Сирин

Глава 3. Мать Сыра-земля и Государыня Вода

Дарьяна ухом припала к двери, силясь расслышать удаляющиеся шаги парня. Сердце, точно испуганная птица, готово было выпорхнуть из груди и умчаться подальше.

Девушка подперла дверь тяжелым сундуком и осела на пол. И сделав первый глубокий вдох, поняла, как сильно было напряжено тело.

Дрожь не спешила отступать, а Дарьяна подниматься. Вместо этого она легла на теплые доски и, впитывая тепло и спокойствие векового дуба, раскинула руки. Казалось, прошло всего пару мгновений, когда в окно снова раздался стук.

Дарьяна подскочила, как ужаленная, решив, что вернулся Митяя. Но уже остановившись у подпола, поняла, что стук был коротким. Так стучались наученные.

– Кто там? – второй раз за ночь проскрипела девушка, поглубже зарываясь в старый балахон. Точно ее могут увидеть.

– Здравити. Это я. Прося, – ответил нежный голосок.

Дарьяна выглянула в мутное окно, рассматривая, как одета на этот раз подруга. Ношеные, но довольно теплые башмаки согревали девушки ноги. А облезлый платок заменила длинная штопаная фуфайка. Дарьяна удовлетворенно кивнула и вернулась к двери.

– Чего надобно, Прося? – голос ведьмы стал мягче.

Выходить из образа ведьмы ей было нельзя даже перед лучшей и единственной подругой, но и пугать и без того запуганную девушку не хотелось.

Они сдружились много лет назад, повстречавшись единожды детьми на земляничной полянке. С тех пор поверяли все свои детские секреты: где растет самая крупная земляника и снесла яйца кукушка. Они, подглядывая из-за кустов, долго могли смеяться над пьяным дровосеком, ругающимся на качающиеся палена. Повзрослев, их разговоры наполнились нарядами, парнями и песнями, но никогда они не говорили о своих несчастьях. Все понимая и желая скрасить пустяковыми разговорами трудную жизнь друг друга.

– Завтра Святодень, сударыня знахарка. Я хотела вас поблагодарить. Братик полностью здоров. Спасибо, – девушка положила небольшой сверток на крыльцо и, не дожидаясь ответа, побежала в деревню, пока ее не сцапали в объятия огромные еловые лапы.

Дарьяна вспомнила, как еще девчонкой Прося боялась леса, а она считала его безопаснее всего на свете.

Темная ночь проглотила силуэт подруги, смешав с ветками елок и зарослями боярышника.

Дарьяна приложила ладонь к земле. Та отозвалась с промедлением. Точно уже дремлет.

– Время бежит вперед быстрее реки Лагузки. Вот и Святодень настал. Пора, когда засыпает Мать Сыра-земля и Государыня Вода. Бабушка всегда их уважала и приносила в благодарность по плошке молока. Она говорила, что в этот день Владычица судьба выходит к смертным и вплетает новые нити будущей жизни, – рассказывала девушка Царапке.

Каждый год, не желая пропускать шумное гулянье, Дарьяна убегала на праздник в деревню.

Девушка подняла замотанный пожелтевшей тряпицей сверток. Медовые соты, кусок сыра и три спелых яблока были с благодарностью приняты. Мачеха Проси поскупилась бы на такие подношение. На глазах выступили слезы. Видно, собирая кулек, сама подруга не доедала.

Больше за ночь никто не пришел к старой ведьме. Девушка, выпив настой лимонной мяты от терзающих голову дум, мирно проспала на печи до утра.

***

Бабье лето пришло в этот год поздней осенью, в День проводов земли и воды, отчего утро было ясным и теплым. Пауки летали от одного дерева к другому, развешивая тонкое кружево.

– Крепка будет зима, – всматривалась в чистое голубое небо без единого облачка Дарьяна.

Время было раннее, но до гулянья нужно было многое успеть. Наскоро, запарив кашу теплым молоком и запив любимым облепиховым взваром, Дарьяна покормила котят и отправилась наводить порядки в маленьком огородике.

Год выдался урожайным, и полки погреба ломились от бочек с хрустящими огурцами и плотными помидорами. Дарьяна сгребла в кучу сухую ботву и, зарыв пару картошин, подпалила. Пока вершки тлели, готовя нехитрый, но сытный обед, она взрыхлила землю и высадила крепкие головки чеснока.

