5.
После того, как подданные Тобакку рачьим ходом выползли из тронного зала, набожник жестом велел Алеасу вывести меня. Сопротивляться я не собирался, и даже обрадовался: теперь у меня появилась возможность бежать, пусть просто возможность, но я слышал, храбрость вершит чудеса, а мне нечего терять, свою роль я исполнил и был всего лишь объектом палача.
Мы вышли в боковую дверь и оказались в объятиях большого отряда стражи.
– Мы должны сопроводить его по приказу набожника, – сказал стражник.
Два бугая взяли меня под руки и повели по коридору, Алеас за нами не пошел, и я подумал, что меня ведут в какое-нибудь подземелье, где и прикончат. Стальные пальцы стражников до боли сжимали мои руки, я попытался вырваться, но бесполезно, получил лишь болезненный толчок в спину.
– Не дергайся, демон, а то хуже будет, – прозвучал позади грубый голос.
Мы с невероятной скоростью двигались по затемненному коридору, я только теперь заметил и содрогнулся: лица стражей были закрыты масками, значит, точно палачи, но одеты они были странно: из-под характерных серых хламид выбивались яркие лоскуты дорогих материй. Мы спустились по лестнице в небольшую и грязную залу и остановились.
Идущий сзади встал передо мной и снял маску: незнакомый, заплывший жиром, вспотевший.
– Ты достоин смерти, и сейчас ты ее получишь, – сказал он, вынимая меч.
Стражники скрутили меня, несмотря на то, что я вырывался, как одержимый, и поставили на колени.
– Ты предал все клятвы свои, – сказал жирняк, – ты предал Шанкор, предал наше великое дело, ты стал пособником набожника, и за это поплатишься жизнью, демон. Видит бог, я не побоюсь прикончить демона, что бы мне за это не грозило!
Я отчаянно рвался из крепких тисков, я мог все объяснить этому человеку, но у меня не было голоса! Я даже мыкнуть не мог, и лишь упрямо мотал головой.
Вдалеке послышался топот ног.
– Руби его, Сахет, не разговаривай, – зло прошипел один из палачей.
– Во имя Императора, волей набожника, Сахет, остановись! – прозвучал надменный и грозный голос.
Раздалось бряцанье оружия, крики, но в своем колено-согбенном положении я не мог ничего увидеть. На шею мне брызнула горячая кровь, и я с ужасом подумал, уж не отрубили ли мне голову. Чтобы убедиться в обратном, я начал вращать ею, но не успел понять, жив я или нет, что-то тяжелое обрушилось на мой затылок, и я отключился.
Очнулся я в комнате, на своем золотом ложе, коптил факел, и от дыма слезились глаза. Подле двери сидело двое стражников, а в кресле развалился Тобакку.
– Наконец-то, – насмешливо произнес он, – я уже грешным делом подумал, не убили ли тебя. Но ты жив.
Он встал и подошел к кровати.
– Знаешь, кто приказал тебя убить? – шепотом спросил он, наклоняясь к моему лицу, так что дыхание его отравляло мне жизнь.
– Знаю, – так же тихо ответил я, чувствуя себя невероятно разбитым.
– Да, ты угадал, – ухмыльнулся он. – Это Шанкор подослала своих приспешников, чтобы они снесли тебе башку, и если бы не мои молодцы, быть бы тебе мертвым. Видишь, друг, как оно бывает в жизни: враги зачастую спасают нас.
Мне не хотелось разговаривать с Тобакку, не хотелось слушать его слова, разъедающие язву на моем сердце.
– Где Алеас? – спросил я, ибо он был единственным человеком, которого я хотел бы видеть.
– Алеас? – насмешливо переспросил набожник. – Алеас отвечал за тебя головой, не сумев тебя уберечь, он лишился головы.
Холодный пот прошиб меня.
– Что?!
– Что слышал, – Тобакку стал безразличным и поднялся. – Я бы уже сегодня велел казнить тебя, но моя прекрасная советчица уверяет, что ты еще можешь пригодиться. Благодари ее в своих молитвах: она подарила тебе еще несколько часов жизни.
