Тот, кто придёт за тобой

Вниз со мной спустился лишь Окраинный Странник – иначе поди объясни дружине, с чего вдруг совет князей в полном составе провожает никому не известного парня. Договорились же цель путешествия в секрете держать. А также особо не распространяться насчёт моей особы.

Стрелок ждал во дворе, налаживая упряжь. Его глаза проехались по мне по-прежнему хмуро. Можешь думать что хочешь, приятель, но не моя это прихоть. Твой князь велел тебе сопровождать меня, так что не кривись. Пойдёшь, куда сказали.

Милонег не обманул. Белко уже стоял под седлом – великолепный конь белой масти, со вздрагивающей атласной шкурой, с длинной, свисающей набок гривой, потрясающий конь, в котором изящество стати сочеталось с мощью мускулов. Куда до него было подсобному мерину, моему единственному опыту верховой езды. В душе противно тенькнуло. Я не сумею сесть на этого красавца, а сяду – так не удержусь, а удержусь – так не протяну и сажени, постыдно брякнусь наземь на потеху Стрелку.

С помощью Радима я неторопливо пристроил щит к седлу. Чьи-то заботливые руки уже присобачили сюда немалый дорожный мешок – со снедью и прочими припасами, надо полагать. Всего и делов-то – садись и отправляйся. Но спешить не хотелось. Хотелось отдалить миг неизбежного позора на глазах у молодых весёлых кметей и особенно под снисходительным прищуром Стрелка. Этот парень меня не сказать как раздражал. Раздражал всем – тем, как умело взнуздал своего гнедого, как гибко взметнулся в седло, как молчал равнодушно и даже не сделал попытки помочь, придержав под уздцы моего коня.

Ну и хрен с тобой, сам справлюсь.

Я вставил ногу в стремя, ухватился за луку седла. Если Белко сейчас шарахнется, считай, пропало. До сих пор он вёл себя вполне спокойно – то, что норовил обнюхать и мягко хватал губами за рукав, не в счёт. Стой смирно, мой ненаглядный, я тебе за это сахару дам… Хотя откуда здесь возьмётся сахар?

И тут произошло чудо. Чудо было крохотное и исключительно для меня одного. Словно кто-то подкинул вверх – тело легко взлетело в седло, и рука небрежно нашла поводья так, будто это привычное дело. Когда, интересно, я научился такому, в каком манеже? И что удивительнее всего – держался в седле крепко, уверенно, ни дать ни взять, всю жизнь только тем и занимался, что лошадей объезжал.

Да, чудо – тело всё делало само, помимо меня, а мне приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не таращиться изумлённо. Жаль, никто не оценил. Мой подвиг остался незамеченным – конечно же, здесь все, до последнего мальца, умеют ездить верхом, так что для них это ничего особенного. Лишь Радим довольно потёр ладони и неожиданно сделал то, чего уж от него-то я вовсе не ожидал, – украдкой поднял большой палец: «Браво!..»

Н-да, видать, Окраинный Странник и вправду немало погулял по моему миру, коль ему знакомы подобные жесты. Я ответил Радиму тем же, поправил перевязь, хлопнул коня по шее – трогай. И Белко послушно тронул вслед за гнедым. Даже мерное покачивание в седле мне было знакомо, точно я не раз сидел на спине, ну, не этого, но такого же боевого коня. На выезде из ворот оглянулся – Радим смотрел нам вслед. Он прощально помахал рукой, а затем со значением дотронулся пальцем до лба.

Думай. Слушай. Помни.

Глава 6

Неизвестно, как дальше, а пока что дорога и не помышляла паскудно водить нас по всяким урочищам. Сперва я по наивности полагал, что Рыжий Бор и есть тот самый ельник, в тени которого мы с Радимом шли к Велевцу. Теперь приходилось признать свою очередную ошибку. Да мало ли их я уже совершил, мало ли их ждёт меня впереди! Пресловутый Рыжий Бор, по всей видимости, лежал где-то за бесчисленными поворотами дороги. А владения Киона остались далеко по правую руку – целое царство с громадами елей и пнями, седыми от мха. Всего и было рыжего в нём, что шляпки мухоморов, да и те, скорее, алые. И хоть выглядел ельник Киона грозным и таинственным, но уж лучше он, чем какой-то неведомый, полный страхов и опасностей Рыжий Бор – от одного этого названия хотелось надсадно прокашляться.

