Мой голос сорвался, и в ту же секунду я ощутил руки Никки на своей спине. Она чуть неуверенно, но всё―таки приобняла меня, а затем прошептала:
– Но ведь с Тейлор всё в порядке. Она здесь. И она жива.
– Нет, ― знал, что каждое слово дастся с ещё большей мукой, но понимал, что больше не могу молчать, не могу держать это в себе, ― Тейлор Маккейн умерла, упав в ту ночь с качелей. Ей было три.
Пальцы Никки дрогнули, и я улыбнулся сквозь боль и слезы.
– Мои родители были убиты горем. Я боялся, что они просто не справятся. А затем… однажды вечером они привезли её.
Никки замерла, и я знал, что она прислушалась.
Сглотнул и, набравшись смелости, продолжил.
– Она была так на неё похожа… клянусь, Никки, это будто бы и была моя Лори. Будто бы не было той злополучной ночи. Будто бы она не падала с тех дурацких качелей. Те же волосы, те же глаза, то же лицо… ― меня передернуло, и я сморгнул, ― тем же вечером мы уехали из Денвера и обосновались здесь. Где нас никто не знал, где мы могли всё начать сначала. ― перед глазами всплыли похороны: почти безымянная могилка с надписью «Т.М. покойся с миром, ангелок» и такая же безымянная церемония; прогнал болезненную картинку и признался. ― Я всегда видел в той девочке Лори. И до сих пор вижу. Мне кажется… будто бы Судьба дала мне ещё один шанс, понимаешь? И я просто боюсь… не успеть её защитить…
Запнулся, пытаясь прогнать картинки той ужасающей ночи, пугающие маленького мальчика внутри меня до сих пор. Думал, Никки отстранится, осудит, уйдет, но она лишь крепче прижалась ко мне, будто бы хотела подарить тот самый покой, которого я лишился на долгих восемнадцать лет.
Будто бы она поняла меня, хотя я думал, что это вообще невозможно понять.
Будто бы услышала мою боль, увидела её, почувствовала.
И согласилась забрать её часть ― всю, которую могла.
Никки
– Боже, ну что опять я сделала не так!
– Ты солгала мне, Лори. В очередной раз.
– В противном случае ты отпустил бы меня к Джейсу?
– Нет.
– Вот видишь! ― крикнула она. ― Я знала это, поэтому солгала! Никки, скажи ему!
– Прости, Тейлор, ― качнула головой я, ― но я согласна с Маком. Если ты хочешь, чтобы он доверял тебе, ты должна научиться говорить правду.
Она зарычала, а затем, пробурчав что―то себе под нос, побежала наверх.
– Спасибо, ― прошептал Мак, и я кивнула.
После того, как он открылся мне на обочине, я чувствовала, что нужна ему. Не как женщина или любовница. А как друг. Да, я понятия не имела, знал ли об этой истории Сейдж, но даже, если и знал, понимала, что Мак вряд ли с ним об этом говорит.
Так же, как понимала и то, что ему нужно было выпустить наружу свою боль.
И я знала, как ему в этом помочь.
– Устал?
Он повернулся ко мне и не сразу нашел, что сказать.
– Не особо.
– Как насчет бесплатного урока?
Мак застыл, а я не дала ему возможности подумать. Улыбнулась и направилась к себе, надеясь, что любопытство заставит его пойти следом. И не ошиблась.
Скинула куртку, затянула волосы, а затем услышала за спиной его шаги.
Потянулась к баночкам с краской, достала палитру и кисти, приготовила миску с водой. Пока суетилась, затылком ощущала, что Мак внимательно за мной наблюдает. Когда всё было готово, повернулась, поймав на себе его заинтересованный взгляд.
– Шутишь, да?
– Я доверилась тебе сегодня утром. ― напомнила, подходя ближе. ― Теперь ты доверься мне.
– Это нечестно, Никки.
– Иногда приходится играть нечестно, ― призналась я, заставляя его усмехнуться.
Несмотря на произошедшее, Мак был довольно спокоен. И, если бы я не чувствовала, как ему на самом деле больно, подумала бы, что прошлое совершенно ничего для него не значило. Что это была история маленького мальчика, и что она давным― давно забыта. Но это была не просто история. Это была его боль. Настоящая. Глубокая. Словно паразит, сидящая в его душе и сосущая из него жизнь.
