Мечтающий в темноте

Глава 9

Понг попытался обойти женщину, но она своим телом загородила ему дорогу и толкнула его в лоб горшком риса. Босые ноги застучали по полу монастыря, когда полдюжины монахов быстро прошли мимо них и выстроились полукругом.

– Что случилось, госпожа Вибун? – спросил один из младших монахов.

Госпожа Вибун почтительно поклонилась каждому из них.

– Мой муж забыл взять рис, когда пошёл относить ваш завтрак, – сказала она, размахивая горшком и чуть было не попадая Понгу по лицу. – Когда я пришла сюда, я увидела, как мальчишка взял еду с блюда, которое я приготовила для вас. Когда я спросила его, он мне солгал. Он сказал, что вы позволили ему!

Наклонив бритые головы, монахи в недоумении посмотрели на Понга. Они подались в стороны, пропуская старого монаха, который прошёл, опираясь на посох, и встал впереди. Его одежда была более тёмного, красноватого оттенка, а лысую голову покрывали пятна.

Госпожа Вибун снова поклонилась, на этот раз ниже.

– Отец Чам, я прошу простить меня за то, что помешала вашим утренним молитвам. Но мальчишка! Он сказал, что ему разрешили взять еду. Я уверена, что он врёт! Подумать только! Воровать у монастыря!

Старый монах с любопытством посмотрел на Понга. Понг никогда раньше не разговаривал с монахами, но знал, что те должны поститься с полудня до восхода солнца на следующий день. Они не готовили себе еду и ели то, что принесут им окрестные жители. Госпожа Вибун пыталась устыдить его, но он не планировал здесь задерживаться.

Понг огляделся, выискивая пути к бегству. Когда он уже готов был рвануть, старый монах встал прямо перед ним и загородил ему путь своим посохом. Для старого человека монах двигался так быстро, что Понг испугался и уронил драгоценные куски мяса на пыльный пол.

– Вот, вот, – успокаивающе произнёс отец Чам, – ты не сделал того, о чём я тебя просил, дитя?

– Что? Что? – просипел Понг. – Я н-не понимаю, о чём вы.

– Я просил тебя сначала подготовить подношение для мёртвых. После этого тебе разрешалось взять еду. Но ты до сих пор не подготовил подношение, так ведь?

Понг смущённо заморгал. Он попытался отвернуться, но старик каким-то образом оказался перед ним.

Отец Чам поцокал языком и, глядя на госпожу Вибун, покачал головой.

– Я действительно разрешил ему поесть, но он явно слишком спешил, чтобы внимательно выслушать меня.

– Ой, – произнесла госпожа Вибун. – Я поняла. Ну, я…

– Благодарю Вас за предупреждение, госпожа Вибун. Я прослежу, чтобы он запомнил урок.

Монах тёмными строгими глазами посмотрел на Понга сверху вниз.

– За свою ошибку ты пойдёшь со мной и будешь молиться о том, чтобы не забыть свой урок. И завтракать ты будешь последним.

– Я – но что?..

– Не смей препираться с отцом Чамом! – закричала госпожа Вибун. – Тебе повезло, что он готов учить тебя быть хорошим мальчиком. Будь я на его месте, я бы тебя выпорола.

Старый монах взял Понга за плечо и улыбнулся ей.

– Какое счастье, что у нас есть вы, госпожа, и вы присматриваете за нами. Поблагодарите вашего супруга за эту пищу. Попросите его завтра прийти в монастырь и принять особое благословение. Пойдём же, мой мальчик.

Он провёл Понга мимо остальных монахов, которые казались озадаченными не меньше мальчика. Понг замедлил шаг, стараясь идти вровень со стариком. Отец Чам что-то бормотал, пока вёл Понга с террасы вниз и затем вверх по ступеням на другую террасу.

Там монах опустился на низкое кресло у входа в комнату и закрыл глаза. Понг посмотрел через его плечо. Он всё ещё мог видеть других монахов и госпожу Вибун, которая начала накрывать на стол. Все были заняты. Понг мог бы убежать от старика, если бы было нужно, и никто бы его не поймал. Но вместо того чтобы бежать, Понг неожиданно опустился перед отцом Чамом на колени.

