Исцеление от эмоциональных травм – путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии

История о Томе Брауне-младшем и дикой собаке

Том Браун-младший – известный следопыт и учитель выживания в условиях дикой природы. Свое удивительное детство он провел рядом с наставником – старым индейцем, возможно, последним из коренных американцев, кто жил так же дико и свободно, как и его предки. В истории, которую мы приводим ниже, Том рассказывает, как однажды он, тогда еще десятилетний мальчик, повстречался с дикой собакой. Эта история описывает типичные симптомы травмы^[24].

Только что я шел в абсолютной тишине, поэтому внезапно раздавшееся рычание прозвучало как взрыв, который швырнул огромную собаку прямо мне в лицо. И долгие годы спустя при звуке лая или рычания передо мной вставала полная зубов пасть и собака, прыгающая на меня из кустов. Долгие годы я просыпался в слезах и холодном поту от видения клыков, впивающихся мне в лицо. Я видел эту морду с выпученными глазами, прижатыми ушами и длинной щелью пасти, которая могла проглотить мою голову целиком.

Это был громадный пес, и своим весом он тут же повалил меня на спину. Огромный и весь свитый из мышц, ставших стальными от дикой жизни. Он был невероятно тяжел, я бил его и кричал, пытаясь вытащить нож. Одной рукой я схватил его за ухо и удерживал голову, но он отбросил мою руку и вцепился мне в верхнюю губу.

Каким-то образом мне все же удалось вытащить нож, и я стал бить и колоть его, пока он не свалился замертво. Он упал мне на голову и грудь, и я был весь залит его кровью. Я спихнул его с себя, вскочил сверху и все колол и колол его ножом, будто собачьи зубы все еще впивались мне в лицо. Невыразимый ужас от этих стремительно приближающихся клыков довел меня до безумия. Я стоял на коленях, орал и колол этого пса ножом, и так продолжалось довольно долго. Наконец до меня дошло, что он мертв. Тогда я опустился на землю и задрожал.

Но еще много лет спустя по ночам меня мучили кошмары. Иногда собачий вой в лесу заставлял меня просыпаться, и тогда перед глазами медленно расплывалась оскаленная морда. Во сне я убил этого пса, должно быть, с десяток раз, прежде чем он окончательно умер и отступил. И даже спустя еще много времени его морда иногда всплывает передо мной из ниоткуда.

Обратите внимание, как инстинктивная жажда жизни может наделить почти сверхчеловеческой силой и свирепостью. Но, несмотря на то, что Тома учили охотиться и убивать ради собственного пропитания, он обезумел от ужаса и вел себя подобно солдату, который бросается в атаку очертя голову. Заметьте также, что долгое время после происшествия вой собаки вызывал к жизни воспоминание или ночной кошмар, в котором Том снова и снова проигрывал свои действия. Это весьма характерно для травмы и в частности – для посттравматического стрессового расстройства.

Глава 2
Причины травм

Потенциально травмоопасные ситуации

Все мы подвержены действию обстоятельств, способных повлечь за собой травму, как это показано в таблице 1 (а, б). Для удобства повествования мы назовем их потенциально травмоопасными ситуациями или событиями (ПТС). Следует ли за ПТС реальная травма или нет, зависит от двух факторов: от природы и серьезности события и от нашей реакции на него. Ведь то, что может травмировать одного человека, для другого окажется лишь очередным увлекательным приключением. Некоторые люди очень уязвимы, и их легко травмировать, другие же более гибки и способны легко переносить тяжелые испытания. Но независимо от того, насколько каждый из нас стоек или раним, всем нам приходится сталкиваться с испытаниями и преодолевать их, чтобы расти и развиваться, оставаясь при этом физически и психически здоровыми. Когда нам это удается, мы чувствуем радость и прилив сил. В случае же неудачи мы унываем и теряем интерес к происходящему вокруг^[25].

Таблица 1а. Некоторые травмоопасные события, обусловленные возрастом

Следует отметить, что в современном обществе мы часто попадаем в такие ПТС, которые не требуют активной и незамедлительной физической реакции. Одни из них просто не требуют таковой, другие же находятся в компетенции соответствующих правительственных организаций, например полиции. В таких ситуациях у нас нет канала для сброса энергии возбуждения, но она, тем не менее, накапливается, и нам все-таки следует изыскивать способы давать ей выход.

