Czytaj książkę: «Комикс»
@ Xavier O. Holloway, 2025
@ ООО «Рекламное Агентство АлексВ», 2025
* * *
Часть первая
Ночь
По обеим сторонам длинной улицы сияют небоскребы. В просвете между ними облака постепенно поглощают луну. Идет почти незаметный игольчатый дождь. Безостановочный поток машин, витрины, туристы, бродяги, уличные продавцы, музыканты.
У тротуара припаркован черный автомобиль – капотом и стеклами криво отражает свет серебряной вывески Hôtel Grand. Окно водителя открыто.
На противоположной стороне в темных подворотнях мерцают светлячки сигарет, в проеме у закрытой двери магазина на картоне лежит бездомный – рядом с ним собака.
Иногда слышны сирены с соседних улиц.
Из отеля выходит молодой мужчина: темные волосы, черное пальто, белая рубашка, развязанный галстук-бабочка, дорогие туфли. У машины открывается задняя дверь: внутри в тени женский силуэт. Мужчина улыбается, закуривает и спрашивает:
– Я надеюсь, все по плану?
– Да, он только что вернулся домой. Здание напротив, верхний этаж.
– Весь этаж занимает? Богатенький сученыш!
Мужчина садится в машину. Дверь закрывается. Водитель выбрасывает сигарету на дорогу.
В высоких окнах последнего этажа горит свет. Незаметно к звукам улицы добавляется едва различимый гул – он резко усиливается, и в тот же момент взрыв выносит из окон верхнего этажа огромные огненные клубы. Здание частично рушится, летят куски бетонных плит, листы железа, кирпичи, стекла – все это падает на прохожих, лавочки и повозки с хот-догами. Сталкиваются несколько автомобилей.
В том месте, где лежал бездомный, оглушительно визжит собака. От столбов с треском летят искры и освещают, как она ползет на передних лапах в сторону дороги.
Пассажирское окно автомобиля открывается. Появляется женская рука, сжимающая пистолет.
Выстрел.
Заводится двигатель. Стекло медленно поднимается, фары высвечивают засыпанную обломками улицу. Дождь усиливается. Автомобиль, похрустывая битыми стеклами, скрывается за ближайшим поворотом.
Мэр Эвил
Большой кабинет. Готические потолки. Высокое окно с витражной окантовкой, перед ним – массивный рабочий стол. Из освещения только настольная лампа.
Рядом с лампой тускло поблескивает металлическая табличка с гравировкой «Конрад Кей Эвил». Здесь же – бумаги, папки, письменный набор, старомодный телефонный аппарат и селектор.
Тени тянутся, извиваются, переползают с пола на стену и на потолок. За столом сидит мэр Эвил – его тень искажается от движений: то она мизерная – только за спиной – то, когда он наклоняется над столом, занимает всю стену и часть потолка.
Из окна открывается шикарный вид на город – в сумеречном смоге он переливается неестественными цветами. Периодически в комнату заглядывает луч прожектора с крыши соседнего здания. Тени шарахаются от него и сразу возвращаются на прежние места.
Эвил откидывается на спинку кресла. Лампа освещает его лицо: левая сторона обычная – карий глаз, смуглая гладкая кожа, а на правой стороне часть лба, глазница, нос и угол рта скрыты титановой пластиной, повторяющей форму черепа. На месте левого глаза – красное стекло. Темные волосы зачесаны назад. Пластина и глаз тускло бликуют.
Мэр закуривает сигарету, дым густо клубится в свете прожектора. Луч исчезает за окном, а когда возвращается, Эвил нажимает кнопку на пульте и устало произносит:
– Элла, я хочу дать интервью «Герц». Желательно завтра.
– Окей.
– И еще кофе принеси.
Через пару минут раздается щелчок, открывается высокая двустворчатая дверь. В кабинет входит хорошо сложенная черноволосая женщина в строгом темно-сером брючном костюме. В руках серая картонная папка.
– Вы просили собрать информацию о новом кандидате в мэры Винни Купере.
– Спасибо, Элла.
Мэр берет папку, Элла собирается уходить.
– Обожди минутку.
Мэр встает, подходит к окну, прикуривает новую сигарету от старой. Смотрит на город и тихо произносит:
– Устал я что-то…
– Прошу прощения?