Выехав из Велевца, мы сразу взяли влево, и скоро ельник скрылся из виду за очередным угором, а по сторонам пошли крутолобые холмистые луга, да кое-где чахлые березнячки. Денёк тоже не подкачал – не чета вчерашнему. Ветер, правда, ярился без устали – куда от него денешься, наверное, он стихнет, лишь когда последний воин Великой Битвы втиснет в ножны меч, чтоб уже не вынимать его. Однако тучам сегодня места не находилось, ясное небо распахнулось над Сосновым Краем, и солнце залило светом всё вокруг. От этого казалось, что разговоры о Мгле всего лишь сказки и я отправляюсь не на былинную битву со злом, а в очередную занюханную командировку. Да-да, так и есть, если на замечать конской холки под носом, боевого щита у колена на седле, молчаливого напарника с тулом за плечами. И ещё проклятого ветра, который сдувает зной и наполняет лёгкие гарью.

– Эту мерзость с севера тащит?

– Что?

– Гарью пахнет, говорю. С севера?

– Да.

Кажется, он хотел выразиться покрепче. Занятный парень, подумал я, чего он ершится? Ничего, вроде бы, ему не сделал и на верёвке за собой к Поющему Камню не тащил. Играть в молчанку можно до бесконечности, мы и так уже вёрст пять отмахали, ровно каждый сам по себе, ни словом не перекинувшись. Коли будем продолжать в том же духе, то на приключении можно ставить крест. Не сказать, что я так уж томился по общению. Но мне в этом мире нужен не только компас – мне нужен добрый попутчик без камня за пазухой.

Я покосился на Стрелка, на его упрямый подбородок, запястье, перехваченное поводьями, русую прядь, упавшую на лоб. Глаза бы мои тебя не видели! Навязал князь Мечислав попутчика… Хотя, с другой стороны, к чему ссориться в самом начале пути?

– Ты чего молчишь?

Он пожал плечами. И даже головы, стервец, не повернул.

– Чего молчишь, спрашиваю? Не надоело? Или говорить разучился?

На этот раз он повёл недовольно глазом в мою сторону и шевельнул губами – должно быть, хотел ответить, но сдержался. Да что такое, в самом деле!

– С Радимом куда приятнее было путешествовать, – сообщил я сам себе.

Ух, пробрало, наконец! Впервые во взгляде Стрелка прорезалось что-то живое. Он криво усмехнулся. Или сделал вид, что усмехнулся.

– Вот и ехал бы с Радимом.

– Поехал бы. Да мне тебя сосватали.

– Я не красна девка, чтоб меня сватать.

– Да уж ясен пень. Ты, часом, не в лесу с волками рос?

– Ты!.. – он развернулся ко мне столь резко, что седло жалобно скрипнуло. – Какие волки?! Что мелешь?

– Что слышал.

Он натянул поводья, да так, что гнедой привстал на дыбы. Я тоже придержал Белко. Мы исподлобья рассматривали друг друга. Он катал желваки по скулам, даже шрам на подбородке побелел от гнева. И я впервые заметил, какая тонкая шея у Стрелка, совсем мальчишеская, с острым кадыком и бешено колотящимся живчиком под загорелой кожей. Наверное, парень ещё моложе, чем я думал. Почему именно его послал со мной Мечислав?

Первым не выдержал Стрелок.

– Ты сшибки хочешь?

– Давай, начинай.

Я с интересом ждал, что будет дальше. Ждал и удивлялся сам себе – неужели это я?.. Неужели это я так упорно напрашиваюсь на совершенно ненужную ссору? Но зачем? Что я с неё поимею, кроме лишних неприятностей?

Вот они, те самые ветры Лесотравья.

Как пить дать, у Стрелка чесались кулаки съездить мне по роже. Я бы на его месте так и сделал. Но он лишь кусал губы, что-то обдумывая. Потом сплюнул и сказал просто:

– Я не стану с тобой драться.

– Почему? Боишься?

– Очень надо! Князь велел тебя беречь. Вот дойдём до Поющего Камня – там и схватимся.

– Ладно, – весело согласился я. Он наконец-то разговорился и перестал быть похожим на безмолвного языческого истукана – подобие тех деревянных божков, которые надменно взирают на принесённые жертвы в святилищах.

