Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только…

Глава 13
Бабушка Вовы

Пятиэтажка, в которой обитал Титаренко Вова с бабушкой, «впечатляла» своим убогим видом. Особенно это разительно бросалось в глаза на фоне рядом стоящей элитной девятиэтажки, которую возвели спешно всего за пару – тройку лет. Тонированные стеклянные окна, кондиционеры и спутниковые тарелки – все говорило о деньгах и статусе.

Когда же я вошла в подъезд облупленного пятиэтажного старичка, то чуть не вырвала свой скудный обед – в нос резанул смрад кошачьих и, видать, не только, испражнений. Некоторые свежие кошачьи и собачьи (диагностику не проводила) какашки все еще лежали в уголках на лестничных клетках. С такой скоростью, закрыв нос двумя пальцами, я еще никогда не поднималась на третий этаж.

Позвонила в дверь с набитой цифрой «15», но мне не открыли. Я звонила со школы бабушке Вовы, чтобы предупредить о своем визите, но трубку никто не взял, и я решила пойти без предупреждения – была, не была. Постояла минут пять, периодически открывая нос, и тут же закрывая, и уже было решила уходить, когда двери медленно открылись, и на пороге появилась небольшая старенькая женщина с похожими на Вовины глазами.

– Добрый день. Вы Тамара Игнатьевна, бабушка Вовы Титаренко? – на всякий случай спросила, чтобы не попасть не по назначению.

– Да, она самая. А вы кто? – мягким приятным голосом спросила женщина.

– Я – классный руководитель вашего внука. Могу с вами поговорить?

– Конечно. Проходите быстрей, а то здесь у нас все ароматы Франции, достали кошатники из собаководами, ничего не могу поделать. Вовы сейчас нет дома, но скоро обещал прийти, – она пропустила меня в прихожую и закрыла сначала одни двери, а потом и вторые.

– А Вова нам не нужен. Я собственно к вам, – сбросила плащ и переступила в другой мир. Грязный коридор с налущенными семечками и зловониями сменился дразнящим ароматом недавно испеченных булочек с корицей.

– Мой внук что-то утворил? Он такой непутевый, – начала старенькая женщина, подталкивая меня к дивану, а сама уселась в небольшое кресло, на котором в уголке лежало вязание.

Я хотела было начать рассказывать о всех Вовиных проказах, которых всего за две недели пребывания парня в школе собралось приличное количество. У меня была подготовлена целая лекция. Я методически собрала все, что вытворял этот оболдуй Титаренко: сколько уроков сорвал, кого послал очень далеко в неведомые страны, кому поднес кукиш под нос, кого обозвал «коза задрыпаная»… Но на маленьком столике я заметила большое скопление лекарств. Присмотрелась и узнала валидол, спазмалгол, валерьянку и пумпан… Почти все сердечное. «У женщины больное сердце!» – промчалась в моем мозгу резкая мысль, – и я забыла весь тот доклад, который методически правильно готовила, как описано в учебнике педагогики. Тамара Игнатьевна уже сидела и нервничала, заламывая свои иссушенные годами пальцы, и готовясь к неприятному разговору. Нужно было срочно успокаивать женщину.

– Нет, ваш внук ничего плохого не сделал. Просто я решила познакомиться со всеми родителями детей, каких буду вести эти два года, – мастерски начала врать, памятуя, что ложь – это в какой – то степени разновидность творчества. А творить я умела.

– Ну, слава Богу, а то Вовку только и ругают всегда. А он неплохой. Пойдемте лучше на кухню, я вам чайку вкусного заварю. Вы такого не пили еще никогда, – Тамара Игнатьевна пошаркала своими объемными самодельными тапочками (рукодельничала женщина не на шутку) в сторону кухни. Я пошла за ней. Небольшая кухонька, но какая чистая и уютная! На табуретках связанные методом печворк подушки, чтобы не холодно было. На столе – голубая клеенка, а на ней связанная крючком салфетка под вазой с пряниками и конфетами.

Маленькая бабушка быстро повозилась возле чайника, набрала воду и поставила чистенький аккуратный чайничек на огонь.