Сжал ладони вместе и преклонил лоб к большим пальцам. Потом закрыл один глаз, но другим смотрел вокруг. Позади отца Чама золотая статуя Будды переливалась в свете дюжин маленьких огоньков, которые танцевали на концах лучинок. Снова огонь.

Сердце мальчика было готово выпрыгнуть из груди, когда он ждал, пока старый монах закончит свою молитву. Что будет теперь? Почему отец Чам солгал этой женщине? Понга всегда учили, что монахи не обманывают.

Наконец старик открыл глаза, опустил руки на колени и улыбнулся.

– Как твоё имя? – спросил он.

– П-понг, отец, господин.

– Они назвали тебе твою фамилию в Намвоне?

Плечи Понга вздрогнули. Он спрятал руки за спину, хотя было уже поздно.

– Я знаю, что вы подумали, – пробормотал Понг, потирая большим пальцем татуировку. – Но вы ошиблись. Нас с мамой выпустили, честно и без дураков. Но произошла ошибка, и начальник тюрьмы забыл исправить мою татуировку. Мама собиралась отвести меня туда, чтобы он сделал пометку, но мы потерялись. Я иду к морю, чтобы её найти…

Ложь следовала одна за другой, водопадом выливаясь изо рта Понга. Отец Чам спокойно слушал и кивал в ответ на эту ложь. Он не прервал Понга даже тогда, когда ложь его стала совсем дикой и нелепой.

В животе Понга начал завязываться горячий злой узел. Он был беглецом, вором и лжецом, и если существует слово для того, кто неуважительно обращается с монахом в его собственном монастыре, то это слово подходило для него тоже. Всё произошло слишком быстро. В круговерти последних нескольких дней Понг превратился именно в того, о ком ему говорил Правитель.

Он вскочил на ноги и сделал шаг назад. Стоять, нависая над сидящим монахом, было высшим проявлением неуважения, но Понг зашёл слишком далеко, чтобы обращать на это внимание.

– Я знаю, что вы сделаете, – сказал он дрожащим голосом. – Вы позовёте полицию и отошлёте меня назад. Но не выйдет. Я не вернусь в Намвон, и никто меня не заставит!

– Отошлю назад? – спокойно сказал отец Чам. – Конечно, я такого не сделаю. Ты сказал, что тебя выпустили, честно и без дураков, так что отправлять тебя обратно будет пустой тратой времени.

Понг помолчал, затем произнёс:

– Не верю.

Отец Чам пожал плечами:

– Это твоё дело – верить или не верить. Конечно, ты можешь уйти и найти маму. Но я бы посоветовал тебе отправиться в путь с полным желудком и с благословением.

– С благословением? – переспросил Понг.

Отец Чам улыбнулся так, что его морщины стали глубже.

– Да. Это даст тебе удачу на твоём пути к матери.

Прежде чем Понг понял, что делает, он снова упал на колени.

Отец Чам потянулся к стойке из лакированных ящичков. Открыв один, он достал катушку белых нитей и ножницы.

Он отмерил нить и отрезал её. Затем зажал нить в ладонях и произнёс молитву, после чего завязал нить вокруг левого запястья Понга.

Завязывая, он произнёс:

– Да не наступишь ты на змеиное гнездо.

Отец Чам благословил и завязал больше дюжины браслетов на левом запястье Понга и ещё пару – на правом, для равновесия. Благословения были разнообразными и странными: «Да не отравишься ты несвежей курятиной» и «Да не укусят осы твои ладони и стопы». Были другие, все очень конкретные и относящиеся к вещам, которые редко с кем-нибудь случаются.

– Вот, – улыбнулся старик, откидываясь назад с довольной улыбкой. – Видишь? Очень много удачи.

Понг повернул свою руку. Его левое запястье обвивали белые браслеты, создавая широкую манжету, которая полностью закрыла татуировку.

– Ты сказал, что должен встретиться с матерью у моря? – спросил отец Чам.

Понг закивал с глуповатым видом, недоумевая, отдавал ли монах себе отчёт в том, что он сделал.

– Ну, отсюда до моря несколько недель пути. Не имея билета на корабль, тебе придётся идти через горы. Это будет трудное путешествие для такого юного мальчика.

Понг нахмурился. Идти через горы придётся по дороге. Значит, придётся проходить через деревни, где люди буду задавать вопросы.

