Американская история

Был другой вид тьмы

Когда мы познакомились, Лил было тридцать. Она повидала мир, говорила по-французски, по-испански и немного по-немецки. Она состояла в двух разных женских группах, и когда ей было двадцать два года, ее даже ненадолго арестовали за участие в демонстрации. Она любила спорт и активно болела за «Нью-Йорк Метс», четыре дня в неделю посещала спортзал, любила театр и кино, читала книги. По ее словам, не те книги, которые обычно издавала ее компания, хотя дома у нее их было немало. Обожала готическую фантастику, фэнтези, некоторые биографии, новеллизации фильмов. В общем, ничего необычного, кроме вампиров, да и вообще, они не имели особого значения.

Главная проблема возникла, когда я увидел ее во второй раз. Это случилось на следующий день, я все еще оставался в Нью-Йорк, но через пару дней должен был улетать домой, и до моего отлета мы с Лил хотели провести как можно больше времени вместе. Мы совершенно не знали друг друга, но уже строили предварительные планы: когда я смогу вернуться в Нью-Йорк, сможет ли она когда-нибудь приехать в Лондон?

Она взяла меня на прогулку по Центральному парку: теплый день, туристы, бег трусцой, семьи на прогулке.

Я спросил о ее фамилии.

– Виклунд – это ведь скандинавская фамилия, не так ли?

– Шведская.

– Ты давно живешь в США?

– Я тут родилась. В Мичигане. Мои родители – американцы в третьем поколении. Виклунд – фамилия моего мужа.

Это лишило меня дара речи секунд на десять.

– Как я понимаю, фамилия твоего бывшего мужа? – уточнил я.

– Нет, мы все еще женаты.

Город, весь мир, казалось, замерли вокруг меня, пока до меня доходил смысл ее слов.

– Извини, – сказала она. – Хорошего способа сказать это просто нет. Думаю, тебе лучше узнать сейчас…

– Я знаю, что будет дальше. Вы разводитесь?

– Мы не живем вместе. Брак окончен. Развод состоится позже.

По мере того как ее история выступала наружу, парк и вся деятельность в нем временно ушли на второй план. Ее мужа звали Мартин Виклунд – шведское имя, полученное по наследству от шведских прабабушки и прадедушки, в молодости переехавших в США, но он был незамысловатым американцем. («Незамысловатость – это часть его проблемы. – сказал Лил. – Тонкость – не его сильная сторона»). Он работал на правительство на каком-то высоком уровне.

Она не уточнила, чем он занимался, сказала лишь, что он высокопоставленный чиновник, близкий к администрации Белого дома. Номинально Мартин числился в Министерстве обороны и работал в Пентагоне, в Вашингтоне, но много ездил по стране. По ее словам, он разруливал разные проблемы. Он был штатским, не военным, но общался со старшими офицерами и стратегами обороны. Лил мало что могла рассказать о его работе отчасти потому, что он не распространялся о ней, но главным образом потому, что с самого начала они были вынуждены проводить много времени порознь. У нее была своя жизнь, работа и круг друзей здесь, в Нью-Йорке. Раз в неделю они с Мартином ездили проведать друг друга, но так было только в самом начале отношений. По ее словам, с самого начала их брак балансировал на грани краха, но им обоим потребовалось много времени, чтобы это понять и принять. Они были женаты около трех лет – ужасная ошибка, по ее словам.

Я согласился.

Но, как говорится, дальше – больше. Детей у них не было, зато имелись проблемы с собственностью – кому, что и в какой степени принадлежит и как это будет разделено. Лил сказала, что квартира целиком и полностью принадлежит ей, но приобретена с банковской ссудой. Мартин оспорил это и потребовал половину стоимости. («Это куча бабла, – сказала она. – Стоимость недвижимости здесь заоблачная. Мне придется ее продать, а я не хочу».) Между тем было еще два объекта недвижимости, которые нужно было поделить или продать: квартира в округе Колумбия и дом в Лос-Анджелесе. Лил сказала, что ей они неинтересны и она хотела бы уйти от этого вопроса, как и он, но ее адвокат сказал, что она должна бороться за них, иначе рискует потерять все свое имущество. Таким образом, у них обоих было по адвокату, работавших на них и друг против друга, но ничего так и не было улажено, и ничего не будет улажено еще как минимум несколько недель, а возможно, и месяцев.