Я потянула Мака за руку, и он немного нехотя, но всё―таки поддался.
Подвела его к стене и развернула к ещё нетронутому участку. Вытащила свой айфон, открыла свой любимый альбом и поставила случайное воспроизведение.
– Закрой глаза, ― велела, как только из динамиков зазвучали первые аккорды, ― и расслабься, ладно? Ты такой напряженный, будто я на тебя дуло направляю.
Мак что―то проворчал, но попытку послушать меня всё―таки предпринял.
Я улыбнулась, а затем, не удержавшись, легонько скользнула кончиками пальцев по его мышцам. Мне хотелось… большего. Но я не решилась переступить эту грань. Не сейчас. Не когда Мак был таким уязвимым, и мог подумать, что я испытываю к нему жалость.
Потому что я её не испытывала.
Напротив.
Восхищалась его стойкостью и силой, его выдержкой и терпением.
Майкл Маккейн был один из самых сильных мужчин, которых я знала, и сегодняшняя ночь лишь в очередной раз это доказала.
– Теперь возьми немного краски, ― я направила его руку на палитру, но столкнулась с его неуверенностью, ― давай, не бойся.
– Никки, это плохая идея. Я совсем не умею рисовать.
– Ну мы ведь не к выставке тебя готовим. Это просто способ переключиться.
– А, если я нарисую… не знаю, какую―нибудь ерунду? Что тогда?
– Тогда будешь пялиться на своё творение всю оставшуюся жизнь, ― я услышала, как Мак усмехнулся и не смогла сдержать ответной улыбки. ― Давай же, Маккейн. Будь смелее. Жизнь таких любит.
Когда пальцы Мака коснулись краски, я протиснулась между ним и стенкой и помогла ему поставить руку. Зная, что в любом случае буду его направлять.
И направляла.
Его первый мазок был нерешительным, немного робким, немного опасливым. Следующий стал смелее. Затем ― свободнее, легче, безрассуднее. Я была его глазами, но всё остальное делало его сердце. Оно чувствовало за него и уже через пять минут моя помощь была ему почти не нужна.
Мак делал мазок за мазком, менял оттенки и, ощущая меня, очерчивал границы. Я закрашивала их, помогая исправлять погрешности и чувствовала, как натянутое словно струна тело Мака, наконец, расслабляется.
Весь мир был охвачен огнем, и ты одна могла спасти меня.
На что только ни способны глупцы ради своих желаний!
Я и не мечтал о том, чтобы познакомиться с такой, как ты.
Я даже не думал, что мне будет нужна такая, как ты.
Нет, я не хочу влюбляться
В тебя…
Ты сыграла со мной злую шутку, заставив меня почувствовать любовь.
Ты проявила бессердечие, позволив мне мечтать о тебе.
Ты поступила нечестно, сказав, что не испытывала ничего подобного.
Ты поступила подло, заставив меня мечтать о тебе.
И я не хочу влюбляться
Нет, я не хочу влюбляться
В тебя…25
Растеряв все свои мысли, я полностью погрузилась в ощущения. Весь мир вокруг померк, и на его границе остались только я и Мак. Только его руки и только мои, только их тепло и мягкость, и то, что эти руки творили с краской на стене. Впервые за долгое время я рисовала без повязки. И впервые за это время за моей спиной кто―то стоял. Впервые я направляла мужчину, была с ним единым целым. Одним.
И дрожала, впервые испытывая настолько яркий спектр.
Нам не нужны были слова. Поэтому мы не говорили.
Лишь слушали музыку и друг друга. Внимали этим новым ощущениям и ловили каждое новое мгновение. Потому как оба знали, насколько непредсказуема была жизнь.
Бирюзовый, лазурный, белый, золотой… все краски смешались, образовывая что―то поистине невероятное. Мы просто двигались в унисон, не пытаясь придавать движениям смысл. И лишь, когда начал проступать рисунок, я поняла, что смысл был.
Кто―то увидел бы бушующие океанские волны, сокрушающиеся о прибрежные скалы. Кто―то ― разбивающийся вдребезги стакан, выплескивающий на поверхность чистейшую, лазурную воду. Кто―то увидел бы просто пятна, и тоже был бы прав.
Понять художника легко.
Увидеть в его творении что―то своё ― вот настоящее искусство.
Я увидела боль. Нашу общую. Разбивающуюся о реальность бытия, рвущуюся наружу, сметающую всё на своём пути.