Определение потенциально травмоопасных ситуаций

У каждого из нас есть собственный порог, за которым испытание превращается в разрушительную травму. На одном конце шкалы находятся те, кого могут травмировать казалось бы безобидные события – паук на одежде, к примеру. Часто ужас и паника в таких случаях являются последствиями более ранних травм, а провоцирующее их событие – появление паука в данном случае – связано с первоначальным происшествием скорее символическими, нежели реальными связями. На другом конце шкалы находятся люди, кажущиеся неуязвимыми или как минимум чрезвычайно выносливыми. Один из таких людей – австрийский философ и психолог Виктор Франкл – сумел отыскать глубокий смысл в выпавших ему на долю ужасах фашистского концлагеря^[26].

Таблица 1б. Примеры травмоопасных ситуаций

* Ятрогения понимается как любые нежелательные или неблагоприятные последствия профилактических, диагностических и лечебных вмешательств либо процедур, которые приводят к нарушениям функций организма, ограничению привычной деятельности, инвалидизации или смерти. Но наряду с таким расширенным толкованием ятрогенное заболевание в современной медицине продолжает рассматриваться традиционно, то есть как заболевание, обусловленное неосторожными высказываниями или поступками врача, неблагоприятно воздействующими на психику больного.

Такое разнообразие означает, что невозможно провести четкую грань между травмоопасными и безобидными событиями. В нашей книге мы постарались описать как физические, так и психологические увечья, как негативные события, так и отсутствие позитивных. Итак, в ПТС может превратиться как угрожающее жизни физическое увечье, так и чисто психологическое – например, шок при виде того, как избивают или насилуют близкого вам человека. Также и для ребенка ПТС может стать как жестокое обращение, так и банальное неумение родителей окружить его должной лаской и заботой. Далеко не всегда ПТС – это нечто трагическое. Психоаналитик Борис Цирюльник утверждает, что в детстве на формирование личности влияет все – улыбка, движение плеч, бровей и тому подобное. «…Постоянная жестокость… скорее всего, окажет разрушительный эффект в первую очередь на личность, которая еще находится в процессе становления. Ее последствия будут более долговременными, чем у физических, пусть даже тяжелых травм, о которых гораздо легче разговаривать»^[27]. Впоследствии ребенок становится посмешищем или вечно униженным человеком. Кроме того, распространенной причиной травм являются медицинские процедуры, особенно – хирургическое вмешательство. Это также в первую очередь относится к детям, которые в силу возраста еще не понимают, что происходит. Взрослые же могут понимать необходимость операции, но подсознательно, несмотря на анестезию и мастерство врачей, способны относиться к ней как к смертельно опасному мероприятию^[28].

Часто мы даже не подозреваем, что травма имела место. Особенно это верно для внутриутробного периода или младенчества – то есть для времени, когда сознательная память еще не пробудилась. Это относится и к детям, забывшим неодобрение родителей, и к взрослым, страдающим амнезией – распространенным последствием травмы. Такое случается, когда мы не можем выявить причины нанесенного нам вреда – загрязнение окружающей среды или другие невидимые факторы. Подобным же образом мы не в силах распознавать травмы, доставшиеся нам «в наследство» от предков – через культуру и воспитание. Но во всех этих случаях наши тела сохраняют «воспоминания» в тканях и органах, в клетках, в гормональном балансе и даже в экспрессии генов. Такие «воспоминания» в свою очередь могут повлиять на развитие мозга и психики, особенно в младенчестве. И если, уже будучи взрослыми, мы острее, чем следует, реагируем на те или иные обстоятельства, в этом можно подозревать присутствие травмы, воспроизводящей себя вновь и вновь. Тогда мы ощущаем беспомощность, потрясение, неспособность справиться с чем-либо или обуздать свои мысли и эмоции. К примеру, неприятные, но, тем не менее, постоянные проявления некоторых черт нашего характера – гнев или страх – вполне могут запускаться этакой эмоциональной «кнопкой», связанной с определенными событиями.

