… тогда… Прошу, оставь меня. Не мешай мне быть счастливой».
«Счастливой? В моём теле?» – русалка звонко расхохоталась и, обхватив шею соперницы, потащила её к самому дну.
«Ты не смеешь… Не смеешь быть счастливой, когда я так страдаю!»
На следующий день в газетах писали о таинственном исчезновении художницы-маринистки Новеллы Савельевой. Её тело так и не нашли, словно морская пучина поглотила его, вернув себе то, что считала личной собственностью. Фёдор, узнав о гибели жены, как будто не удивился и долгое время молчал, точно разом утратил все слова, которыми виртуозно владел пару фрагментов вечности назад. Вот только к вечеру его нашли без сознания на берегу моря. Несчастный писатель потерял рассудок. Он никого не узнавал и беззвучно плакал, воздевая руки к небесам.
Прошло несколько лет. Люди забыли о Новелле и Фёдоре, и их история канула в Лету, как и все книги обезумевшего от горя писателя.
Дедушка Тимофей достал из кармана носовой платок и шумно высморкался. Андрей лежал на кровати, уткнувшись в подушку, делая вид, что спит. Я молча глядела в одну точку и никак не могла прийти в себя. И почему только мне казалось, что я уже знала эту историю и, может быть, даже была её героиней? Я покачала головой, чтобы избавиться от наваждения.
Да, я верю в кармические связи, прошлые жизни и реинкарнации. Думаю, что почти все, с кем нам довелось делить очередной век, уже проходили мимо, задевали плечом или наступали на ногу. А может, наоборот, шептали на ухо слова благодарности, целовали в макушку и крепко обнимали… Но неужели нам под силу вспомнить своё прежнее воплощение? Я посмотрела на дедушку Тимофея. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, и задумчиво пожёвывал белые усы.
– Спасибо за компанию, Василиса. Кажется, нам пора, – он привстал – кресло предательски заскрипело, чуть было не разбудив спящего мальчишку.
– Скажите… пожалуйста… откуда… у вас… эта… история? – мне не хватало воздуха, поэтому я делала паузы перед каждым следующим словом. И что это за странное чувство, будто бы всё предрешено и нет никакого смысла задавать вопрос, на который и так знаешь ответ?
– Это история моих родителей, – отозвался дедушка Тимофей, глядя в распахнутое окно. – Моя мать утонула. Мой отец сошёл с ума. Перед смертью он написал красивую легенду о своей жене… Представляете, он упрямо называл её русалкой! – старик перевёл взгляд на Евгению Николаевну, задремавшую с пряжей в руках, и тихо рассмеялся.
За окном кричали бесноватые чайки. В такие минуты мне действительно кажется, что эти с виду невинные существа давно породнились с Дьяволом. Я поднялась с кресла и взглянула на часы.