– Ладно. Хотя можно не ждать, до Поющего Камня далековато будет. Хочешь, нынче же испытаем, кто кого, – на привале. Идёт?

Он мотнул головой.

– Нет. Князь Мечислав сказал…

– Князь много чего сказал. Он, например, сказал, что мы должны поладить.

– Да? – озадачился Стрелок. Он смешно наморщил нос, и тут я понял, что мы поладим непременно. И не успел порадоваться такому обстоятельству, как взгляд Стрелка заледенел, остановившись где-то у моего лба. В следующее мгновение этот сумасшедший рывком выдернул стрелу из тула. Лук уже был у него в руках – изрядно оружием владеет, не солгал Мечислав… Ни-и фига себе, задохнулся я, вот это поладили! Тетива, надсадно взлязгнув, загудела, и макушку мою обдало холодом – стрела свистнула вровень.

Так, я живой или уже умер?

– Ты… чего?

– Ничего, – он обогнул меня, спрыгнул с седла и поднял из травы что-то тёмное и растопыренное. – Смотри.

Это был ворон. Огромный ворон, под стать хорошему коршуну, насквозь пробитый стрелой с широким наконечником и красно-белым ушком. Не в меня – вот в кого целил Стрелок. И как можно было забыть, что тут со всех сторон… Разглядывая трофей, я уже чуял, что ворона этого послали по мою душу. Мёртвый, он и сейчас мечтал добраться до меня. Мёртвые глаза блеснули синеватой сталью ненависти. Мёртвые перья казались чёрными лезвиями – самое то, чтоб полоснуть по горлу. Мёртвые когти, не в силах дотянуться до моей кожи, царапали воздух. И мёртвый клюв приоткрылся в бессильной угрозе.

Мёртвый ворон. Первый привет от тётушки Мглы.

Кабы не Стрелок…

– Откуда он взялся? – просипел я. Голос подвёл, дрогнув не к месту, но Стрелок этого как бы и не заметил.

– Ниоткуда. Просто появился.

– Так не бывает.

Он хмыкнул – «у нас всё бывает!», – вырвал стрелу, а птицу небрежно отшвырнул куда-то в сторону.

– Падаль. Поехали.

Мы поехали и даже некоторое время молча. Но подстреленный ворон не давал мне покоя, он чёрным растрёпанным пугалом маячил перед глазами. Не ждал я, что так быстро начнётся охота… К тому же, в памяти всплыл давешний разговор с Окраинным Странником, и очень захотелось кое-что выяснить. Так что ежели Стрелок намерен и дальше помалкивать, то с этой мечтой ему придётся распроститься. У меня, знаете ли, настроение не то.

– А это настоящий ворон был?

Парень глянул на меня недоумённо.

– Настоящий?..

– Ну… Кион вчера о каком-то обмене говорил. Сказал, что вороном прикидывается, тварь.

Стрелок добросовестно мои слова обдумал. Потом нахмурился.

– Кион – это кто?

– Хозяин того ельника. Думаю, леший.

– А-а… Нет, не обмень это. Птица как есть.

– Откуда знаешь?

– Сразу видно. Обмени – они такие… ну… – он двинул пальцами, подыскивая слова. – Такие, знаешь… нецелые.

Я даже опешил.

– Это как?

– Коли, скажем, заяц – то без хвоста. Коли волк – уши срезаны. У ворона пальца на лапе не хватает, а у этого все целы, заметил? И потом, их так просто не убьёшь.

– А ты убивал?

Он кивнул нехотя.

– Было. Там, дома, в Озёрном Краю. Три лета назад. В лесу дикий кот появился, двоих ловцов загрыз… Я его долго выслеживал. Слышу – шорох. Он на меня с дерева… Я успел.

Он невольно коснулся подбородка. Вот откуда у него этот шрам. А между прочим, я читал, что цапнутые оборотнями сами такими становятся. Но, может, в этом мире не всё так, как в наших книгах?

– А чем обменей убивают?

– Оружие надо в проточной воде смочить. И слово потаённое сказать. Они заговора и проточной воды боятся.

– А почему не серебряной пули?

– Серебряной чего?..

Я опомнился. Конечно, будет «чего», конечно, Стрелок смотрит на меня удивлённо. Небось, арбалет – самое лучшее, что он видал. Об огнестреле здесь слыхом не слыхивали. Не поведать ли ему об этой отрыжке цивилизации?.. Тем более что мы, кажется, нашли общий язык. Вот уже несколько минут болтаем почти по-дружески, и не заметно, что Стрелок готов снова угрюмо замкнуться в скорлупу своего молчания.

