Пропащие люди

Они уходят в комнату. Ярослава включает подсветку на окне, игнорируя выключатель люстры, а Коля подходит к шкафу. Палец бегает между корешками, не читая названия. Ему не интересно.

– Сколько пылесборников, – роняет молодой человек.

– Эй.

С угрожающим видом поднимаясь с кровати, на которую успела упасть, идет в его сторону.

– На святое-то не посягай.

– Не понимаю, зачем тебе это. В электронном виде гораздо удобнее, а в твоем случае еще и мобильнее. Шкаф не нужно покупать, перевозить его потом. Стоят, паутину собирают.

– Нет лучше звука на свете, чем звук новой книги, только вышедшей из печати, – закрывая от удовольствия глаза, говорит девушка. – Когда медленно снимаешь обертку, когда открываешь первые страницы, похрустывающие в руках, когда дышишь типографией невыветрившихся чернил. Ничего не сможет затмить радость от пополнения коллекции. Тебе этого не понять. – Грубо повторила она. И приблизилась к подоконнику.

– Да, ты права, – он взял в руки первую попавшуюся книжку и изрядно удивился, увидев ее фамилию на обложке. – Ты подписываешь их?

– Чтобы знать, что они мои.

– Собственник? – улыбнулся молодой человек.

– Да, – ответила девушка, не оборачиваясь. В парке мамочки пытались увести своих детей домой, но те все время разбегались и шумели. Отголоски чужого смеха раздражали слух. – Никому не даю свои книги.

– Жестоко.

Его веселило ее поведение. Кто бы мог подумать, что живой человек будет так переживать из-за каких-то вещей. Надо же.

– Не обижайся, – предупредил он. – Всего лишь хочу посмотреть на твою реакцию. Не нужно так остро реагировать на мои слова.

Но Яра молчала.

В этот раз он стал прочитывать названия, удивившись незнанию почти всех. Классика литературы попадалась на глаза, и все же основную часть занимали неизвестные ему романы. Целая полка посвящала себя медицине. И психологии.

– Так сильно хочешь разбираться в людях? – спросил он, шутя.

– Я же говорила, помогает…

– …В работе. Да, я помню. А… – взгляд зацепился за следующий переплет. – Психиатрия тоже?

– Это хобби. Никогда не знаешь, каких людей повстречаешь в жизни.

– «Клиника психопатий», – прочитал Коля. – И много тебе психопатов в жизни попалось?

– Это так не работает, – Яра присела на краешек кровати, встречаясь с ним взглядом, но в темноте почти не удавалось разглядеть выражение ее лица. – Нельзя прочитать книжку, а потом выйти на улицу и начать развешивать ярлыки. К тому же… – Замялась девушка. – Не все люди с отклонениями плохие. Кинематограф и литература исказили всю правду.

– Откуда ж тебе знать? Ты же не встречала психов в жизни, – откровенно издеваясь, давил он.

– Может и встречала. Я не знаю.

Изо всех сил стараясь не засмеяться в голос, он поставил книгу на место. Отошел от полок, встав между кроватью и дверным проемом.

– Давай смоделируем ситуацию. Представим, что ты встретила такого человека.

– Какого? – непонимающе переспросила девушка.

– Плохого, – улыбка никак не хотела сходить с лица. – Оказалась с ним в одной комнате, как сейчас со мной. Представь, что это последние минуты твоей жизни.

Рискованно так выкладывать все карты. Он точно псих. Но все как нельзя удачно сложилось. Будет жаль потерять ценного собеседника, однако такова жизнь. И так пять недель – слишком долго для него.

– Что за шутки?! – воскликнула девушка, вскакивая. – Не собираюсь я об этом фантазировать! И вообще. Окажись я в подобной ситуации, то сразу же…

Ярослава огляделась, замирая в паре шагов. От злости не осталось и следа. Она выпрямилась, расправив плечи и опустив руки по швам. Повернула голову к окну, и в ее глазах, он уверен, отразилась желтоватая линия светодиодов, разрезая радужку. Красиво, наверное.

А потом она перевела глаза на него.

В эту секунду даже дураку стало бы ясно, что она поняла. В чужом взгляде пронеслись последние дни и недели, возможно, она выискивала намеки, что помогли бы догадаться раньше. Пустое выражение лица, насквозь проникающее в тело. И отсутствие эмоций.