Девушка удовлетворенно огляделась по сторонам. Огород был чисто убран и готов к предстоящей зиме. Лишь по весне нужно будет укрепить забор из плитняка, чтобы зайцы не повадились за капустой.

Девушка разбавила молоко теплой водой и вылила на землю, благодаря за щедрые дары уходящего года Мать Сыру-землю.

– За хлеба в печи румяные,

За травы в лесах пряные,

За стада травой сытые,

За поля, дождем умытые.

Сухая потрескавшаяся почва, откликаясь белым облачком пара на нехитрый заговор девушки, с жадностью впитала влагу.

Дарьяна отряхнула пыльный подол рабочего платья, наскоро перекусила спёкшемися картофелинами и принялась наряжаться к празднику. Даже возможная встреча с Митяем ее не пугала.

Заплетя волосы венцом на голове, она отыскала в сундуке свое единственное нарядное платье: беленый лен, собственноручно вышитый красным цветочным узором. Алый пояс в тон узору удобно устроился на тонкой талии. Теперь она девушка на выданье, другой ей носить не положено. Отныне ее будут считать невестой, и если она примет предложения одного из парней, прозовут вестой.

Совсем еще юные девчушки обряжались в некрашеные пояса. При мужьях подпоясывались ореховыми, увешанными пестрой бахромой, затейливыми побрякушками и медными бляшками. Считали: чем тяжелее и необычнее пояс женки, тем счастливее ее жизнь.

На голову взгромоздился пышный венок из колосьев пшеницы, засушенных трав и прошлогодних гроздьев рябины. Девушка, любуясь своему отражению, удовлетворенно покрутилась перед бочкой дождевой воды.

На большой поляне шло шумное гулянье. Стрекочущие трещотки, мелодичные гусли, громкий баян и гул людей смешались в один веселый голос. Дарьяна в последнее мгновение успела схватить длинную желтую ленту, змейкой вьющуюся вокруг высокого столба. Голоса стихли. Все обратились в центр поляны. Начинался ежегодный обряд.

В толпе девушек Дарьяна нашла Просю. На ней было штопаное, но довольно милое платье, расшитое синими незабудками. Подруга приветливо помахала рукой. Грянула тягучая, сладкая, точно ложка липового меда, мелодия.

Хоровод из незамужних девушек, разматывая цветные ленты, густо покрывающие столб, пошел медленно. Песня ускорилась, и вот уже невесты бегут в шаге от столба, плотно намотав ленты на бревно. И снова тягучая мелодия. Хоровод пошел в обратную сторону, пестря длинными разноцветными полосками. Ветер пытался вырвать ленточки из рук, но девушки крепко их удерживали, не позволяя своей счастливой судьбе упорхнуть.

Девушки начали кружиться стайками, запутывая цветную полоску судьбы вокруг столба. В полночь Владычица судьба расплетет все до единой, сделав будущий год гладким и легким, точно сама ткань. Старый Баян каждый праздник расщедривался на настоящий шелк.

Прося подбежала к Дарьяне, схватила подругу за руки и, подпевая инструментам, закружила.

Все до одной ленты были запутаны. Запыхавшиеся, раскрасневшиеся девушки замерли. Обряд был окончен. С разных краев поляны несмело потянулись парни, держа в руках по наполненной до краев кружке.

Невесты пробовали обрядовый напиток и, коли нравился им подноситель, допивали до дна, требуя добавки. Народ довольно ухмылялся, видя новоиспеченных жениха и весту.

– Дарьяна, – позвал девушку знакомый голос из-за спины.

Девушка вздрогнула, но обернулась, надеясь, что ей все же послышалась.

Враз она вытянулась, точно струна на гуслях. Митяй стоял с протянутой кружкой.

Дрожащими руками Дарьяна приняла предложенный напиток и, не отводя глаз, сделала маленький глоток. Укрепляющий отвар отдавал полынью и ягодами черемухи.

“Для меня все таки зелье брал.”