Ладно, там посмотрим. Я пока не решил, стоит ли говорить напарнику, кто я на самом деле. Хотя, не исключено, услышав, за какой надобностью мы идём на северо-запад, он лучше поймёт, чего ждать в случае угрозы. А в том, что на этого парня можно положиться, я почему-то был уверен на все сто.

– Слышь, – окликнул меня Стрелок, – ты сам-то откуда?..

…Нет, в ту минуту я так и не сказал ему, откуда меня сюда занесло. Отговорился тем, что издалека, из очень, ну о-очень далёких мест. И, чтобы он снова не надулся как мышь на крупу, тут же пошёл на приступ и начал расспрашивать сам. То ли недавнее происшествие развязало Стрелку язык, то ли ещё что, но он вступил в беседу и довольно толково отвечал на вопросы. Откровения на личные темы я оставил на потом – дорога дальняя, успеется. В основном, меня пока интересовало, попадутся ли нам на пути какие-нито деревушки или так и придётся странствовать по полям и лесам, где вместо людей лишь зверьё да оборотни. По словам парня выходило, что деревень здесь хватает, а в нескольких днях пути от Рыжего Бора лежит большой торговый город. Жители его не признают ничьей власти, и князь Озёрного Края им не указ. Когда Мгла начала наступать, они послали свою дружину на подмогу Мечиславу, но предупредили, что биться будут за себя и за Лесотравье, а не во славу какого-то князя. «Какого-то» Мечислав проглотил, не поморщившись. А если в душе у него что и осело, то обиду он предпочёл держать при себе. Достойно поблагодарил послов за оказанную помощь и заверил, что на вольности их сограждан никто посягать и не думает.

– А этот вольный городок не Новгород прозывается? – не утерпел я.

Как бы не так – снова пальцем в небо. Оплот демократии именовали Ладенью, и я зарёкся проводить топонимические параллели. Самой великой напастью для Руси были кочевники с юго-востока. Здесь же Лесотравье трясло куда сильнее. Пора уже понять, что у каждого мира своя судьба, и не будем выпендриваться с излишней учёностью. Мудрецов здесь и без меня хватит.

На ночлег мы расположились тут же, у дороги. Обещанных Стрелком деревень что-то было пока не видать. Впрочем, он этого и не сулил, а на мой ненавязчивый вопрос о кровле над головой невозмутимо ответил, что до ближайшей деревушки мы доберёмся лишь завтра после полудня. И это у них называется – густонаселённая местность.

Собирая ветки для костра, я пожалел, что не догадался захватить в дорогу спички. Вот был бы фокус для Стрелка!.. Дорого бы дал, чтоб глянуть на его физиономию. Но спички остались в моём мире, зато вот зажигалка и сигареты… Так, а почему меня не тянет покурить? Неполная пачка лежит в кармане куртки, а куртка сейчас висит на каком-нибудь крючке княжеского терема в Велевце. Но в том-то и суть, что о сигаретах я не вспомнил с того момента, как очутился на перекрёстке. Курить не хотелось ни чуточки – и это при моих-то полутора пачках в день! От чего ещё меня отучит Лесотравье?

Волоча на себе груду сушняка, гадал – как же Стрелок разведёт костёр без спичек? Углей в горшке мы с собой не брали, это точно. Пойти помочь парню добывать огонь трением, что ли… Но, оказалось, всё готово и без моей помощи. Он лихо управился с кресалом, отпустил коней пастись, вытащил из седельных сумок немудрёную снедь, и вечер вдруг показался мне куда как неплох.

Ночь спускалась в ожерелье из небывало крупных звёзд. Тонкий месяц пиратской серьгой качался в её чутком ухе. Прозрачным эхом неслось кукование очумевшей кукушки, засевшей где-то в дальней рощице. Даже запах гари словно уменьшился, придавленный вечерней свежестью, – а может, я просто принюхался к нему и перестал замечать? Чуть поодаль пофыркивали кони, топтались по траве, рассёдланные, радовались отдыху. Сучья, сгорая, выстреливали крошечными салютами искр, и плавились угли в голубом угарном ореоле. Ночной мотылёк присел передохнуть на моё колено, но тут же заполошно метнулся прочь. Лесотравье, ворочаясь и шумно вздыхая, укладывалось спать. Нет, что бы там ни говорил Радим, а всё-таки я попал в сказку…

– Ёшкин кот! У нас же сегодня Новый год встречают! – это вырвалось совсем неожиданно, видно, чары Лесотравья дали сбой и снова позволили мне на миг стать прежним.