– Неважно… – Он возвращается к столу, перебирает бумаги. – Как ты думаешь, почему он приставил ко мне именно тебя?
Дым обволакивает Эвила, прожектор освещает его со спины.
– Я думаю, что…
– Что?
– Что мой профессионализм и…
– Чушь собачья! Какой профессионализм? Ты о чем? Ты мне ни в чем не помогаешь.
– Это вам так кажется… – Элла отступает к двери.
– Не думаю. Где мой кофе?
– Кофе закончился, я хотела предложить вам зеленый чай.
– Что?
– Кофе закончился…
– У меня выборы на носу, а ты мне кофе не можешь сделать?!
– Но, сэр, что я могу сделать? Кофе закончился.
– Я – мэр или кто?!!
– Вы мэр.
– Неужели ты думаешь, что мэр этого города – идиот?
– Нет.
– Если бы я захотел чай, то я бы попросил чай! Тебе ясно?!
– Да, но…
– Заткнись! Неужели в этом вонючем здании нет нормального, обычного, моего любимого марагоджипа?!
– Я поищу, сэр.
– Раньше надо было искать! Ты у меня работаешь уже чертову уйму времени, но так и не уяснила простую деталь: кофе должен быть всегда! – Эвил выдыхает и добавляет полушепотом, в конце срываясь на крик: – Чтобы сейчас, сию же минуту, вот здесь, у меня на столе, стоял марагоджип, средней прожарки и не очень горячий. Неужели я так много прошу?! Всего лишь чашку гребаного марагоджипа!
– Я поищу, сэр.
– Не «поищу», а «принесу через пять минут»!
– Принесу через пять минут, сэр!
Комнату в очередной раз прорезает свет.
– Господи Иисусе! Еще эта херь! Выясни сейчас же, какого хрена этот чертов прожектор весь вечер доводит меня до куриной слепоты! Пусть вырубят его немедленно, или я расстреляю его из своей наградной «беретты»!
– Да, сэр.
Элла поворачивается и быстро направляется к двери. Эвил орет ей вдогонку:
– Марагоджип должен быть у моего зама!
– Поняла, сэр.
Элла выбегает за дверь.
– Черт, как же я устал!
Эвил смотрит в окно, снова закуривает, падает в кресло и вяло перелистывает бумаги в папке. Прожектор выключается, но Эвил этого не замечает. Когда дверь снова щелкает, он вздрагивает. Элла заходит с подносом.
– Спасибо. Извини, что наорал. Нервы ни к черту последнее время.
– Ничего страшного, сэр.
– Нет, правда, извини, я был неправ. Забыли?
– Забыли.
– Точно?
– Конечно.
– Отлично. Если хочешь, можешь сегодня уйти пораньше.
– Спасибо, сэр.
Элла уходит. Эвил отпивает глоток кофе и рассеянно просматривает досье Винни Купера. В комнату снова возвращается свет от прожектора. Эвил оборачивается, встает и, матерясь, пытается закрыть окно громадной шторой.
– Ну наконец-то, Эвил! Я уже боялся, что ты никогда не начнешь интересоваться тем, кто займет твое место.
Эвил оборачивается. Из открытой двери к нему направляется человек в военной форме.
– Сначала мне казалось, что ты можешь ко мне присоединиться. Даже думал сделать тебя почетным президентом…
– Винни? Какого…
– Да-да-да, я тоже рад и все такое. Кофе пьешь? – Винни подходит к столу, берет чашку, делает глоток, сплевывает и швыряет ее в стену. – Фу, гадость! Это ведь марагоджип!? Бразилия?! Ненавижу марагоджип! Чудовищная попса! Неужели сложно купить себе хотя бы колумбийский Нарино, например? Я уже молчу про божественный Меделлин…
Из-за спины Винни появляются два амбала.
– Осторожнее, не покалечьте его. Наша пьеса не может лишиться главного героя.
Эвил пытается убежать, но амбалы хватают его и оглушают, потом связывают, кладут на подоконник, открывают окно, пристегивают к висящему снаружи тросу и выталкивают, затем цепляются к двум другим тросам и спрыгивают. Упавшая лампа с пола углом освещает кусок стены и разодранную серую папку. Тени занимают больше половины пространства. Тяжелые шторы колышутся на сквозняке. Луч от прожектора выхватывает кофейную гущу на стене. Входит Элла.