– Угощайтесь пока конфетками. Сейчас закипит. Как знала, что гости будут, булочек испекла. Вовкиных любимых. А я – то думаю, почему мне большой лохматый пес приснился? А вот оно что – друг на порог. И синички в окно клевали, – дальше она увлеклась рассказом о внуке. Я видела, как ей были приятны воспоминания о смешном и хорошем Вове в детстве. Тамара Игнатьевна даже принесла из зала альбом с фотографиями. И я окунулась в интересную историю о счастливой семье – семье Вовы Титаренко.

– Людочка, моя дочка, мама Вовы, такая счастливая была, когда Вовка родился. Он вообще на девочку был похож. Паша, отец Вовки, таким хорошим отцом был, – Тамара Игнатьевна перелистывала страницу за страницей, я слушала, и хотелось слушать. – Паша любил в лотереи всякие играть. Ему везло, очень везло. Однажды много выиграл, и вот тогда купили машину. А потом… Вовка в пятом классе был, когда они в аварию попали. Паша был хорошим водителем, ехал правильно, но на пути пьяный попался. Вовка тогда учиться перестал, переживал страшно. Оно и понятно, дитю сразу мать с отцом потерять. На год его еще оставили в школе по неуспеваемости. Но он не глупый. До пятого класса был отличником. На карате ходил, плавает хорошо.

Чайник закипел. Старушка подхватилась на его свист и быстро залила набросанные в небольшую кастрюльку травки. И действительно, только она залила эти травки кипятком, как аромат разнесся по всей комнате. Тамара Игнатьевна достала из духовки булочки и ласково предложила мне попробовать. Такой вкуснотищи я не ела никогда.

– А что за чай? – поинтересовалась я.

– Мята, мелиса, смородина, липа и листья земляники. Очень полезный. И усталость снимает. Мы не покупаем чай в магазине, собираем сами на даче летом.

– На даче? – переспросила я.

– Да, у нас есть небольшой домишко под Киевом. На лето мы туда перебираемся. Вот недавно собрали картошку с Вовкой и приехали в город. Вы его не ругайте, что не с начала в школу пошел. Он догонит. Все ж на Вовке, потому как с меня какой уже работник? Только по кухне как-нибудь справляюсь, хотя Вовка отменно готовит. Знаете, он такой быстрый. Садить нам огород сосед помогал, а выбирали уж сами. Несколько мешков продали, поэтому было на что Вовке курточку купить и кроссовки. Растет парень.

Так вот откуда загар. Он все лето вкалывал на огороде. И три недели в школу не ходил, потому что на огороде порядок наводил. А пижонился, что на море был. Конечно же, перед девчонками петухом ходил. Я улыбнулась про себя, но Тамаре Игнатьевне ничего не сказала.

– Значит, вы единственная его родственница? – спросила я в ходе разговора.

– Единственная, к сожалению. Так хочется, чтобы он в люди вышел до того, как я умру, – печально сказала старушка и заглянула мне в глаза, словно в душу. – Он ведь думает, что я не знаю, но чтобы мне лекарства все необходимые купить (сердцем маюсь), внук вечерами подрабатывает. Тяжело работает. А последнее время связался с хулиганами. Вы, если можно, накричите на него, а то меня он не слушает. Я не хочу, чтобы он с этими Цыбулями водился.

– Обязательно поругаю, будьте уверены, – только выговорила, как услышала, что замок в дверях клацнул, и приятный голос Вовы прозвучал из коридора:

– Бабуль, ты где? Так вкусно пахнут твои булочки, я уже слюной почти удавился, – он вошел на кухню улыбаясь, но, увидев меня, сменился на лице, и грубо спросил:

– А вы здесь, София Константиновна, каким макаром?

– Пришла познакомиться с твоей бабушкой, – спокойно ответила я. Пусть теперь дикообразится и создает имидж хама. Я—то знаю, какой он на самом деле.– Уже ухожу, не буду вам мешать, юноша. Извините, что позволила себе съесть две булочки, которые пекла вам ваша прекрасная бабушка, – чтобы разминуться с ним, мне пришлось пройти мимо Вовы совсем впритык, всего в миллиметре, поэтому парень даже покраснел. Я быстро поблагодарила приветливую женщину за гостеприимность и выбежала в коридор, закрыв нос пальцами. Опять быстро преодолела ступени и, как стрела, вылетела на улицу.