Мы не отреклись от неё. Не оттолкнули. Мы дали ей форму и вдохнули в неё жизнь, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. И, наконец, отпустить.
Остановилась, чтобы отдышаться.
Слезы выступили сами.
Я ненавидела плакать, но, когда рисовала ― чувства всегда оголялись.
Только наедине со своим собственным миром я давала выход всему, что так прочно запирала в мире настоящем. Но раньше… я никогда не показывала этого кому―то ещё.
– Эй, ― Мак коснулся моих плеч и, когда я вздрогнула, осторожно развернул к себе, ― по-моему эта терапия была нужна тебе больше, чем мне.
– Я в порядке, ― сморгнула и попыталась отстраниться, но он мне не позволил.
– Никки, не отталкивай меня. Я хочу помочь.
Я пыталась придумать, что сказать. Понять, какие слова будут правильными, а ещё ― хочу ли я вообще их произносить. Но понимала, что снова тону в этих невероятных глазах. В этих глубоких, чувственных глазах, в которых таился целый неизведанный мир.
– Мак, я…
– Тише, просто помолчи, ― прошептал он, а затем притянул меня к себе.
Чуть неуверенно и очень аккуратно обнял. Будто бы я была фарфоровой куклой, которая могла разбиться в чьих―то неумелых руках. В чьих угодно, но только не в его.
Выдохнув, я закрыла глаза и уткнулась носом в его грудь.
Позволила себе укрыться его теплом, забраться в его защитный кокон и спрятаться в нём. От мира вокруг, от боли, решений, забот и проблем. От всего на свете, от чего раньше бежала, выбирая самый простой путь.
Он питал меня силами, и я чувствовала каждый их миллиметр, несущийся по венам.
Чувствовала, как высыхают слезы и светлеют мысли. Как растет решимость.
Я четко поняла, что не намерена возвращаться в Техас.
А ещё ― что не хочу постоянно бегать.
– Мак.
– Да, Никки?
– Как думаешь, будет очень плохо, если я позвоню Бобу и скажу ему, что хочу уйти?
Он усмехнулся.
– Нет. Если ты так чувствуешь ― это не плохо.
– Он расстроится.
– Думаю, твоё решение не станет для него новостью. Ты ведь уехала. И он понимает, что на то была серьезная причина.
– Наверное…
Я сильнее вжалась в Мака, понимая, что дрожу. Я знала, что он почувствует это, но успокоить волнение никак не могла. Как только представила, что вновь услышу голос Боба, что он вновь вернется в мою жизнь…
– Если захочешь, я буду рядом. ― Мак обнял меня так крепко, словно боролся не только с моим холодом, но и со всеми демонами, что пытались причинить мне вред. ― Всё время. От самого начала и до самого конца. Но ты должна сделать этот первый шаг. И сделать его сама.
– Я… не уверена, что смогу…
– Я буду рядом, ― повторил он, ― обещаю, Никки, я буду рядом. Только верь мне.
Я зажмурилась и, прислонившись к его футболке щекой, зашептала:
– Я тебе верю.
Никки
Наверное, я окончательно поехала крышей, потому что сидела на кухне, поглощая огромную банку фисташкового мороженого и читала статью про психологические страхи.
После разговора с Маком я твердо решила уйти от Боба, но собиралась сделать это правильно. Не прятаться от него, как преступница, а именно уйти ― красиво и с гордо поднятой головой. Формально он всё ещё был моим агентом, а я ― его источником дохода. Юридически мой побег мог иметь определённые последствия, но я надеялась, что мы это уладим. Боб ведь мой родной дядя, так? Он всё поймет, и мы разойдемся мирно. На это я рассчитывала. Рядом со мной лежал мобильный и визитка с его номером. Всё, что мне нужно было ― просто позвонить. Но я боялась.
По этой причине пыталась понять всю эту психологическую ерунду и рисковала прибавить кучу лишних килограмм.
Понимая, что всё―таки ничего не понимаю, и что психология в очередной раз больше запутывает, чем помогает, послала всё к чету и перевернула страницу.
На глаза попался заголовок: «Кто ты на самом деле? Тест, который заглянет в твое подсознание». Прямо над кричащим названием были напечатаны фотографии Мэрил Стрип, Рене Зеллвегер и Анджелины Джоли.