– А, сестренка! Нам нужно кое-что обсудить.
– Ты все подготовил? У меня мало времени.
– Времени еще полно. Как видишь, у меня все под контролем. И мне хотелось бы получить свою часть прямо сейчас.
– Прямо сейчас?
– А почему нет?
– Но мы же договаривались после? – Элла поднимает лампу и ставит на стол.
– Да, но, видишь ли, мы поставляем товар в полном объеме, а когда начнется шухер, то про нас могут и забыть.
– Никто о вас не забудет.
– Это хорошо, но тебе ведь все равно: сейчас или после.
– Мы же договаривались!
– Да, но с таким риском и без средств, лучше уж пусть мои ребята увезут груз, а твоего босса принесут обратно.
– Ты охренел, что ли? Это же шантаж! Под контролем у него все… Как держать все под контролем, когда ты пытаешься вытащить деньги из бизнеса?!
– Мне нужно заплатить ребятам. Они работают, рискуют и заслуживают уважения. Какая разница, где находятся деньги, у тебя в кармане или у них? По сути, они все равно в бизнесе. Когда деньги у них – это гораздо эффективнее для дела. Плюс, случись чего, будут хоть какие-то средства, чтобы обеспечить нам безопасный отход. Так что деньги на бочку.
– М-да.
– Поехали в офис? – Винни кладет Элле руку на плечо.
– Хорошо. Вы получите треть. – Элла снимает его руку.
– А это уже наглость.
– Нет. Это страховка от того, что у твоих ребят пропадет мотивация работать дальше.
Комиссар Уэйд
Блеклое желтоватое освещение, серая стена с флагом города плотно увешана грамотами, дипломами и фотографиями. Рядом – письменный стол, из завалов бумаг растет лампа с зеленым плафоном. Комиссару полиции Уэйду на вид за сорок, краснолицый, во рту сигарета, пиджак помят, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, галстук лежит поверх бумаг. На краю стола – полная пепельница. В окне справа – ночной город. Напротив сидит светловолосый детектив с папкой в руках:
– За последние два месяца десять случаев. Я подготовил сравнительный анализ… Это похоже на спланированные убийства…
– Всего десять? Да у нас каждый день кого-то убивают! Давай еще сравнительный анализ по грабежам и неправильной парковке сделаем.
– Сэр, по-моему, ситуация очень серьезная. Последний случай выявил новые обстоятельства, которые затрагивают очень серьезных людей.
– Тебя вроде Джеймс зовут?
– Джеймс Кеннет, детектив следственно-оперативной группы.
– Джимми, давай короче.
– Есть все основания предполагать, что с этими… происшествиями связан Винни Купер или, по крайней мере, его организация. А убитые как-то связаны с Джеком Иноксом и с…
Раздается телефонный звонок. Уэйд снимает трубку.
– Слушаю.
– Шеф, на защищенной линии наш человек из штаба Винни Купера, вы должны с ним срочно поговорить!
– Ну, соединяй… – Уэйд тушит сигарету и прикуривает новую. – Комиссар Уэйд слушает.
– Алло? Комиссар Уэйд?
– Да.
– Комиссар Уэйд?
– Да, я слушаю!
– Сегодня Винни Купер планирует закрытое мероприятие в кинотеатре «Кей-Эм-Эс». В одиннадцать. Через три часа, даже уже через два с половиной. Они хотят устроить провокацию…
– Какую?
– Пару часов назад они привезли мэра – он был в отключке.
– Эвила?! В отключке?! Куда его привезли?
– В офис Винни, но потом сразу увезли.
– Так. Наши уже выехали к тебе?
– Нельзя, комиссар! Я не знаю, где они сейчас! Если они поймут, что полиция в курсе… Нужно ловить их прямо в кинотеатре.
– Тогда оцепляем кинотеатр…
– До начала нельзя!
– Мы же не можем сидеть спокойно, пока они… Ты уверен, что они везут его туда?
– Да. Винни сказал, что Эвил будет главным героем шоу. Я так понимаю, его чем-то накачали.
– На чем его увезли?
– На скорой.
– Черт! – Уэйд тушит сигарету.
