Глава 6
Рылеев мог переиграть Чернова, старую Новосельцеву, Пестеля, Государя, да хоть весь светский Петербург, но разве в силах он был переиграть пару прехорошеньких глаз юной кокетки? На следующий день после получения письма Чернов поехал к Новосельцеву, и они вновь долго перед свидетелями объяснялись. Он заверил Владимира, что никогда не думал принуждать его к свадьбе силой и тем более не собирался бравировать этой ложью перед кем бы то ни было. Чувства при этом Константин испытывал самые отвратные. Теперь он хорошо понимал, что пережил Новосельцев на приеме у московского губернатора. Владимир, в свою очередь, не стал долго упрямствовать и быстро сам пошел на мировую. Разговор снова зашел о свадьбе. Новосельцев тут, правда, немного стушевался, но все же подтвердил готовность жениться и обещался даже вскоре быть у них гостем.
Сказано – сделано. Уже на следующей неделе Владимир приехал в Большое Заречье с самыми изящными извинениями, на какие только способен свитский служащий. Дома его приняли хорошо, но прежней теплоты он не почувствовал. Стол все так же ломился от изобилия, правда, все что удалось отведать Владимиру в тот вечер было либо сыро, либо передержано, либо пересолено.
– Что же Москва, Владимир Дмитриевич? – деловито спросила хозяйка, пока лакей наливал ей в тарелку первое.
– Уж слишком купеческая, – бросил Новосельцев, пока безуспешно тянулся к проносившемуся мимо человеку с супом.
Катерина весь обед просидела словно изваяние, не поднимая головы и ничего не говоря, во всех движениях сохраняя уверенную твердость и даже несколько несвойственную ей резкость. Владимир пару раз пытался взглянуть на ее, но быстро отводил глаза. Никогда так ее фигура не казалась ему столь милой и столь пугающей.
После обеда мужчины перебрались в кабинет хозяина, где из ждали виски и сигары, и разговоры приобрели более деловитый тон.
– Кондратий Федорович, – обратился к нему Пахом Кондратьевич, – как идут дела компании?
– О, дела как нельзя лучше, благодарствую, – сказал Рылеев, принимая сигару из рук хозяина.
– Видимо это действительно так, коли в вашем владении акций ее не многим меньше, чем у самого государя, – старший Чернов захлопнул ящик с сигарами перед носом Новосельцева.
– Это лишь, для того, что бы более мотивировать себя к работе, – с плохо скрываемым удовольствием произнес Рылеев.
С наступлением сумерек кто-то предложил прокатиться до озера. Пока запрягали, пока выписали на посошок, за окном уже совсем стемнело, но небо было ясное, и решено было все-таки ехать. После внезапной оттепели зима напоследок снова сковало все своим ледяным дыханием. Прошлой ночью выпало много снега, и он весело хрустел под ногами рассаживающихся в сани людей. Владимир ловко подсадил будущую тещу, аккуратно втолкнул Константина к Рылееву, а сам ловко пригнул в те, которые уже уселась Катя, оттолкнув тестя.
–Трогай! – послышался впереди гулкий голос старшего Чернова.
Сани чуть дернулись, примерзнув полозьями к свежему снегу, и мягко покатились в темноту. Катерина сидела ровно, не обращая на спутника никакого внимания. Владимир теперь уже не стеснялся смотреть на нее, но заговорить пока не решался. Он чувствовал, что она хочет хотя бы мельком посмотреть, чтобы убедиться, что он смотрит на её. Однако, уязвленная гордость заставляла ее смотреть в спину конюха. Когда Владимир заприметил вдалеке едва виднеющееся озеро, решился прервать равномерное звяканье бубенчиков.
– Ради всего святого не верьте им, – начал Владимир.
Катя слегка встрепенулась, как испуганная птичка и потом взглянула на Новосельцева.
–Не понимаю, о чем Вы говорите Владимир Дмитриевич.
– Неужели, Вы не догадываетесь, почему я здесь? Почему безропотно сношу все эти обиды от Вашей семьи?
– Быть может, Вы получаете лишь то, что заслужили, – Катерина снова уставилась вперед.
–А Вы жестоки, Катерина Пахомовна, – Владимир отвернулся от Кати, отведя глаза на проносящиеся мимо снежные сугробы.
– Я обучилась этому у Вас, – сурово произнесла девушка.
– Бог мой! Катя, даже самому жестокому душегубцу дают возможность оправдаться! Так почему же ты не хочешь меня выслушать?
Владимир мягко сжал руку девушки.
– Ваше молчание, пока Вы пребывали в Москве, уже и так сказало мне более, чем я хотела услышать, – Катерина демонстративно отдернула руку, – А сейчас лебезите перед нами, просто потому что боитесь быть убитым моим братом. Боже, меня отдают за проходимца и труса.
Катерина закрыла лицо руками.
– Что же вы такое говорите? Вы даже не представляете, как меня ранят ваши слова, – Владимир в отчаянии опустил голову.
Девушка взглянула на Новосельцева. Его жалкий вид заставил ее говорить более сдержано.
– Скажите, хоть теперь скажите правду. Ваша мать действительно ненавидит меня?