Он ждал. И она засмеялась, прыснув в кулачок ладошки, чем слегка огорошила.

– Окажись я в такой ситуации, – сипло продолжила девушка, не поднимая головы. – То знатно бы посмеялась над собой. Так сильно хотела жить, а в итоге сдохну в двадцать четыре от рук какого-то мудака, при этом ничего не добившись в жизни. Родилась никем и умру никем.

– Даже не станешь сопротивляться? – чужие несбывшиеся надежды его не волновали.

– Смысл? – равнодушно пожав плечами, Яра приблизилась еще на шаг. – Ну, давай посмотрим, что можно сделать.

Сначала она не двигалась, постукивая пальцем по подбородку, что-то обдумывая у себя в голове.

– Окно. Десятый этаж. Если предположить, что я успею до него добежать и открыть, перспектива быть размазанной по асфальту мне не по душе. Едем дальше.

Он не понимал, что происходит. Что за беззаботное представление она тут устраивает? К чему этот спектакль? И почему он не злится, а с упоением ловит чужие движения и переходы в голосе? Даже перед смертью эта девушка отличилась ото всех.

– Дверь, – она ткнула в нее рукой, словно напоминая обоим ее местоположение. – Чтобы добраться до нее, мне нужно как-то обогнуть тебя, перегородившего путь. С точки зрения физиологии и моих догадок, ты сильнее, выше и быстрее меня. Подобная попытка либо разозлит, либо раззадорит. Ни то, ни другое мне не на руку. Предположим. Каким-то чудом мне удалось пробраться к двери. На ней два замка. С твоей позиции до нее полтора шага, а значит, понадобится около секунды, чтобы остановить меня. Это время ты можешь сэкономить, если не потребуется до этого делать разворот. За такой короткий промежуток я максимум успею открыть только один замок. Предположим. Я успела открыть оба. Но опять же – скорость твоего передвижения не позволит мне даже дернуть ручкой. Предположим. – Яра начала медленно расхаживать по своей половине комнаты, улыбаясь своим словам. – Я все-таки открыла дверь и выбежала на площадку. Можно вызвать лифт, но он будет ехать слишком долго. Есть шанс, что кабина на нужном этаже, вот только двери в любом случае открываются не меньше двух секунд. Можно выбежать на лестницу, и снова тупик. Я ни разу, живя здесь, не пользовалась ею, и понятия не имею, какой из выходов ведет к ней. Учитывая панику, вряд ли мне удастся найти его. Можно начать стучать в двери соседям, но…

Она задумалась, останавливаясь.

– Тебе же наверняка известно, какие нынче пошли люди: «Моя хата с краю». Шанс того, что мне откроют до того, как ты снова утащишь меня в квартиру, почти равен нулю. По этой же причине не вижу смысла кричать. Кто-то подумает, что им показалось. Кто-то сделает вид, что ничего не было. Может быть, кто-нибудь и захочет проверить, но будет уже поздно. Дальше. Я могу попытаться убежать на кухню, ведь там ножи, сковородки и остальная посуда. Но… пространство небольшое, а твой разлет рук позволяет сцапать меня за капюшон, даже если я буду от тебя на расстоянии двух шагов. Это к слову о том, зачем супергероям носить плащи. Итого мы имеем… Нихуя. – Посмеиваясь, девушка жестикулировала в такт словам. – Вероятно, я бы и выжила, если бы приложила больше усилий, если бы сильнее сопротивлялась. Но весь анекдот ситуации в том, что мне не хочется этого делать.

Встречаясь с ней взглядом, он жалел, что люди не умеют читать мысли друг друга. Сейчас ему безумно хотелось проверить, что за бардак творится в голове этой шальной девушки, что так открыто насмехается над собственным концом.

– Знаешь, что бы я действительно сделала? – внезапно спросила она. – Попросила бы не уродовать тело. Хотя… – И снова смех, постепенно перетекающий в истерику. – Какая мне к черту разница, правда? Я ведь все равно умру!

Глаза остекленели. Что это он в них видит – не уж-то сожаление? Сдерживаемая ранее боль?

– И… забери из хлебницы печенье.

