Дурные

– Агнешка, – вспомнила Алиса и шагнула к ней. – Ты… как? Нормально?

– Да вроде, – та посидела, похлопав глазами, проверила пальцами шею и рёбра. – Не знаю, блин. Меня никогда не били прикладом.

Она как-то обиженно поджала губы и вскинула голову.

– Лан, вот это было излишне. Я тебе ничего не сделала.

– Извини, – механически ответила Лана. Она всё ещё всматривалась в темноту позади, не шевелясь и стоя наизготове.

Алиса подошла на пару шагов к ней:

– Там никого нет.

Она подождала, пока Лана – неохотно и недоверчиво – к ней повернулась, и покачала в подтверждение головой.

– Но они были, – Лана нервно сглотнула. – Там же были, эти. Без лица. Шли. Целая толпа. Вы же видели.

Она помолчала, ожидая какой-нибудь ответ, но ответа не последовало. Лана повернулась обратно.

– Их там не было, – у неё чуть дрогнули губы, она приопустила ружьё. – Да? Я одна только их видела, а больше никто не видел, потому что их не было. Да?

– Я их тоже видела, – осторожно заметила Алиса, стараясь заглянуть ей в глаза. – Да, я тоже видела. Но теперь там никого нет. Может, нам лучше поехать? У меня уже… – она проверила запястье. – Восемь ноль две… или ноль три?

Она подняла часы, чтобы послушать.

– Странно. Мне казалось, мы дольше…

Лана посмотрела на Алису и её часы, будто проснувшись, спешно опустила ружьё.

– Да… Поехали. Пока ещё не поздно.

Агнешка, что-то фыркнув, вернулась за руль. Алиса быстро залезла назад.

Лана, сев на своё место впереди, внезапно виновато обернулась к Агнешке.

– Ты как? Сможешь вести? Или давай я поведу?

– Я поведу, – Агнешка не стала оборачиваться.

– Точно?

– Да. Я нормально, – она чуть скосилась на Лану. – Просто не надо больше так делать, оки?

Лана кивнула и отвела взгляд.

За сухой ольхой фургона уже не оказалось. Мелькнуло несколько поблёкших пятен одежды в подлеске, но лягух слишком быстро проехал мимо, чтобы рассмотреть точно.

14.

Cutting by numbers is kinder,

Invest in one with a silencer,

All of the studies say if they’re

Calm when they die then they taste better. ²⁸

The Dresden Dolls

Лана вытерла руки.

Лана вытерла руки ещё раз, но ей это не помогло. Агнешка покосилась на неё, но не стала ничего озвучивать вслух.

Алиса нашла за луной сточенный короткий карандаш и вывела название по новой на первой странице, в самом верху. «Огни на другом берегу» – можно было прочитать и сразу, но Алиса всё равно обвела обе «о», докрутила хвостики литер, которым вечно тесно на отведённой строчке, и так и продолжала сидеть теперь, забыв закрыть, отвлекшись на окно. Там ничего не менялось уже два-три-восемь-сутки часов.

Красный отсвет – вряд ли рассвет – поджигал всё от горизонта: дорогу и, по бокам, то, что должно было, наверно, быть землёй: странное варево, перемешанный компост грязи-трясины, мёртвых корней и арматуры, и уже не хватало рассудка или его отсутствия попытаться проложить путь там. Кое-где у оврагов росла сухая трава. Оттуда иногда выглядывали: наверно, они знали, как проходить, или не ходили.

Лана опустила стекло и вылила полбутылки минералки себе на руки прежде, чем вытереть опять. Придирчиво заглянула под ногти.

– Нчается, – сквозь губы пробормотала она. – Нчего не чается.

Агнешка наконец обернулась:

– Что такое, Лан?

– Кровь не получается оттереть, – она снова каким-то защитным лихорадочным жестом потёрла руки – одну о другую, одну о другую.

– Ты давно всё оттёрла.

Лана недоверчиво бросила взгляд в её сторону, принюхалась к ладоням.

– Ничего я не оттёрла! До сих пор кровищей пахнет, – она ещё раз поскоблила, принюхалась снова, – Лис, у тебя остались ещё духи?

– Мм, нет, вот если тебе пахнет, то не рекомендую, – откликнулась вместо Алисы Агнешка. – Такое себе сочетание.