– Есть ли что-нибудь еще, что мне нужно знать о тебе? – спросил я.

– Мартин помешан на оружии, – призналась она. – Я же сказала, что он незамысловат… вот какой он. У него куча оружия. – В 2000 году я все еще был англичанином, гражданином страны, которая тогда была более или менее свободна от оружия. Я отреагировал предсказуемо и неоригинально. Она улыбнулась. – Мартин каждое лето ходит на охоту с коллегами по работе. Они ездят в разные чащи и пущи и убивают там животных. Но он не станет охотиться за тобой. Он считает себя хорошим парнем. Единственное, что с ним не так, так это я и то, что он женат на мне.

Через два дня я улетел обратно в Лондон. Я влюбился по уши. На той неделе у нас были гигантские счета за дорогие телефонные разговоры, а в следующие выходные я снова прилетел к ней.

На этот раз я заночевал в ее квартире.

– Мартин – государственный служащий, – сказала она и показала мне их совместные фото.

Мартин на всех фотографиях улыбался, выглядел воспитанным и относительно безобидным. У него были коротко стриженные волосы и чересчур белые и ровные зубы.

– У него два высших образования, – продолжила она. – Он работает на федеральное правительство, носит дорогие костюмы. Он вроде как важный, влиятельный администратор, контролирующий прорву федеральных расходов. У него есть личный шофер, который возит его в офис и обратно. У него есть помощники и консультанты. Он встречается с президентом… я была с ним на одном ужине по сбору средств, и меня представили президенту и первой леди страны. Он читает официальные газеты и смотрит кучу дурацких телепрограмм. Когда он дома, он сидит, развалившись в кресле. Вечером, приходя домой с работы, он выпивает один крепкий напиток, и все его друзья такие же, как он. Да, он любит оружие, но ведь это Америка!

Я ни разу не встречал и даже не видел Мартина, и по мере того, как я проводил все больше и больше времени с Лил, он, казалось, возникал между нами все реже и реже. Они с Лил часто разговаривали по телефону, но, когда я бывал с нею рядом, этого почти не случалось. По ее словам, их разговоры были долгими и порой трудными, но никогда на повышенных тонах. Они не могли прийти к соглашению по поводу дома, но оба были современными людьми, богатыми американцами. Обо всем этом позаботятся юристы. Адвокат Мартина был штатный юрист Министерства обороны. Адвокатом Лил была дама, приверженная принципам равноправия и самоопределения женщин в том, что касалось законов, собственности и карьеры. Да, это будет дорого.

Вскоре мы с Лил стали неразлучной парой. В то время я зарабатывал приличные деньги и имел возможность летать в Нью-Йорк каждые две или три недели, а когда на работе подвернулась вакансия, Лил решила ее занять. В дополнение к своей обычной работе Лил станет вице-президентом их европейского офиса по правам человека в Лондоне и будет ежемесячно совершать поездки в Великобританию. Это означало, что мы могли видеться в Лондоне регулярно, почти так же часто, как и в Нью-Йорке.

Черный пес

Во второй раз, когда Лил приехала ко мне в Лондон, я устроил для нее неожиданную поездку. Впереди у нас было четыре свободных дня, и я сказал ей, что хотел бы покатать ее на машине и показать ей кое-что в Британии. Мы отправились на север и провели первую ночь в отеле в Хэрроугейте. Утром я поехал на восток, пересек пустоши Северного Йоркшира – их верхние уровни уже были присыпаны снегом, – а затем спустился на викторианский приморский курорт Скарборо. После обеда мы направились на север вдоль побережья. Лил, державшая на коленях атлас дорог, внезапно оторвалась от карты и воскликнула:

– О боже, ты везешь меня в Уитби! Поверить не могу!

С момента нашей первой встречи мы нашли гораздо больше общих тем для разговора помимо почти одержимого интереса Лил к Дракуле, но теперь, когда наши первые бурные дни откровений и личных открытий остались позади, я подумал, что настала пора побаловать себя. В седьмой главе романа Стокера репортер газеты «Дейлиграф» – вымышленной газеты – описывает, как маленький рыбацкий порт Уитби в Северном Йоркшире стал местом внезапного сильного шторма. В самый его разгар появляется русская шхуна «Деметра». Несясь сквозь бурю на всех парусах, она налетает на песчаную отмель рядом с гаванью. На палубе стоит разлагающийся труп, привязанный к рулевому колесу. Когда корабль терпит крушение, на носу появляется огромная собака, она прыгает на берег и исчезает на кладбище близлежащей церкви. Этот пес – разумеется, сам граф Дракула в одном из своих обличий, что становится очевидным по мере продолжения романа.