Следующая сложность заключается в том, что степень воздействия события на человека зависит от того, к какой культуре он принадлежит. В детстве мы учимся распознавать ситуации, считающиеся стрессовыми в нашем обществе, и адекватно на них реагировать^[29]. Если событие распознается как нормальное и приемлемое, оно с меньшей вероятностью повлечет за собой психологическую травму, нежели событие оскорбительное или противоправное – при одинаковом физическом ущербе. Эвелин Линднер формулирует это положение следующим образом: «Жертвы травмы становятся жертвами травмы только в том случае, если они таковыми себя считают»^[30]. Поэтому если в некотором обществе моральные нормы допускают избиение жен за непослушание, то и сами женщины психологически здесь будут страдать меньше, чем в обществе, где они имеют равные права с мужчинами. Западная цивилизация также не может полностью защитить женщин от побоев, однако мало кто из пострадавших считает физическое насилие законным, и большинство испытывает психологический стресс. И с точностью до наоборот: по данным за 2005 год девяносто один процент женщин в Замбии и девяносто пять в Египте считали приемлемыми побои со стороны мужей^[31]. Такое отношение снижает эмоциональное напряжение, но, конечно же, не уменьшает физического вреда и связанных с ним подсознательных эмоциональных и психологических расстройств. Это подтверждается и тем, что большая часть травмирующих нас событий происходит в младенчестве, когда понимание культурных традиций еще не сложилось. А такие подсознательные травмы не только влияют на поведение индивида в дальнейшем, но и формируют общественные нормы, заведомо чреватые новыми травмами.

Такая сложность причинно-следственных связей означает, что дать универсальное определение травмоопасной ситуации невозможно. Тем не менее, некоторые события могут повлечь за собой травму с большей вероятностью, нежели другие. Те, что повторяются регулярно, вроде пыток или жестокого обращения с ребенком, окажутся более болезненными и сложными в лечении, чем, например, ограбление или дорожное происшествие^[32]. Ситуация, угрожающая жизни или здоровью (в том числе психическому – издевательства и тому подобное), более травмоопасна, чем та, в которой эта угроза отсутствует^[33].

Войны и террористические акты, то есть бедствия, в которых повинны люди, всегда переносятся тяжелее, чем удары стихии. События, не поддающиеся нашему контролю, скорее вызовут чувство растерянности и бессилия, чем те, на ход которых мы хоть как-то можем повлиять. Внезапные и неожиданные происшествия, особенно не имеющие аналогов в прошлом, на опыт которого мы могли бы рассчитывать, также ведут к более глубокому стрессу. Наконец, события, каждое из которых никогда бы не повлекло за собой травму, могут превратиться в ПТС, случись они одновременно – допустим, переезд, смена работы и болезнь.

История о мужестве и стойкости из Демократической республики Конго

Кристина живет в Демократической республике Конго. Ее история, рассказанная для журнала организации «Международная амнистия»^[34], является замечательным примером стойкости и мужества перед лицом событий, способных травмировать кого угодно^[35].

В сентябре 2002 года мужа Кристины убили, а ее и двух ее дочерей изнасиловали вооруженные боевики, ворвавшиеся к ним в дом.

После этой трагедии Кристина решила стать консультантом, чтобы помогать женщинам, перенесшим изнасилование, справиться со своей бедой. В июле 2007 года она сопровождала группу таких женщин из округа Масиси в город Гома для оказания медицинской помощи. На одном из участков дороги они остановились, а затем она услышала чей-то слабый стон. Вот что она рассказала журналу «Международной амнистии»:

«Я увидела девушку, связанную по рукам и ногам. Ее изнасиловали солдаты, изнасиловали палкой. Я стала развязывать ее. Она рассказала, что в ближайшую субботу должна была выйти замуж и сейчас возвращалась, получив наставления перед свадьбой. Я освободила ее и потащила обратно к дороге.

Из леса вышли солдаты НКНО^[36]. Они стали меня избивать, и мне пришлось выпустить девушку из рук на землю. Затем четверо из них по очереди изнасиловали меня – на глазах у женщин, которых я сопровождала. Когда все закончилось, я истекала кровью, а руки и ноги сильно распухли. Мы собрались идти дальше искать помощь, и тогда я увидела, что та девушка мертва. Мы похоронили ее там же. У меня вся одежда пропиталась кровью, и мы пошли в центр медицинской помощи. Оттуда мы направились в Гому, где я две недели провела в госпитале».

Несмотря на все пережитое, Кристина продолжает свою работу. Она ездит по сельским общинам, находит переживших изнасилование и старается обеспечить им помощь и поддержку. Страх, позор и стыд часто мешают этим женщинам предпринять что-либо, но когда они слышат историю Кристины, это вдохновляет их искать помощи. Во время посещения корреспондента «Международной амнистии» Кристина осуществляла опеку над двадцатью восемью женщинами, семь из которых в возрасте от двенадцати до пятидесяти лет прибыли за день до этого. Некоторые из них страдали от вагинальных свищей и выпадения матки. Она сказала, что до сих пор получает угрозы от вооруженных группировок из некоторых районов, и это мешает ей работать там. «Я пытаюсь все забыть, – говорит она, – но меня одолевает гнев».