Он потерял суть. Какое печенье…

– Я его буквально утром из кондитерской принесла. Свежее. Будет обидно, если пропадет. А так… вроде все. Книги жалко.

Книги… «Тупая идиотка, а себя тебе не жалко?! Я тут в шутки играю, по-твоему?!» – раздражаясь, выругался молодой человек.

Что-то капнуло на линолеум.

– Ой, – девушка, спохватившись, начала утирать раскрасневшиеся щеки, дергано двигая ладонями. – Чего это я… Ой, слезы… Прости, пожалуйста.

– Что?

– Кажется, переволновалась… – продолжала суетиться она. – Ой-ой, нет… – начала задыхаться, громко и шумно хватая ртом воздух. – Только не сейчас. Не обращай… – Хриплый вдох. – …внимания. – Тяжелый выдох.

Чтобы удержать равновесие, ей пришлось опереться на собственные колени. Он не подходил.

– Оно обычно недолго… ты… прости, что я тут… вот слабачка…

Созрел вопрос. Что делать? Логичный ответ: закончить начатое. Нельзя оставлять ее вот так.

Но тело понесло молодого человека на кухню. Методично налило в пустой стакан воду из графина и вернулось в комнату. Нахмурив брови, он протянул девушке стакан:

– Не реви. Я просто пошутил.

Ярослава сделала два больших глотка, а затем зашлась кашлем.

– Ну-ну, аккуратнее. Ты чего? Куда торопишься-то? Никто ж не отнимает.

Он сделал шаг. Затем еще. Руки привычно легли на ее плечи, обнимая. Не раздумывая, девушка прижалась к нему, утирая мокрые глаза о чужую футболку. Некоторое время в комнате стоял только вой ее охрипшего голоса, перебиваемый осторожными поглаживаниями по голове. Ладонь сама нашла затылок Яры и теперь совершала однообразные движения.

– Тш-ш, – шепотом сказал он, пряча внутри себя досаду. Что он наделал?

Рев кончился слишком резко – просто в какой-то момент девушка перестала издавать какие-либо звуки. Испугавшись, он подумал, что ненароком задушил ее, удерживая в объятьях, но когда она отпрянула, то увидел только безучастное ко всему лицо. Глаза опухли, и ресницы слиплись от слез. Губы стали похожи на пережеванное мясо.

– Я прилягу.

Как ни в чем не бывало, она забралась с ногами на кровать, отвернувшись к окну.

«Вот сейчас! Ну!» – кричало нутро.

Он сел на край.

– Как хорошо, что ты пошутил, – услышал он ее голос, похожий на предупреждение, и сглотнул. – Но не шути так больше. Никогда.

Она наощупь нашла чужую руку, положив на свое плечо. Он продолжил гладить.

– Посплю. После истерики всегда голова сильно болит.

– Тогда я пойду, – он начал вставать.

– Нет, – опасливо вскинулась девушка, оборачиваясь. Коля озадаченно встретил ее взгляд своим. – Я не усну, если уйдешь.

– Оставишь незнакомца в квартире?

– И что ты мне сделаешь? – усмехнулась она. – Убьешь?

Пауза. Он впервые оказывался в такой ситуации.

«Ты же все поняла. Зачем… продолжаешь делать со мной это?»

– Подожди, пока я усну. А потом можешь уходить. Второй комплект ключей в прихожей на вешалке. Отдашь… потом.

Он приблизился к ней. Хотел улыбнуться, но вышел только нервный смешок.

– Конченная. У тебя полностью отсутствует инстинкт самосохранения, ты в курсе?

– Да.

Отвернулась. И, замолчав, засопела минут через десять. Его рука двигалась, неторопливо успокаивая.

Все силился понять, что ей движет. Сдаст в полицию? У нее нет улик. Сбежит? Тогда почему не выставила за дверь сразу. Зачем оставлять возле себя? «Держи друзей близко, а врагов еще ближе», – но враг ли он ей?

– И что ты задумала? – зашептал молодой человек, опаляя дыханием ее ресницы. – Что-то мне подсказывает, что когда-нибудь я об этом пожалею. Но сейчас… я не смог. Представь себе, я не смог. Ты уникальная. Я не смог, прости меня.

За что он извинялся…

Ночь прошла незаметно и тихо.