– Или же, – продолжал отец Чам, делая вид, что ему только что пришла в голову хорошая мысль, – ты можешь остаться в монастыре. Твоей маме мы можем отправить послание, чтобы она приехала сюда.

Понг посмотрел в глаза старику.

– И… – Отец Чам кивнул на левое запястье Понга, – пока ты здесь, если один из этих браслетов разорвётся, я всегда смогу дать тебе новый. Но выбор за тобой. Я не могу принять решение вместо тебя.

Понг пробежал пальцем по браслетам. Он хотел вспомнить, как выглядит океан, но по некоторым причинам у него не получилось.

Внезапно он почувствовал себя абсолютно измученным и голодным, более голодным, чем раньше. Здесь он будет в безопасности. Он может отдохнуть и наесться, а через несколько дней продолжить путь на юг.

– Может быть, я останусь, – мягко сказал он, – ненадолго.

– Прекрасно! – Отец Чам постучал пальцем по подбородку. – Я сказал госпоже Вибун, что ты усвоишь урок. Кажется, я знаю прекрасный урок, с которого мы можем начать.

– Что это, отец?

Старик усмехнулся.

– Как лучше выбирать соус для жареной свинины.

Глава 10

Один день превратился в два, два дня стали неделей, которая растянулась на месяцы, потому что у Понга находились различные веские причины для того, чтобы оставаться в деревне Танабури и её монастыре, называемом Ват Синг. Он по-прежнему уверял себя, что скоро отправится к морю, хотя обрил голову и принёс обеты.

Понг стал послушником и начал своё обучение под присмотром отца Чама. Другие монахи не видели его татуировку и не знали историю, которую он сочинил о своей матери. И отец Чам тоже его не расспрашивал. Он следил, чтобы вовремя заменять истончившиеся браслеты на запястье Понга. Все думали, что мальчик приходится ему дальним родственником. Почему бы ещё он наложил столько благословений на такого тихого, обыкновенного мальчика?

Прошлое Понга объясняло то, что Понг никогда не жаловался на голод, хотя монахам запрещалось принимать пищу после полудня, или на скуку, хотя жизнь в монастыре была однообразной и лишённой событий.

Монахи не знали, что Понг никогда так хорошо не питался. Он толстел на жареном мясе госпожи Вибун, которое было намного лучше риса и репы – обычной еды заключённых в Намвоне.

Монахи также не знали, что долгие часы наблюдений за плодами манго или ожидание смены караула подготовили Понга к многочасовому сидению в медитации.

Да, во многом жизнь в монастыре была похожа на ту, к которой Понг привык. Но с другой стороны, она кардинально отличалась. В Ват Синг Понга окружали другие монахи, называвшие его братом. О Понге заботились и ждали ответной заботы. Но важнее всего была личность отца Чама.

В Намвоне каждый получал свою долю уважения в зависимости от ранга или возраста. Отец Чам относился ко всем одинаково. Понг никогда не видел ничего подобного. Когда с гор в монастырь спускались нищие, отец Чам принимал их как самых знатных посетителей, угощал и долго с ними беседовал. Он никогда не был высокомерен с детьми. К Понгу он относился с тем же уважением, как к старейшему монаху из братии. Впервые в жизни взрослый понимал его, заботился о нём, учил его и всё время повторял: «Понг, у тебя доброе сердце».

Правда ли оно доброе?

Однажды ночью он лежал на полу в своей крошечной келье и слушал шум дождя среди деревьев. Его ум был спокоен в течение дня, но ночью Понг начал волноваться и вспоминать то плохое, что совершил.

Он сбежал из тюрьмы.

Он бросил своего друга.

Он солгал монахам.

Получалось, что он пытался избежать пророчества Правителя, но вместо этого воплотил его в жизнь. Он был преступником, который пользовался добротой монахов.

Если правда откроется, он отправится в тюрьму. Хуже – у отца Чама могут быть неприятности из-за укрывательства беглеца. От этой мысли Понга замутило.

Понг решил построить гору добрых дел, которая закроет его плохие дела. Дважды в день он подметал монастырь. Он столько раз ходил по лесным тропинкам, медитируя, что протоптал их до самых камней. Снова и снова перечитывал он учения Будды, пока не запомнил их дословно.