Лана посидела с минуту, потом, вспомнив о белой кофте, переключилась на неё. Та давно уже не была особо белой, но оттирать с неё оказалось нечего – только собирать серую грязь, ворсинки и катышки в отсвете зарева.

Они ехали на красный. Больше здесь не осталось куда ехать.

– Лис, – позвала снова Лана. – То ружьё – я его куда-то дела? Ты видела?

Ей не ответили.

– Лис?

– А? – та подняла голову, точно только проснувшись.

– Ружьё. Куда я его положила? В багажник?

– А, – Алиса, моргнув, сонно кивнула. – Да. В багажник.

– Ты видела?

– Аа… – Алиса задумалась. – Да. Да, я стояла ещё.

– Где?

– Стояла… возле машины, наверно.

Лана в злобной тревоге поджала губы и замолкла.

– Спишь? – чуть приобернувшись назад – всё равно трасса перестала подкидывать новое – спросила Агнешка.

– А… Нет… Просто эта дорога, – Алиса чуть болтнула головой и выпрямила обратно, впуская в приоткрытые шершавые губы варево за окном. – Она как будто гипнотизирует немного. Сначала – когда только всё началось – это сразу шок, что-то ужасное, невиданное. Как будто небо обрушилось, вообще всё вокруг пошло трещинами, а за ним открывается что-то совсем другое – другая реальность, в которой ты просто не сможешь существовать, никто не сможет… Так ведь просто не бывает. А потом ты едешь… что-то видишь… что-то происходит… всё по-другому, и как было раньше, наверно, уже и не будет. И постепенно… привыкаешь, что ли. Привыкаешь, что теперь всё вот так, по-другому, а дальше оно становится… обычным? Не то что нормальным, конечно, но так, привычно ненормальным. Как ты уже видел. И даже кажется иногда, что как-то иначе никогда и не было.

– Привыкаешь и впадаешь в спячку, – Агнешка медленно, не глядя на неё, кивнула.

– Ага… А откуда ты знаешь?

Агнешка чуть дёрнула уголками губ, что не походило даже на усмешку. Отвечать она не стала.

Лана бросила на минуту оттирать руки и задумчиво всмотрелась, что проносится за окном.

– Они ведь фургон-каблучок взяли? – спросила она в пространство. – Те дети и тот мужчина. У них сломался их пикап, и тогда они смогли пересесть в фургон и уехать.

Никто не поддержал её, хотя и не опроверг её версию. Лана перевела взгляд на красную трассу впереди:

– Меня только смущает, куда они могли его деть. Он ведь лежал прям внутри, вряд ли же просто вытащили и бросили. Вряд ли это они. Там кто угодно мог быть ещё, он тогда и забрал фургон. Куда только тогда делись они.

– Ну, – лениво отозвалась Агнешка. – Почему бы не им самим, в самом деле. Думаю, эти детишки и этот милый мужичок тоже уже видели некоторое дерьмо.

– Тогда считаем фургон, они в нём. Тот, в Тойоте. Кто ещё? Кто ещё остался? – она искательно глянула на остальных двух, словно у них могли быть списки. – Фиолетовая Нива? Куда она делась? Кто-то видел вообще её потом?

– Какая фиолетовая Нива? – безответно спросила Алиса.

Лана вопросительно посмотрела на Агнешку, ничего не услышала.

– Никто её не видел, – заключила она тихо. – Он, возможно, вообще поехал куда-то в другую сторону. Не попал сюда. Может, сейчас вообще дома.

– Ты так хочешь, чтоб он тоже был где-то здесь? – с сомнением спросила Агнешка.

– Я хочу сама выбраться. Пытаюсь понять, куда мы сможем пересесть, если лягух сломается, – она снова обтёрла кисти рук, уже не замечая этого.

В вышине над ними пересёк небо красный биплан. Слишком высоко, наверно, чтоб пытаться подать ему знак отсюда, да и, пока они думали, он уже пролетел.

– А вот если бы мы летали, а не ездили, такого бы не случилось, – Агнешка без особой надежды или даже желания проводила биплан взглядом.

Лана чуть заметно напрягла плечи и прижала фантомные уши:

– Может быть, в другой жизни. Где у меня какой-нибудь папа-вертолётчик и получше с вестибуляркой. В этой я – земли творенье, землёй живу я.

– Не любишь летать?