– Я думаю, их можно взять до начала, внутри. Наших там десять человек, но нужна координация, мы ведь простые оперативники, а не спецназовцы.
– Спецназ я сейчас организую. Джон, ты на линии? Слушаешь?
– Так точно, сэр!
– Давай, поднимай всех. Всех: кто спит, кто в отпуске, у кого понос, у кого похмелье – чтобы все были на месте! Держать связь с парнем, договаривайтесь, как и что. Спецназ я сам сейчас подниму – скоординируйся с ними. Как тебя зовут, парень?
– Петерсон, сэр!
– Встретимся по-тихому на месте за полчаса до начала, ты меня туда проведешь, а дальше я сам.
* * *
Здание кинотеатра. Длинная очередь на вход. На противоположной стороне дороги останавливается черный внедорожник. Из него вылезает Уэйд, быстро заходит под тень маркизы и утыкается в рацию:
– Джон, все готово? Где Петерсон?
– Я здесь, комиссар. – Из ресторана к нему выходит человек в шляпе-трилби и синем плаще. – Они задерживаются. Только что всех оповестили. Как минимум на полчаса. Мэр уже там.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Его раньше привезли. Он был связан, странно дергался и нес какой-то бред. Вероятно, его в таком виде и выведут перед людьми.
Уэйд широко улыбается, глаза загораются озорством:
– Я с удовольствием посмотрю.
– Сэр, это может быть опасно…
– Эти клоуны меня уже достали. Ну что они могут мне сделать? Перформанс какой-нибудь, как в прошлый раз?
Петерсон мнется, и комиссар снова утыкается в рацию:
– Джон, ты слышишь? Как только мы зайдем, оцепляй все на хер!
* * *
Уэйд и Петерсон входят в переполненный зал. Свет уже погасили, кинопроектор освещает белый экран. Вдруг на небольшую сцену перед ним выбегает человек – он безостановочно дергается, скулит и завывает. Одежда на нем рваная и грязная, голова обмотана пленкой. В районе рта и глаз виднеются прорези. Он останавливается у микрофона – издаваемые им звуки многократно усиливаются, и все в зале принимаются кричать так же, как он.
Уэйд теряет сознание.
Антуан Гомес
Дождь. У входа в мэрию стоит Антуан Гомес. Серый намокший плащ, бледное лицо. Курит. Налетевший ветер уносит зонт на противоположную сторону улицы. Гомес порывается побежать за ним, но передумывает и входит в здание.
Охранник внимательно рассматривает удостоверение, просит открыть дипломат и извиняется, что в целях безопасности вынужден его обыскать.
У Гомеса дрожат руки. На лбу выступает пот. В голове вспышками мелькают обрывки воспоминаний: мерзкий смех, крики, яркий свет.
– Проходите.
– Что?
– Проходите прямо. Лифт справа. Десятый этаж.
– Да-да, хорошо.
У дверей лифта он нажимает на кнопку вызова и одергивает руку от статического разряда. Оглядывается по сторонам. Вытирает лоб. Локтем нажимает кнопку еще раз.
Толпы орущих и лезущих друг на друга людей. Кто-то воет.
«Нет!»
Гомес прислоняется к стене.
* * *
Дверь лифта открывается. Выходят люди. Гомес заходит в кабину и дрожащей рукой нажимает кнопку десятого этажа. Достает из кармана какую-то склянку, отвинчивает крышку, делает глоток. Тяжело дышит. Смотрит в зеркало. Проводит по щеке пальцем.
«Нет!»
Лифт останавливается. Гомес снова вытирает пот и выходит в освещенный холл. Его встречает большая дверь. Открывает. Проходит внутрь. После десяти минут ожидания просит воды у секретаря. Гул в ушах затихает только после второго стакана.
Еще через десять минут он почти успокаивается и даже не вздрагивает, когда его приглашают пройти к Эвилу.
* * *
Кабинет. Шторы скрывают окно. Сумрак. Мэр сидит в клубах сигарного дыма, закинув ноги на журнальный столик.
Гомес на ходу поправляет галстук. Гул в ушах возвращается.
– Здравствуйте, сэр.
– А вот и свободная пресса! Ну и что вы думаете по поводу последних событий?