Слова Правителя никогда не оставляли его. Короб, который они выстроили внутри Понга, застрял глубоко. Когда Понг сидел неподвижно, то в глубине его сознания звучало: «Рождённые во тьме всегда возвращаются».

И всё же Понг рос и мужал в Ват Синге. И, когда истекли четыре года, он перестал мечтать о море.

Он начал забывать про тюрьму и надзирателей и убеждал себя, что о нём тоже забыли.

Глава 11

Большую часть времени Понг проводил на территории монастыря. Когда ему исполнилось тринадцать, отец Чам стал чаще брать его с собой в деревню и на прогулки по окрестностям.

Посох старого монаха постукивал в такт его шагам, пока тот отвечал на приветствия прохожих: – А, здравствуйте, госпожа Трисуван! У вас сегодня счастливый вид. Надеюсь, это значит, что вашему брату лучше? Добрый вам день, господин Празерт. Я слышал, ваш сын в этом году получит диплом. Как летит время!

Они шли через деревенскую площадь, здороваясь и болтая с жителями. Понгу было здесь хорошо. Танабури была маленькой и ничем не выдающейся деревенькой, и её обыденность нравилась ему больше всего: то, как люди вешали бельё для просушки, подметали дворы, болтали с соседями, готовили завтраки. Понг чувствовал себя уверенно, когда шёл рядом с отцом Чамом среди этой повседневной жизни. В этот момент он забывал о татуировке и обо всём, что сделал неправильно. Он был просто мальчиком из деревни, который шёл за своим Учителем.

Они свернули на дорогу, которая вела через горы.

– Вы сказали, что сегодня посетите школу, – произнёс Понг, замедляя шаг, чтобы идти в одном темпе со стариком. – Вы собираетесь им что-то рассказать?

– Не сегодня. Сегодня у нас есть особенная задача, – ответил отец Чам. – Там есть младенец, о котором мы должны позаботиться.

– Младенец?

Отец Чам кивнул и щёлкнул языком.

– Да, сирота, бедняжка. Один из фермеров нашёл её, завёрнутую в одеяльце, на перекрёстке у подножия гор.

– Как можно не иметь сердца, чтобы оставить крошку одну на дороге?

Отец Чам не ответил. Он наклонил голову и, казалось, всерьёз изучал виды гравия на дороге.

– Учитель, даже вы не сможете найти оправдания тем, кто совершил такую жестокость – оставил младенчика умирать возле дороги, – сказал Понг. – Не могу себе представить ничего ужаснее.

Отец Чам почесал нос.

Некоторое время они шагали в молчании. Понг знал, что это значило. Если Отец Чам не хотел говорить, из него невозможно было вытянуть ни слова. Он всегда так делал, когда хотел, чтобы ученики высказались первыми.

Наконец Понг вздохнул и произнёс:

– Может быть, её родители голодали или что-то такое?

– Ага, – ответил отец Чам, кивая, словно Понг сам додумался до этого, и его не пришлось подталкивать, – ты хорошо заметил. В мире есть те, кто голоден и кто отчаялся, правда?

Понг, потупившись, шёл с ним рядом.

– И у них могут быть другие дети. Дети, которых нечем кормить?

– Можешь себе представить, как надрывается сердце матери, которой надо решать, которого из её детей она сохранит в живых? – с грустью произнёс отец Чам.

– И я полагаю… – сказал Понг, которому пришли в голову новые мысли, – они знали, что в нашей деревне кто-нибудь найдёт младенца и заберёт его.

Отец Чам кивнул.

– Они, действительно, положили её на обочину утром, когда фермеры везут по дороге свои тележки с рисом. А в нашей деревне, по слухам, принимают сирот.

– Правда?

– О да, давние слухи, – сказал отец Чам, с отсутствующим видом глядя вверх. – В первые годы после Великого Пожара дела в Чаттане были совсем плохи. Еды было мало, и многие умерли. Наши рыбаки вылавливали из реки корзины с младенцами, которые плыли из города. В них были маленькие записочки, слова которых разбивали сердце. Родителям, отправлявшим детей в плавание, нечем было их кормить. Вместо того чтобы видеть, как дети умирают с голода, они клали их в корзины и отпускали по течению в надежде, что кто-нибудь их найдёт. В то время наши рыбаки вылавливали больше детей, чем рыбы!