– Не люблю садиться. Взлёт ещё ничего. А на посадке у меня каждый раз ощущение, что если мне подсунут что-нибудь на подпись и скажут, что тогда это прекратится, я подпишу не глядя.

– Оки, – протянула Агнешка и снова дёрнула губами. – Я учту это.

– Ну, мерси.

Алиса, снова болтнув головой, шевельнулась на заднем сидении:

– А у тебя папа не вертолётчик?

– Нет.

Алиса с каким-то дремотным застенчивым интересом улыбнулась пространству между кресел.

– А знаешь, мне почему-то думалось… почему-то мне казалось, что у тебя папа должен быть военным.

– Почему? – Лана удивлённо вскинула взгляд на зеркало.

– Не знаю, – смутилась Алиса. – Просто если б у меня была где-нибудь дочь военного среди персонажей… Я думаю, она была бы похожа на тебя.

– Нет, – Лана чуть сморщила нос то ли брезгливо, то ли с подавленным смехом. – Ну, то есть я не знаю, может, потом он и прокачался до военного, но когда они жили с мамой, он был дальнобойщиком.

– Да? – заворожённо, будто слушая сказку, переспросила Алиса.

– Ну, так мне сказали, по крайней мере. Я его почти не помню. Сестра не помнит вообще и никогда его не видела.

Она чему-то рассердилась, упрямо сжав губы, и обернулась к Агнешке:

– Радио у нас здесь не ловит, да?

– Надеешься ещё полезное что-то услышать? – Агнешка покрутила тумблер, оставив левую руку чуть касаться руля. Похоже, она старалась лишний раз ею не двигать.

Радио зазвучало хрипящим, но всё ещё знакомым сквозь помехи голосом.

– Кстати, – вслушавшись, напомнила Агнешка. – Увидеть «Электриков» и умереть. Ага? Они тоже были на той заправке.

– Не, они не сюда ехали, – как-то даже испуганно возразила Лана. – Зачем бы им было сюда?

«Я засыпаю, и меня засыпают таксы из плюша и пластиковые бульдоги», – ответило радио – или не отвечало, а само себе пело, как-то запоздало жалуясь на всю эту жизнь.

– Убегали здесь от бульдогов, может быть, – предположила Агнешка.

– Зачем бы они сюда ехали, – повторила упрямо Лана, снова тщетно вытирая одна об другую руки. – Они не ты и не я. Им нечего здесь делать. Вообще нечего делать.

– В принципе, если бы это кому-то помогло, я была бы не сильно против убегать именно от пластиковых бульдогов, а не от чего-то другого, – пробормотала, не слыша, Агнешка.

– Вообще нечего.

Лягух взобрался, охнув, на пригорок. Где-то далеко впереди, почти по границе видимости, дорога изогнулась узкой лентой у горизонта, и там вправо по раскинутой дуге укатывались маленькие блестящие машинки. В каких-то угадывались отсюда фуры-большегрузы, другие, наверно, были легковушками и лишь посверкивали слегка, давая знать, что они там есть. Виднелись и странные, громоздкие, не похожие ни на что по форме штуки, которые непонятно как вообще катились по трассе.

– Ого, – удивилась Лана. – Да тут, оказывается, ещё целая толпа.

– Какие-то Уэки Рэйсес, – прокомментировала негромко Агнешка.

– Что? – спросила сзади Алиса.

– Как это у нас переводят… Безумные гонки или вроде того.

– Это, кажется, мультик такой?

– Угу. Древний такой мультсериал про злодейского злодея и его собаку. Кстати, Лис, ты умеешь превращаться в собаку на всякий?

Та задумалась почти всерьёз.

– В собаку? Я бы хотела уметь.

– А в какую?

– В ирландского терьера. Такого, чтоб как у Джека Лондона. Маленького, но упорного. А ты?

– Мм… – протянула Агнешка. – Не знаю. Ланка вон вроде гончей-борзой. А я… Я так-то пудель по жизни.

– Большой королевский? Как Артемон?

– Наверно.

– Говорят, сейчас они редко встречаются, – улыбнулась Алиса и поискала что-то за окном – возможно, большого королевского.

– А то! – хрипло рассмеялась Агнешка, будто ей не совсем хватало воздуха.

Лана обернулась посмотреть на неё:

– Ты в порядке? – серьёзно спросила она. – Ты точно в порядке?

– Да. Только чего-нибудь сладкого сожрала бы. Шоколада или ещё чего-нибудь.