Гнев Кристины вполне понятен – это довольно распространенная реакция на ужас подобной физической и психологической травмы. Так и солдаты более других подвержены приступам ярости оттого, что постоянно испытывают страх смерти. Подобные приступы бывают и у родителей, чьи дети только что чудом избежали какой-то опасности. И в дальнейшем любое сильное негативное переживание будет служить спусковым механизмом для аналогичных взрывов гнева.

Глава 3
Реакции на потенциально травмоопасные ситуации

Стойкость и уязвимость

Вызовет травму потенциально травмоопасное событие или нет – во многом зависит от реакции на него, а реакции могут быть весьма разнообразными. Некоторые люди оказываются слишком растерянными, разбитыми и напуганными, чтобы справиться со своими страхами и жить дальше. У других же может не проявиться серьезных симптомов даже после сколь угодно чрезвычайного происшествия. Незалеченные травмы делают нас чрезмерно осторожными и замкнутыми, разрушают родственные связи, ведут к навязчивой, извращенной, беспорядочной или сдерживаемой сексуальности^[37]. Таким же образом появляются «вечные жертвы» – люди, которые подавляют собственные реакции, пугающие их, заменяя их жалобами, беспочвенными обвинениями, злостью, оскорблениями и тому подобным. Корни подобного поведения скрываются в сочетании страха и гнева за полученное унижение. Эвелин Линднер выделяет три типа реакций на такие ситуации. Ярость может быть направлена вовнутрь, тогда развивается подавленность, тревожность или зависимость. Во втором случае ярость направлена вовне и выражается в приступах деструктивного гнева или, как в случае Гитлера, в попытке отомстить через унижение тем, кто унижал его. Наконец, энергия гнева может быть использована конструктивно, как это делал Нельсон Мандела^[38].

Если в прошлом нам удалось справиться с ПТС некоторого конкретного типа, то в будущем, сталкиваясь с подобной ситуацией, мы будем чувствовать себя более уверенно. Затруднительные обстоятельства с меньшей вероятностью повергнут нас в депрессию, если мы смотрим на жизнь с надеждой и оптимизмом. Если семья и друзья оказывают нам поддержку, у нас гораздо больше шансов преодолеть ПТС без травмы. Точно так же нам помогает умение давать выход накопившейся эмоциональной энергии – через беседы с друзьями, силовые упражнения или религиозные практики. Среди прочих факторов, влияющих на наши реакции – здоровье, общий уровень стресса и утомления, питание, физическая форма и возраст.

Незалеченная травма, напротив, может сделать нас уязвимыми для подобных событий в будущем. Это особенно относится к травмам, полученным во внутриутробный период, при рождении или в младенчестве, когда наша сопротивляемость чрезвычайно низка. То, что взрослому кажется происшествием незначительным – пропуск завтрака, к примеру – может серьезно травмировать новорожденного. Взрослых былые травмы заставляют реагировать на новый вызов со злостью и агрессией, сопровождаемой напряжением и даже отрицанием произошедшего. И наоборот, если травма была преодолена, мы с равнодушием и спокойствием принимаем новое испытание.

Зачастую для объяснения реакции на ПТС используется понятие «стойкость» или его антоним «уязвимость». Борис Цирюльник в книге, посвященной этой теме, описывает стойкость как способность преуспевать во всем, несмотря на превратности судьбы, падать под ее ударами и вновь подниматься. «Несчастья не бывают интересными, они… всего лишь вынуждают нас выбирать, склоняться перед ними или нет. Стойкость – это душевное качество, отличающее тех, кто принимал удары судьбы и выдерживал их»^[39]. Но, как подчеркивает Б. Цирюльник, стойкость и неуязвимость – понятия совершенно разные. Это легко обнаруживается, когда какое-то незначительное событие влечет за собой лавину болезненных воспоминаний. Стойкость, скорее, отражает высокую степень самосознания, способность индивида приспосабливаться к неблагоприятным условиям и развиваться в них.