Тобакку развернулся и вышел из комнаты, оставив меня наедине с охраной.
Мне было тошно, дурно и противно. Казалось, что кровавый кошмар не кончится никогда. Во всем этом долбаном Мире я остался один. Не скрою, я хотел умереть, хотел покоя.
Я встал и подошел к окну, стражники насторожились и встали тоже.
– Успокойтесь, ребята, – сказал я. – Я не собираюсь бежать. Некуда.
За окном была ночь, непроглядная, темная, как моя жизнь. Величавая Митта тихо плескалась где-то вдалеке, возвращая меня в детство, когда я голышом нырял в реку, гоняя пескарей. Как все просто было в детстве!
Я был один, друзья отказались от меня, пытались убить. Винил ли я их за это? Нет, скорее презирал. Я не ожидал, что Нао, Шанкор смогут так низко поступить, предательство и унижение сильно жгло меня. Все мои мечты о любви и новой жизни были недоступны, как солнце. Так есть ли смысл жить? Ответ напрашивался сам собой.
В дверь тихонько постучали, и, отворив ее, вошла стройная, красивая девушка с огромными наивными глазами.
Оба стражника почтительно склонились пред нею, но я, чувствуя озлобление против всех, этого делать не стал, хотя видно было, что она ждала, когда я поклонюсь или хотя бы поприветствую ее.
– Этот демон даже не знает, как положено приветствовать высокородную даму, – капризным голосом сказала она.
Один из стражников подскочил ко мне и со всего размаху ударил в живот, я охнул и сложился пополам.
– Так-то лучше, – довольно сказала девушка.
Я с ненавистью посмотрел на нее. Хотелось оскорбить, надерзить, вызвать драку, и погибнуть, как воину, по выражению моего двойника, да только мысль о том, что у меня есть еще несколько часов жизни, и в эти часы хотер ищет Пике, ищет способ возвращения домой, остановила меня.
Стражники схватили меня и поволокли вслед за куда более демонической дамочкой, чем я. Башка раскалывалась, болела грудь, кажется, было сломано ребро, а тут еще это незапланированное путешествие по замку. Что еще задумал Тобакку, зачем подослал ко мне эту ведьму, куда меня ведут?
Мы шли в сторону, противоположную тронному залу, в этом не было сомнения, и мы поднимались наверх, сначала переходами, а затем по винтовой лестнице, это должно было означать, что я нахожусь в башне.
Мы остановились у плотного дерюжного занавеса, стражники уткнули меня лицом в стену, а девушка вошла в комнату. Я попытался вырваться, но слабость и боль не давали мне возможности справиться с двумя здоровыми мужиками, хотя ярость утроила мои силы. За свои попытки я пребольно получил по спине и успокоился.
Девушка вернулась, что-то тихо сказала, и меня заволокли в пышно убранную комнату, скрытую за занавеской. В ней царил полумрак и чем-то сладко воняло.
Стражники поставили меня на колени и заставили согнуть голову так, что я видел только пол, раздалось шуршание юбок, и глаза мои узрели край белого платья и ножки в изящных серебристых туфельках.
– Целуй ноги повелительнице! – прорычал один из псов.
Видя, что делать я этого не собираюсь, он ткнул меня головой в ноги женщине, что вероятно, должно было символизировать поцелуй.
– Отпустите его, – раздался холодный и сладостный женский голос, от которого мурашки побежали по моему телу.
– Он может быть опасен, повелительница, – попытался возразить один из стражников.
– Да, – подтвердил я, подстрекаемый бесом, – я могу, и буду очень опасен.
Женщина рассмеялась.
– Вы благородный человек, и не захотите причинить мне вреда, если только я сама этого не позволю.
– Вы меня недооцениваете, – усмехнулся я.
– О нет, я прекрасно вас оценила. Отпустите его.
Стражники разжали руки, и я в ту же секунду поднялся с колен.
