Судя по всему, мама кивнула, потому что взрослые снова стали охать и ахать.
– Какой кошмар! А о детях они подумали!
– Как вы думаете, девочки знают?
– Не думаю. Откуда?
– Ну, не знаю.
– Будем надеяться на лучшее.
Дальше послышались звуки убираемой посуды…
ГЛАВА 11
Шёл двухсотый день блокады Ленинграда… Мы все очень голодали. Былой румянец на наших щеках давно исчез. Мы думали только о еде. Я и девочки работали в госпитале, который располагался в подвале нашего дома.
В семь утра мы вставали, завтракали кружкой кипятка и, по возможности, кусочком хлеба или сухарём. Потом наши мамы бежали в настоящий госпиталь, а мы – в подвал. Там было холодно. Очень холодно. Мы перевязывали раны мирным жителям, которые попали под обстрел. Мы видели столько смертей, сколько никто не видел в 15 лет.
Мы были всё время заняты, и даже иногда удавалось забыть про голод.
Только у Варьки был папа. И он был на фронте. Девушка каждый день строчила ему письма, а раз в месяц приезжал военный почтальон и забирал эти многочисленные листы бумаги, исписанные словами.
Мы все вместе поселились в комнате, где раньше жили только тётя Юля и Маша. Она была самая большая. Комнату, а заодно и нас, мы прогревали маленькой печкой на колёсиках. Нам было холодно. Очень.
***
Была ночь. Я, Маша и Варя лежали на разобранной тахте. Мы прижались друг к другу и пытались согреться. Я одна не спала.
У меня было плохое предчувствие. Что-то произойдёт. Будет обстрел. Вдруг я увидела Сашу. Он стоял посреди комнаты в белой рубашке навыпуск и в джинсах. Джинсы. Как я давно их не видела!
– Привет, Алиса.
Я вздрогнула.
– П-привет, Саша.
– Я вижу, что ты привязалась к этим людям.
– Оч-чень. Они мои луч-чшие друзья.
Повисло молчание.
– Они погибнут.
Такого я не ожидала.
– Что?! Заткнись! Нет! Они не умрут! Вымой рот с мылом!
Я боялась этого больше всего. Поэтому я так яростно кричала.
– Тише, Алиса. Ты тоже умрёшь.
– Что?! Это, типа, утешение?
– Я не хочу разговаривать с тобой в таком тоне. Подожди ещё немного. Пятнадцать минут. И сама всё поймёшь, – с этими словами Саша исчез.
Варя повернулась на другой бок. Она шептала во сне:
– Я тебя люблю, папочка.
Она понимала, что может его уже никогда не увидеть, но она слепо верила в это.
Прошло четырнадцать минут. Сейчас это произойдёт. Что-то. Но в голове было тихое спокойствие и пустота.
Послышался шум самолёта, пролетавшего над крышей. Свист бомбы. Глухой удар. Крыша проломилась. Потолок у соседей сверху – тоже. И у нас. Бомба с немецкими символами упала к нам на пол. Сейчас она взорвётся. Девочки проснулись и закричали. Я сказала:
– Простите меня, пожалуйста.
ГЛАВА 12
***
…Я не хотела просыпаться. Поворачивалась с боку на бок, жмурилась, прятала голову в мягкую подушку.
Рядом я слышала какие-то голоса. Они что-то бубнили. Я не могла разобрать слова да и не хотела.
Ну всё. Пора вставать. На дворе уже, наверное, полдень. Какой сегодня день недели? Не припомню. Скорее всего, выходные. Иначе бы у меня над ухом зазвенел дурацкий будильник.
Я лениво приоткрыла левый глаз. Передо мной появилось расплывчатое цветное пятно. Пришлось протереть глаза. Я осмотрелась. Что-то ёкнуло в сердце. На меня смотрели, казалось, сотни глаз. Люди плотным кольцом обступили мою кровать. У всех был испуганный вид. Когда моё лицо вытянулось от удивления, они шумно выдохнули и тут же прикрыли руками рты.