Он сидел на кухне, наслаждаясь видами косого рассвета в окне, что еле-еле выползал из-за своего укрытия. Густые синие тучи не давали лучам возможности пробиться. На верхних этажах фотографировали столь редко появляющееся солнце.

Он приготовил завтрак, сходив до круглосуточного магазина неподалеку. Помыл посуду. Прибрал их вчерашнюю еду, выкинув ту в помойное ведро. А сейчас просто слушал тишину квартиры, нарушаемую звуками соседей сверху. Спустя время и они затихли – будний день, люди ушли на работу.

Не удержавшись, он вернулся в комнату, стараясь без скрипа открыть межкомнатную дверь. Девушка спала на животе, развалившись на всю кровать звездочкой. Ступня в носке торчала из-под одеяла, а волосы упали на лицо. Чем не безмятежность? В воздухе витал запах теплой кожи, слегка потной после сна. Запах живого тела.

Он обязательно ее поцелует, когда она проснется. Иначе умрет сам.

Помятая и с мешками под глазами, Ярослава молча проползла в ванную, не обратив на гостя никакого внимания. Коля щелкнул по выключателю чайника и отложил ту самую книгу на стол, которой убивал время последние три часа. Достал тарелку. Вилку. Налил из заварника чай в кружку.

Она вышла минут через двадцать, переодевшись в домашний халат, под которым, судя по выступающей груди, ничего не было. Мокрые волосы пахли персиком, и он зацепился за этот аромат, когда девушка проходила мимо него.

– Вкусно пахнет, – сказала она, нависая над плитой.

– Я завтрак сделал.

– Продуктов же не было.

– Сходил до магазина.

– Тебе не лень было…

– Надеюсь, ты ешь запеканки.

– Если это не картошка, то да.

– Это творог.

– Прекрасно.

Они сидели друг напротив друга. Он молча смотрел, как она ела, размазывая вилкой по тарелке остатки сгущенного молока и кусочки изюма.

– Никогда в жизни больше не буду готовить. Нанимаю тебя домашним поваром, – промурлыкала девушка, запивая чаем набитый едой рот.

– Понравилось? – не без гордости спросил молодой человек.

– Очень, – она подняла взгляд, смущаясь. – Ты сам-то поел?

– Давно. Скоро обедать нужно будет. Кстати…

Он хотел сказать про суп, который теперь стоит в ее холодильнике, но его перебили.

– Можно я тебя поцелую?

В воздухе искрило электричество. Кажется, он успел только кивнуть, неловко пряча глаза от халата, когда Яра приблизилась, присаживаясь на колени. Когда поцеловала, и мир вокруг растворился.

Было сладко, потому что на языке осталась сгущенка.

И тепло.

Девушка жадно глотала воздух, извиваясь в его руках. Хотелось всего и сразу. Но он отпрянул, сдерживая себя и сжимая пальцы в кулаки.

– Погоди. Давай… не будем торопиться.

Пару раз хлопнув ресницами, она мелко закивала, укладывая на плечо свою тяжелую голову.

В руках стало липко – это собственная кровь выступала из ран, оставленных ногтями.

Глава 1

Говорят, все идет из детства.

Говорят, если ребенок начинает издеваться над животными – это первые звоночки, чтобы задуматься. Но он никогда не был садистом. И животных всегда любил и защищал от детворы, что бросала в бродячих щенят палки. Тогда почему все вышло именно так? Почему из миллиона людей – он?

Сколько не задавай вопросов, все одно – тишина и безответственность. Винить некого, разве что матушку природу.

Его взгляд всегда был глубже и осмысленнее, чем у других детей. Он чаще задавал вопросы, влезал в диалоги взрослых, требовал больше внимания к себе. Или целиком уходил в одиночество, мог часами сидеть на лавочке, не двигаясь, и наблюдать за снующими вдоль пруда утками. Он был таким же обычным, как и все.

Вот только соседская детвора все равно избегала его. Будучи взрослым, он понял: есть такие ощущения, которые нельзя описать. Интуиция. Дети интуитивно чувствовали, что он другой. Наблюдая за их реакцией, мальчик и сам начинал догадываться, бросив безуспешные попытки к сближению со сверстниками. Как оказалось, так даже проще.