Я смотрел на нее, как завороженный. Высокая, стройная, с изумительными формами, черные волосы длинными прядями спадают на белое платье, правильные и невероятно красивые черты лица, вся воплощение женственности и неземной красоты, – Кика.
Она тоже, не отрываясь, изучала меня, ее цепкий взгляд не упустил ни малейшей детали моего вида.
– Уходите, – резко сказала она, обращаясь к стражникам.
Повинуясь приказному тону, псы вышли из комнаты. Я мог бежать, взяв в заложницы эту высокородную даму, я мог обеспечить себе, если не свободу, то хотя бы достойную смерть, но я не мог, почему-то я не мог сдвинуться с места.
Она первая оторвала от меня взгляд и жестом велела идти за нею. Всей душой повиновался я.
Мы шли сквозь полумрак, но теперь уже спускаясь, она впереди, я вслед за ее белым платьем, резко выделявшимся на фоне сумрачных стен.
Кика впустила меня в белоснежные покои, а сама замерла на пороге, внимательно следя за моей реакцией. Я стоял, не двигаясь, не зная, куда деть себя в мире белоснежной невинности и цветов. Видя мое замешательство и наслаждаясь им, Кика села на небольшой, обтянутый белой шерстью диванчик.
– Сядь у моих ног, Андрэ, – ласково приказала она.
Я сел и, подняв голову, с восхищением смотрел на ее безупречное лицо.
– Я не видела мужчин, подобных тебе, – нежно сказала она, касаясь ледяными кончиками пальцев моей щеки. Это было неприятное прикосновение, но в то же время пробуждающее. Я отвел взгляд от ее лица и постарался сосредоточиться на мысли, что эта женщина – враг.
– Я никогда не видела таких мужчин, – повторила она чуть слышно, – но я уверена, что ты полюбишь меня.
Это заявление повергло меня в смятение, томные нотки явственно звучали в ее голосе, откровенной сексуальностью веяло от склоненной ко мне фигуры. Я растерялся, не зная, как вести себя и что говорить.
– Если ты будешь молчать, как же я узнаю твое мнение обо мне? – нетерпеливо спросила она.
– Ты красивая, но… – начал, было, я.
– Что но? – встревожено спросила она.
– Но я поклялся в вечной верности другой, – мягко ответил я, не желая усугубить свое положение.
– Я могу освободить тебя от этой клятвы. Мои предки – великий народ Хотии знали множество обрядов и были магами, теперь таких людей почти не осталось, но я происхожу из древнейшего рода и сама колдунья, я могу освободить человека от любой данной им клятвы.
– А что ты еще умеешь? Ты знаешь, кто я? – осторожно спросил я.
– Ты демон, – просто ответила она.
Я поник головой, нет, она ничего не может, остается надеяться, что Деклес отыщет Пике, а я пока всеми силами буду продлевать нам жизнь.
– Ты ничего не сможешь сделать, – сдержанно сказал я, – скоро меня казнят, сегодня, завтра, через неделю, месяц. Я не хочу давать лишних клятв, у меня нет времени исполнять их.
– Глупый, – рассмеялась она, – но ведь только от меня зависит, сколько ты будешь жить. Набожник слушается меня во всем, если я скажу, что ты необходим нам, он оставит тебе жизнь так долго, как я пожелаю. Если я захочу, чтобы он сделал тебя моим слугой, он сделает. Разве не знаешь ты, что не Тобакку, а я являюсь правительницей Империи?
– Чего ты хочешь? – хриплым от волнения голосом спросил я.
– Твоей любви.
– Если я соглашусь, – продолжил я, еле сдерживая презрение и негодование, – то пока я буду твоим любовником, буду жить, а как наскучу тебе – умру.
– Нет, конечно, – насмешливо ответила она, еще ближе наклоняясь ко мне. – Ты никогда не наскучишь мне, я же говорю, что не встречала таких мужчин.
– Ты говоришь так сейчас, но потом передумаешь, – спокойно возразил я, возобладав, наконец, над чувствами.