– Мы… Мы пока п-просто наблюдаем и стараемся объективно передавать информацию жителям города…
– А как же гражданский долг?
– То, что мы делаем, и есть наш гражданский долг. А в вашем понимании?
Гомес погружается в кресло и включает диктофон.
– Мой долг – защищать свободу! Но свобода немыслима без ответственности за свободу окружающих. Необходимая приправа к этому – уважение общепринятых законов, а также тех, кто представляет этот закон.
– Больше похоже на тоталитаризм…
– Называйте, как хотите. В сложившейся ситуации главное, чтобы люди чувствовали себя в безопасности, чтобы не боялись всяких психов, выбегающих из темных переулков с кислотой в шприцах.
– Ваша позиция понятна и всем давно известна. Но ведь упомянутый эпизод произошел только с вами.
– Он произошел не со мной, а с властью города… – Эвил выдыхает густой дым. – …в моем лице. Власть не должна выглядеть жертвой. Иначе жертвами станут все.
– Как вы прокомментируете последние события в кинотеатре?
– Сегодня у нас совещание с комиссаром полиции Уэйдом. Намечены кое-какие мероприятия, о которых я пока не могу говорить, но о наших действиях пресса узнает первой, уверяю вас.
Мэр на миг попадает в луч света от прожектора, и Гомесу кажется, что он узнаёт в нем…
Гул в ушах перерастает в непереносимый скрип.
– Что с вами?!
Гомес встает и тут же падает, схватившись за горло. Эвил нажимает кнопку на селекторе:
– Элла, принеси воды! Он в обморок упал, похоже. Быстрее!
Элла прибегает с бутылкой.
– Ему что-то плохо стало. Вызывай скорую, а я пока попробую его в чувство привести.
Эвил склоняется над лежащим на полу Гомесом и, зажав пальцем горлышко бутылки, слегка сбрызгивает его лицо – тот приходит в сознание, приподнимается и слабым голосом произносит:
– Что… Что со мной?
– Власть города только что вытащила из преисподней свободную прессу! Эк вас повело…
– У вас д-душно, еще эта сигара… Мне п-показалось…
Мэр протягивает ему салфетку, наливает воду в стаканы – один передает Гомесу, а другой залпом выпивает сам.
– Сейчас открою окно. – Эвил отодвигает штору, приоткрывает одну створку. – Ну вот, должно полегчать.
Эвил не успевает обернуться, как Гомес вдруг вскакивает, и, перевернув пару стульев, с воплем выбегает вон. Эвил ошарашенно замирает. В кабинет входит Элла.
– Скорая, как я понимаю, уже не нужна?
Эвил вздрагивает.
– Да… Псих какой-то. Позвони в «Герц» – разберись. Пусть пришлют нормального.
– Хорошо.
– Я… У меня такое состояние, словно… Во сколько я вчера ушел отсюда?
– Не знаю, сэр. Вы меня отпустили.
– Да? Я не помню. Не помню… Ладно, можешь идти. И кофе мне принеси.
– Хорошо.
Вечер-ночь
Эвил за столом. Курит. Волосы взъерошены. Часть длинных прядей свисает на глаза. От чашки кофе поднимается пар. Окно открыто, ветер гоняет тяжелые шторы. Карнизы скрипят. Клочок бумаги летает по кабинету: поднимается, кружит, опускается. Эвил наблюдает за ним, пока тот не залетает под стол.
Он достает его и рассматривает.
Флаер кинотеатра «Кей-Эм-Эс».
Руки трясутся. Эвил хватается за край стола, вскакивает, срывается к двери, но на полпути останавливается, поворачивается и медленно с опаской идет к стенному шкафу. Дрожащей рукой открывает дверь.
Внутри что-то висит.
Он дотрагивается и отдергивает руку. Дотрагивается еще раз и истерично хохочет.
Пластина слетает с лица. На ее месте показывается изрытая ожогами кожа, круглый немигающий глаз, желтые зубы там, где должна быть правая щека.
Он смеется дико, пугающе, со всхлипами и завываниями.
Его ослепляет свет прожектора.
Когда кабинет вновь погружается в сумерки, Эвил идет к столу, достает из ящика «беретту». Подходит к окну как раз в момент возвращения луча.