Все идет из детства. Пьющие родители, злобный патриархальный отец, истеричная мать, избиения и ругань, травля. Ничего из этого. Ничего. Примерная и спокойная семья. Не ругались в присутствии сына, не употребляли мат в разговорной речи, излишне не жалели, но и в обиду не давали. Не скупались на подарки, кружки и развлечения. Отдавали своему малышу всю любовь, оставляя себе лишь крохи. Перестав любить друг друга, сохраняли брак и уважение, чтобы ребенок рос в полной семье.

Крича ночью в подушку, он никак не мог понять, что могло пойти не так.

Однажды к маме с папой пришел высокий седой дядя, после ухода которого мама проплакала весь вечер, заперевшись в спальне. Мальчик не услышал ни слова из прошедшего разговора, но поклялся, что найдет этого дядю и сделает ему больно. Родители так ничего ему и не объяснили, оставляя в неведении, но классная руководительница – суровая и властная Екатерина Александровна – начала странно к нему относиться. Полное имя, по которому та привычно обращалась ко всем остальным, сменилось на слащавое «Коленька», а задира первоклашек Митька из «Бэшек» резко оставил его в покое. Девочки косились, а ребята не брали с собой играть в мяч.

Всеобщая осведомленность всех, кроме него самого, раздражала. Все знали, что с Колей из 1А, да-да, тот светловолосый мальчишка, что-то не так. И все как один молчали, словно партизаны, проглатывая языки на вопросах. «Лучше бы они у вас отсохли!» – выругался ребенок, сбегая из школы.

Они переехали к родителям матери из города в поселок, где начали с чистого листа. Где он снова стал для всех нормальным.

Школьные предметы быстро надоедали. Особенно русский язык, что изучают все одиннадцать лет. «Зачем так много?» – думал он. Потеря необходимости к чему-то в его глазах тут же влекла за собой полную отрешенность и безучастность.

– Почему снова три? – ругался отец. – Я не понимаю, ты же умный, ты же можешь лучше!

– Потому что три – это минимум. Нет смысла стараться выше. Я от этого не отупею.

– Но твои оценки…

Что-то там про средний балл, про аттестат. Старая песня.

В восьмом классе началась химия, и желание учиться вернулось. До десятого, пока органика не разрушила оставшиеся, и без того тлеющие, надежды.

Он не играл в компьютерные игры, не любил командные виды спорта, не читал и ничего не коллекционировал. Никак и нигде себя не проявлял. Учился ровно так, чтобы учителя не таскали по олимпиадам, как самого пытливого, и чтобы родители не выносили мозг. Сливался с окружающим миром настолько, что становился прозрачным.

Ничто не могло вызвать интерес у подростка, второй час смотрящего в потолок.

– Сынок, все в порядке? – обеспокоенно спросила мать, вытирая руки о полотенце после мытья посуды.

– Да, все хорошо, – спокойно отвечал сын.

Пока однажды двое гопников из соседней хрущевской панельки не привлекли его внимание.

Вонзая лопаты в землю, они яростно выкрикивали боевые кличи, разбавляя их матом, смеялись и, кажется, были всецело увлечены процессом. Июньское солнце неприятно припекало голову и плечи через темную ткань рубашки.

– Что вы делаете? – поинтересовался он.

– Змей рубим! – радостно выкрикнул первый, на вид кажущийся ровесником. Щель между передними зубами была до того приличная, что Коля гадал, влезет ли в нее простой карандаш.

– И как?

– Весело! – ответил второй, чуть помладше. – Хочешь с нами?

Делать все равно было нечего, и он согласился, пожав плечами.

– Только свою лопату принеси, и сапоги резиновые одень! Эти сучки за пятки кусаются!

«Надень, бестолочь», – мысленно поправил Коля, направляясь к дому.

Они прозанимались этим около часа. Должного эффекта от участия парень, к своему сожалению, не получил, даже с учетом восхищения товарищей – их задора могло бы хватить на целый табор.

– Не вкатило, да? – спросил первый, жуя сорванную травинку. Похоже, его искренне огорчило, что их увлечение кому-то не понравилось.

– Не-а, – признался Коля.

– Ай, блять!

Тот, что помладше, схватившись за стопу, упал на лавку и заверещал, словно резаный. Вернее, заколотый. Из старой потертой резины торчала узкая доска разваленного детворой забора с толстым ржавым гвоздем. Он и стал причиной воя.