Стоит ей допить горьковатое варево, и Митяю не отвертеться, придется на ней жениться. В Святодень все союзы священны. Перед Владычицей Судьбой засвидетельствованы. Стоит обещание нарушить – вся деревня засмеет. Такая слава сыну старого Баяна была бы, что кость поперек горла. Не посмотрят деревенские на богатство отца, стада бросят, огороды запустят. Тот, кто слово нарушил, доверия не заслуживал.

Дарьяна несмело отняла полную кружку от рта и протянула парню.

Не зная, как скоро должно подействовать любовное зелье, Митяй не сводил с нее глаз и не спешил забирать варево. Девушке пришлось силой впихнуть ему напиток в руки, случайно расплескав на руки и рубаху парня.

Дарьяне захотелось стать меньше и незаметнее под гневным взглядом гранитных глаз. В поисках помощи она огляделась по сторонам. Неуверенно к ней шли два парня с кружками в руках. В них она узнала работающего с прошлого лета пастухом Павла и лесоруба Витко. Стоило Митяю на них посмотреть, как от женихов след простыл.

– Не хочешь еще? – протянул кружку Митяй.

– Нет, – ответила срывающимся голосов Дарьяна, пятясь назад.

Парень со всей злости саданул посудой о землю. Кружка раскололась, брызги полетели на платья стоящих невдалеке невест. Те осуждающе оглянулись на парочку, но, увидев взгляд Митяя, поспешно отвернулись.

– Чего тебе еще надо, безродная? – сквозь зубы процедил парень. – Век в девках ходить будешь, а мужа лучше не сыщешь!

“Что век мне в девках ходить и без тебя знаю,” – не обратила внимания на горькие слова парня Дарьяна. Мало она, что ли, за свою жизнь их слышала?

Вот и сейчас несколько девиц осуждающе шептались.

– Ни рожи, ни кожи, а такому жениху отказала.

– Чего о себе возомнила, гусыня?

– А взгляд смотри, как у ведьмы. Такая без слов сглазить может.

Дарьяна зыркнула на сплетниц, и те, опустив глаза в пол и сжав в карманах дули, испуганно притихли.

“Нужен вам был такой жених? Сначала купить пытается, затем запугивает, а после в мужья зазывает. Во взгляде ни любви, ни нежности. Одни только похоть и жадность, что плещет через край. Только черную душонку в глазах разглядеть можно.”

Дарьяна не стала отвечать Митяю. Она оставила парня и пошла искать подругу.

Вокруг Проси собралась толпа народа. Все шумно поздравляли подругу. К ней посватался тихий светловолосый пахарь.

– Счастья молодым! – задорно кричал отец пахаря. – На будущий год свадебку сыграем, и заживете!

Веста смущенно опускала глаза в пол. Может не могла поверить в такое счастье? А может от нахлынувшего внимания.

– Это мы еще посмотрим, – так, чтобы ее услышала одна только Прося, процедила сквозь зубы мачеха и, плюнув под ноги, ушла к стайке щебечущих сплетниц.

“Как бы чего не натворила,” – Дарьяна, благодаря птичьему слуху, тоже расслышала ее слова. Тревога недобрым предчувствием разлилась в груди, точно забот о Митяя ей было мало.

Музыка снова заиграла, и новоиспеченные пары, а вместе с ними и весь народ, принялись танцевать. Ребятишки похватали деревянные ложки и в такт мелодии звонко застучали. Дарьяна, отбросив все тревоги на потом, схватила растерянную подругу и закружила по поляне. О косых взгляда, устремленных на нее, она и вовсе думать не станет.

Деревянные столы, накрытые к празднику, благоухали румяными пирогами, запеченными гусями с блестящей корочкой, всевозможными вареньями и соленьями. Пенящийся квас лился рекой.

Девчушки помладше принесли с собой кукол-желанниц и обряжали их в цветные лоскутки. Они пели им колыбельные и шептали на ушко сокровенные тайны. Такую куклу следовала оберегать до замужества, задаривать цветными бусинами и лентами.

У Дарьяны не было куклы. Все ее желания были слишком не сбыточны для игрушки.

Солнце начало клониться к закату. Народ поредел. Попрощавшись с подругой, Дарьяна тоже поспешила домой. День, несмотря на перепалку с Митяем, выдался шумным и красочным, и на душе у девушки было весело и легко. Она побежала на реку попрощаться с Государыней Водой, пока последний луч солнца не скрылся за горизонтом.