Именно благодаря этой памятной сцене Уитби в наши дни стал своего рода Меккой для всевозможных поклонников вампирского фольклора и вытекающих из него разнообразных альтернативных верований. В город начали стекаться туристы, и не было ничего необычного в том, чтобы встретить на его улицах людей, бродящих в костюмах зомби или друидов, оборотней, волшебников, всяческих средневековых личностей, любителей черных месс и стим-панка, и многих других причудливых личностей. Каждый год в апреле и октябре в городе проводился Готический Уик-энд, а в другие выходные в летние месяцы проводились конвенты фанатов того или иного рода. Лил радовалась, как малый ребенок, что оказалась здесь.

Поскольку была зима, город не изобиловал туристами или гостями конвентов. Я нашел место для парковки на берегу реки, и мы отправились исследовать город пешком. Большая часть прогулки представляла собой напряженный подъем по знаменитым каменным ступеням утеса, числом сто девяносто девять, к разрушенному аббатству, возвышающемуся над Уитби. Поговаривали, что в древних руинах обитают привидения, но в любом случае они были настолько зловещие и темные, что не нужен был никакой призрак, чтобы пробудить в душе отчаяние и дурные предчувствия. Пытаясь отдышаться, мы обошли развалины, после чего направились к северному ущелью, откуда открывался вид на устье реки Эск и широкая панорама Северного моря. Откуда-то со стороны Норвегии и России, замораживая наши лица и руки, дул ледяной ветер. Но Лил получала удовольствие!

Позже, когда мы вернулись к морю, гуляя по узким улочкам старой части города, наткнулись на мастерскую, где изготавливали из гагата, который добывался на побережье недалеко от городка, ювелирные украшения. Обрадованные возможности ненадолго укрыться от холодного ветра, мы вошли и долго рассматривали древние точильные камни, щеточные круги, полировальные станки, зубила и молотки, которыми пользовались каменных дел мастера в девятнадцатом веке. Украшения из полированного гагата какое-то время были писком моды в модных салонах и на светских мероприятиях. Это по-прежнему был прекрасный камень, хотя и вышедший из моды. Рядом с реконструкцией прошлого расположилась современная мастерская, в которой работали два молодых мастера.

Мы с Лил изучали разнообразие выставленных на обозрение украшений – кулоны, ожерелья, броши, серьги, браслеты и так далее, – с удовольствием разглядывая красивые и замысловатые творения их рук. Стоило Лил сказать, что она обожает гагат, как я решил претворить свой план в жизнь.

– Не могли бы вы сделать для меня что-нибудь уникальное? – спросил я у одного из мастеров.

– Зависит от того, сколько вы намерены потратить.

Я протянул ему лист бумаги, на котором заранее набросал грубый эскиз своей идеи, и добавил подробное описание, размер, дизайн и так далее. Внимательно посмотрев на листок, он показал его коллеге.

– Кажется, я знаю, чего вы хотите, – сказал он.

Охваченная любопытством, Лил потянулась вперед, в попытке увидеть, что я написал.

– Вы делали что-нибудь подобное раньше? – спросил я, когда мужчина храбро убрал листок подальше от ее любопытных глаз.

– Не совсем, но я знаю, что вы имеете в виду. – Он приветливо посмотрел на Лил и улыбнулся нам обоим. Затем назвал цену, и я согласился. – Я не могу сделать это сегодня, – сказал он. – Но завтра к обеду, думаю, мы сможем кое-что показать вам.

В любом случае мы с Лил собирались переночевать в Уитби, так что это не было проблемой. Не знаю, угадала ли она заранее, что я для нее запланировал, но как только мы снова вышли на улицу, она крепко взяла меня за руку и прошептала «спасибо».

На следующее утро мы поехали в залив Робин Гуда, в нескольких милях далее по побережью, и около часа гуляли по красивой деревне, после чего вернулись в Уитби.