Кика сползла на пол и села рядом со мной. Странный сладкий аромат окутал меня, а сердце застучало громко и часто, мне даже показалось, что Кика слышит его удары и властвует над ним. Она нежно коснулась моих волос, щек, шеи, сладострастная волна прокатилась по моему телу, я захотел ее так, как не желал никого уже давно. Чувствуя невыносимое желание, я сгреб Кику в объятия и, навалившись на нее всем телом, прижав к ласкающему ворсу ковра, начал покрывать ее лицо и шею короткими жалящими поцелуями. Она застонала и выгнулась навстречу мне.
– Ты должен помнить… всегда… – прерывистым шепотом сказала она, стягивая с меня рубашку.
– О чем? – мало чего соображая, спросил я, разрывая на груди ее платье.
– Я всегда… буду любить тебя, – шумно дыша и извиваясь от прикосновений моих рук и губ, низким голосом сказала он, – я жизнь готова… честь и власть… отдать ради тебя, все ради любви…
Я накрыл ее рот поцелуем: мне незачем было слушать ее страстную болтовню, я хотел ее, а не признания. Тело Кики было сладким, мягким, женственным, у меня голова кружилась от вожделения, я забыл, что я пленник, приговоренный к смерти, что я изгнанник, что я демон, чувствуя себя только мужчиной, имеющим женщину. Тело ее вновь и вновь выгибалось навстречу мне, всю ночь мы любили друг друга, пока рассвет не заглянул в белоснежные покои.
Я приподнялся и взглянул на раскинувшуюся у моих ног царицу, даже после ночи любви я желал ее, на ее лице не было следов усталости, глаза светились внутренним огнем, пухлые губки чувственно приоткрылись, а тело еще содрогалось в конвульсиях удовлетворения.
Я встал, поборов желание, и начал собирать свою одежду, разбросанную по комнате. Кика повернулась на бок, и, подперев голову рукой, нежно смотрела, как я одеваюсь.
– Я хочу, чтобы ты помнил то, что я сказала тебе сегодня, – тихо проговорила она.
Не сводя глаз с ее обнаженного тела, я только кивнул.
– Я буду ждать тебя и завтра, и всегда, пока сердце бьется в моей груди.
– А что скажет на это твой царственный любовник? Что он сделает с тобой, если узнает об измене?
– Разве ты не слышал, что он снисходителен к моим маленьким капризам? – спросила она, лаская рукой ворс ковра. Прозрачный намек!
– Я прекрасно осведомлен о твоих кровожадных фантазиях, – резко ответил я, вспомнив, кто эта женщина.
– Это все ложь! – возмущенно воскликнула она, покраснев, – просто они все ненавидят меня за ту власть, которой я пользуюсь при дворе…
– Не надо считать меня дураком, – грубо оборвал ее я.
– Как ты можешь так говорить, любя меня сегодня ночью? – воскликнула она.
– Между нами не было любви сегодня ночью, – язвительно сказал я, затягивая последний шнурок на рубашке, – в моем мире это называют сексом – потребности тела и не более того.
– Ты не можешь так считать, – крикнула он. – Ты просто хочешь побольнее уколоть меня. Но что плохого я сделала тебе?
Я подошел к ней и сел рядом.
– Я не хотел оскорбить тебя, – ласково сказал я, гладя ее, – просто пойми, я не люблю тебя.
– Значит, полюбишь или умрешь, – резко ответила она, отпихивая мою руку. – Подумай, Андрэ, и выбери между моими объятьями и объятьями смерти.
Она вскочила и, не сказав больше ни слова, выбежала из комнаты.
Я чувствовал себя так, словно получил пощечину, а когда до меня дошел ужасный смысл ее слов, я вознегодовал и со всего размаху бросил в стену первым попавшимся под руку предметом – большой глиняной вазой с цветам. На грохот разбившейся посудины в комнату вбежала все та же демоническая девушка. Зло глянув на меня (удивляюсь, как это я ее тогда не прибил), она хлопнула в ладоши, и два стражника вбежали в покои.
– Уведите его, – приказала она и язвительно добавила, обращаясь ко мне, – кланяться не надо.