– У нас же ещё целая коробка… – Алиса кивнула на оставленную пачку с шоколадными колечками.

– Там милитари-пёс, я не буду употреблять это внутрь.

– Значит, не так уж хочешь, – Лана отвернулась от неё.

– Ну, не помру, конечно. Но шоколадку сожрала бы.

Лягух миновал вершину подъёма и сдвинулся вниз по дороге. Лента-дуга и машины впереди исчезли из вида – остался только мутный красный жаркий свет.

Алиса несколько удивлённо взглянула на Агнешку и снова на пачку с колечками:

– Но… это же просто упаковка. Ну, то есть они же не становятся какими-то особенными из-за рисунка на коробке.

– Не обращай внимания, – бросила Лана. – У Агнешки вечно какие-то принципы не к месту и не ко времени. Что характерно, в реальной жизни – не помню, чтоб они ей когда-либо мешали что-то делать.

– В реальной жизни? – Агнешка обернулась к ней. – Это ты хорошо сказала.

Лана сидела, сузив глаза, дав зареву просто заливать её лицо красным и мутным. Можно было бы опустить козырёк, но она не стала – наверно, не хотела.

– Тоже уже путаешься, где что реально? – пробормотала Агнешка и приспустила козырёк у себя. – Вот так всегда. Сначала не понимаешь, где ты, когда ты, а потом перестаёшь понимать и кто ты. Так что можете считать маленькой личной проверкой на идентичность. Должна же хоть какая-то мелочь остаться здесь неприкосновенной.

– Ты пудель, – кинула Лана. – Ты уже сказала, что ты пудель.

– Большой королевский! – рассмеялась Агнешка.

Она вытащила из кармана поясной сумки несколько сцепленных в ленту пачек кофе.

– А вот что у меня есть. Ещё лучше шоколада. Если у Лис осталось что-нибудь в термосе…

Алиса – она откинула уже в сторону свою джинсовую куртку, когда машина под прямым красным светом, несмотря на открытые окна, заметно нагрелась – с улыбкой кивнула:

– Осталось. Можно мне… можно мне тоже с вами?

– Я не буду, – сказала Лана.

– Чего?

– И так жара. Кофе. Вы с ума сошли?

– Так сними эту белую кофточку наконец, – Агнешка будто бы с недоумением встретила оскорблённый взгляд Ланы. – Что? Не так жарко будет.

Лана отвернулась и закрыла глаза почти полностью – оставила только маленькие щёлочки, чтобы подсматривать в них за убегающей в спешке реальностью.

Алиса развела кофе в крышке от термоса. Агнешка – в своей зелёной пластмассовой чашке и, придерживая руль локтем, сделала несколько глотков.

– Чудно, – выдохнула она.

– Может, ты подождёшь до остановки, чем заниматься этой эквилибристикой? – Лана посмотрела на неё сквозь прищур.

– Слушай, Ланка, это, может быть, последний наш кофе. Сзади походу тоже начало стучать колесо, а насколько я видела до спуска, впереди пока нет ни одной заправки. И это надолго.

Лана широко раскрыла глаза и приподнялась с кресла:

– Ты серьёзно?

Агнешка кивнула ей. Снова, дёрнув губами, сложила подобие ухмылки или что она там складывала.

Лана растерянно кинула взгляд по зеркалам.

– Надо же что-то… – пробормотала она себе и снова нервно, машинально вытерла руки. – А вторая запаска, если вдруг что? Я не… У нас нет второй запаски. Как у той парочки.

– Угу, – подтвердила Агнешка и допила кофе. – У них же был ещё кот. Можно, наверно, превратиться в собак и сидеть так на ближайшей заправке. Наверно, это было бы даже неплохо.

– Я не взяла вторую запаску. Как чуяла. Как чуяла, что надо было взять.

Агнешка осторожно вытащила и раскурила сигарету, аккуратно придерживая её двумя пальцами левой.

– Но вообще знаешь, Лис, анимажество в условиях города – это такое себе. Лучше призывать кого-нибудь. Какие-нибудь стихии – лучше всего огонь, конечно. Ну, ещё можно контролмайндить, но мне такое не нравится. Я бы не стала.

– Есть ещё невидимость, – заметила Алиса. Она с тенью опаски поглядывала теперь то на Агнешку, то на Лану.