– Не трогай, – среагировал Коля, присаживаясь рядом. – Я вытащу.

– Пакли свои убери! – кричали на него.

– Заткнись, говорю!

Врожденное хладнокровие приносило не только беды. В подобных ситуациях от него была и польза. Сосредоточившись на повреждении, парень крепко перехватил чужую щуплую щиколотку, предварительно закатав брючину спортивок. Кожа в месте сцепки побледнела.

– Дернешься, – с угрозой заговорил он. – я тебе этот гвоздь достану и в глаз воткну. Кивни, если понял.

По второй руке стекала кровь. Неприятно теплая, она капала в песок, отвлекая внимание.

Вертеть палку было бессмысленно. Если вынимать – то разом, не доставляя дополнительных мучений. Начав обманчиво считать вслух, он вытащил ее на двойке.

– А теперь отведи его в больницу, – встав с корточек, парень сунул в руку второго доску. – Гвоздь ржавый, надо сделать прививку от столбняка.

Но тот не шевелился.

– Очнись! Товарищу твоему, говорю, помощь нужна! Отведи его.

Чужие глаза все пялились на кровь, никак не хотевшую останавливаться, вмиг пропитавшую наскоро намотанную тряпку.

– Никогда крови не видел, что ли? – спросил Коля, насмехаясь. – Вы же постоянно друг с другом в школе деретесь.

– В таком количестве… ни разу…

«Придется все делать самому», – и подхватил нытика, захлебывавшегося соплями.

– Предупреди его родителей, что мы ушли. Понял? – тишина. – Понял или нет?!

Дома, уже вечером, ковыряясь в супе и вылавливая из него лук, он не мог разобраться, что чувствует.

– Ты чего такой недовольный сидишь? – мама поставила на стол рыбник. – Уходил вроде с настроением.

– Я сегодня одному идиоту помог.

– Так это же хорошо! Сделал доброе дело!

Сын встал. Подошел к раковине и вывалил весь суп туда, не испытывая угрызений совести перед матерью, варившей его. Перед глазами была та секунда чужой боли, что исказила пацанское лицо, когда он вытаскивал гвоздь.

Незачем было так торопиться. Надо было медленнее…

– Мне не понравилось. Мерзкое ощущение.

И ушел.

Родители развелись, когда ему уже исполнилось восемнадцать, и на горизонте замелькала университетская жизнь. Отец второй месяц периодами не ночевал дома, а мама стала слишком часто захаживать к соседке. Конечно, они извинялись, стыдливо пряча покрасневшие лица, но он только махнул рукой, закрываясь в спальне.

– Да ладно вам, – сказал равнодушно Коля. – Я не ребенок уже. Могли бы и раньше это сделать, все равно спите в разных комнатах. Конспирологи хреновы.

Прямота оскорбляла. Но ему было все равно.

Он ее не трогал. В буквальном смысле. Она все сделала сама – сама напугала родителей, сама залезла на эту долбанную крышу, сама оступилась.

Он всего-то закурил сигарету.

– Ты кто такой?! – закричала девушка.

Хрупкое ограждение, в которое намертво вцепились короткие женские пальчики, не внушало никакой надежности. Под весом обычного человека оно могло не выдержать.

Первая, сладкая, словно мед, затяжка за сегодня. В университете хаос, быт вне дома сильно выматывал неприспособленный к такому количеству общения организм. Дешевые горькие сигареты показались ему раем в ту секунду.

– Чего тебе нужно?!

– Да не ори ты так, башка болит, – хмуро ответил он и привалился к каменной кладке старого дымохода.

– Не подходи! А то я прыгну! – снова завопила незнакомка. На вид не старше его самого – лет двадцать максимум.

– Я и не собирался.

– Тогда свали нахуй и не мешай мне! – злобно рявкнув, она отвернулась, обращая взгляд своих заплаканных глаз на город, погружающийся в глубокие сумерки.

Он ждал, неспешно потягивая сигарету, а она все не прыгала. Становилось скучно.

– Ну и долго ты будешь там стоять?

– Что?!

– Прыгать будешь или как?