Я бросился на ведьму, но стражники расторопно схватили меня, я заехал одному по морде, и кровь из носа ручьем хлынула у него, схватив какую-то статуэтку, я звезданул ею по голове второму – он без чувств рухнул на ковер, и красное пятно расползлось по белоснежному полю. Страж со сломанным носом не стал дожидаться, когда я его добью, и с воплем вылетел из комнаты. Чувствуя, что кровавая ярость застилает глаза, я начал подкрадываться к ведьмочке.
Она отчаянно завизжала и бросилась вон, я за ней. Но поздно, сбежалась стража, призванная беглецом. Получив ощутимый удар по спине, я не стал сопротивляться и сдался на немилость восьмерых человек.
Это происшествие не дошло до слуха набожника, видимо, Кика умело замяла дело. Что бы она ни говорила, ей нечего было ждать милости, если бы набожник узнал, что демона схватили в спальне его любовницы. Мертвеца убрали, вычистили ковер, подкупили, припугнули стражу, словно и не было ничего. Вот только в моей памяти остался весь этот эпизод. Я не мог забыть того условия, что поставила мне распутная Великая Кика, великая любовница. Чего она хотела – удовлетворить каприз? Или насладиться необычным мужчиной? Разве она не получила желаемое? Или она влюбилась в меня?
А Шанкор! И она клялась мне в вечной любви! Она, которая бросила на произвол судьбы в Замке Роз, не попытавшись даже помочь, она, которая отдала меня на растерзание Тобакку, отреклась! Она, которая приказала убить меня, не испытав ни малейшего угрызения совести? Чего теперь стоили все ее клятвы? Если раньше я сомневался, было ли это письмо, то после поступка Сахета все сомнения были отброшены. Если она нарушила все свои клятвы, то должен ли я хранить верность своим? Должен ли я был терпеть пытки и унижения ради того, чтобы она подослала ко мне убийц?!
Ее поступки были просто зверством по сравнению с просьбами Кики. Что нужно ей? Любовь? Разве я могу не любить столь прекрасную женщину, пусть и ее клятвы так же легко нарушимы, как и изменницы Шанкор. Но ведь она не просит, чтобы я отрекся от себя во имя ее, нет, это она желает отречься от себя ради моей любви, она хочет даровать мне жизнь, а что за высшую награду определила Шанкор? – смерть.
Так должен ли я был хранить ей верность? Должен ли я был исполнить клятву?
Нет.
6.
Дни в замке летели, как птицы. После своего рокового решения я получил все. Меня перевели в огромные покои в несколько комнат, обставленные с невероятной роскошью: ковры, вышитые золотом, чудные ткани, цветы, изумительной работы статуи, диваны, мягчайшая кровать, но решетки на окнах и запор на двери – я все еще оставался пленником. Теперь у меня была отличная охрана, состоящая из верных псов набожника, и я мог ходить куда угодно по замку в их сопровождении, но ко мне никого не подпускали.
Не знаю, что наболтала Кика Тобакку, но теперь он относился ко мне ровно, хотя и с подозрением. В дни приемов я стоял по левую руку от его трона, иногда он даже обращался ко мне за советом по мелким государственным делам, когда был в хорошем настроении. Тобакку как-то обмолвился, что с тех пор, как я принадлежу ему, люди поуспокоились и больше не рвутся бунтовать. Я мало этому верил, скорее всего, Кика напела ему в уши, чтобы упрочить мое шаткое положение. Впрочем, я не возражал, все это мало занимало меня, я жил в каком-то одурении страстью.
И все же сквозь любовный дурман, я ото всей души желал, чтобы наступление Шанкор удалось, не думайте, нет, что я, несмотря на предательство любимой, лишился последних остатков порядочности, если Шанкор и решила играть нечестно, я не мог себе позволить выдать ее планы наступления и ее саму.