– Тоже тема, – та затянулась. – Некоторые говорят, что умеют в это. Не на сто процентов – не всегда срабатывает и от камер не спасает. Но знаешь – такие, которых часто не видят в толпе или когда билеты проверяют.

– У меня так получается, – кивнула Алиса. – В электричках часто не подходят ко мне проверить билет, как будто меня там нету, – она сбилась, бросила тревожный взгляд в сторону Ланы. – То есть я-а-а не езжу на электричках без билета, но… но иногда не проверяют.

Лана не стала ничего возражать по этому поводу. Она сидела с прикрытыми глазами, цедя по струям красный свет зарева, медленно вытирая одну кисть о другую. Небо над горизонтом горело, не сгорая. В углу лобового стекла завис резкий горячий блик – такой же горячий, как пыль под колёсами или с той стороны окон, как чёрный дерматин вокруг.

– Можно ещё кидаться чем-нибудь, – предложила Агнешка – без особого даже азарта. – Наколдовывать или просто брать откуда-нибудь – и кидаться куда нужно.

– И чтобы всегда попадать в цель, без промаха, – подхватила Алиса.

– Угу. Или можно ещё вокруг себя во все стороны, веером. Вжух – а потом блик – и тебя тут уже нет.

– Что например? – спросила Алиса.

– Да хоть те же твои листовки, – помолчав, сказала Агнешка. – Разбрасываешь и исчезаешь.

– А если камеры? – улыбнулась Алиса.

– Камеры – да.

Лана оставила на минуту в покое свои руки и открыла глаза на пустую ленту трассы.

– Мы очень отстали, – сказала она охрипшим голосом. – Они там все впереди… Могут сообщаться… Переходить от одного к другому, если кто-то сломается. Нас сожрут тут, и никто даже не посмотрит. Никто даже не знает из них, что мы здесь.

– Если догоним, узнают, – равнодушно протянула Агнешка. – Так уверена, что будут нам рады?

– Я не знаю, что они там будут, – процедила Лана. – Но здесь мы одни.

Она замолчала было. Заговорила медленно и как будто через силу.

– Здесь точно ни на чуть лишнего бензина. Ни запасного колеса. Ничего. Только мы и дорога.

– У них там то же самое, – с каким-то даже упрямым безразличием проговорила Агнешка. – Только они и дорога.

Она закончила первую сигарету и почти без перерыва раскурила вторую.

– Только мы одни здесь, – повторила Лана. – А. Ну, ещё эти.

У обочины слева, под фонарём, голосовало несколько в капюшонах и без лиц. Ещё двое-трое тянулось из заобочного варева, подползая через склон наверх к полоске гравия.

– Кадавры? – Агнешка кинула в них взгляд через зеркало.

– Пусть будут кадавры.

Впереди, у запрещающего крест-накрест знака, столпилось ещё, не так уж мало. Эти не голосовали, просто сгрудились вокруг своей спонтанно избранной точки, то ли греясь, то ли уже одурев от жары. Кто-то показывал другому на костяшках – может быть, пальцев тут уже не хватало, кто-то стоял, приткнувшись под столбом, и не сдвигался, даже когда другие прошевеливались мимо, задевая его посекундно.

– У тебя ещё остались листовки? – спросила Агнешка.

– Да…

– Дай немного?

Алиса открыла сумку и удивлённо передала Агнешке тоненькую стопку. Та чуть раздвинула их веером в правой руке, потом вдруг вильнула на встречку, отчего мотор натужно взвыл, и, бросив листовки в эту странную толпу, вернулась обратно на полосу. Лягуха ещё занесло было в сторону от дороги, но он выпрямился.

Лану подкинуло в кресле.

– Тебе что, жить надоело? – она с яростью обернулась на Агнешку.

– А тебе нет?

Несколько секунд они смотрели друг на друга, и никто не смотрел на дорогу. Наконец, Агнешка отвернулась обратно к трассе.

– Нафига? – прошипела Лана. – Они даже без глаз.

– Знаю.

– Так нафига тогда?

– Прост, – Агнешка пожала плечами и скрипуче рассмеялась.

– «Прост» у нас могла бы сейчас развалиться машина, и там бы нас, может, и прикончили.

– Не, – Агнешка мотнула головой и передвинула поудобнее левую руку с сигаретой. – Я вообще планировала ещё пиво вскрыть, когда у нас закончится топливо, а то эти банки там так и лежат без дела всю дорогу. Но сейчас мне нельзя пока, я за рулём.