Стрелок закашлялся, чуть не подавившись гусиной костью.

– Какой ещё Новый год? Где – у вас?

– Ну… У нас, в моём краю. С ёлкой, с шампанским.

Сказав «а», выкладывай и «б», раз уж понесло. А попробуй промолчи, глядя в глаза Стрелка, полные чисто мальчишеского любопытства, глядя на его выжидательно приподнятые брови. Нет, кому-кому, а этому парню довериться можно. Печёнкой чую – он не сдаст меня с рук на руки пособникам Мглы и не обернётся диким котом или другой бестией, чтобы вцепиться в глотку.

Начал рассказывать, негромко, сперва осторожно, подбирая слова, затем увлёкся. В зрачках Стрелка отражался факел костра, и умолк припозднившийся кузнечик, и Белко подошёл ближе, словно тоже решил послушать. И даже ночь притихла заворожённо.

…Города с домами-исполинами, бетон и стекло, зеркальные полотнища витрин, мишура реклам и распаренный июльский асфальт. Яркие автомобили, которым тесно на улицах, мерцающие мониторы компьютеров, микроволновые печи и кондиционеры. Смартфоны, бесчисленные газетные заголовки и пестрота телеэкранов. Студенческие бунты, курортные пляжи, авиакатастрофы, нефтяные вышки, собачьи бега, концертные залы, космодромы, баночное пиво, захваты заложников, горные лыжи и шоу-бизнес. Мой мир был огромным и суматошным, он вертелся колесом, шумел, хохотал, ссорился, мелькал, взрывался, плакал, он сходил с ума, он был таким сложным… И он ничего не мог противопоставить спокойным истинам этого мира.

Странно – Стрелок поверил мне сразу. Поверил во всё, что я говорил, и не стал ехидничать и требовать доказательств. Он слушал без большого удивления, морща лоб, кусая губу по привычке. А я, глядя на него, вспоминал свою встречу с Окраинным Странником. Ёлки-палки, каким же олухом я был, как же я сопротивлялся очевидному в попытке ускользнуть от волшебства оживших легенд! Почему мы так охотно разучились верить в чудо? Отчего мы по доброй воле норовим затянуть душу в чешую цинизма и бессмысленных сомнений?

Я и сам был таким всего два дня назад.

– Значит, вот зачем мы идём к Поющему Камню, – протянул Стрелок, пристально разглядывая меня. – Ты Чужак. Мне знакомо предание. А я-то думал, с чего бы это князь изгнал меня из дружины и отправил к Велесу под мышку? Понять не мог, чем провинился…

Сказал бы раньше – я бы ему объяснил. Теперь понятна стала его недавняя угрюмость. Похоже, парень спал и видел схватку с воинами Мглы, а вместо этого… Разумеется, отправку в глухие леса он счёл за наказание. Только, судя по всему, наш поход может оказаться куда опаснее, чем открытый бой с тенями в широком поле. Не придут на выручку княжеские дружины, и биться придётся вдвоём против всех.

Но с другой стороны – коли мы выживем, песни об этой прогулке на северо-запад будут долго слагать в Лесотравье. За славой я не гнался никогда. Но слава явилась на свет раньше меня, о ней пророчили предания Утренней Поры, и лишь от меня зависит, какого цвета будет эта слава.

– Твой Круг похож на сказку, – промолвил Стрелок. – В сказках должно быть всё хорошо. Да?

Похоже, он надеялся, что в моём мире нет и не может быть Зла. Я покачал головой. Он не представляет, что такое Зло в моём мире, где главные враги себе – мы сами. Жить так, как до недавнего времени жило Лесотравье, мы не умеем. Зато мы хорошо умеем убивать. Мы убиваем чужих, друг друга, сами себя. Убиваем за деньги, за власть, во имя мести, просто так. И, о боги, сколько мы сумели напридумывать, чтоб можно было себя убивать…

Стрелок помолчал, глядя на огонь, и по лицу его бродили тени смутного разочарования. Или то ветер трепал рыжие вихры костра?