Отец Чам остановился и тяжело опёрся на свой посох. Он делал вид, что рассматривает край своей одежды; ему нужно было перевести дыхание. Понг помог ему снова встать прямо.

– Тогда я пустил слух, что наша деревня примет любого ребёнка из Чаттаны, независимо от обстоятельств, – сказал монах. – Мы также порекомендовали оставлять детей на перекрёстках, а не отправлять в корзинке по течению. В реке слишком много крокодилов!

– И люди послушались?

– О, мы находили дюжины детей! – Старик улыбнулся и указал на дорогу. – Вот почему нам пришлось построить школу. Для этих детей.

Через некоторое время он потрепал Понга по плечу и улыбнулся:

– Благодарю тебя, мой мальчик.

– За что?

– За то, что ты напомнил мне, что несчастным нужно сострадание, а не осуждение.

Понг запротестовал, что, конечно, он не может давать уроки своему учителю, но старый монах, не слушая, уже шёл вперёд.

– Великий Пожар был очень давно, – сказал Понг. – Но детей приносят по-прежнему?

Отец Чам повернулся с удивлённым видом, словно Понг спросил: упадёт ли предмет, если его бросить.

– Конечно, их приносят, – сказал он печально, – потому что всё ещё есть несчастные люди.

Дорога повернула, и они увидели низкое здание с отштукатуренными стенами, которое и было школой деревни Танабури. В большинстве деревень были ремесленные школы, в которых мальчиков и девочек учили вязать, обрабатывать дерево и обучали другим навыкам, чтобы они, когда вырастут, могли устроиться на постоянную работу. Отец Чам настоял, чтобы в школе в Танабури учили ещё и математике, и литературе. Здесь учили намного лучше, чем в тюремной школе Намвона; школа в Танабури могла соперничать с некоторыми частными школами в Чаттане.

– Ах, отец Чам, вы пришли! – увидев их в воротах, воскликнула директриса и поклонилась. – Как всегда, это большая честь для нас.

– Я получил ваше послание, – ответил отец Чам.

Он подмигнул Понгу.

– Где она?

Директриса заулыбалась.

– В моём кабинете. Сюда, пожалуйста.

Они прошли мимо классных комнат, Понг следовал позади и заглядывал внутрь, на склонившихся над книжками учеников. Он не мог присоединиться к ним – слишком велик был риск, что его татуировку кто-нибудь увидит, но ему нравилось издали следить за ними. Он разглядывал мальчиков, надеясь увидеть ухмыляющуюся рожицу Сомкита, хотя и понимал, что это невозможно.

Они вошли в кабинет директрисы, и отец Чам, опираясь на посох, опустился на пол перед плетёной бельевой корзиной.

– О, боже мой, посмотрите на нас, – заворковал он тоненьким голосом, какого Понг ни разу не слышал, – какой сладенький персик! Тю-тю-тю! У-тю-тю! – пропел он, щекоча девочке пятку.

Она счастливо захихикала.

Понг и директриса засмеялись, видя, как легко старику общаться с младенцем.

– Бедняжка, она была такая грязная, когда её принесли, – сказала директриса. – Нам сразу пришлось её помыть.

– Она совершенно чистенькая теперь, мадам, – улыбнулся отец Чам. – Не слишком толстенькая, но это мы исправим. Да-да, исправим.

На лице его отразилось беспокойство.

– Вы уже нашли кого-нибудь, кто мог бы её взять к себе?

– Да, не волнуйтесь, крестьянин из соседней деревни хочет её удочерить. У них с женой нет детей.

– А, семья Шринавакул – да, я их знаю. Ей будет у них хорошо. Итак, что я могу предложить этой удивительной девочке? О, да. Самые уязвимые заслуживают самого главного благословения, ты согласна?

Отец Чам полез в сумку, которая висела у него на боку, и достал длинный плетёный шнур. Это был особенный шнур, не такой, из которого были сделаны браслеты Понга. Толстый, сплетённый из красных и золотых нитей.

Старый монах наклонился над корзиной и завязал шнур вокруг запястья девочки. Сначала он произносил молитвы и благословения, которые Понг слышал сотни раз, но закончил он новым, отличным от обычных благословением:

– Пусть путь её будет мирным, куда бы она ни шла.