– Да? – высохшие губы Ланы сузились и побелели. – То есть тебе реально? Реально надоело? – Агнешка неопределённо мотнула головой. – А раз надоело – что ж ты сидишь здесь и куда-то ещё ведёшь? А? Вылезай тогда и жди, пока накроет, – пожалуйста. Никто не держит. Или вы все дофига философы-стоики, пока дело доходит только до болтовни, а как в реальности – так сразу помирать-то не хочется на самом деле? А? Так?

Агнешка взглянула на неё и притормозила машину. Дёрнув краем рта, она отстегнула ремень и вылезла из-за руля наружу.

Алиса тут же обернулась. Увидев её в перечёркнутое заднее стекло, окликнула:

– Агнешка!

– Оставь её, – глухо проговорила Лана, чуть нагнув голову и закрыв глаза. – Пусть сдохнет, если хочет.

Сама она не сдвинулась с места и сидела, не шевелясь.

– Да вы обе сумасшедшие! – в панике вскрикнула Алиса. – Мы же так и умрём все здесь, на этой дороге!

Она оглянулась снова. Агнешку было видно – она курила у ближайшего фонаря, прислонившись спиной к столбу. Позади неё, погасив уже почти всё вдали, стоял мрак. Красные стрелы зарева ещё дотягивались до неё по дороге, но – невидно для моргающего глаза – очень быстро сокращались и отползали по асфальту, оставляя в тени только блёкло-рыжий фонарь да кончик сигареты Агнешки. Похоже, она этого не видела.

– Лана! – Алиса опять развернулась к ней. – Позови её! Ты же сама говорила… если будем устраивать разборки… все закончимся. Ты в начале говорила.

– Разумеется, закончимся, – не поднимая головы, проговорила Лана. – Не сейчас – так чуть позже. Да это и к лучшему. На самом деле, было б лучше всего, если б мы здесь закончились вот прям сейчас. И все те, впереди, чтоб тоже закончились, – она тихо и настойчиво раскачивалась вперёд-назад, всё сильнее и сильнее. – Чтоб все вообще закончились, сразу и совсем, и больше никого бы никогда не было, лучше бы сразу никого никогда не было, никого, никогда…

Агнешка возникла у заднего окна достать минералку и, шагнув вперёд, плеснула ей в Лану. Та захлебнулась на миг словами, втягивая воздух и ловя ртом потёки воды.

– Лучше? – спросила Агнешка.

Лана не глядя протянула руку:

– Дай.

Агнешка отдала ей бутылку, и Лана жадно приложилась несколько раз.

– Перегрев – хреновая штука, – Агнешка вернулась за руль и завела снова мотор. – Ну что. Поехали дальше.

Дальше поехали молча, чтобы не усугублять.

Дорога была пуста ещё долго. Появлялись порой одна-две фигуры у обочин или в стороне от трассы, у края какой-нибудь рытвины, но внимание даже как-то невольно скользило мимо них, будто они стали тут привычной частью ландшафта, вместе с ним подутратили различимость и уже сливались немного. Это всё длилось ещё одну бесконечность – пыльную перегревшуюся бесконечность – пока не упёрлось в пробку.

Настоящая пробка… Такого тут не было с тех времён, как лягух, согласно карте, остался на шоссе у знака объезда и никуда не поехал больше. Кого тут только не набилось – больших и малых, кошмарных и удивительных. Те, последние, впрочем, тоже стояли, покрытые пылью, и продвигались очень медленно, со всеми другими, в едва приоткрытое горлышко подальше впереди – по одному; если очень повезёт и рядом попадут две малютки, то по два. Здесь была бетономешалка с барабаном, разукрашенным кругами намалёванных незабудок, экскаватор со свёрнутой заклинившей шеей, синий минивэн, почти как тот, на заправке, только чуть потемнее, несколько грязных маршруток с чёрными шторками, брезентовые джипы и японские миники, нашёлся даже двойник лягуха – он, правда, был с решёткой на крыше и покоцанной дверью красного цвета. Зато сохранились оба зеркала по бокам.

– Эй, – Агнешка приостановила лягуха прямо за его двойником, в хвосте затора. – Надо бы, наверно, помахать нам ручкой – сколько их там нас осталось.