Не обращая внимания на северный ветер, Дарьяна скинула сарафан на землю и вошла в холодную воду.

– Птичьи перья быстро согреют, можно и потерпеть, – решила девушка. – Все таки последнее купание в этом году. Спасибо за все, Государыня Вода.

За теченья быстроходные,

За реки полноводные,

За беды отведенные,

За болезни унесенные.

Дарьяна низко поклонилась реке и опустилась под воду с головой. А вынырнула ширококрылой птицей. Недолго покружив, она стряхнула блестящие капли и коснуласьтравы уже босыми ногами в образе девицы.

В кустах громко затрещало. Вздрогнув всем телом, Дарьяна обернулась на шум.

Прятавшийся в лесной тени парень не стал таиться и вышел под лучи заходящего солнца. Сильный гнев, а может закатный свет сыграл злую шутку, но его глаза отдавали красным, точно само пламя.

Забыв о своей наготе, Дарьяна застыла на месте, боясь вздохнуть. Как много он видел?

– Ты… ты… – парень с ненавистью глядел на желанную весту, не находя подходящих слов. – Ты проклятая тварь.

Слова, словно хлыст, стегнули девушку. Она попятилась назад к реке и неверяще замотала головой. Она не отрицала, скорее не могла поверить в происходящее.

– Я все видел, – развеял горстку последней надежды Митяй. – Ты Сирин! Проклятая птица. Такие, как ты, приносят лишь беду! – слова были пропитаны ненавистью, горечью и разочарованием.

Дрожь побежала по всему телу, сотрясая хрупкие плечи. Дарьяна натянула праздничное платье, не различая, где зад, где перед. Но трясти меньше не стало.

– Ты меня приворожила! – в глазах Митяя загорелся восторг, точно он нашел решение давно мучившей его загадки. – Поэтому я в тебя влюбился!

– Нет, – голос девушки сорвался на хрип. – Я ничего не делала! Клянусь!

Дарьяне пятилась к реке, но лес, казалось, подступал лишь ближе, тени становятся больше. Небо заволокли тяжелые тучи, забирая весь свет.

“Бабушка говорила: стоит ей только пожелать, и человек выполнит ее волю. Простой песни будет достаточно. Но только стоит правильно подобрать слова, иначе это окажется последними, что несчастный услышит.”

– Клятвы такой, как ты, ничего не значат!

– Ты всем расскажешь? – старалась выровнять голос девушка.

Митяй задумался. Задумалась и Дарьяна.

“Он не смолчит. Скоро о ней узнает вся деревня. Лица знакомых с детства людей исказятся от презрения и злости. А что будет потом?”

– Убирайся, – решение парню давалось нелегко, он с трудом размыкал губы. – Убирайся и никогда не возвращайся!

Последний луч солнца упал на лицо Митяя. Дарьяна разглядела в его глазах скопившиеся слезы. В этот момент она четко поняла, что даже ради спасения своей жизни никогда не сможет рискнуть чужой.

– Стоит мне еще раз тебя увидеть, я расскажу всем или собственноручно убью, проклятая тварь.

Дарьяна кивнула, не в силах вымолвить и слова. Плечи поникли, колени предательски задрожали, не желая принимать жестокую реальность.

Парень сжал кулаки и, резко крутанувшись на пятках, ушел в сторону деревни. Дарьяна смотрела ему вслед, пока фигура не затерялась в лесу, а поняв, что он не вернется, осела на землю и зарыдала. Горькие слезы ручьем полились по белой коже.

Дарьяна ругала себя за невнимательность.

– Как можно было выпускать силу здесь, открытом со всех сторон месте? Почему она не убежала в спрятанную от посторонних глаз заводь? Что теперь делать? Куда бежать?

Когда все слезы были выплаканы, девушка обтёрла лицо белым рукавом, поднялась с остывшей земли и пошла к избушке.

– Мать Сыра-земля и Государыня Вода ушли с последним лучом солнца, настала и моя пора прощаться.

Уходить с насиженного места было трудно. На грани невозможного. Дарьяна, словно во сне, ходила по домику, перечисляя предстоящие дела по порядку.

– Найти котятам новый дом, собрать кузовок, – разговаривала сама с собой девушка, облекая побег в рутину. Так ее мир рушился не так стремительно. Так она понимала, что делать дальше.