Малышка, которая гулила и дрыгала ножками, немедленно затихла, замерла и посмотрела чёрными блестящими глазками в морщинистое лицо отца Чама.

Снаружи донеслись голоса детей, игравших в футбол. Директриса повернулась к окну посмотреть, что там происходит.

– Дети! – крикнула она. – Что я говорила про драки?..

Понг повернулся к окну, но вдруг уголком глаза заметил нечто странное. На потолке плясал солнечный зайчик. Понг посмотрел наверх, туда, где танцевало золотое пятнышко. Источник света должен был быть внизу, там, где находились отец Чам и корзинка. Понг ахнул. Яркий луч, не слабее солнечного, светил из того места, где пальцы отца Чама завязали браслет.

Директриса услышала его «ах» и обернулась.

– Что-то не так? – спросила она.

Понг посмотрел на неё, затем перевёл взгляд на старика. Странное сияние исчезло.

– Что?.. – прошептал Понг.

Перед его глазами плясали золотые точки, словно он слишком долго смотрел на солнце.

Малышка принялась сосать свой новый браслет. Понг замер от удивления. Он посмотрел на директрису. Та несколько раз моргнула, но, кажется, ничего особенного не заметила.

Со стоном отец Чам опёрся на свой посох. Он чуть было не упал, и Понг поспешил помочь ему встать.

– Как вы, отец Чам? – обеспокоенно спросила директриса.

– Всё хорошо, – широко улыбнулся тот. – У старика старые больные кости.

Он погладил малышку по головке.

– Её семья будет счастлива с такой девочкой. Спасибо, что пригласили меня с ней познакомиться. Сейчас нам надо возвращаться в монастырь, не так ли, Понг? – отец Чам тяжело опёрся на руку Понга.

– У моего садовника есть дело в деревне, – сказала директриса. – Я попрошу, чтобы он вас проводил.

Она многозначительно посмотрела на Понга, давая понять, что садовник пойдёт с ними, чтобы отец Чам благополучно дошёл до монастыря. Но старый монах замахал руками:

– Не беспокойтесь из-за меня. Мой друг еле поспевает за мной.

Он легонько постучал по ноге Понга своим посохом.

Прежде чем они покинули школу, директриса отвела Понга в сторону и шепнула:

– Ты должен хорошо за ним следить. Он уже не так молод, как раньше. Он притворяется, что старость ему нипочём, но я же вижу. Я наблюдательнее других.

По дороге в монастырь Понг откашлялся и спросил:

– Отец Чам, насчёт…

– Не сейчас, Понг, – задыхаясь на каждом шагу, сказал отец Чам.

Понг замолк, и они молча шли рядом, пока школа не скрылась из виду.

– Пожалуйста, отец, – сказал Понг, который больше не мог сдерживаться, – там в школе… Вы и малышка. Кажется, я видел… что-то.

Отец Чам слегка наклонил голову.

– Да? И что ты видел?

– Я… не совсем уверен, – сказал Понг, немного запинаясь. – Кажется, я видел свет. Очень яркий. Это было недолго, и когда я начал присматриваться, света уже не было.

Отец Чам остановился и схватил Понга за руку, чтобы тот тоже остановился.

– Ты его видел?

Понг кивнул.

Отец Чам долго смотрел ему в лицо, а потом снова улыбнулся.

– Монахи говорили, что у тебя есть дар замечать, как зреют фрукты. Мне думается, они ошиблись относительно твоего дара.

Не успел Понг спросить, что имел в виду старик и что действительно произошло в школе, как они услышали шаги целой толпы людей.

Они были уже на краю деревни, где, наверное, половина жителей собралась вокруг кареты, запряжённой лошадьми. В деревне лошадей не было ни у кого.

– Похоже, у нас посетители, – сказал отец Чам, указывая посохом на карету. – И очень знатные на этот раз.

Дверца кареты открылась, и оттуда вышел мужчина в форме государственного служащего. За ним спустилась женщина в платье, сверкающем золотом. Потом вылезла девочка с короткой стрижкой и чёрными глазами. На ней была фехтовальная форма.

Сердце Понга сжалось до размера горошины.

В горы приехали начальник тюрьмы Сивапан и его семья.