Лана в беспокойстве развернулась. Позади… если оглянуться назад, там уже ничего не было. Глухая чернота от горизонта догоняла их по-прежнему, даже не думая остановиться и подождать или хотя бы наступать помедленнее.

– Чёрт… – Лана снова оглядела пробку. – Что у них там застряло? Мы ведь не успеем так все проехать.

Словно в ответ ей долетели приглушённые обрывки слов, явственно пропущенные через усилитель – будто где-то кто-то говорил в подпорченный мегафон и другого у него не было.

– Ну… ещё двадцать минут до восьми, – неуверенно доложила Алиса, подняв треснувший циферблат часов.

Лана посмотрела на неё с той же сосредоточенной тревогой:

– Ты уверена, что они у тебя идут правильно? С тех пор, как эта трещина?

– Не знаю… – та опустила взгляд. – Мы же как-то всё время… сложно было проверить.

Лягух-двойник сдвинулся чуть вперёд, и удалось продвинуться за ним. Голос в мегафоне стал отчётливее, он звучал скорее деловито-обстоятельно, чем указующе или призывающе, но всё равно не разобрать было ни слова.

– Может, там что-то важное, – пробормотала Лана. – Иначе что они все…

Она покрутила ручку радио, будто надеялась перехватить слова на каком-то из каналов и расслышать лучше, но заиграло лишь что-то веселящее и глумливое – «Sitting on a cornflake, waiting for the van to come…»²⁹ – странно и коряво перепетое то ли помехами, то ли чем-то ещё.

– Ладно, понятно, – Лана раздражённо прикрутила приёмник обратно. – Мне понятно, оно хочет только прикалываться и издеваться над нами, как с самого начала, и ждать от него чего-то полезного не имеет смысла в принципе. Не буду больше включать его вообще. Всё, хватит. Не буду.

Пробка сдвинулась ещё немного. Впереди громоздкий светлый фургон смог пробраться между рядами машин чуть дальше по дороге, открыв обзор, и теперь стало видно отчасти, возле чего все притормаживали, отчего и получилась тут, вероятно, эта толкучка. На изгибе трассы, на самом углу у обочины, стоял постамент. Когда-то, видимо, это был памятник, но сам памятник сняли и уложили рядом, накрыв мешковатой парусиной, чтоб не мешать, как раз рядом со старым деревянным колесом с парой поломанных спиц – или это был штурвал, вырванный у какого-нибудь корабля? За постаментом, если приглядеться, лежали ещё – их там просто свалили в серую кучу без разбора, верно, пока не зная, какой перепоставить на этот раз. Там, недалеко, стоял и кто-то пониже – у него, похоже, и был усилитель.

Машины переползли ещё чуть вперёд. Под постаментом, у самой дороги, стояла пожилая леди в пуховике, со стопкой газет через локоть и пачкой бюллетеней в руке.

– Га-алочки, га-алочки, ставим га-алочки, – приговаривала она, раздавая бюллетени желающим, а тем, кто хотел, снимала с локтя и газету – та была бесплатной, а потому хотели многие. Вокруг леди кружили и разлетались галки. Некоторые садились на минутку у её ног и смотрели ей внимательно в глаза, словно думали, что она их учит чему-то, другие, храбрые, устраивались на плече или даже пытались балансировать на барахлящем мегафоне, только бордовый беретик был неприкосновенен. Машины останавливались рядом одна за другой, водители высовавывались, брали, иногда что-то спрашивали, леди в пуховике, кивая, охотно отвечала, хотя и её уже покачивало из стороны в сторону. Машины проезжали и подъезжали новые, снова и снова, и тянулись дальше, всё дальше, сдвигались чуть влево и чуть вправо в потоке и снова обратно, точно толклись на месте…

– Га-алочки, га-алочки, ставим га-алочки…

Небо с шумом пропорол красный биплан. На боку его белыми буквами было выведено – «Мораль аморальна». Пилот, что-то ища, обозрел сверху дорогу и вереницу автомобилей. На шее его, струясь по воздуху, развевался длинный шарф.

– Так, кто-то сейчас поиграет в Айседору Дункан, – пробормотала Лана.

Но, видимо, лётчику некогда было – он спикировал, повалив по пути светлый фургон и перекрыв им полдороги, и кинул вниз:

– Люська!

– Кар-рино! – крикнула леди в берете и помахала в ответ.