– Раз так, – задумчиво сказал он, подперев кулаком подбородок, – не хотел бы я жить в твоём Круге. Думал, хоть где-то есть мир, где нет Зла, совсем нет. Но в твоём мире, видать, его много.

Даже слишком. Он не знает, как много… И сказать по правде, мне тоже не очень нравится тот мир, откуда я пришёл в Лесотравье. Потому что здесь, по крайней мере, всё ясно. А там – там ещё надо отличить Зло от Добра.

Глава 7

Стрелок уснул быстро и легко, как умеют засыпать люди с чистой совестью. А я вертелся с боку на бок, слушал дыхание ночи и всё думал и думал об этом нашем странном разговоре. Тишина разбередила сердце, и я не знал, где прав, где неправ. В мозгу сорняком-пустоцветом засело непонятное беспокойство. Откуда оно взялось, откуда проросло так неожиданно, я не мог уяснить. Кажется, перед тем, как закончить посиделки, что-то сказал или подумал… А что? Нет, не удавалось нащупать ту ниточку, за которую дёргала меня тревога. И вроде бы всё было в порядке, и никакой ошибки я не совершил, и не за что было винить ни себя, ни спутника. А вот поди ж ты – не мог отделаться от мысли, будто что-то пошло не так. Возможно, призраки, укрывшись под подолом ночи, подслушали нашу со Стрелком беседу? Или я что-то пропустил мимо ушей, или, напротив, брякнул не то? Не понять. В конце концов, плюнул, лёг на спину, руки за голову закинул и уставился в чёрное небо. Сон не шёл.

Сон-то не шёл. Зато постепенно мною овладевало странное, ни на что не похожее оцепенение. Намёка в нём не было на тот безмятежный покой, который приходит вместе с дрёмой. Недоброе, как тиски палача, грозное, как нож у горла, оно леденило кожу и делало мускулы безвольными. Я, спохватившись, дёрнулся раз, другой – даже пальцем не шевельнёшь. А потом началась уже полная небывальщина, и происходило всё так быстро, что я даже струхнуть не успел.

Звёзды над моей головой дрогнули и тронулись с места. Они стремительно снижались, становились всё огромнее – не то ночь падала на меня, не то я распухал до размеров этой ночи. Одна из звёзд вспыхнула ярче других, мигнула багровым светом, бешено завертелась, и я ощутил, как втягивает она меня, закручивая водоворотом, в свой до жути алый омут. И было поздно вырываться, звать Стрелка или Радима. Я, задыхаясь, летел в багровую паутину. Нестерпимо звенело, шипело, верещало пространство, расползаясь клочьями, и чьи-то тонкие, как нити, щупальца обжигали своими прикосновениями. Так, наверное, умирают грешники. И я, выходит, грешник… Скрежет. Мрак. Ничего.

Затем… Затем всё кончилось, полёт прервался, и я увидел себя в небольшом зале без мебели, без окон, в зале, сплошь затянутом драпировками. Складки алого шёлка мягко стекали по стенам на пол, укрытый таким же алым ковром. И только потолок скрывался в розоватом тумане, клубами ходившем из угла в угол. Получалось, что умирать по-настоящему время ещё не пришло.

Но я не один оказался в этих чудных покоях. Ладони шёлка раздвинулись, пропуская… Я никогда не видал его раньше – ни в Лесотравье, ни дома, ни в снах. Высокий, с длинными белыми, очень белыми волосами, с открытым лицом – он был молод, приветлив, от него не исходило никакой угрозы. Серо-голубые глаза смотрели на меня весело и испытующе.

– Ну, здравствуй, Чужак, – хрипловато сказал он, протягивая руку. – Тебя ведь здесь кличут Чужаком? Или предпочтёшь своё настоящее имя?

– Без разницы, – я насторожённо разглядывал незнакомца. Родинка на виске, светлые, сросшиеся у переносья брови, чуть заметные морщинки у губ, прямой нос и высокие скулы – да ему бы в Голливуд. Одет по-простецки и явно не в тон драпировкам – просторная белая рубаха с широким воротом, серая ворсистая безрукавка и такие же серые узкие штаны. На ногах добротные сапоги, у пояса ни ножа, ни меча, одна низка каких-то тёмных камушков – чётки, ожерелье или амулет. Кто ж это такой?