Усмехнулась, поймав себя на мысли, что в данной ситуации больше похожу на героиню из фильма Бриджит Джонс, потому как мороженое уже не лезет, а я всё равно его ем.
У вас когда―нибудь такое было?
Мотнула головой, собираясь вновь перевернуть страницу, но помедлила.
Любопытство взяло верх и, закусив губу, я взяла со стола карандаш.
Подумаешь, отвечу на пару вопросов…
Итак…
«Какое из перечисленных определений подходит тебе больше всего?»
Реалистичная
Сомневающаяся
Вызывающая
Самоуверенная
Замкнутая
Э―эм… сомневающаяся?
«Попадая в сложную жизненную ситуацию, ты…»
Сохраняешь спокойствие и пытаешься найти оптимальный выход из положения
Переживаешь за других больше, чем за себя
Нуждаешься в повышенном внимании
Абсолютно уверена в своей правоте и начинаешь командовать
Замыкаешься в себе
Подумала. Обвела второе и продолжила.
«Какая из фраз тебе ближе?»
Жизнь прекрасна и удивительна
Я ни в чем не уверена до конца
Я ― центр Вселенной
Оставьте меня в покое
Всё должно быть так, как я скажу
Никто не знал, зачем я проходила этот тест?
Вроде бы не пятнадцать было…
Но если подумать, то и Cosmopolitan ― журнал не для пятнадцатилетних.
Выдохнула и выбрала первый вариант.
«Важно ли для тебя мнение окружающих?»
Настолько же, насколько им важно моё
Да, я очень от него зависима
Только если они меня очень любят и уважают
Моё мнение намного важнее
Мне нет до него никакого дела
Если быть честной, то я всегда была очень зависима от чужого мнения. Особенно от мнения Боба. И хотя я изо всех сил пыталась меняться, всё―таки… да, второе.
«С кем из персонажей сказки «Винни Пух и все-все-все» ты себя ассоциируешь?»
Винни―пух
Пятачок
Тигра
Кролик
Ослик Иа
Улыбнулась и покосилась на банку мороженого. Сейчас точно Винни―пух.
Ответила ещё на два вопроса и не без нетерпения полезла в результаты.
Итак, я оказалась… «чувствительная и ранимая!».
Картинка Бриджит Джонс на обороте о многом сказала.
Я усмехнулась, быстро пробежавшись глазами по тексту и вынесла для себя, что я:
a) порядочная;
b) способная сопереживать;
c) порой тяжело начинаю общение с другими людьми, потому что ставлю защитный барьер для всего нового и, как мне кажется, опасного;
d) постоянно прокручиваю в голове все события, поступки, реакции;
e) без конца возвращаюсь к сделанным ошибкам.
Совет: не зацикливайся на переживаниях и попытаться жить настоящим.
– Хэй, что делаешь?
Я оторвалась от журнала и подняла на Тейлор глаза.
– А, вижу, убиваешь банку с мороженым. ― она взглянула на визитку, затем опять на меня и кивнула. ― Проветриться не хочешь? Я собиралась съездить в книжный магазинчик, заодно думала заскочить к Аарону. Ты ведь так и не отдала ему свой подарок?
Подарок. Точно. Я совсем про него забыла.
– Не отдала. ― взглянула на убитую на половину банку, визитку с именем Боба, а затем спрыгнула со стула. ― Да, мне очень нужно проветриться.
– Отлично! Жду тебя у машины!
Я собралась за десять минут.
Взяла подарок Аарона, свой мобильник со стола, куртку и выскочила на улицу.
Погода была на удивление теплой, так что я решила, что кину её в машине.
Хлопнула глазами, заметив ярко красный ретро―автомобиль, возле которого почти прыгала счастливая Тейлор. Я понятия не имела, что это была за марка, ведь совершенно в них не разбиралась, заметила лишь надпись на переднем крыле: «Beaumont».
– Чья она?
– Моя. ― улыбнулась Тейлор, а затем тряхнула головой. ― Точнее, отцовская. Долго прозябала в гараже, но это ведь кощунство. Такая классная тачка не должна стоять необъезженная, согласись.
– Да… а Мак не будет против?
– Ну что ты заладила, ― закатила глаза она, ― садись давай.
– Ну―у… ладно.