– Забирайся!

Та махнула наверх и встала на крыло рядом с ним, осыпав граждан внизу дождём из бюллетеней.

– Галочки за вами теперь! – бросила она прощальным щедрым жестом. – И газеты тоже!

Лана безнадёжно поморгала в небо:

– Она галка?

Агнешка кивнула:

– На-на-на-на.

Одна из газет, распахнувшись, покрыла переднее окно – не полностью, но довольно неудобно. «Стёкла! – жирно кричало с той стороны объявление. – Стенки!» Дальше ему пришлось прогнуться и замолчать, потому что начинался капот. Где-то впереди гудели те, кому упавший набок фургон мешал продвинуться. Кто-то решил вылезти из машины и разобраться. Пробка, похоже, собиралась встать намертво.

– Если б не мой начальник на той неделе… – выдохнула Лана со злобной обречённостью. – Я хотела на следующих взять выходной. Или через одни. А на этих обошлись бы и без загорода. Просто посидели бы в каком-нибудь баре, в городе.

– Ты же не ходишь в бары? – посмотрела на неё Агнешка.

– Сейчас бы сходила. Сейчас бы очень даже сходила.

Штатную ругань сменили вдруг испуганные крики и визг. Некоторые стали оборачиваться назад, толкали других и показывали пальцем, куда глядеть. Кто-то пытался несмотря ни на что проехать, будто панические гудки могли освободить враз дорогу. Несколько машин застряли впритирку. Кто-то орал:

– Да сдвиньте уже этот долбанный фургон!

Вокруг темнело и ходил ветер, однако никакого рокота, никакой подкожной дрожи, ничего такого – будто варево заварило всё глухо и вязко. Кое-кто, видимо, отчаявшись дождаться, свернул с трассы, чтобы объехать затор по бездорожью – один из японских миников, кремовый каблучок, ещё несколько. Сколько-то завязло почти сразу, по остальным выпустили очередь – может, из минивэна или маршрутки, или той бетономешалки с незабудками, – откуда-то из начала колонны, и они затихли. Один – двойник-неудачник лягуха – неловко навернулся на спуске и упал на крышу в овраг. Колёса ещё вращались какое-то время.

– Зачем они? – удивлённо спросила Алиса и подползла поближе к окну. – Они же, ну… ничем им не мешали. Зачем они это?

– Потому что люди, дорогая, – устало отозвалась Агнешка. – Ты как будто людей не видела.

Она выбралась из-за руля, чтобы снять с лобового стекла газету – та очень уж настойчиво билась от порывов ветра и хлопала углом, – и замерла с ней в руке, глядя поверх крыши машины назад.

– Вашу ж мать…

– Что такое? – Лана быстро вынырнула со своей стороны.

По дороге, клонясь и пошатываясь, шла фигура.

Позади неё было черным-черно, но фигура этого не видела. Голова у неё болталась, заваливаясь то и дело куда-то набок, словно её недооторвали, а потом не очень прочно пришили обратно. Раз за разом фигура пыталась встряхнуть ею и вернуть на место, и на несколько секунд это даже удавалось, но потом голова падала снова, взметнув пеной кудри. Фигура шла – странно шла – подгибая одну ногу под вычурным, неправильным каким-то углом, так что приходилось каждый раз сильно накреняться, чтоб упереться ей в землю. Фигура шла к ним.

– Нет, вот взяли и бросили меня, – ныла она чуть в нос на одной ноте. – Я вам машину – а вы меня бросили. Разве так честно…

Ноги её были в красных потёках. Жёлтое в горошек платье -тоже, с него ещё и кофе так никто и не счистил. Танкетки на удивление остались на месте и мешали не больше, чем всё остальное, одна только измазалась в стекшей с голени крови, но вряд ли Нелли это заметила. Темноту за собой она тоже не замечала – как, впрочем, и всегда.

– Машину-то верните, – продолжила она всё так же гундосо и жалобно. – А? Ну хоть коробку с псиной верните, жмотки.

Её снова пошатнуло и повело в сторону, она даже чуть не упала. Но тут откуда-то сбоку на трассу выехал небольшой носатый микроавтобус. Окна его были заклеены жёлтой рекламой: «Стёкла. Стенки. Сталелинейный». Он тормознул возле Нелли и приоткрыл заднюю дверь. Оттуда что-то спросили.