Вовка догнал меня возле автобусной остановки, схватил за руку и резко повернул лицом к себе:

– Ты жаловаться на меня приходила? – гаркнул, а у самого такая беззащитность в глазах.

– Во—первых, «вы» приходили, – упрямо переучивала зарвавшегося ученика.

– Понял, на вы и шепотом. У нее очень больное сердце. Мне говори… те все, что хотите. Хочешь бей, унижай, вызывай на педсовет, но ее не трогай. Еще раз домой приде… те – по ступеням спущу!

– Больше не приду, не кипятись так. Я твоей бабушке ничего плохого не сказала. А ты и сам бы не нервировал ее. Прекрасный она человек. Очень тебя любит. Береги ее. А мне не стоит угрожать. Я не боюсь. И знаю, что ты не такой, каким хочешь казаться. Извини, мой автобус, – я впорхнула в салон, и только когда автобус отъехал от остановки, провела взглядом смущенного Вову.

На следующий день Вова с опущенной головой подошел ко мне на перемене и протянул пакетик с травами:

– Это вам от бабушки. Чай. Нервы успокаивает.

– Спасибо, Вова, – этот чай я вспоминала весь вечер.

– И еще. Она просила вас, если будет время, прийти к ней. Хочет подружиться.

– А ты меня не спустишь со ступеней? – лукаво спросила я, улыбаясь. – У вас там живописные ступени.

– Не-а. Вы ей понравились. И еще… спасибо, что о двойках моих не рассказали.

– Я пообещала Тамаре Игнатьевне, что ты будешь учиться, – решила воспользоваться моментом. Я отыскала его слабое место. Он сделает все, что угодно, ради своей бабушки. Я почувствовала, что смогу попробовать направить в нужное русло дикую энергию этого большого и непутевого ребенка.

– Ну, это вы взяли на себя слишком много. Хочу посмотреть, как это у вас выйдет, – он нагло прошел мимо, а я отметила, что получила маленькую, но все же победу. Вова еще не знал, что я только кажусь маленькой и хрупкой. Вообще-то я сильная, а когда нужно – очень сильная. И еще целеустремленная.

Глава 14 Елена Прекрасная

Ты так старалась,

Быть всегда красивой,

 

А он помчался не к тебе,

противный…

По документам она была Новикова Елена Игоревна, но в школе эту девочку все называли Елена Прекрасная. Малышня немного сокращала – Ленка Красивая. И действительно, было в ней что-то от сказочных красавиц: длинные русые волосы и серовато-зеленые глубокие проникновенные глаза. Лену нельзя было назвать конфликтной девочкой, но вокруг нее всегда происходили какие-то баталии. То парни побьются за ее внимание, то девчонки распустят клубок лишних сплетен, и половина школы начинает разбираться, что же реально произошло и как все это вырулить в правильном направлении. Причем, Лена вроде бы и не втянута во все это, но именно из-за нее происходят конфликты. Такая себе роковая барышня.

Лена рано поняла, что природа одарила ее большим сокровищем – красотой, и умело пользовалась ею. Девочка использовала влюбленных в нее по уши парней, как только ей хотелось. Самое любимое ее развлечение – помпезное эффектное появление в школе в сопровождении эскорта из одного-двух мальчиков. Возле нее всегда увивалось несколько парней просто так, чтобы были на подхвате, если Лене вдруг что-нибудь понадобится.

Почему-то Новикову большинство в школе считало легкомысленной глупенькой блондинкой, хотя Лена не была ни блондинкой, ни глупенькой. Уже три года подряд ее упорно класс выбирал старостой, и со своими обязанностями Лена справлялась. Еще бы, ведь ей помогали все те же парни на подхвате, которые кого нужно – заставят, что нужно – сделают, кого уговорят, кого прижмут, а то и побьют. Одним словом, все всегда сделано, а каким макаром – не спрашивай, главное ведь – результат.