– Я тебя знаю, – говорил он меж тем. На рукопожатие я не ответил, но его это, кажется, не озаботило. Он сложил руки на груди и шагнул ещё ближе, так, что мы чуть не столкнулись нос к носу. – Я тебя знаю, а вот ты меня забыл. Помнишь, как мы с тобой, бывало, зажигали?..

– Не помню.

– Жалко, ёшкин кот! – он выстрелил моей же поговоркой так легко и привычно, что я вздрогнул. – Что же ты, приятель, творишь? Я его ищу, зову на помощь, посылаю за ним, а он, гляди-ка, шастает невесть где, уже и компанию новую себе подобрал. Что это за малый там на дороге?

Его дружелюбный тон неприятно смущал. Хоть убей, среди моих знакомых, тем паче друзей никогда такого субъекта не наблюдалось. К тому же, он не слишком походил на нуждающегося в помощи – во всяком случае, выглядел сильным и довольным жизнью. И что-то уж больно разговорчив. Где это и что, интересно, мы с ним зажигали?

– Слушай-ка, – процедил я, – не мели чепухи. Я тебя впервые вижу. Тут, смотрю, все меня знают, радость-то какая! Зато я никого… Тебя, к примеру, как зовут?

– И этого не помнишь, – искренне огорчился он. Тряхнул дружески меня за плечи и близко-близко заглянул в глаза. – Что, правда, не помнишь? Мстислава не помнишь? Ну? Мы же не разлей вода были! Давай, вспоминай!

Я прикрыл глаза, чтоб не видеть его взгляда – внимательного, сочувственного и такого… такого незнакомого! Он явно хотел помочь мне, тормошил мою память, стремясь прорваться сквозь её бастионы. Спасибо за подмогу, учту на будущее. Но почему я не то, что не могу – совсем не желаю вспоминать его и наше с ним «не разлей вода»?

– Это ты меня сюда затащил, в эту красную табакерку?

– Ну я, конечно, кто ещё! Давай-ка присядем, чего на ногах стоять…

Он кивком указал в угол – так-так, могу поспорить, минуту назад там не было никакого дивана. Сейчас он появился – низкий, уютный, с высокими круглыми подлокотниками, с красной атласной обивкой. Такой мебели уж точно было не место в Лесотравье. Но раз приглашают, можно и присесть. Я удобно расположился, откинулся на мягкую спинку, бросил взгляд туда-сюда. При таком проворстве хозяина здесь запросто и стол с угощением возникнет.

– Это что, твоя гостиная? Пустовато. И к чему такой кровавый цвет?

Мстислав почесал в затылке, вздохнул разочарованно:

– Тебе ж всегда он нравился… Но не хочешь – сменим обстановку.

Щелкнул пальцами – и алый цвет исчез мгновенно, а все вокруг затопило приятным синим, с уходом в лазурь. Ничего не скажешь, знатный он иллюзионист, этот породистый блондин.

Мстислав усмехнулся, глядя, как я скольжу взглядом по синим стенам зала.

– Теперь нравится?.. Ты лучше объясни, почему пришёл сюда со стариком, а не с моими людьми? Я знаю, они тебя нашли раньше. Послушал бы их – и не было б сейчас хлопот.

Ой-ёй-ёй, а вот теперь я начинаю догадываться, кто усадил меня на этот диванчик! Мне надо было идти с его людьми, они настойчиво приглашали… От внезапного прозрения спина стала липкой от пота. Но как же?.. Без боя, без предупреждения, без встречи у Поющего Камня, наконец! А князья-то, наверное, полагают, что разыграли мудрёную партию, отправив меня в обход. Так буднично, так просто, так легко обхитрила всех нас Мгла, наплевала на правила игры и даже не дала возможности обнажить меч. Я схватился за пояс и чуть не взвыл. Ну, ясен перец, оружия нет, не спать же с ним было! Отстегнул и рядом положил. И остался с пустыми руками.

Мстислав моё судорожное движение заметил. И снова усмехнулся – по-доброму как-то усмехнулся и немного сожалеюще, вот только морщинки у губ стали жёстче и рельефнее.

– Чего всполошился? Вижу, вспомнил кое-что. Превосходно, коли так.

– Не вспомнил. Понял.

– Ну, понял, – он покладисто кивнул. – А что понял-то?