Сменив легкий сарафан на шерстяной, Дарьяна уложила кошку с котятами в корзину и пошла в Лозовицы.

Не может она оставить котят, приученных к теплу и молоку, одних в студеной избе на всю зиму. Девушка надеялась, что Митяй хоть на время придержит ее тайну, давая время на сборы.

Пробравшись темными огородами к третьему с окраины дому, она несмело постучала в зашторенное окошко.

***

– Кто там еще пришел? – недовольно забухтела Матрена. – Нет у меня кваса! И настойки тоже нет!

Женщина, отодвинув в зеленый горох шторку, выглянула в окно. Разглядев девчонку, она поспешно отворила.

– Проходи. Чего встала? – завидев тяжелую ношу в руках, впустила в дом непутевую девку Матрена.

“Лазает посредь ночи. Путные давно дома спят.”

– Теть Матрена, мне некому их больше нести. Пропадут ведь, – откидывая покрывало, шмыгнула носом Дарьяна.

– Чего удумала, девка? – обеспокоенно покосилась на нее женщина.

– Переезжаем мы с батюшкой, кошку брать не велел. А как я Царапку с котятами брошу? Зима впереди. Померзнут, – умоляюще смотрела на Матрену девушка, понимая, что тетка – ее единственная надежда. Не было между ними прежде мира да понимания, одни лишь упреки да одергивания, но котят к Проси точно не понесешь.

– А ревела чего? – разглядывала распухшее от слез лицо женщина. – Не Митяй случаем обидел?

– Нет, что вы. Это я так. Котят жалко, – соврала, не моргнув глазом, Дарьяна.

Матрена силилась понять, отчего девушка бежит, почему дом и работу оставляет? Но спросить напрямую не решалась.

“Девка взрослая, поди, сама разберется, а я вон своими учениями вечно все хуже делаю. Сплошная ругань у нас. Чего у нее могло случиться? Любимый другой напиток поднес? Недельку помотается, а там и обратно придет.”

– Оставляй. Присмотрю за твоим выводком, – согласилась женщина. – Сборы когда?

– На рассвете.

“Ну хоть не на ночь глядя. До утра одумается.”

– Вы Баяну спасибо передайте. За еду и одежу.

Матрена утвердительно кивнула и поспешно отвернулась, чтобы девушка не заметила навернувшиеся на глаза слезы.

“Привязалась к негоднице. Веселая, работящая. Хвостом не крутит, за зря не перечит. А что она Дарьянку все время попрекает, так-то ж любя. Малость воспитывает. Мамки то нет. А утречком она к ней еще сходит, глядишь, да отговорит.”

– Погоди, не убегай, – скрылась в соседней комнате Матрена.

Женщина вернулась со свертком еще теплых пирожков.

– Иди, пока отец не хватился, – выпроводила девушку кухарка.

Знала она, что никакого отца нет, слезы свои показывать не хотела.

– За котят них не переживай. Сберегу.

Со двора Дарьяна крикнула слова благодарности, не зная, услышала их женщина или нет, и побежала в лес.

Глава 4. Одному ворог, другому дружок

Ветер-ворчун треплет калитку,

За печью в углу тихо скребется.

Коль замолчит – это к убытку.

Шуми, старожил, глядишь, обойдется.

Уходить, убегать, улетать так стремительно, точно никогда и не было, нужно было этой же ночью, пока новость не достигла всех дворов, и за девушкой не пришли с топорами и вилами. Огромная пустая дыра образовалась в груди. Она разрывала на части, сочилась тревогой и страхом.

Дарьяна обрядилась в шерстяные штаны, две длинные, потоньше да потолще рубахи и выцветшую фуфайку. В узел поместились сменное белье и запасные штаны. Остальное место заняли склянки и мешочки со снадобьями, что трудно отыскать и сложно приготовить.

Сколько могла пирожков она съела сразу. Остальные завернула с собой, добавив к ним подарки из свертка подруги, да кое-что из запасов. Фляжка с водой, нож, кресало да кремень – вот и все, что ей было под силу унести.

– Будет ли мачеха Проси издеваться над подругой пуще прежнего, как узнает, что ведьмы больше нет? – размышляла девушка, складывая нехитрый скарб. Сейчас ей было проще думать о других, чем о своей судьбе.