Не сказать, что чувствовала себя в полной безопасности и, если бы могла, пристегнула бы не один ремень, а все двадцать. Ехать в машине с Маком ― одно. А вот с Тейлор ― совсем другое. Зная её взрывной характер и совершенно не зная, как она водит, считала, что мои страхи обоснованы.
Успокаивало лишь то, что как―то ведь ей выдали права, да?
– Готова?
– Э―эм…
Тейлор улыбнулась шире, включила музыку, тоже в стиле ретро, а затем газанула. Я вжалась в сидение и едва сдержалась, чтобы не зажмуриться.
– Да расслабься ты, ― рассмеялась она, ― я отлично вожу.
И это ― к моему облегчению ― оказалось правдой.
Ну либо мне просто повезло.
В любом случае ― до книжного мы добрались живыми.
– Аарон ответил, что подойдет, как только закончит с делами, ― прочитала Тейлор, убирая в карман телефон.
– Я думала, мы зайдем к нему сами.
– Я предложила. Но он написал, что ему всё равно нужно в город. ― она подняла голову и указала на красивую деревянную вывеску. ― Нам сюда.
Пока Тейлор искала нужные ей книги, я бесцельно бродила между рядами, ловя себя на забавной мысли, что, похоже, делаю это впервые. Я относилась к чтению нейтрально. И не любила, и не ненавидела. Читала, если это было необходимо, но всё свободное время всегда отдавала искусству.
Я прошла два ряда, разглядывая надписи лишь мельком. Но внезапно моё внимание привлекла темная книга в твердом переплете, и, остановившись, я взяла её с полки.
Лейла Аттар ― Бумажный лебедь.
На обложке ― темной, мрачной ― была изображена девушка в белом платье, сжимающая в руках небольшого бумажного лебедя. Её тело будто погрузили в стеклянный ящик с водой, и эта вода всё прибывала и прибывала, грозясь заполнить его до конца.
Я перевернула книгу и прочитала:
«Психологи утверждают, что формирование привычки занимает 21 день. Они лгут. 21 день она не ощущала НИ-ЧЕ-ГО. Пусть и оказалась в новом, невыносимом положении. Но на 22-й день она отдала бы все на свете, чтобы забыться. И привыкнуть к этому было невозможно. Потому что на 22-й день она поняла, что ее единственное спасение – смерть одного из двух мужчин, которых она больше всего на свете любит…».
– Привет.
Я вздрогнула и, повернувшись, увидела возвышающегося надо мной Аарона.
– Привет, ― моргнула, в который раз отмечая, какие необычные у него были глаза.
– Нравится эротика?
– Что? ― не поняла я.
Аарон улыбнулся и кивнул на книгу у меня в руках.
– О. Н―нет. Не нравится. Я… ― почувствовав смущение, поставила том обратно на полку, ― …просто гуляла и смотрела всё подряд. С чего ты взял, что это эротика?
– «Роман о сумрачной стороне любви», ― процитировал он, ― брось, что ещё это может быть? Очередная романтическая ерунда и том, как красавица с добрым сердцем спасает чудовище от тьмы.
– Не веришь в любовь?
– Не верю в чудесное исцеление. Монстр никогда не станет принцем. Даже, если его спасительница будет очень сильно этого хотеть.
Аарон серьезно посмотрел на меня, и я задумалась, о каком именно монстре мы сейчас говорим и так ли уж он был метафоричен?
– Эй, ― Тейлор окликнула нас, а затем подошла ближе, ― я закончила, может, пойдем, в кафе посидим? Если честно, я жутко голодная.
– Да, ― кивнула подруге, ― я бы тоже что―нибудь съела.
– Тогда я угощаю.
Аарон отвел нас в миленький ресторанчик за углом, мы с Тейлор решили, что ни в чем не будем себе отказывать. Когда есть уже было невмоготу, а от смеха болел живот, я вспомнила, что так и не отдала Аарону свой подарок.
– Надеюсь, тебе понравится.
Он улыбнулся, а затем начал с любопытством развязывать бантик. Один, второй, третий… может быть, я чуток переборщила с упаковкой?
– Серебряная подвеска? ― услышала я, и всё внутри меня опустилось. ― Это что, регбийный мячик? ― я уловила улыбку Аарона и заставила себя сказать:
– Э―эм… он с гравировкой.
Аарон перевернул мячик и прочитал:
– «Аарону Вудби. Лучшему хукеру Бобров».
– Тейлор говорила, ты носишь.