– Ты и есть Мгла.

Он весело хлопнул себя по колену.

– Не угадал!.. Мгла – это темнота, мрак, у неё нет тела, нет ни рук, ни ног. Она – ничто и нечто. А я – я живой, дружище, я такой, как есть, сижу рядом с тобой. Не выдумывай.

– Значит, ты её воплощение. Сам же сказал, что посылал за мной гонцов. Так что лжёшь ты – не знакомы мы с тобой. И дружбы между нами не было. А впереди…

– Да знаю я, что впереди! Ещё расскажи про седые предания! Удивляюсь, как находятся дураки, что их слушают. А вот насчёт того, кто лжёт… Значит, ты поверил этому… как его… А почему ты ему поверил?

– Почему? – я немного растерялся. – Потому что он рассказал о Лесотравье. Потому что твои люди вышибли мне свет в доме, а он разжёг свечу. Потому что… Ну, не знаю… Да потому что он на тебя не похож!

Мстислав раздул ноздри, и дружелюбия в его взгляде поубавилось. Оно сменилось укоризной, вот-вот грозящей перелиться в гнев.

– Замечательно! Всё объяснил!.. Позволь, я тебе тоже кое-что растолкую. Насколько мне известно, про Лесотравье первым заговорил ты. И этот дед ничем не отличается от меня – разве что возрастом да лицом. Он напел тебе сказки о Добре и Зле, да? А кто сказал, что именно он – посланец Добра? Что ты знаешь о нём? Ничего, совершенно ничего! Он привёл тебя к троим здоровым мужикам, которые всегда готовы вцепиться друг другу в бороды из-за лишнего клочка земли! Теперь они поняли, что их время уходит, и надумали объединиться. Мой мир – мир свободы – они назвали Мглой. Да кто они, чтобы решать, что такое свобода? И ты поверил им, попёрся куда-то с этим парнем, а кто он, понятия не имеешь. Ты знаешь, что он побывал в лапах оборотня? Пусти ему кровь – увидишь, какого она цвета. Нашёл попутчика! Не сомневаюсь, он пойдёт с тобой до конца – до конца твоей жизни и сам этот конец приблизит! А что касается света… Ты не задавался вопросом, почему лампы в твоём доме погасли как раз перед приходом старика? Не потому ли, чтоб он смог тебя напугать и заставить поверить себе? Не один он может разжигать огонь. Гляди сюда, дурень!

Он сложил ковшом ладони, дунул в них, и те засветились изнутри – казалось, под кожей вспыхнула пара ярких свечей. Этот свет от ладоней Мстислава сначала осветил его самого, потом всё вокруг и неожиданно целым снопом ударил мне в лицо. Щёки и лоб обдало жаром, словно от раскалённой печной топки. Вскрикнув, я прикрылся локтем и ощутил, как яростно дёргают за рукав.

– Эй, Чужак, очнись! Открой глаза, слышишь?

Я вырвался, мотнул головой. Скулы так и пылали. Сознание возвращалось медленно, я различил над собой неясное пятно чьего-то лица. Оно расплывалось, становилось то мутнее, то резче, и на какое-то мгновение мне почудилось, что я вижу жёсткие складки у рта и светлые сросшиеся брови. Но тут же понял, что Мстислав с его фокусами исчез, уступив место другому. Тёмные тревожные глаза, знакомый шрам на подбородке, длинные русые пряди, свежая царапина на щеке – она-то откуда взялась?..

– Уйди, не трогай меня, – я вскочил на ноги. Стрелок, привстав на колене, вскинул на меня непонимающий взгляд. Ворот рубахи его был разодран, к спутанным волосам пристали травинки, одежда в пыли. Неподалёку валялся нож с бурыми каплями на лезвии. За моей спиной испуганно всхрапывали кони.

Далеко за рощицей, где вчера гомонила кукушка, вставало умытое росами солнце. Костёр давно погас, и угли подёрнулись серым налётом пепла. Ночь дотлела и сорвала с жилистой шеи звёздные подвески. И не было багровой звезды, не было странного зала, не было Мстислава и его светящихся ладоней. А вот голос свой он мне оставил, хрипловатый мягкий голос, полный участия с оттенком укоризны. И речи его тоже остались со мною – уховёртками проникли до самого мозга и сучили там лапками, свивая гнездо.