101.
Она стояла к Феликсу боком. Воротник пальто, как всегда, был застёгнут наглухо. У виска колыхалась выбившаяся короткая прядь.
– Всё-таки дошёл? – Китти едва заметно покосилась, тут же отвела взгляд. – Молодец.
Не веря, что она здесь, что это не очередная фантазия, Феликс протянул руку.
– Не надо, – Китти отстранилась. Теперь только Феликс заметил, что ей немного не хватало цвета и она слегка просвечивала, если присмотреться.
– Ты же обещала, – он с усилием сглотнул комок в горле. – Что будешь тогда рядом. Помнишь, на выпускном?
Китти обернулась:
– Я исполняю обещание.
Феликс замер на секунду.
– А. Понял, – он кивнул несколько раз. – Понял, не сразу дошло.
Он осторожно положил на снег не нужное больше знамя, откинул волосы со лба.
– Я готов.
– Что, так сразу? – без интонаций поинтересовалась она.
– Ну а смысл тянуть, – Феликс мельком окинул взглядом руины вокруг. – Вот этого мне, пожалуй, хватило. Никакого желания больше.
– Дурачок, – Китти долго моргнула. – Это же всё не по-настоящему. Одна только иллюзия, игра теней и света.
– То есть, – он весь подобрался, – в действительности Ринордийск не разрушен? Правильно я понимаю?
– Ринордийск никогда не может быть разрушен. Он только перерождается. Я покажу тебе, – она вытянула руку, указывая куда-то за плечо Феликса. – Видишь, вон там? На горизонте?
Феликс развернулся и попытался вглядеться. Сначала он не увидел ничего, что отличалось бы от уже привычной картины, но следом на горизонте проблеснуло яркое зарево. Сперва далёкое, оно приближалось и становилось всё отчётливей – или, может, каким-то образом они сами придвинулись к нему. Когда расстояние сделалось совсем небольшим и так замерло, Китти жестом предложила подойти.
Он увидел большое сверкающее колесо. Узорчатые спицы размеренно вращались, и с ними поднимались и опускались чаши. Одни были наполнены огнём, другие – углем или цветами, некоторые казались пустыми. По мере того как раз за разом совершались круги, в середине колеса разгоралось свечение – всё шире и ярче. Вот наконец оно разрослось настолько, что стала заметна маленькая извивающаяся фигурка. Напряжённо всмотревшись, Феликс понял, что это Танцующий зверь.
– Что это? – он оглянулся к Китти. – Что тут происходит?
Она лишь пристально смотрела на колесо и не двигалась.
– Так возрождается Ринордийск. Из раза в раз, из века в век, но в промежутке всегда проходит огромное время, и новые поколения не могут помнить, что так когда-то уже было. Это таинство, вроде священного обряда, который проводит сам город. Тебе, на самом деле, выпал редкий шанс – может быть, единственный за всю историю. Навряд ли кто-то из живых людей присутствовал раньше при этом процессе.
Огоньки самых разных цветов выплывали из чаш и слетались к центру. Они вливались в общее сияние, наполняли его новыми и новыми красками.
– И для чего так в этот раз? – почти шёпотом спросил Феликс. – Я должен сейчас что-то сделать?
– Ты не должен. Но при желании можешь вмешаться и решить, каков будет результат. Каждый раз Ринордийск получается немного другим, хотя и всегда остаётся собой. Это очень зависит от самого действа, от того, как сложатся линии и огни. Разумеется, если кому-то в тот момент случится находиться рядом, он будет способен изменить очень многое.
– Каким же образом?
– Коснувшись колеса, ты вплетёшь себя в будущий город, станешь его ликом, голосом. Его душой, которую не видно и которая в то же время везде, в каждом доме и каждой улице. В каком-то смысле город – это и будешь ты. Все твои надежды, мечты и чаяния, – они определят сам дух Ринордийска, то, каким он станет, когда возродится. По крайней мере, на этот цикл.
Феликс осторожно подался к колесу.
– Значит, от меня зависит, как здесь всё пойдёт теперь?
– Да, – Китти смотрела куда-то в сторону.
– А люди? Они тоже станут другими? Смогут, например, сделаться лучше и правильнее?
– Именно.
– И город будет таким, как мне хотелось?
– Это будет твой идеальный Ринордийск, каким ты всегда хотел его видеть.
– То есть практически, – проговорил Феликс совсем тихо, – тогда я воплощаю в действительность… почти утопию?
Он сам даже не смог поверить в то, что сказал. Полные чаши вращались, колесо мерцало и переливалось. Указав на него, Феликс обернулся:
– Можно?
Китти кивнула.
Он уже двинулся было к узорчатым спицам и сиянию внутри, когда мысль поразила вдруг, заставила отпрянуть.
– Нет, – он нервно рассмеялся, попятился ещё дальше. – Нет, не хочу так, не могу. Нет, не буду и не обсуждается, нет. Нет.
Он обнаружил, что сидит, прижавшись спиной к ограждающему бортику, и что его всего трясёт, то ли от пережитого в секунду испуга, то ли оттого, что на крыше по-прежнему холодно.
Китти стояла у него за плечом.
– Что случилось? – спросила она спокойно.
– Я совсем не так хотел, совсем другого. Я всю жизнь был против диктатуры. И теперь устроить её своими руками, как будто все эти речи и прекрасные идеи – одна только болтовня и ничего не стоили?
Он поднял голову к Китти.
– Я слишком хорошо помню, как это: когда ты желаешь одного, но существовать вынужден по совершенно иным правилам. Потому что кто-то другой формировал этот мир и кто-то решил, что так будет лучше. Я, конечно, тоже хотел, чтоб всё было по-моему, как любой человек, но чтоб вот так… Ведь это, получается, против всего, к чему я стремился. Нет, так я отказываюсь.
Феликс отдышался и смог наконец подняться. Стало как будто даже легче и захотелось улыбнуться, хотя ещё ничего не решено было с ним самим. И, Феликс понимал это, будущее не сулило ему хороших перспектив.
– Но тогда, – несколько задумчиво проговорила Китти, – у тебя только один путь. Ты можешь пойти со мной.
– Скитаться по мирам? – Феликс посмотрел на неё и усмехнулся. – Хорошо. Я согласен.
Китти распахнула глаза.
– Но ведь… – пробормотала она. – Ты всегда боялся этого. Больше всего на свете.
– Ну, мы же пойдём вместе. Не думаю, что тогда это будет иметь значение.
– Правда? – на лице её отразилось искреннее удивление.
– Разумеется, правда. Могла бы не спрашивать.
Китти улыбнулась. Не с первой попытки, но улыбнулась – может быть, в первый раз по-настоящему.
– Тогда пойдём, – она протянула ладонь.
Феликс взял её руку, на момент остановился:
– Подожди. А куда мы всё-таки двигаемся?
– В Ринордийск. В настоящий Ринордийск.
– Значит, на этот раз всё же войдём? – рассмеялся Феликс.
Городские руины отступали назад и забывались, как дурной сон. Даже будто донеслись до ушей знакомые радостные переливы…
– Да, – глядя вперёд, сказала Китти. – На этот раз войдём.
Последнее стихотворение А. Лунева
Посмотри, мы живём, как во сне,
На всамделишных нас здесь наложено вето.
Но сегодня окончен сон –
Мы выходим к свету.
В смог вопросов, спиною к спине,
Мы кидали друг другу чужие ответы.
Но сегодня разбит туман –
Мы выходим к свету.
Улыбается морок в пике,
Будто нас одаряет последним билетом.
Но сегодня бессильна смерть –
Мы выходим к свету.
май 2016 – февраль 2017