Стресс возникает, когда жизненные обстоятельства начинают довлеть над нами; травма возникает, когда это давление достигает предела или выходит за него. Такой предел есть у каждого, даже самого волевого и цельного человека, и за этим пределом происходит надлом. Термином «травма» часто описываются те экстремальные ситуации, которые превосходят наш уровень сопротивляемости; те времена, когда мы чувствуем себя абсолютно беззащитными, когда рядом нет никого, кто бы помог нам или нашим близким; времена первородного страха, когда наше физическое и психическое здоровье находится под угрозой, когда мир вокруг рушится^[40]. У многих из нас в подсознании с рождения или младенчества остаются воспоминания о подобных ситуациях. Однако в этой книге, как мы и предупреждали, мы включаем в понятие травмы все происшествия, оставляющие людей неспособными в перспективе полностью раскрыть свой потенциал. Психотерапевт Пирс Бишоп в связи с этим утверждает, что травма может повлечь за собой целый спектр симптомов, от тревоги и депрессии до посттравматических стрессовых расстройств (ПТСР) и психозов^[41].

Трансформация и надлом

Важно понимать, что даже надлом вследствие травмы может в конечном счете оказаться положительным опытом. Многие люди признают, что изменения в их жизни произошли после смертельно опасной болезни, потери близких или разрушения брака. Пережившие эти невзгоды часто становятся более уверенными в себе, более приспособленными к жизни и сильнее психологически. У таких людей пробуждается чувство сострадания и альтруизма, улучшается понимание самих себя, отношения с друзьями, родственниками и обществом в целом. Наконец, они яснее видят цель и смысл жизни и вернее расставляют приоритеты^[42]. Борис Цирюльник, рассуждая об израненной душе, сказал так: «…среди осколков, поблекших красок и засохших ветвей ее красота может стать только ярче»^[43]. Ключом для трансформации травмы в стимул к самосовершенствованию служит ее глубокий анализ, осмысление и, наконец, внесение ее в картину мира^[44].

В большинстве случаев видимые последствия травмы сходят на нет через несколько недель, и кажется, что жизнь пострадавшего вернулась на круги своя. Однако в некоторых симптомах сложно распознать результаты травмы^[45]. Сюда относятся легкая депрессия, стресс и повышенная тревожность, то есть такие состояния, с которыми человек вполне может справиться, но которые, тем не менее, вредят его карьере и отношениям с окружающими, ослабляют память и внимание, ухудшают сон и так далее. Такие бессимптомные травмы особенно опасны для детей, поскольку ведут к задержкам в умственном и эмоциональном развитии.

Тяжелые травмы могут приводить к потере душевного равновесия и даже к серьезным расстройствам психики^[46]. Если характерные симптомы у человека длятся месяц и более, у него можно диагностировать посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) (перечень диагностических показателей см. в приложении 1). Несмотря на название, ПТСР не является психическим заболеванием, это естественная защитная реакция на сильную опасность. Психотерапевт Питер Левин формулирует это следующим образом: «Я не рассматриваю посттравматический стресс как патологию, которую необходимо лечить, подавлять или мириться с ним; это результат неестественного развития естественного процесса»^[47]. ПТСР – это довольно изматывающее состояние, отрицательно влияющее на иммунитет, физическое развитие, память, эмоциональный и гормональный фон^[48]. Также установлено, что при ПТСР возрастает риск летального исхода после хирургического вмешательства^[49]. Тех, кто подвержен посттравматическому стрессу, преследуют навязчивые страхи и воспоминания о выпавших им испытаниях, они чувствуют эмоциональное оцепенение, особенно в общении с прежде близкими людьми. Раздражители, в обычной жизни незаметные – цвета, звуки, запахи – превращаются в напоминания об ужасных событиях. Они вызывают раздражение, панику, слабость, ригидность мышц, нарушения сна и внимания. У перенесших травму остается ощущение, что произошедшее с ними происходит до сих пор. Поэтому они находятся в постоянном стрессе, а он вызывает лишь новые травмы. Вместо того чтобы медленно блекнуть в памяти, оставаясь в прошлом, травма вновь и вновь вторгается в настоящее^[50].

После случившегося с ними люди пытаются понять смысл произошедшего. Это весьма непросто, так как зачастую картины прошлого искажаются в памяти, что мешает отождествить предыдущий опыт с текущей ситуацией. Истории можно прокручивать в мозгу и рассказывать друзьям снова и снова. При этом рациональные мысли уступают место эмоциям и образам – голосам умерших близких, видениям их лиц в толпе. Как правило, эти проявления исчезают в течение нескольких недель, когда в нервной системе растворяются последние остатки выделившейся энергии возбуждения. Однако у жертв ПТСР этот процесс не находит завершения: пострадавшие могут и не помнить о событии ничего конкретного, не осознавать всю его глубину, но при этом их эмоциональное состояние и поведение будет неадекватным окружающей действительности. Иногда из такого состояния развиваются навязчивые страхи, например клаустрофобия.