Как я не пыталась подружиться с Леной, ничего не получалось. Она во мне почему—то видела угрозу и конкурентку. Особенно после того, как Юра ляпнул при всех на перемене: «А наша мама Соня красивше будет, чем Ленка!», девочка начала смотреть на меня «чертом», и все время пыталась сделать какую—нибудь каверзу.

– Не называйте меня «милой девочкой»! – зло выпалила Лена после того, как я собралась объяснить ей, что такая слишком короткая юбка – не очень приличная одежда для школы. Ее серо-зеленые глаза слегка вытянулись, и стали похожи на кошачьи.

– А как же я должна тебя называть? – поинтересовалась я. Мне очень хотелось найти общий язык с этой «звездой класса и школы», а еще больше – узнать истинную причину ее страшной ненависти ко мне. Не верила я, что проблема только во внешности.

– Я – Лена Новикова. И не «девочка», и не «солнышко», и, упаси Боже, «милая моя». Дебильные обращения, – она дернула пышной короткой юбкой в плиссировку, мотнула шикарной гривой русых волос и исчезла за дверью. А я осталась переваривать неприятный привкус этого разговора, если это можно было назвать разговором.

Ну что же, придется понаблюдать, изучить и понять это диво дивное Лену Новикову, потому что я верила: вода и острый камень точит, а такой, как Лена, и подавно округлит.

Чего-то я не учла, потому что время шло, а Новикова становилась все более агрессивной. Ко всему прочему добавилось еще что-то, что объяснить вообще было нереально. У меня создавалось впечатление, что я у нее что-то украла, очень ценное и жизненно необходимое. Лена выходила из себя уже только при одном моем появлении, поэтому я пыталась как можно реже попадаться ей на глаза, чтобы не нарываться на «комплименты». Иду по коридору и вижу впереди в перспективе встреча с Леной – заворачиваю в учительскую, словно по делам. Выхожу на перемене воздуха свежего глотнуть и мозги закипевшие охладить – Лена в компании стоит, поэтому отхожу подальше, лучше за угол школы, чем пугаю курильщиков – они тоже вышли мозги прочистить, но своим способом. Шарахаемся в разные стороны.

Но после одного случая, который пояснил немного фобии Лены, серьезный разговор с девушкой был неминуем.

В начале декабря я планировала провести открытый урок со своим классом по теме: « Французский романтический роман В. Гюго «Собор Парижской Богоматери». Открытые уроки – это всегда праздник как для учителей, которые приходят на урок, так и для администрации, потому что учитель, который готовит такое мероприятие, выдумывает и творит в меру своей буйной фантазии, а то и не в меру. Открытые -это не настоящие уроки, а, скорее, искусственные, хотя и яркие, эффектные, зрелищные. Если учесть, что это был мой первый открытый урок, то старалась я изо всех сил.

У каждого учителя свои методы и любимые приемы. Я люблю инсценировки. Страшная приверженка творчества Виктора Гюго и его романа «Собор Парижской богоматери», поэтому я и представить себе не могла другой инсценировки, чем из этого романа. Монолог Клода Фролло под прекрасный танец Эсмеральды – это должна была быть та изюминка, которая не способна оставить равнодушным никого. И даже если в уроке где-то будут огрехи, эта сцена перекроет все и позволит претендовать учителю, то есть мне, как минимум на похвалу, максимум – на пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля.

На роль священника Клода прекрасно подходил отличник Артур Ковальчук: высокий, худой и длиннолицый парень, острый на язык и очень сообразительный. Он отличался хорошей памятью, поэтому я была уверена, что этот не подведет и монолог выучит. А вот Эсмеральда – только Новикова. Если ей надеть черный парик – шикарная Эсмеральда должна была получиться. К тому же, я знала, что она умеет танцевать. Лена любила быть в центре внимания, и ей нравилось, когда ею любуются. Поэтому, когда я на своем уроке огласила о подготовке к открытому мероприятию, все встретили это весело.