– Да, ― с не менее широкой улыбкой чем раньше, Аарон отодвинул край футболки и продемонстрировал две цепочки на своей груди. Затем молча перекинул через голову подаренную мной.
– Если тебе не нравится…
– С ума сошла? Это лучшее, что мне когда―либо дарили.
– Эй, ― возмутилась Тейлор, и, повернувшись к ней, мы одновременно рассмеялись.
Когда вышли из ресторана было уже около четырех. Я приготовилась попрощаться с Аароном, но Тейлор внезапно эти планы изменила.
– У Молли очередной кризис. Просит приехать. ― она устала выдохнула, а затем оторвала взгляд от экрана мобильного. ― Черт. Давай я завезу тебя, а затем поеду. Потому что, зная Молли, её самобичевание затянется до самого вечера.
Я собиралась сказать, что Тейлор может ехать, потому что я без проблем доберусь на такси, но Аарон меня опередил.
– Не переживай, я подвезу Никки.
– Точно? ― уточнила она. ― Тебе не сложно?
– Нет, Тейлор, мне не сложно, ― улыбнулся он, ― ты можешь ехать к Молли.
– Супер! ― она облегченно выдохнула, а затем обняла меня и сказала. ― До вечера.
– До вечера.
Тейлор села в свою ярко―красную ретро малышку, посигналила нам, как в самых лучших старинных фильмах и, когда мы помахали, скрылась за поворотом.
– Хочешь, можем съесть по мороженому? ― внезапно предложил Аарон, и, вспомнив свою утреннюю вакханалию, я скривилась. ― Что? Ты разлюбила мороженое?
– Съешь пол килограмма за раз, и ты разлюбишь.
– Понял, ― рассмеялся он, ― тогда как насчет прогулки? Скажем, по океанариуму?
Я улыбнулась, понимая, что не хочу отказываться.
В любом случае, планов на сегодня у меня не было, рисовать я планировала только ночью, а звонить Бобу всё ещё не хотела, так что… океанариум казался отличной идеей.
– С удовольствием.
– Здорово, ― улыбнулся Аарон, а затем открыл передо мной дверцу машины, ― тогда запрыгивай.
Мак
Она не отстранилась.
Даже после того, что я рассказал ей ― ни осудила, ни испугалась, ни ушла.
Никки осталась рядом, выслушала, поддержала и… поняла.
И это было самым важным ― она поняла.
Открыл дверь, ведущую в гараж, включил свет и чертыхнулся.
– Тейлор, ― устало выдохнул, а затем услышал, как к дому подъехала машина.
Прокрутил в голове сотню вариантов наказаний для сестры, надеясь, что она не разбила отцовский Акадиан. Поднял передние ворота и тут же почувствовал будто мне кол в сердце вогнали. Никки. Моя Никки, принимая руку Аарона, вылезала из его гребаного шевроле камаро.
Она была с ним? Какого хрена она была с ним?
Стиснул зубы и направился к ним, понимая, что, кажется, на этот раз точно придушу ублюдка Вудби, скормив наше временное перемирие дворовым собакам.
– Почему ты с ним?
Никки повернулась и, увидев меня, хлопнула глазами.
– Мак?
– Почему ты с ним? ― повторил, хотя и понимал, что, даже несмотря на то, что случилось между нами, не имею права чего―то то от неё ждать.
– Э―эм…
– Я просто подвез Никки до дома.
– Неужели?
Вудби сделал ко мне шаг, примирительно поднимая вверх ладони. Словно я был психом с пушкой, который мог в любую секунду спустить курок.
– Мак, тебе следует успокоиться.
– Я говорил тебе не приближаться к ней, ― напомнил о нашем разговоре, о котором, по всей видимости, мудак Аарон очень быстро забыл.
– Ты угрожал ему? ― повернулась ко мне Никки, но я её проигнорировал.
– Чего ты добиваешься, Вудби?
– Никки нравится мне. ― плохой ответ… ― И не моя проблема, что у меня хватает смелости ей об этом сказать. А у тебя ― нет.
Дальше я уже не слушал.
Среагировал, как бык на красную тряпку.
Всего шаг, и мой кулак встретился с его самоуверенной физиономией.
– Мак! ― отдаленно услышал голос Никки. ― Мак, прекрати!
Но я не прекращал. Ударил ублюдка ещё раз. И тот, не удержав равновесие, повалился на асфальт.
– Аарон!