Они уже ждали нас в мастерской и выложили украшение на шелковую подушечку, чтобы Лил могла его как следует рассмотреть. Это был амулет для ее браслета, с выгравированным рисунком и отполированный до блеска. Они вручили ей лупу, чтобы она рассмотрела все детали. Она склонилась над ним и внезапно рассмеялась. Я тоже наклонился – мне было любопытно, что они поняли из моих наставлений.

Они изготовили амулет почти точно таким, каким я его представлял и описал. Центральное место на крохотном обереге занимала голова огромной собаки: пасть открыта, клыки обнажены, уши стоят торчком. Позади, в дальней перспективе, чтобы подчеркнуть размер животного, виднелась его спина и намек на обрубок хвоста. Там же виднелся силуэт парусного корабля со сломанными мачтами, рваными парусами и пробоиной в корпусе. На оборотной стороне было выгравировано: «Уитби, январь 2001 года». Это было чудо искусства миниатюры.

Лил сняла браслет и передала его мастеру. Тот быстро закрепил на нем амулет. Она надела его обратно на запястье, помахала рукой, любуясь новым амулетом, затем обняла меня, поцеловала и еще раз поблагодарила.

– А не хотите посмотреть другую версию этого же изображения? – сказал второй мастер. – В конце концов, нас здесь двое.

Они оба улыбались нам.

– Без дополнительной платы.

С этими словами он выложил на шелковую подушечку еще один полированный амулет. В лупу мы увидели зеркальное отражение той же картинки. На переднем плане доминировал затылок пса с чутко стоячими ушами, а далее открывался вид на утес Уитби и руины аббатства, над которым парил крошечный серпик луны. На обратной стороне также имелась гравированная надпись «Уитби, январь 2001 года».

– Ты должен купить его, Бен, – сказала Лил. – Можешь носить его на кольце для ключей.

– Нет, это же неидентичный близнец, как и ты. Он твой.

– Бен, но я хочу, чтобы он был у тебя!

Так он оказался на моем кольце для ключей, где и остается с тех пор.

Позже мы с ней объехали национальный парк Йоркшир-Дейлс, прокатились по Озерному краю и в конце концов вернулись в Лондон. Через два дня Лил улетела обратно в Нью-Йорк. Я планировал в течение месяца полететь туда следом за ней.

Глава четвертая

Тогда: 2001 г.

Начало

В то время, когда я познакомился с Лил, я считал себя англичанином, а в те дни быть англичанином означало быть британцем, а быть британцем – значит быть европейцем. Позже все это изменилось.

В качестве внештатного сотрудника я регулярно зарабатывал некоторую сумму, а также имел немало возможностей путешествовать, часто с возмещением расходов. На тот момент, когда я сблизился с Лил, у меня ни с кем не было постоянных отношений.

Я родился в 1966 году, в кирпичном таунхаусе на севере Лондона. У меня был младший брат, Сол.

Я ходил в местную начальную школу, затем в общеобразовательную школу Внутреннего Лондона. После медленного старта, поскольку лет до двенадцати я не воспринимал школу всерьез, я обнаружил в себе любовь к науке. Я обожал математику… я испытывал искреннюю радость, столкнувшись со сложной задачей, и глубокое удовлетворение от возможности ее решить. Когда мне было восемнадцать, я поступил в Сассекский университет, недалеко от Брайтона, и три года спустя получил диплом с отличием в области нейробиологии и когнитивных наук. Все это едва не было пущено псу под хвост, когда я отправился в длительную туристическую поездку по Центральной и Восточной Азии, которая завершилась великолепно расслабленным летом – с жарой, случайным сексом, ленью и запрещенными веществами на пляжном курорте в Квинсленде, Австралия. Вернувшись в Лондон, я дал себе зарок никогда больше не употреблять наркотики. Я был загорелым, умудренным жизнью, но без гроша в кармане, и мне позарез требовалось найти работу.

Журналистикой я начал заниматься более или менее случайно. Я нашел скромную должность помощника-стажера в лаборатории биохимических исследований. Полученное образование мне почти не пригодилось, но однажды моему боссу понадобился кто-то, кто составил бы описание одной из программ для оценки результатов тестов.

Я обнаружил, что могу неплохо выразить то, что нуждалось в выражении, что могу писать так, чтобы было понятно неспециалистам, и более того, мне это нравилось! Вскоре после этого я рискнул начать карьеру фрилансера и поначалу в основном занимался написанием пресс-релизов для фармацевтической компании, с которой у меня был контакт.