– Ура! Будем звездиться! – кричал Вигура и перекривлял директора, как тот обычно хвалил классы, которые чем – то отличились.

– Да уж, не подведите. Я раздам слова, сначала их нужно будет выучить, а на следующей неделе начнем репетировать. Будет небольшая сценка из «Собора». Артур, ты будешь Клодом Фролло, а Лена Новикова – Эсмеральдой…

При последнем моем слове по классу пробежался легкий шумок. Все посмотрели на Новикову, а та побледнела, и в блеске ее глаз сверкнул острый металл. Из последних парт донеслось:

– А Квазиморду тоже пригласили?

Я узнала голос Маркина Ромы. Этот всегда был беспринципным и с чужими чувствами не очень —то панькался. После этой фразы Лена психанула, сбросила все свои вещи в сумку и рванула к выходу. Когда проходила мимо меня, пригвоздила очень злым взглядом. Но я заметила так же, что на ее красивых глазах выступили слезы. Это были слезы обиды.

Я опять не понимала, что сделала не так.

– Ну, вы, Соня Константиновна и ляпнули же, – первым попробовал просветить Дима.

– Что-то не то сказала, да? Дима, я не понимаю, что? – попросила объяснить.

– Длинная сказка. Ленку нельзя называть Эсмеральдой. И Квазимодо тоже лучше при ней не выговаривать. Несчастная любовь. Еще в прошлом году, – и убежал за Леной, считая, что я все поняла и во всем разобралась. Как всегда, «вовремя» прозвенел звонок и за минуту класс опустел. А я осталась стоять у доски, как та Пизанская башня: никак не упадет, и стоять у нее прямо, как-то не выходит. Никого видеть не хотела, поэтому переместилась в подсобку, чтобы проверить три пачки тетрадей с сочинениями. Это длительное изнуряющее занятие, но иногда «перлы» радуют и превращают такую работу в веселье. Не в этот раз. Открываю тетрадь, читаю, еще раз читаю, но ничего не понимаю. Так и сидела над тетрадями, пока не услышала:

– Чо ты дуешься, она ведь не знала, – это был голос Вовки Титаренка. Значит, на уроке этого охломона не было, а как Лене плохо – он ее успокаивает.

На этот раз я закрыла дверь подсобки на защелку, чтобы никто не мешал моему уединению. Теперь услышала, как дернулась дверь (Вова, видимо, проверял, есть ли кто в подсобке), но я затаилась, как ушлая мышь, которая учится прятаться от наглого кота. Подслушивать чужие разговоры плохо, но я понимала, что только так смогу распутать их запутанные тайны.

– Она меня нервирует, дура институтская, – это так лестно обо мне Лена. Мысленно я исправила «вообще-то университетская». Так получилось, что поступала в институт, но за год до окончания обучения заведение превратилось в университет.

– А она тебя пытается понять. Терпеливая тетка, – продолжал Вова меня защищать.

– Ты все время ее выгораживаешь. Соня Константиновна такая, Соня Константиновна сякая, хорошая, прекрасная, святая. Ты, случайно, на нее не запал? Очень похоже…

– А что такого, что мне нравится учитель? Как училка она классная. И ты это знаешь, потому и бесишься.

– Я еще не бесилась. Это цветочки. Вот она у меня еще увидит почем в Киеве рубероид…

– Вроде ты знаешь, почем? И когда ты такой стала, Ленка? Ты ж была нормальной девкой. Оно тебе нужно, такой кипишь на пустом месте поднимать?

– Нужно. А ты не заступайся, а то мигом отставку получишь.

– Лена, какую отставку? О чем ты говоришь? Мы с тобой всегда были только друзьями – и не больше.

– Ах так значит. Пока ее не было – я была твоей девкой, а теперь – друзья? – по грюкнувшей двери и стуку каблучков в коридоре я поняла, что Лена убежала. Я пыталась не дышать и не двигаться еще минут десять, не зная, когда из класса уйдет Вова.

Когда закончился пятый урок, я попросила Лену остаться после уроков, чтобы поговорить, но она проигнорировала мою просьбу. С очень фиговым настроением, прождав девочку полчаса, я пошла в свое любимое кафе и наелась развесного мороженого – говорят, вырабатывает гормон счастья. Не знаю, как другим, но мне помогло.