Глазам своим не поверил, когда увидел Никки, склонившуюся над человеком, которого я всем сердцем ненавидел. Внутри что―то оборвалось и с грохотом шарахнулось о реальность.
– Да что с тобой не так?! ― закричала она, и меня будто током тряхнуло.
– Он тебе не пара.
– Это не тебе решать! ― её грудь резко поднялась, а затем так же резко опустилась. ― Я уже не маленькая, пойми! Меня не нужно ограждать от того, что кажется тебе неправильным!
– Никки…
– У тебя нет права, ясно?
Было больно это слышать. Но я не был законченным идиотом и знал ― она права. Это Я не сдержался, это Я придумал себе то, чего нет. И это Я выдал желаемое за действительное. Поэтому вся эта херня ― моя ошибка.
Бросил короткий взгляд на Вудби, а затем сел в свой мустанг и с визгом сорвался с места. Гнал по дороге, зная, что окончательно утратил контроль. Понимая, что действую на эмоциях. Но осознавая, что ни хрена не могу с этим поделать. Скорость заставляла вены наполняться адреналином. И чем сильнее от исходной точки уклонялась стрелка спидометра, тем сильнее становилась жажда.
Мне не хотелось останавливаться.
Мне хотелось большего.
Вывернул руль, заставляя резину практически вскипеть. Услышал характерный визг, а затем вновь вдавил педаль газа.
Я злился.
И источником этой злости был страх.
Да, мужчинам тоже бывает страшно. И хотя мы никогда в этом не признаемся, считая это чувство слабостью, всё равно регулярно его испытываем.
Отец с детства учил меня быть сильным. Ты должен быть храбрым, Майкл. Должен быть честным, защищать слабых и никогда не плакать. Он не выносил мужские слезы. Тебе не должно быть страшно, обидно или больно. Ты не имеешь права чувствовать себя потерянным или беспомощным. По его убеждению, я должен был вырасти долбанным Рэмбо, зашивающим себе рваную рану без анестезии.
Но я таким не стал.
У меня были чувства.
И были страхи.
Я не был тем обаятельным, сильным, храбрым принцем, которого, по всей видимости, хотела видеть рядом с собой Никки. И я не был долбаным Аароном Вудби.
Сука.
Резко затормозил и вышел из машины. Хлопнув дверью, втянул в легкие воздух.
На чувство страха запрограммировано каждое живое существо. Оно позволяет ему найти границу безопасности и вовремя среагировать на угрозу.
Испытывая страх, ты либо бежишь, либо сражаешься.
Всегда, всю свою жизнь я встречал свои страхи, мужественно смотря им в лицо. Но сегодня я бежал. Просто бежал, понимая, что подобно трофею, загнан диким зверем в угол.
Мне нужно было разрядиться. Мне необходимо было разрядиться.
Перестать думать, переключиться, скинуть удушающее напряжение.
Поэтому я сел обратно в тачку и уже через пять минут толкнул тяжелые двери бара.
Я никогда не накачивался до потери сознания. Предпочитал решать проблемы, убиваясь на тренировке или в зале. Колотить грушу было приятнее, чем обниматься с толчком и глотать адвил. Но сейчас понимал, что никакая, даже самая жесткая тренировка, не поможет расслабиться так, как бурбон.
Просто потому, что с Никки это никогда не работало.
Подал знак бармену и уже через две минуты держал в руках заветный стакан.
Повертел его в пальцах, наблюдая за тем, как янтарная жидкость омывает стенки, а затем сделал первый глоток.
Терпкое пойло непривычно обожгло горло, но эта боль оказалась слаще прочей.
Мне захотелось осушить стакан до дна и посмотреть, к чему это приведет.
Может, и вправду станет легче?
Не зря ведь из множества «лекарств» люди выбирает именно алкоголь.
Может, он взаправду лечит?
Не знаю, сколько просидел в гребаном баре. Помнил только, как бармен наполнял мой стакан снова и снова. А я снова и снова до суха его осушал.
– Мак?
Знакомый голос вынудил меня замереть.
Я узнал бы его, даже будь я пьян как последняя свинья.
Ванесса облокотилась о стойку бара и с удивлением ― или даже беспокойством? ― оглядела меня. Затем её взгляд упал на почти допитый мной бурбон.
– Ты ведь не переносишь алкоголь. Что―то случилось?