Мое интервью с Кириллом Татаровым, взятое в 1996 году, было одним из первых реальных заказов, которые я получил от журнала, и после этого моя карьера журналиста резко пошла на подъем.

В конце 1990-х годов я несколько раз летал в Нью-Йорк, один раз в рамках отпуска, но чаще в командировку. Именно во время одной из этих поездок я и встретил Лил на мероприятии в ее издательстве, и после этого для меня все изменилось.

Планы путешествий, разрушенные разъездами

После нашей поездки в Уитби мы с Лил начали вести счастливый, но дорогостоящий образ жизни, постоянно болтали по телефону или летали друг к другу через Атлантику.

В конце лета мы знали, что это скоро изменится, потому что нам предстояла пара длительных перелетов на западное побережье, возможно, по отдельности или же вместе, если мы сможем совместить наши графики. Я прожил с Лил в ее квартире почти две недели, задыхался в провонявших бензином каменных ущельях нью-йоркских улиц, замерзал, превращаясь в ледышку, в магазинах с кондиционерами, в ресторанах, театрах и так далее. Поскольку было начало сентября, Лил нужно было провести некоторое время в их лондонском офисе, где ей предстояло заняться продажей авторских прав на несколько осенних новинок ее издателя. Предполагалось, что я полечу обратно в Лондон вместе с ней.

Но до этого требовалось решить проблему с ее мужем Мартином. Он был в Калифорнии, жил в их доме в Венис-Бич и сказал Лил, что хочет, чтобы она приехала туда встретиться с его адвокатом и подписать кое-какие бумаги. Он также хотел обсудить список имущества в доме, которое она считала своим.

– Разве это нельзя обсудить и согласовать по телефону? – удивился я. – Или по электронной почте? Это всего лишь список. Тебе не нужно видеть вещи, которые принадлежат тебе.

– Да, но Мартин не такой. Он всегда работает только лицом к лицу, в том числе и со мной. Эту привычку он перенял у штабных генералов. В любом случае у меня есть одежда в Калифорнии, и я хотела пересмотреть ее и выбрать то, что хочу сохранить. Есть кассеты, видео и книги. Много чего.

– Они все тебе нужны? В самом деле?

– Возможно. – Она подумала и добавила: – Наверное, нет. Вероятно, в конечном итоге я почти все отнесу в комиссионку.

– Он мог бы сделать это вместо тебя, – сказал я.

– Мог бы, но не сделает. Он хочет, чтобы я решила сама. Я посоветовала ему нанять пару-тройку уборщиков и отправить все, что не его, сюда. Но это тоже не сработает. Он хочет, чтобы я прилетела.

– И ты полетишь.

– Да.

– А ради чего тебе нужно встречаться с его адвокатом? Ты говорила мне, что Министерство обороны выделило юриста. Они ведь в Вашингтоне?

– Думаю, это как-то связано с законодательством Калифорнии. Для развода за пределами штата должен быть местный поверенный.

Лил с самого начала заверила меня, что Мартин исключен из ее жизни, нисколько не мешает нам, и это во многих отношениях было правдой. Мне никогда не приходилось его видеть, избегать или даже принимать его в расчет. Но, несмотря на это, он каким-то образом находил способы манипулировать Лил. Как это ему удавалось, я не понимал и не мог обсуждать с ней. Всякий раз, когда она разговаривала с ним по телефону или пару раз после встречи с ним, и часто после того, как мы вновь встречались после короткой разлуки, у нее случались резкие перепады настроения, она бывала упрямой, уклончивой, что порой жутко раздражало.

Мы пару раз поссорились, и оба раза это было косвенно связано с постоянным присутствием Мартина в ее жизни. Я уговаривал ее как можно скорее завершить развод. Иногда она соглашалась, а иногда говорила, что с этим не стоит торопиться.

– Нам лучше подождать, – бывало, говорила она.

Или:

– Хорошо, я позвоню ему.

Или:

– Ты на меня давишь. Не делай этого!

Мы договорились: она улетит в Калифорнию и поскорее покончит с этой неопределенностью.

Мои возражения начали ослабевать, как только я услышал от Ника Хаттертона, лондонского редактора, о прорыве в исследованиях стволовых клеток в лаборатории Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Он сказал, что мне желательно слетать в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с командой исследователей и написать статью о том, что они там делают. Все расходы будут оплачены. Я попросил номер в хорошем отеле, а также в дополнение к оплаченным билетам компенсацию расходов на питание и напитки. Я должен был вылететь из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, затем из Лос-Анджелеса в Лондон. Ник согласился.