– Суки. Я вам покажу, мрази, кто мэр в этом городе… Я вам покажу, как издеваться надо мной… Я вам…
Он размеренно, спокойно прицеливаясь, выпускает в прожектор всю обойму. Тот гаснет после первого же выстрела, а после третьего взрывается, озаряя уродливое лицо мэра Конрада Кей Эвила, расстреливающего пустоту.
* * *
Время заката. Тени длинны, воздух разряжен, словно смешан с молоком. Смог. Солнце медленно движется, сменяя небоскребы, отражаясь красным от стекол, и в конце концов потухает за очередной высоткой. Быстро темнеет.
Окраина города. Серые одно- и двухэтажные здания в неоновых вывесках. Отголоски сирен. Голые деревья. Холодно.
Черный лимузин останавливается у клуба «Синие глазки Риты». Фары высвечивают мелкий косой дождь. Из лимузина выходит светловолосая женщина в черном пальто. Длинный синий шарф тянется почти до самой земли.
Женщина ежится, морщится от дождя, прикуривает сигарету. После нескольких коротких затяжек выбрасывает ее. Открывает дверь и заходит внутрь. Тень от фигуры бросается на лимузин и исчезает в сумраке. Неоновая Рита безостановочно подмигивает. Ветер. Небо очищается.
В клубе пусто.
Женщина подходит к стойке бара, снимает перчатки и шарф, бросает на стул. На вид ей не больше тридцати. Под черным пальто – темно-синее платье, тонкий золотой браслет, кольца с бриллиантами, тонкая золотая цепочка, разделенная семью маленькими золотыми шариками.
Седой бармен кивает и продолжает натирать пивные бокалы.
– Как живешь, Старина Браун?
– Добрый вечер, госпожа Фенуа.
– Ты знаешь, что за спиной тебя иногда называют гувернером?
– Я тоже рад вас видеть.
– И все же?
– Конечно знаю.
– И тебя не коробит?
– Нет, это ведь моя должность.
– Гувернер?
– Управляющий. А если быть точным, управляющий партнер.
– А откуда взялся «гувернер»?
– Однажды в бар зашел какой-то хренов француз и назвал меня gouverneur. Грег был только что с отсидки и, когда услышал, поперхнулся от смеха. У него там начальника тюрьмы так называли. Так и прилипло.
– Смешно.
– Когда двадцатый раз рассказываешь, не очень. Выпьете что-нибудь? Воды? Кофе?
– Зеленый чай.
– Хорошо, мэм.
– Он еще не пришел?
– Нет.
– Расскажи что-нибудь.
– В смысле? – настораживается старик.
– Ну, побубни что-нибудь. Я устала, мне нужно расслабиться перед его приходом. Что у вас нового?
– Да ничего… Что у нас может быть нового? Наш район скучен. Здесь ничего не происходит, тоска. Вы ведь и сами все знаете… Смешно. Сюда полиция нос не сует уже лет десять… Кто бы мог подумать лет сто назад, что проститутки превратятся в обычных клерков с зарплатой, профсоюзами и пенсией. Хотя, чего там, даже геи теперь, оказывается, не извращенцы, а простые обыватели.
Валери пожимает плечами. Бармен ставит перед ней чашку и наполняет ее из чайника.
– Ну, а у тебя миссис есть или ты из обывателей? – Отпивает чай.
– Моя миссис умерла восемнадцать лет назад.
– И ты не нашел новую?
– Нет. Мне больше никто не нужен. Да и вообще, чем старше становится человек, тем он меньше интересуется этим миром и тем меньше мир интересуется им. В детстве в любой момент можно нарваться на неприятности. Не знаю, как у вас, а у меня все детство состояло из встреч и открытий. Сейчас я могу часами ходить по улице, и на меня никто не обратит внимания. И я ни на кого не обращаю внимание.
– Грустную историю ты рассказал… – Валери выдыхает дым и задумывается.
Открывается дверь, и входит он.
Старина Браун отворачивается. Валери быстро тушит сигарету, встает, поспешно хватает шарф и перчатки.
* * *
Высокое кресло. Тяжелая старинная лампа на столе. Трость. Черная борода. Черные с проседью немного вьющиеся волосы зачесаны назад. Дорогой костюм в тонкую полоску. Взгляд тяжелый, едкий. Дым. Трубка. Голос хрипловатый, приглушенный:
– Что нового?