– Не собираюсь я прыгать! Семь этажей вообще-то! – интонация была такая, словно и дурак догадался бы обо всем этом.

– А зачем тогда залезла? Парапет-то довольно скользкий. Ты бы не стояла так близко к краю. Мало ли… – он облизал губы. – …что.

– Предков напугать надо! Они меня не любят! Пускай обосрутся, им полезно! И только попробуй читать мне нотации!

– Боже упаси.

– Ты-то хули здесь забыл?! Свали, говорю! – не унималась она.

– Не припоминаю, чтобы крыша дома являлась чьей-то частной собственностью. Хочу и курю.

И, будто в подтверждение, сделал глубокую затяжку, выдыхая дым медленно, запрокинув назад голову.

– Бесишь, – раздосадовано буркнула девушка. – Чего тебе вообще надо?

– Хочу, чтобы ты прыгнула.

Ее глаза округлились. Голос повысился еще на тон.

– Больной совсем?!

– Смотря, что понимать под «здоровым».

– Реально больной, – Коля сделал пару шагов навстречу. – Слышь, съебись, говорю! Я ведь прыгну!

– Да-да, я понял. Прыгай.

– Отошел! Отошел, я сказала!

– Аккуратнее. Скользко.

– Что?! – огрызнулась она. – Что ты вообще…

Ее лицо в эту секунду было бесподобным, а падение логичным завершением всего. Мгновение, растянутое искаженным восприятием. Удивление и шок пронизывались страхом – животным нечеловеческим ужасом, когда осознание происходящего не дает тебе никакого преимущества. Ты уже ничего не сможешь сделать, даже если бы очень хотел этого. Именно так выглядит обреченность и беспомощность человеческой жизни. Так выглядела и она, пока не встретилась с асфальтом.

– Аккуратнее, сказал же.

Он стоял на краю, запрокинув одну ногу на парапет и высовываясь вниз. Юная девушка, внешне вполне красивая и опрятная, с высветленными до желтого цвета прямыми волосами лежала, возможно, под окнами собственной квартиры. Уличная одежда говорила о подготовленности и обдумыванию случившегося поступка. Молодой человек не мог разглядеть с такого расстояния, куда смотрят ее глаза, но почему-то ощущал нутром – на него.

Сделав последнюю затяжку, Коля выкинул сигарету туда же, откуда минуту назад упал человек.

– Пока-пока, – помахал он затушенному об бетон бычку. – Меньше будешь выебываться.

Внутреннее раздражение зудело под кожей. Он выпрямился.

Он ведь ничего не сделал. Она сама упала. Сама.

Несколько дней молодой человек не мог выкинуть случившееся из головы. Чувство вины его не терзало, скорее любопытство – что будет, если сделать так еще раз? Может, ему удастся разобраться в собственном мировосприятии, высмотреть нечто глубинное, копошащееся под кожей. Предплечья он расчесал почти в кровь.

Мать звонит, спрашивает, как поживает. Когда приедет в гости. Нашел ли девушку.

– Найдешь тут, ага, – флегматично выдыхает он в трубку. – И вообще мне некогда.

– Да-да, понимаю, понимаю, учеба. Но ты все равно…

– Мам!

– Прости. Просто я волнуюсь, ты же не рассказываешь ничего.

Они оба молчат. Чайная ложка в его руках медленно и с протяжным скрипом скользит по чашке со сладким чаем.

Сбрасывает звонок. Нет сил слушать этот бред. Он устал. Устал, ничего не делая.

Ему скучно, и скука выедает мозг. Как червяк. Как паразит.

Кончилась очередная пачка сигарет – Коля нехотя выходит в магазин, успевая за десять минут до закрытия.

Дерганая грубая девушка расталкивает очередь.

– Извините, а можно побыстрее, пожалуйста? – сочатся ядом ее слова.

– Встаньте за мужчиной, куда вы лезете, – отвечает кассир.

Девушка переминается с ноги на ногу, поправляет капюшон, натягивая по самый нос и пряча огромные синие мешки под глазами. Рука, в которой она держит минералку, трясется.

Он пропускает ее перед собой. Не поблагодарив, она сразу ставит на ленту свои немногочисленные покупки и чеканит, стуча зубами:

– И «Бонд Компакт» пачку.

– У нас только обычный остался.