Дарьяна вышла на крыльцо и оглядела родной темный лес. Белая луна проглядывала из-за облаков, подсвечивая гудящие макушки и перелетающих с громким уханьем сов.

– Прощай, тихий дом. Береги себя и не позволяй губить лесорубам своих великанов.

Маленький огородик уснул на зиму. Избушка с плотно закрытой дверью не скрипнула. Один лишь лес жалобно застонал, оплакивая разлуку с выращенной им девчушкой.

Глаза заметались, не в силах выбрать, в которую сторону податься. За какой не ждет голод да холод? За какой не прячется лихой разбойник? Единственная дорога из деревни вела в Лютейный город, а там и море, которое Дарьяна мечтала увидеть. Но там же и Митяй. А вдруг город не так огромен, как о нем говорят, и в один из дней она столкнется с Баяновым сынком?

– Стоит мне еще раз тебя увидеть, я расскажу всем или собственноручно убью тебя, проклятая тварь! – звенело в ушах.

Куда не пойди, все будет чуждо. Не все ль равно тогда?

Дарьяна провела рукой по густому зеленому мху, облепившему избу сверху до низу, надеясь, что когда-нибудь сможет вернуться домой. Она подбросила вверх тонкое острое перышко. Перо опустилось на землю концом на юг. Дарьяна шагнула в темный лес.

Маленькая фигура быстро растворилась среди огромных деревьев, ночных шорохов и темноты.

***

Всю ночь она шла наугад, лишь намеренно избегая севера, где стоял Лютейные город. Со всех сторон подбирался незнакомый лес.

Дарьяна не знала, чего ищет, но точно знала, от чего бежит.

“Должно быть, так чувствует себя северный ветер, холодный и голый, бесцельно слоняющийся меж недвижимых елей. Он перебирается с одного поля на другое и, не найдя укрытия, уносится дальше,” – размышляла девушка.

Когда начало светать, вымотанная шумным праздником, слезами, сборами, незнакомой дорогой и тяжелыми мыслями, Дарьяна опустилась на землю. Мягкий ковер из хвойной подстилки с радостью принял уставшее тело. Пригретая утренними лучами, она задремала. Ей снилось, как деревенские с горящими факелами в руках обступили ее избушку. В толпе она разглядела перекошенное от ярости лицо подруги.

Дарьяна резко открыла глаза и огляделась по сторонам. Разгневанная толпа ей только приснилась, а вот все остальное, к сожалению, сном не было. Она поднялась, разминая затекшую ото сна на холодной твердой земле спину. Короткий тревожный сон не оправдал ее надежд и не придал сил, а вымотал сильнее, чем весь пройденный за ночь путь.

Насилу затолкав в себя пару пирожков и не почувствовав их вкуса, Дарьяна сгребла остатки в узел и зашагала дальше. Один лес сменял другой, разделяясь лишь непахаными полями и травянистыми лугами.

– Всего день в дороге, а осень здесь не теплая и золотая, а сырая и грязная.

Лес становился все мрачнее и непролазнее. Девушка подумывала развернуться обратно, но кошмарное сновидение гнало вперед.

Голые скрюченные деревья, точно костяные руки, попадались все чаще. Боясь забрести на болота, Дарьяна взяла южнее.

– Что в той стороне? – карт девушка никогда не видела, да и вряд ли бы что-то поняла, попадись они ей. Деревенские всегда ездили только на север, в Лютейный, по накатанной однопутке, а про юг разговоров не вели. Точно и нет там жизни.

К вечеру заметно похолодало. Поднялся порывистый ветер. С севера набежали тяжелые грозовые тучи. Идти дальше в такую погоду в темноте да по незнакомому лесу было опасно. Дарьяна отыскала пышную зеленую елку и свернулась под ней тугим калачиком, пытаясь согреть замерзшие руки и, если удастся, поспать.

“Долго так не протянуть. Осенний ветер заставляет дрожать, точно осиновый листок. Что будет, когда придет настоящая зима? Даже теплящаяся внутри сила не поможет справиться с зимними холодами.”