Володя поднял глаза.
–Правда, – тихо сказал он.
– Значит теперь мы квиты, – девушка снова отвернулась.
– Но для меня это не имеет никакого значения. Да пусть думают, что хотят, и Ваши братья и отец и этот Ваш странный родственник, да как же его… Рылеев. В гробу я видел их благосклонность. Все стерплю, только бы знать, что между нами все по-прежнему.
Катя долго молча всматривалась в лицо Владимира. Слабо освещаемое передними фонарями, он казался осунувшимся и усталым, но она без труда улавливала все те прекрасные черты, что так лелеяла в своих воспоминаниях. Та первая встреча теперь, казалось, была уже когда-то очень давно, Катя чувствовала себя много повзрослевшей и более мудрой. Но это никак не помогало понять, кто же перед ней: ее счастье или погибель.
–Да кто же Вы, в самом деле: ангел или демон? Как мне верить вам теперь?
–Катенька, милая, я клянусь…
– Не надо, – Катя резко оборвала его, – не нужно, – сказала она нежнее, – я верю.
Лицо Владимира мгновенно просияло, он кинулся было поцеловать Катю, но сани резко повернули, и его откинуло в сторону, шапка наползла на глаза, а Катерина звонко засмеялась.
Уже довольно скоро за морозами пришла оттепель. Дороги еще не развезло, но уже кое-где можно было видеть черные проталины. В доме Черновых жизнь продолжала течь своим чередом. С самого утра старый генерал прибывал в самом лучшем расположении духа. Он, завернутый в огромного размера турецкий халат, пил кофий, листая уже не самые свежие газеты, и морщился поле каждого глотка. Хлебал генерал эту черную жижу лишь по наставлению упрямой супруги, которая уверяла в пользе этой привычки, хотя сама лишь считала это модным.
Еще до обеда к дому подъехал экипаж, от-куда выскочил человек, укутанный плащом. Прошло около десяти минут прежде, чем Федор-лакей, вошел доложить:
–Его сиятельство генерал Остен-Сакен
14
14
Граф
(1821),
князь
(1832) Фабиа́н Вильге́льмович О́стен-Са́кен (Фабиан Готлиб фон дер Остен-Сакен;
20 октября
1752
,
Ревель
–
7 апреля
1837
) – русский
генерал-фельдмаршал
(с
1826 года
), который прославился в
заграничном походе 1813—1814 годов
, командуя отдельным русским корпусом в составе
Силезской
армии
прусского фельдмаршала Блюхера
. В
Отечественную войну 1812 года
сражался на вспомогательном южном направлении.
Главнокомандующий
1-й армией
(1818 – 1835).
.
В двери тут же бодро вошел и сам граф молодецки вытянувших после вежливого поклона. Пахом Кондратьевич резко встал с насиженного кресла, услужливо подводя генерала к столу, предлагая сесть.
– Ваше сиятельство, Фабиан Вальгельмович, какая приятная неожиданность. Чем обязаны?
–Вы уж простите великодушно, что так без предупреждения… – начал было граф.
–Ничего, ничего, – перебил его Пахом Кондратьевич,– Разве может старого вояку смутить визит такого героя и прославленного война, как Ваше сиятельство.
Открытое, доброе лицо графа исказилось в грустной улыбке. Он сидел с опущенными глазами и кончиками пальцев поглаживал сукно стола. Весь вид генерала, говорил о крайне неприятной цели визита.
–Что ж, мне очень приятно, – после некоторого молчания отозвался Фабиан Вальгельмович, – У Вас прелестная семья, и от того еще тяжелее мне рассказать об истинной причине моего приезда.
–Вижу, дело серьезное, – Пахом Кондратьевич облокотился на стол и напряженно взглянул на гостя.
–Буду с Вами предельно откровенен. Да. Меня очень просила об этом Екатерина Владимировна.
–Новосельцева?
–Она самая. Бедняжка очень переживает за сына. Он – ее единственная отрада.
–Так, так… – Чернов откинулся на спинку кресла, – что-то начинает проясняться.
–Пахом Кондратьевич, я очень долго не хотел вмешиваться в это дело. Но ведь Вы и сами должны понимать, что это свадьба крайне скверная затея. Вы, конечно, вправе думать, что я преследую лишь интересы госпожи Новосельцевой или беспокоюсь о продвижении Владимира, наконец, но подумали ли Вы, каково будет Вашей дочери? В мире, куда она попадет после свадьбы, ей будет отведена роль лишь белой вороны. Поверьте мне, человеку, испытавшему на себе не только милость, но и опалу высшего общества и власти. Но если Вы уверенны, что девочка готова к этому, Вы, безусловно, можете попробовать.
–Ваше сиятельство, при всем уважении Владимир Николаевич сами изволили свататься, – Чернов чувствовал, как все внутри его закипало.
–Пахом Кондратьевич, кто из нас не совершал необдуманных поступков? – по-доброму, широко улыбнувшись, развел руками граф.
–Ах вот как… – Чернов наигранно поднял брови.