Конечно, выяснить вопрос, что случилось в прошлом году, я могла у любого ученика класса, даже у того же Вовы, но мне было нужно не это. Я хотела убедить Лену, что не претендую на красавчика Вову, ведь, насколько я поняла со всего случайно подслушанного, во мне она видела соперницу. Я поставила себя на ее место – так делать всегда учил меня отец – и поняла, что, возможно, я бы тоже повела себя так, будь ученицей. Не так откровенно хамила, но ревновала бы точно.

Утром следующего дня (сколько раз убеждалась, что утро – таки мудренее вечера) четко уяснила, что добровольно Лена не согласится на разговор. Значит, нужно обманывать. Подговорила завуча Елену Дмитриевну разыграть вызов Новиковой в ее кабинет. Елена Дмитриевна позвала Новикову к себе в кабинет, а потом вошла и я.

– Я так и знала, что это подстава. Круто, София Константиновна, – разочарованно сказала Лена. Завуч вышла, и Лена удивленно перевела взгляд на меня. – А чо Дмитриевна свалила?

– Много дел у женщины. Зачем нам свидетели? Я просто хочу, чтобы ты поняла некоторые моменты. Садись и слушай.

Лена некоторое время стояла, видимо, выбирая между тем сесть и послушать или все же убежать. Без особого желания, но девушка села в удобное дерматиновое кресло, стоявшее напротив меня. Она нервно крутила свой красивый серебряный браслет на правом запястье, что выдавало ее волнение.

– Понимаешь, меня не устраивают те отношения, которые сложились между нами. Они угнетают и тебя, и меня. Я так не могу и не хочу, – откровенно призналась, ведь главное начать, и при этом – откровенно.

– Да уж, мало приятного, – согласилась девушка, подозрительно поглядывая на меня.

– Я понимаю тебя. Возможно, больше, чем ты думаешь, – деликатно продолжила.

– Да неужели? Ану, просто интересно, что вы мне будете здесь заливать? Нотации читать будете? Какая Лена Новикова нехорошая.

– Нет. Я сама не люблю, когда читают нотации. Что-то расскажу, а ты поймешь. Я надеюсь. Когда я училась в школе, имела приблизительно такие же проблемы, что и ты. Я знаю, как быть самой красивой девушкой в школе. Все на тебя смотрят, считают кто распущенной, кто счастливой. А красота – не гарантия счастья, верно? Когда я шла по коридору школы, девчонки шушукались и обговаривали каждый миллиметр моей фигуры, длину формы, туфельки, прическу. Парни—старшеклассники обзывали шалавой, а старшеклассницы завистливо смаковали последнюю новость: я встречаюсь с парнем намного старше меня из очень неблагополучной семьи. Наша школа считалась престижной, и в ней было полно детей из очень обеспеченных семей города.

– Вы и сейчас ничего, – сделала мне комплимент Лена.

– Спасибо! Знаешь, сколько раз в день мне предлагали старшеклассники переспать за деньги? Обещали много, считая, что делают прекрасное предложение. А мне было унизительно и неприятно.

– И вам предлагали? Дебилов везде хватает, – подытожила Лена.

– Это ты точно подметила. Везде. Они видят внешнюю оболочку. А мы ценим тех, которые видят внутренний мир. Мы прячем свой внутренний мир, но они его все равно как-то видят.

– Таких мало, которые видят, – вырвалось у Лены.

– Но они есть. У меня такой был. Правда, недолго. У тебя тоже есть.

Лена резко подняла глаза. Наверное, она не ожидала, что я так быстро и метко попаду в ее больное место.

– Я знаю и вижу твою симпатию к Вове Титаренко. Не слепая. Я также вижу его мальчишечье увлечение мной как учителем. Неужели ты думаешь, что я позволю себе отношения с учеником? Я ведь не буду ставить на карту свою профессиональную карьеру, работу и доброе имя ради интрижки пусть и с красивым мальчиком.