Зарядил дождь. Сжавшись под деревом, Дарьяна чувствовала редкие холодные капли, просачивающиеся сквозь густую хвою. Зарывшись в фуфайку с головой, она задремала. Среди ночи барабанная дробь успокоилась, но к утру дождь снова припустил с удвоенной силой, оставляя мелкие лужи.

Когда небо прояснилось, Дарьяна вылезла из-под дерева, поймав за шиворот пару струек холодной воды. В дождливую погоду ночевать приятнее на теплой печи, слушая, как стучат тяжелые капли по крыше. На сырой земле под елкой дождь любишь меньше, но вид все равно открывается замечательный. Точно тысячи драгоценных камешков переливались на солнышке дождевые капли, рассыпанные по веткам и траве. Избегая блестящих лужиц и мокрых кустов, Дарьяна отправилась дальше.

Было за полдень, когда она вышла из мрачного леса и уткнулась в желтое, выгоревшее под летним солнцем пшеничное поле. Ветер и дождь сломали тонкие стебли, пригнули пшеницу к земле.

– Есть засеянное поле, должны быть и люди, – всматривалась в горизонт девушка. – Но отчего пшеница не убрана?

Дарьяна подошла ближе, высматривая поздних жнецов, пастухов или стадо коров. Никого не было, но за полем виднелся ряд низеньких избушек. Идти к людям было страшно, но холод, сырость и вздувшиеся от стоптанных мокрых сапог мозоли заставляли храбриться и искать тепла.

Прячась за редкими деревьями, Дарьяна все ближе подбиралась к домам. Не меньше двух десятков избушек и ни с одной трубы дыма. Лая собак и крика петухов тоже не было слышно.

“Что сказать, когда заявлюсь в деревню? Ходила за груздями и заблудилась?”

В сапогах чавкало. Как бы не старалась Дарьяна обойти лужи, под травяными кочками они не всегда угадывались. Осмелевшая от холода, она осторожно пробралась к ближайшему дому, готовая в любой момент дать деру.

Двор покрывала сухая опаль. Ведра и лопаты были брошены точно среди работы.

Переставляя ноги, осторожно, чтобы не потревожить опавшую листву, Дарьяна нерешительно заглянуло в маленькое окно. Слой пыли на стекле не давал ничего разглядеть.

Она покружила вокруг пары домов, вернулась к крайнему, откуда в случае чего проще удрать в лес, и приоткрыла дверь. Заржавевшие петли отозвались с протяжным скрипом. Девушка испуганно отпрыгнула за угол.

Из дома никто не вышел. Тогда она набралась смелости и вошла внутрь. Толстый слой пыли покрывал стол, пару лавок и когда-то беленую, а теперь потемневшую и затянутую паутиной печь. Хозяева давно не появлялись дома, в спешке оставив неубранную посуду на столе. Дарьяна стряхнула пыль с сундука и открыла тяжелую крышку – все добро лежало на месте.

Девушка заглядывала в каждый дом необитаемой деревни, пока на улице не стемнело. Решив заночевать все в той же крайней от леса избе, она обмела паутину с печи, заложила сухих дров, высокой поленницей пристроившихся в углу, и развела огонь. Онемевшие от мокрой обуви и долгой ходьбы ноги начали отогреваться. Сидя за широким пыльным столом и попивая горячий взвар, она обеспокоенно выглядывала в окно.

“Кто здесь жил и почему бросил свой дом? Может, им, как и ей, пришлось срочно убегать? Но почему всей деревней?”

Тревожное предчувствие клубилось внутри. Она достала из узла несколько мешочков с сухой полынью и разложила по окнам. На полках отыскала соль и толстой полоской рассыпала у порога. От каждого скрипа и шороха она замирала, точно испуганный зверек. Ставня скрипнет или ветер покатит по двору ржавое ведро, девушка уже с ухватом в руках.

Но вскоре заполнившее комнату тепло и горячий ужин сделали свое дело, уставшая Дарьяна задремала на широкой лавке.

Среди ночи она проснулась от ощущения, словно за ней кто-то следит. Она подтянула колени к подбородку, стараясь прогнать тревогу. Из угла послышался шорох.

“Верно, мыши скребутся под полом,” – решила девушка.

Дарьяна поднялась с лавки и закинула в шесток пару сухих дровишек. Пыль с печи поднялась и осела на пол. Шорох снова повторился, а после кто-то громко чихнул.