–Ведь речь не только о Вашей дочери. Мне ужасно неудобно прибегать к подобным мерам. Екатерина Владимировна настроена очень решительно и ни перед чем не остановится, ведь, кажется Ваш старший сын в гвардии? Было бы жаль потерять место. Такое удачное начало карьеры.
Граф произнес последнее предложение и отвел взгляд. Ему, добряку по натуре, всегда с трудом давались подобные низости, но разве без них он мог бы стать генералом.
–Вы мне угрожаете? – едва сдерживаясь, тихо проговорил Чернов.
–Разве я могу. Лишь предупреждаю о последствиях.
На минуту в комнате повисла непроницаемая тишина. Было видно как старший Чернов медленно проглатывает свой гнев, уступая место рассудку.
–Что я должен сделать? – с раздавленной покорностью спросил он.
–Всего лишь отказать Владимиру. Это бы решило все проблемы, никого не поставив под удар.
Чернов закрыл лицо руками, но его колебания не пролились долго.
– Фёдор, – громко крикнул он лакея, – перья и бумагу живо.
Уже вечером следующего дня Константин сидел в гостиной у Рылеева, тяжело опустив голову на руки, и рассказывал о случившемся.
Рылеев стоял в углу комнаты, облокотившись на комод, и внимательно смотрел на кузена, не прерывая рассказа.
– Так что все кончено. Свадьбы не будет, – наконец произнес Константин.
Рылеев быстро закатил глаза, – В который раз? Это уже перестает быть интересным.
– Отец сказал, что так будет лучше. Для всех, – Константин, наконец, смог заставить себя откинуться в кресле, – Это все она. Эта мегера – его мать. Она прислала генерала.
Пока в Петербурге пытались предотвратить дуэль, про старуху Новосельцеву все забыли. Все, кроме Рылеева. Он с нетерпением ждал ее хода, и теперь, когда дело было сделано, оставалось лишь направить все в нужное русло.
–Кондратий, скажи, что я должен делать? Ведь это же бесчестно и подло. Я собираюсь завтра же ехать к нему. Нельзя все так оставить.
–Ну, ежели ты хочешь моего совета, то я бы не ехал.
–Как? – изумился Константин, – Стерпеть?
–Стерпеть, – повторил Рылеев, затушив пальцами одну из свечей.
–Да как же? Да ты ведь сам в своё время готов был голову за честь фамилии положить.
Рылеев еле заметно сморщился на мгновение вспомнив тот нелицеприятный инцидент
15
15
Кондратий Рылеев вызвал на дуэль прапорщика Финляндского полка Константина Шаховского. Шаховской ухаживал за незаконнорождённой сестрой поэта. В обществе считалось, что Рылеев вступился за честь сестры. Однако секундант поэта Александр Бестужев утверждал, что поэта вывело из себя то, что Шаховской подписывал письма, адресованные сестре, «Рылеевой». Это, якобы, раздражало Рылеева, считавшего свою родственницу недостойной носить такую фамилию. В результате поединка Рылеев получил не очень серьезное ранение в ногу. Мать поэта, под впечатлением от произошедшего, «схватила горячку» и через несколько месяцев скончалась.
.
–Я был глуп. Тут другое. Тебя не в чем упрекнуть.
–Ну уж нет, дружище. Я, конечно, тебя безмерно уважаю, но, позволь тут поступить по-своему. Завтра же еду.
–По-своему, так по-своему, – медленно проговорил Рылеев, едва удерживаясь от улыбки.
На следующий день еще до обеда Константин ожидал Новосельцева в гостиной его питерской квартиры. Володя появился довольно скоро оживленный и подчеркнуто вежливый.
–Чем обязан, Константин Пахомович? – с легкой нервной улыбкой спросил Владимир, поправляя рукава рубашки.
–Думаю, Вы и сами прекрасно все понимаете, – ответил Чернов.
–А я думаю, что я не обязан ничего понимать. Извольте объясниться, если уж пришли.
Не смотря, на некоторую нервозность в движениях собеседника, Константин заметил едва уловимую перемену в его лице. Он не сразу понял, чем она вызвана, но чем больше Новосельцев говорил, тем яснее становилось, что вся эта возбужденность и несвойственная ему смелость результат сделанного выбора. Ничто не тяготило его больше, чем необходимость самому принимать участие в своей судьбе. И вот, все разрешилось само и без его непосредственного участия, как впрочем, и всегда.
– Когда вы сватались, – Константин из последних сил держал себя в руках, – мы были уверены, что вы уже совершеннолетний и правоспособный. Но что делать? Нельзя не повиноваться маменьке… Вы, конечно, свободны от данного вами слова!
Новосильцев молчал и, не сумев выдержать на себе взгляд собеседника, отвел глаза.
– Само собой, разумеется, – продолжал Чернов, – что после вашего отказа вы уже никогда не будете у нас в доме.
– Ну, конечно…
– Этим вы выполните долг благовоспитанного человека. А другой долг человека честного требует от вас, чтобы вы избавили сестру мою от ваших поклонов и, по возможности, даже встреч… Этим я вас предупреждаю, что если когда-либо где-либо вы позволите себе сказать хоть одно слово моей сестре, я назову вас человеком, не заслуживающим и