Я на них уставилась.
– Вы чего?
– Госпожа Алисия, как вы себя чувствуете? – сказал миловидный дяденька.
– Да нормально, – и тут я вздрогнула. – Кто? Госпожа? Алисия?
– Госпожа, Вам лучше не вставать. Вы ещё не до конца поправились. И я не расслышал, как вы себя чувствуете?
– Я же сказала – нормально, – я совершенно перестала что-либо понимать. Госпожа? Максимум уважения – это если меня по фамилии назовут.
– Как-как? Я Вас не понимаю, уважаемая Алисия.
Я ещё раз осмотрелась. Девушки стояли или в чёрных костюмах уборщицы (мозг отказывался думать, что это платье) XVII-XVIII века с ужасным корсетом, или же в огромных бальных платьях пастельных тонов с тем же корсетом. У знатных дам в руках были веера, а у прислуг – щётки от пыли. Кавалеры с идеальной осанкой стояли в безупречных фраках.
Я уже привыкла к тому, что меня швыряет во времени, а поэтому отреагировала более-менее нормально. Ну, по крайней мере, в очередной обморок не свалилась.
Пришлось подбирать слова, соответствующие этому времени.
– Сносно.
Мужчина округлил глаза, а одна красивая знатная дама прошептала другой:
– Похоже, госпожа начала забывать слова. Что госпожа София скажет?
Но другая дама ударила её веером по руке и как-то неискренне мне улыбнулась.
– Хорошо, – быстро исправилась я.
Господин сразу заулыбался.
– Как славно! Сейчас вам нужно позавтракать, а после – отдыхать и набираться сил. Вы пережили очень серьезное заболевание.
– Я вас поняла.
– А вы что тут столпились? – эти слова господина относились уже к слугам и дамам. – Немедленно покиньте покои! Госпожа Алисия должна отдыхать в тишине!
Люди недовольно загалдели и медленно покинули помещение.
– А вы врач? – спросила я у мужчины, который со мной говорил.
– Нет. Я – лекарь. Поправляйтесь.
Я чуть было не сказала «Но ведь врач и лекарь – одно и то же», но потом до меня дошло. Он меня не поймёт.
– До свидания.
Он поклонился и ушёл. В моих покоях стало очень тихо.
Я встала с кровати, которая была размером со слона. Причём толстого слона. Я осмотрела потолок на предмет видеокамер, но сразу же стукнула себя по лбу: я в восемнадцатом веке! Какие видеокамеры?
Комната была огроменная. Книжный шкаф – размером с мою настоящую комнату. Я подошла и рассмотрела книги поближе. Знакомого очень мало. Даже привычного Пушкина не было. Точно! Он же родился позже.
Пол был паркетный. Я встала посреди комнаты и представила, что танцую на балу: закрыла глаза и полностью отдалась воображаемой музыке.
Танец был прерван тем, что я врезалась в книжный шкаф и чуть не разбила стекло. Я села на пол. Было больно голове.
– Госпожа Алисия! Что с Вами?!
В комнату вошла, по-видимому, фрейлина или как их там называют.
– Ничего страшного. Я просто ударилась.
Глаза у дамы расширились, и она крикнула:
– Лекаря! Позовите лекаря! Госпожа Алисия ударилась! Головой! Сидит на полу и плачет! Быстрее!
Она приукрасила. Я не плакала. Было больно, но пускать слезу не хотелось.
В комнату ворвалась целая орава прислуг и придворных дам. Сзади них бежал, расталкивая всех локтями, врач.
– Отойдите, пропустите, госпоже плохо! – кричал он.
Мои покои наполнились испуганным шепотом.
Врач подбежал ко мне и, осмотрев, приказал положить меня в постель. Я не сопротивлялась.
Странно всё это было. В XXI веке, максимум, помазали бы зелёнкой, а здесь все носятся, как будто ты в кому впал.
Я нахмурилась. Врач сразу же крикнул, чтобы все, кто прибежал, немедленно убирались.