Чего я не сказал Нику, так это того, что я уже планировал выполнить еще один заказ для журнала, который он, вероятно, счел бы конкурентом своего. Контракт или нет, но я все еще считал себя фрилансером, и всякий раз, когда возникала возможность, я принимал другие заказы и публиковал их под другим именем. Я делал это уже несколько лет. Я так и не выяснил, знал ли об этом Ник или кто-то еще из журнала. Даже если это и было известно, никто ничего мне не говорил и никто не пытался мне помешать. Я знал других авторов, которые таким образом порой удваивали свою работу и свои доходы.

Другая халтурка предполагала поездку в Шарлотт, Северная Каролина, и две ночевки. Там теперь жил правительственный ученый на пенсии, некогда работавший в области освоения природных ресурсов. Звали его Барретт К. Дорнан, и он написал мемуары, которые через несколько месяцев должны были выйти в свет. Требовался материал о нем. Статья будет напечатана одновременно с книгой и, возможно, будет положена в основу телевизионного фильма о его исследованиях. Я слышал об этой халтурке от своих знакомых и очень хотел ее получить. Гонорар был весьма привлекательным.

Для Ника Хаттертона это не имело бы никакого принципиального значения. Он получит статью, которую хочет, а я потребую от него только фактические расходы, которые понесу во время поездки в Лос-Анджелес. Дополнительные расходы на поездку в Шарлотт легко перекроет гонорар за эту историю.

А вот Лил была разочарована и раздосадована, причем, на мой взгляд, совершенно иррационально. Изначально мы планировали, что она останется в Нью-Йорке, пока я слетаю в Шарлотт, а когда вернусь, мы вместе полетим в Лондон. Внезапная поездка в Калифорнию была неожиданной для нас обоих или, по крайней мере, для меня.

– Нам обоим нужно в Лос-Анджелес, – сказал я. – Мы полетим туда по отдельности, встретимся там, а потом вместе полетим в Лондон.

Это казалось простейшим решением, но Лил высказала свое мнение, и ее голос внезапно прозвучал уклончиво:

– Может, тебе слетать в Шарлотт, а потом вернуться сюда? Я полечу к Мартину одна.

– Ты не хочешь, чтобы я был рядом, когда ты будешь с ним? – сказал я. – В любом случае я уже купил билет из Шарлотта в Лос-Анджелес.

– Можешь его поменять.

– Это еще зачем? Ты же знаешь, мне нужно в Лос-Анджелес. В чем проблема, Лил? Почему вдруг мы не можем этого сделать?

– Никакой проблемы нет.

– А по-моему, есть. Дело в Мартине, верно? Ты просто не хочешь, чтобы я был рядом.

– Я не буду с ним.

– Это уже что-то.

– Мартин – не что-то. Он сидит на дорогой недвижимости, в которой я имею законную долю, и, по крайней мере, мне нужно быть с ним приветливой. Я приеду на побережье, вынесу из дома свои вещи, подпишу документы, которые ожидают моей подписи, и следующим рейсом вернусь в Нью-Йорк.

– Но к тому времени я буду в Лос-Анджелесе.

– Тогда слетай туда и возвращайся. Мы встретимся снова здесь.

– Почему я ни разу не встретился с Мартином? Что происходит, Лил? – спросил я.

– Тебе не нужно встречаться с ним, и я не хочу, чтобы ты с ним встречался. При одной только мысли об этом мне становится жутко. Для меня он сейчас – это сумма алиментов.

– Ты никогда не рассказывала ему обо мне, не так ли?

– Конечно нет.

Но, перед тем как она это сказала, возникла короткая пауза.

Возможно, она думала, что, если Мартин узнает, что у нее завелся любовник, это задержит развод или скажется на размере алиментов. Он наверняка знал: такая привлекательная женщина, как Лил, недолго останется одинокой после того, как он уйдет из ее жизни… или это она уйдет от него? Я никогда толком не знал, что произошло между ними, и Лил обходила эту тему. Она сказала, как говорила мне не раз, что в Мартине нет ничего такого, что имело бы для нее значение, помимо того что ей нужно оформить развод и начать новую жизнь. Меня устраивало то, что мне не нужно иметь к этому большее отношение, чем я уже имел, хотя это и делало меня пассивным исполнителем их решений, лишенным возможности оказывать на них какое-то реальное влияние. Это было частью удобной модели наших отношений: я был счастлив с Лил, любил ее искренне и страстно, но лишь в контексте того, что мне была известна только половина ее жизни. Пока я это принимал, все шло хорошо.