– Вы просто плохо знаете Вову. Мы с ним вместе с песочницы. Я изучила все его примочки. Если он что-то надумал – хоть Армагеддон в мире. А он надумал вас…

– Лена, у меня есть жених, – использовала я последний, но, как мне показалось, весомый аргумент.

– Правда? И вы его любите? – надежда засияла в ее уже теплых глазах, заменяя ревность интересом.

– Даже больше: я скоро, возможно, выйду за него замуж, – ляпнула я и удивилась, как в последнее время научилась лихо и главное правдоподобно врать. Думала, что Лену эта новость впечатлит, но ее лицо сияло недолго.

– Я не знаю, какой ваш там жених, но если Вовка захочет, вы бросите его к чертям собачьим, – умела эта девочка опускать на грешную землю.

– Ну, это мы еще посмотрим. Ты мне лучше скажи, чем я тебя вчера обидела, потому что, видит Бог, не хотела.

Лена мяла какую—то рекламную листовку, попавшую ей в руки со стола завуча, и молчала.

– Этот разговор останется между нами. Я обещаю, – уговаривала я.

– Хорошо. Не я, так кто-то расскажет, только еще и наврет, – рассуждала вслух Лена. – Два года назад в нашем классе появился Игорь Пилипенко. Обыкновенный парень. Через полгода признался мне в любви. Я думала: ну вот, еще один из армии ухажеров. Ага, сейчас. Он мне тоже немного нравился, но чтобы с ним гулять, на фига оно мне надо? А у нас в классе тогда еще Голубева Динка училась. Зараза редкая. Она в Игоря так втрескалась, что проходу не давала. А тот за мной ходил, цветочки дарил, стихи писал. Как-то на уроке химии как прыснет Динка на меня кислотой, а Игорь закрыл. Ему лицо и шею обожгло. Одноклассники его Квазимордой дразнили, ведь он страшный стал. Его маман развелась с папиком—алкоголиком и уехала за рубеж к сестре. Там Игорю пластическую операцию сделали. Несколько писем написал, а теперь не пишет. В последнем письме написал, что нам нужно прекратить все отношения, потому что красивые девушки обычно непостоянные, предательницы, непутевые. Мол, он себе девушку будет искать не такую красивую, как я.

– Понятно. Извини за Эсмеральду. Ее Маша сыграет. Я не знала твоей истории. А Динка? Ее наказали?

– Щас. Вся школа на ушах стояла, но родаки этой дряни много денег отвалили. Откупились. Вова с парнями ей такой прессинг устроили, что Динку родаки быстро в другую школу перевели. Но ей там тоже спуску не дают. У Вовки там знакомые, он им про нее шепнул малость. Вы мне простите. Просто Вовка, он мне как брат. Наверное, больше. Но я ему не нужна, видимо.

– Мальчики в этом возрасте сами не знают, что им нужно. Ты меньше уделяй ему внимания, тогда сам прибежит.

– Этот не прибежит, – настаивала на своем Лена, но, в общем, выглядела немного успокоенной.

– Время расставит все точки над «і». Иди домой и помни о том, что я тебе друг, а не враг.

– Попробую, – пообещала мне Лена и оставила кабинет.

У меня словно камень с плеч свалился. Лучше бы я провела десяток уроков, чем лечить души этих раненых детей. Еще одна на пути излечения от обиды. Ура! Из меня получается сякой-такой педагог. А все—таки красивая из Новиковой вышла бы Эсмеральда.

Открытый урок получился отличный. Сначала у меня подгибались коленки, цокотали зубы и выпадал конспект урока из рук. Но стоило войти в колею, как я почувствовала себя маленьким режиссером важного действа. Дети активно подымали руки, говорили не то, что должны были говорить, но никто и не знал, что они должны были говорить. Главное – умели высказать мнение, видно было, что читали и могут проанализировать. Сценка тоже удалась. В конце урока я поблагодарила учеников и вздохнула с облегчением. Директор восторгался, завуч хвалила, а педагоги, которые присутствовали на уроке, ласково улыбались, ведь у самих такие уроки были еще впереди.