Не зная, куда бежать и что хватать, Дарьяна сжала ухват и направила на невидимого противника.

– Кто здесь? – придавая голосу уверенности, спросила девушка. На мгновенье она пожалела, что пропищала своим девичьим голоском.

“Нужно было по-молодецки гаркнуть на чихуна. Вдруг он ее не видит и, услышав мужской бас, сбежит? – подкрадывалась на цыпочках к печи, откуда все еще слышалась возня, Дарьяна. – Глупая гусыня, он пробрался за печь. Тебя уж точно разглядев по дороге.”

Источник шума не пожелала долго скрываться и, подтягивая брюки и стараясь не наступить на длинные штанины, вышел на свет. Низенький старичок в не по размеру подобранной одёжке, с шапкой на бок, изучающе ее осматривал. Длинная седая борода и густые нависшие брови не давали понять выражение лица незнакомца.

– Вы… Вы кто такой? – слегка запинаясь, рассматривала старичка Дарьяна.

– Как это “кто я такой”? – старательно отряхивая рубаху от пыли и сажи, бурчал дед. – Я хозяин этого дома. Главный его оберег.

Дарьяна начала прикидывать в уме, что она знает про обереги, да еще и такие живые?

– Домовой что ли? – сообразила девушка, стыдливо опуская грозное оружие.

“На домового с ухватом! Вот бабушка бы смеялась! Она их недолюбливала. Все же ведьма. Да плохими не считала.”

– Он самый, – домовой стянул с головы шапку и растерянно огляделся по сторонам, не узнавая родное жилище. – А как жеж… А это что ж…

Он медленно обошел комнату по кругу, проводя маленькой старческой ладошкой по пыльным подоконникам и полкам, выцветшем шторам в мелкую дырочку. Заглянул в сундуки и погреб: все лежало на своих местах. Домовой сел напротив печи, сжимая шапку дрожащими руками, и невидящим взглядом уставился в огонь.

Дарьяна молча вскипятила остатки воды, порезала последний сыр и яблоки. На утро осталось немного меда и черствого хлеба.

Домовой, отрешенно отхлебывая горячее варево, не прикасался к еде.

– Давно вы, дедушка, дома не были? – пыталась разобраться в произошедшем девушка.

– Да кто ж его знает теперь? – качал головой, рассматривал распустившиеся листья кипрея в кружке домовой. – Думал с лучину, а оно видишь, каким слоем памяти покрылось.

– А последнее что помните?

– Последнее? – задумался нечистик. – Песню помню. У реки кто-то пел, да так красиво. Я собрался было посмотреть, а хозяйская кошка как броситься на меня. Черная такая, мелкая. Мы с ней мирно жили, а тут как взбесилась. Ну, я в свой угол и залез. А потом тепло почувствовал, вот как от моих хозяев. Нос высунул, а тут ты спишь.

Дарьяна стыдливо покраснела, вспоминая, как встретила домового.

– Ааа, вижу, откуда тепло идет, – поднял глаза и растянул потрескавшиеся губы в печальной улыбке домовой, обнажая ровный ряд мелких зубов. – Дар в тебе живет. Видно, он меня от забытья и воротил. Только отчего ж соседи не всполошились? Искать меня не кинулись? – спрашивал то ли себя, то ли девушку дед.

– Соседей тоже нет, – Дарьяне горько было рассказывать одну печальную весть за другой и видеть, как замирает от каждого слова нечистик.

– Как это нет? Во всей деревне нет? – девушка не успела ничего объяснить, как домовой вскочил с деревянной лавки и неверяще кинулся во двор. Он обежал соседние дома, проверил каждый угол каждого дома, а никого не найдя, воротился в избу, схватился за седую голову и невидящим взглядом уставился в огонь.

Дарьяна подкинула поленья в печь, сунула в руки домового кружку с парой капель укрепляющей настойки и села рядом, всматриваясь в трескучее пламя.

– Я к полудню сегодня пришла. Поля неубранные увидала, а после и деревню разглядела. Все на местах лежит, да хозяев у вещей нет, – девушка отпила несколько глотков горячего взвара из чашки.

– Как звать тебя, девица? Отчего в такое место нерадостное кров искать подалась? – наконец перестал молча смотреть в печь домовой.