Мартин оставался той частью ее жизни, куда меня не допускали. Его внезапное настойчивое требование, чтобы она вылетела в Лос-Анджелес по бессмысленному поручению, усугубленное собственным упрямством Лил, что она, мол, должна довести дело до конца, и, наконец, то, что я не должен принимать в этом участия, – все это вызывало на поверхность напряжение, которое обычно мы держали под спудом. Мартин по-прежнему имел над ней власть, хотя она это отрицала или преуменьшала. От этой мысли мне стало не по себе – я начал задаваться вопросом, насколько хорошо я ее знаю или понимаю ее прошлое.

Мы все еще пытались решить, что нам делать, хотя лично для меня было очевидно, что нам делать, но тут позвонил Мартин. Она вышла к телефону в соседней комнате и закрыла за собой дверь.

Звонок был коротким – она вернулась минут через пять.

– Мне нужно в Лос-Анджелес, – сказала она. – Он от меня не отстанет.

– Я думал, все уже решено.

– Когда ты собираешься быть в Шарлотте?

– Я лечу туда в воскресенье, на две ночи. Весь понедельник у меня займет интервью с этим парнем, а затем я вылетаю из Шарлотта в девять утра во вторник.

– Прямо в Лос-Анджелес?

– Я не смог купить билет на прямой рейс из Шарлотта. Придется полететь стыковочным, через Детройт, и сделать там пересадку. Но к вечеру я уже должен быть в Лос-Анджелесе

– Понятно, а теперь послушай меня. Мартин хочет, чтобы я была там не позднее вечера в понедельник. Ничего страшного, потому что ты прилетишь следующим вечером. Он сказал мне не лететь во вторник.

– Он сказал почему? Вторник – хороший день для внутренних рейсов. Всегда можно занять наилучшее место.

– У Мартина никогда не возникало проблем с удобными местами. Он говорит, что ему, возможно, придется вернуться в округ Колумбия, и хочет к тому времени разобраться с домом.

– Но если он летит в Вашингтон, почему бы тебе не встретиться с ним там?

– Он хочет, чтобы я приехала к нему домой в Венис-Бич.

– Так все-таки в чем там дело? Почему ты не должна лететь во вторник?

– Он не сказал.

Мы вернулись к нашему досадному сочетанию спора/согласия, в основном приняв один и тот же план поездки после этих выходных, но так и не придя к общему мнению относительно того, почему и как. Меня продолжало беспокоить то, что Мартин, якобы полностью ушедший из ее жизни, за исключением дел с юристами и взаиморасчетов, по-прежнему мог влиять на ее решения. Она пыталась меня успокоить, но явно меня не поняла. Она сказала, что нет ничего, чего я не знал бы о Мартине и о ней – того, что она все еще спала с ним? – но это лишь ярче высветило недопонимание, существовавшее между нами.

Позже в тот же день она забронировала билет в один конец из аэропорта имени Кеннеди в аэропорт Лос-Анджелеса. Из Нью-Йорка она вылетала ранним утром в понедельник и прилетала в Лос-Анджелес во второй половине дня. Мы договорились связаться друг с другом вскоре после того, как я приземлюсь во вторник днем, на моем стыковочном рейсе из Шарлотта через Детройт, и встретиться позже, в среду или даже в четверг, в зависимости от того, как долго продлится моя работа и сколько времени у Лил займут ее дела с Мартином. Вскоре после этого мы встретимся и забронируем ночной рейс в Лондон.

Я прилетел в Шарлотт в воскресенье днем, поселился в отеле «Хилтон-Гарден Инн», в аэропорту, затем из номера позвонил Лил. Внезапно, к счастью, все снова вернулось в норму. Мне нравился звук ее голоса, ее смех, ее серьезность в отношении по-настоящему серьезных вопросов, ее легкомысленное отношение к несущественному, оригинальность ее ума. Мы проговорили больше часа, ничего особенного, просто разговор о том о сем.