– Все, как мы задумали. Я только беспокоюсь, не станет ли он слишком агрессивным? Вернее, не станет ли он слишком агрессивным раньше времени? – Валери стоит напротив Файерса, тень от абажура скрывает ее голову и шею.
– Не волнуйся, наш паладин не может совершить ошибку. Все, что он делает, – предначертано. Полиция идет по следу?
– Конечно.
– Тогда давай посвятим время тому, чему хотели. Я не люблю менять планы.
Валери руками крест-накрест спускает платье с плеч на бедра. Файерс выключает лампу на столе. Сумрак окутывает комнату. Набалдашник трости поблескивает в ответ заглянувшей в окно луне.
* * *
Изображение в телевизоре: за столом сидит Уэйд в помятом костюме.
«…основная версия – террористический акт с применением психотропных средств. Винни Купер и все представители его штаба взяты под стражу как организаторы мероприятия. Федеральная служба ведет расследование.
Слава богу, никто не погиб, но в кинотеатре было более трехсот человек. Большинство из них сейчас находится в больницах города в тяжелом состоянии».
Сменяется несколько каналов, и экран гаснет.
Серый пульт на белой тумбочке.
Больничная палата. Возле чернеющего окна – койка, на которой лежит Гомес. Капельница. Входят два врача.
– Ты думаешь, один из тех?
– Вряд ли. Мне рассказывал знакомый из центральной клинической, что все, кого к ним привезли, свихнулись – их привязывали к кроватям, все кричали. Там до сих пор не могут понять, что с ними. Все анализы чистые.
– А когда это было? Позавчера?
– Ага.
– Да, не сходится. Этого нашли на улице без сознания.
Гомесу снится дождь.
Дождь.
Туманный переулок. Он бежит, натыкаясь на мусорные баки, падает, поднимается, снова бежит.
Его настигает темная фигура и валит прямо в лужу на асфальте. С разных сторон слышится противный писк – из мусорных баков выползают крысы. Он закрывает лицо руками. Крысы набрасываются на него. Крик.
Гомес просыпается в ледяном поту. Привычно тянется за сигаретой, но вспоминает, что он в больнице, что капельница… Слышен дождь. Где-то вдалеке грохочет метро. Включает телевизор. Очередные новости. Выключает звук и задумывается. Пытается вспомнить все, что с ним произошло за последние дни…
«Интервью. Да интервью… Утром, после проклятого кинотеатра… Что было потом? Что было потом?.. Что…»
Тут его взгляд натыкается на Эвила в телевизоре.
Гомес свешивает голову с кровати и блюет желчью на пол.
В комнату вбегает медсестра…
* * *
Светится монитор. Фигура спящего за столом Уэйда отбрасывает на стену громадную тень. Один из окурков еще тлеет в пепельнице. Бутылка виски почти пуста.
Уэйду снится туман.
Туман.
Фонари. Свет нитями тянется сквозь воздух. Все поверхности в капельках влаги. Длинный-длинный переулок между небоскребами.
От стены к стене шныряют бродячие коты и собаки.
Все черно-серое.
Крик.
В переулок забегает человек – его видно только в пятнах света от фонарей. Он появляется и пропадает. Появляется и пропадает. За ним на расстоянии трех фонарей мчится какое-то существо.
Человек бежит все медленнее.
Два фонаря.
Один фонарь.
Темнота.
Рычание. Всхлип. Крик. Удары. Возня. Рычание.
В последнее пятно света, сливаясь с капельками влаги, заползает кровавый ручеек.
Уэйд просыпается и долго не может понять, где он. За окном предрассветная синева. Смотрит на руки. Кажется, что они в крови. Зажмуривается. Звонит телефон.
Открывает глаза.
Руки чисты.
Пытается ответить на звонок, но не успевает. Номер не определяется.
Тишина. Уэйд зевает, встает с кресла. Кости ломит. Он потягивается, хрустнув суставами. Выливает в кофеварку вчерашний кофе. Подходит к окну: фонари выключены, все серо, туман стал тяжелее – видно, как в воздухе лениво кружатся мелкие капельки. Кофеварка пищит.
* * *
Медсестра заходит в больничную палату – постель пуста, капельница опрокинута.