Я повернулся к Ванессе и посмотрел ей в глаза.
Затем опустился ниже.
Короткое черное платье едва прикрывало попу, открывая стройные длинные ноги, очерчивая сексуальные изгибы и грудь. Светлые волосы были красиво уложены, пухлые губы подкрашены розовой помадой, а глаза ― подведены.
Мне всегда нравились такие ― знающие, что мужчина любит глазами и умело этим пользующиеся. Знающие, как доставить ему удовольствие и удержать подле себя. Но вместе с тем готовые на всё, чтобы ему угодить.
Так какого же хрена я всё время думал о Никки?
Усмехнулся, а затем отвернулся и, опрокинув стакан, выпил содержимое залпом.
– Гуляю, ― ответил, хотя вообще отвечать был не настроен.
– Ты один?
– Да, Ванесса, я один. И хочу, чтобы так оставалось и дальше.
Дал понять ей, что не хочу разговаривать. Что вообще ничего не хочу. Особенно от неё. Но на что я надеялся?
– И мне налей, Кев, ― сказала она, взбираясь на высокий стул рядом со мной.
Парень за барной стойкой улыбнулся ей, кивнул, и я снова усмехнулся.
Кев. Ванесса трахалась и с тобой, парень?
– Расскажешь, что произошло?
– Если бы мне хотелось говорить, я сидел бы в кабинете психотерапевта, а не в баре.
– Мой бар лучше, чем кабинет психотерапевта, ― заметил Кев, пододвигая Ванессе мартини. Я сменил парня сердитым взглядом, но на удивление ― он даже не отпрянул. Продолжил так же глупо, по―идиотски улыбаться, жонглируя сразу двумя шейкерами.
Цирк Дю Солей просто.
– Мы можем быть друзьями. ― внезапно услышал я. ― Я научилась слушать других, Майкл. Я изменилась.
– Изменилась? ― я улыбнулся шире и повернулся к ней. ― До или после того, как переспала с Вудби?
Её глаза расширились от ужаса, а я только сейчас осознал, что мне было всё равно. Я не ревновал. Мне не было больно. Я просто хотел увидеть её реакцию. И увидел.
– Майкл, всё не так…
– Не важно. ― кинул на стол несколько мятых купюр и встал. ― Сдачи не надо.
Вышел из бара, не только ощущая, но и слыша, что Ванесса выбежала следом.
– Майкл, подожди! Давай поговорим!
Достал из кармана ключи и снял мустанг с сигналки. Собирался открыть дверь, но ощутил, как Ванесса схватила меня за руку.
– Подожди! Позволь объяснить.
– Ванесса, мне плевать, с кем ты спишь. Ты можешь переехать к нему, выйти за него ― я ни слова тебе не скажу. Мне всё равно, понимаешь? Уже не важно.
Ванесса продолжала держать меня за запястье, словно всё ещё отказывалась во всё это верить.
Она стояла достаточно близко. И я отчетливо улавливал её сладкий запах.
Но это был не тот запах.
Ни одна из девушек во всём этом порочном мире не пахла так, как пахнла моя Никки.
Моя.
Усмехнулся собственным же мыслям: моя ли?
Ванесса готова была выполнить любую мою прихоть. Готова была ползать у меня в ногах. Мне нужно было лишь попросить… нет, приказать. И я знал, она беспрекословно подчинится мне абсолютно во всём.
Закрыл глаза, стараясь выбросить из головы сумасшедшую рыжую девчонку, но понял, что всё равно её представляю. Её лицо, её губы, её руки ― всю её.
И то, что Ванесса была рядом ― готовая, источающая секс и покорность, совсем меня не волновало. Я думал лишь о Никки.
– Майкл…
Ванесса замурлыкала, предпринимая ещё одну попытку. Я ощутил, как её пальцы пробрались под ткань рукава. Она касалась меня, а я абсолютно ничего не ощущал.
Её тихое дыхание заглушили громкие вздохи Никки.
Тряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение, потому что понимал, что иначе просто сойду с ума. Эта рыжая девчонка умудрилась превратить меня в извергающийся Везувий, и я понятия не имел, как со всем этим быть.
– Ванесса, хватит, ― мягко одернул руку и качнул головой.
Несмотря на то, что я совершенно ничего не чувствовал, мне не хотелось причинять ей боль. Но я знал, что причиню. Всё равно. Как бы то ни было.