– Дайте уже что-нибудь! И зажигалку.

Нерасторопная женщина пару раз пикает перед собственным носом, будто нарочно выводя незнакомку на еще большую злость.

– Я тороплюсь!

– Какие все торопливые. С вас двести пять рублей. Карта магазина? – голос уставший, буднично повторяющий одно и то же в сотый раз.

– Нет, нет, по карте.

Девушка открывает минералку прямо в зале, жадно выпивая половину маленькой бутылки и несколько раз забрызгав пол и подбородок. Уходя, роняет зажигалку, не заметив этого.

Он находит ее за углом продуктового, матерящуюся на саму себя.

– Блять, да куда же… куда ж я ее положила… Вот, блять!

– Это ваше? – парень протягивает найденную вещь.

– А, да, моя.

Шум колесика, и уже через секунду в воздухе витает запах табака. Не то чтобы он ждал от нее благодарности, однако от пары слов бы не отказался. Ему кажется странным, что он ждет от нее чего-то, сам не понимая чего.

– У вас все в порядке? – интересуется он, надеясь на продолжение разговора.

– А что, по мне видно, что что-то не в порядке? – язвит она.

– Может, я могу чем-нибудь помочь?

– Себе помоги, извращенец.

Тушит недокуренный бычок носком заляпанного весенней грязью кроссовка и скрывается где-то за поворотом. Он долго смотрит на стоптанную сигарету. Он ощущает что-то знакомое, но утраченное.

Он мечтает, чтобы они встретились вновь.

Знакомые черты лица грубиянки возникают перед ним спустя почти месяц. Опрятно одетая, она уже не шатается и не дергается, говорит знакомую фразу, после которой молодой человек оживляется, стоя в душной бесконечной очереди:

– И «Бонд Компакт», пожалуйста.

– Карта магазина? – в этот раз кассир другой, а голос тот же. Один на всех.

– Нет. По карте.

Не удержавшись, перегибаясь через пожилого низенького мужичка, Коля здоровается, махнув рукой.

– Привет, – надеясь, что она его помнит.

Она помнит: уголки губ немного приподнимаются, а затем ее отвлекают и подталкивают к выходу остальные покупатели. Сквозь полупрозрачный пакет проглядывается упаковка кефира, хлеб, пачка крабовых чипсов и мороженое.

Молодой человек выходит на скользкое после ночных заморозков крылечко, ветер, непривычно сильный для их местности, сдувает с него капюшон худи. «Мерзкая, отвратительная погода», – думает он. Весна никогда ему не нравилась.

– Эй.

Девушка курит в том же месте, в той же позе, сгорбившись над сигаретой, как если бы прошел не месяц, а пара минут.

– Привет, – повторяет он и мысленно называет себя попугаем.

– Прости, что я в прошлый раз тебя обругала. Но ты тоже хорош – нечего было лезть.

– Да я не лез, – пожимает плечами Коля, спускаясь к ней. Останавливается в районе метра.

– Да знаю я. Просто не хочу чувствовать себя дерьмом.

– А. И как? Получается?

– С такими вопросами – не очень.

– Сейчас все нормально? – он кивает на пакет.

– Нет, но терпимо. Спасибо, что… – запинается, проглатывая дым от очередной затяжки. – что предложил помощь. Я выглядела как наркоманка – никто бы даже не приблизился, если бы я подыхала тут в подворотне.

«Я бы на это посмотрел».

– Пустяки. Ты живешь где-то здесь?

– Да, вон там, – указала девушка на пятнадцатиэтажный панельный дом. – Развалюха.

Ему нечего было ей ответить. Разговор зашел в тупик.

– Не хочешь выпить?

– Сегодня вторник.

– А кого это волнует? – она улыбнулась.

Пожалуй, это было логично.

В ее квартире намусорено и накурено. Стойкий, неприятный запах ударил в нос, стоило открыть дверь.

– Ты проходи, сейчас я все уберу.

Но если убирать все, размышлял Коля, понадобиться очень много времени, которого у него нет, так что он, сдерживая недовольство человека, привыкшего к порядку, переступил через выставленные в тесной прихожей мешки на помойку, через грязную, стоптавшуюся обувь и предпочел бы даже не снимать собственную – пол выглядел чем-то заляпанным.