Откровенно говоря, я не мог вытравить Шанкор и из своего сердца, да приди она в то время и скажи, что любит меня, я простил бы ей все, забыл обо всем. Я с ужасом понимал, что влюбился в ту единственную, которую ждал, вдали от нее я не чувствовал себя счастливым, я уговаривал себя, что она ошиблась от недостатка информации; но я ненавидел и любил одновременно. Занимаясь любовью с Кикой, я представлял себе на месте ее Шанкор, это ей я шептал в порыве страсти нежные слова, ее целовал, ее ласкал, удивляюсь, как только я не назвал Кику ее именем.
А Кика влюбилась в меня по-настоящему, это я понял быстро. Она делала все, что я просил, мне хотелось гулять по саду, я гулял, я хотел другую еду, одежду, слуг – все получал, любой каприз от книги до вина она исполняла охотно и радостно. А какой она была любовницей! С нею все чувства были оголены. В каждую нашу ночь я был будто в сладострастном бреду, никогда я не ощущал ничего подобного.
О нашей тайной связи знали считанные лица, и Тобакку не догадывался ни о чем. Он многое позволял царственной любовнице, но ведь я был врагом, не думаю, что ему понравилась бы наша связь. Кика приходила ко мне очень часто, охрана была подкуплена ею, никто ничего не видел. Ее всегда сопровождала ведьмочка, и да, только просьбу не приводить ее больше с собой, Кика никогда не исполняла.
Но однажды Кика пришла одна.
Стягивая с ее плеч платье, я небрежно поинтересовался, куда подевалась ее спутница.
– Упала с моста, – ответила Кика, покрывая поцелуями мою грудь.
– Не верю, – засомневался я, распуская пояс ее нижней юбки.
– Почему ты хочешь все знать? – тихо прошептала она, прижимаясь ко мне обнаженным телом.
– Потому что должен, – ответил я, поднимая Кику на руки.
– Она хотела рассказать о нашей связи набожнику, вот и упала с моста, – я чуть не уронил ее от удивления.
– Что будет, если Тобакку узнает, что я твой любовник?
– Не думаю, что случится что-то ужасное, – сладко улыбнулась она, – у меня есть средство повлиять на него.
– Но я его враг, если ты не хочешь попасть в Замок Роз или на плаху, ты должна быть осторожнее, – предупредил я ее.
– Я осторожна…
На следующий день Тобакку потребовал, чтобы я явился на прием. Это приглашение обрадовало меня, настроение было отличным, я устал видеть только хмурые лица охраны и восхищенную улыбку Кики, жизнь потихоньку возвращалась ко мне, и хотелось общения и разнообразия.
Не надо думать, что отношение мое к Тобакку изменилось, несмотря на все дружелюбие, я ненавидел его так же, если не сильнее, чем раньше. Занятый новым увлечением, я просто забыл, что он за тварь.
Слушая в пол уха его страстную обличающую речь, направленную против какого-то неправильно настроенного вельможи, который, по мнению набожника, однозначно был достоин смерти, я глазами блуждал по лицам придворных, угодливые физиономии которых успел уже изучить досконально, и размышлял о превратностях судьбы, о своей нелегкой доле, о мире, власти. Но больше всего меня занимала мысль о том, где сейчас мой двойник, нашел ли он Пике, сможет ли он помочь нам. Я думал об этом постоянно, это было самым важным в моей жизни.
Вопреки моим ожиданиям после окончания приема Тобакку не отпустил меня, но почти ласково пригласил выпить кубок вина. Отказаться я не мог, хотя знал, что меня ждет Кика.
Под усиленной охраной мы прошли в малую дворцовую гостиную и расположились на большом затканном золотом диване. Тобакку велел подать вина. Некоторое время мы сидели молча, я не мог взять в толк, что нужно ему от меня.
– Я никак не пойму, – потирая подбородок, задумчиво сказал он, – зачем ты мне, демон? Ты не хочешь сотрудничать со мной, не хочешь рассказать о Шанкор, почему?
– Так ведь я не знаю ничего, – раздраженно сказал я.
– Не верю.
– Но это правда. Я не знаю, где она, а видел только один раз у Пике. Я уже рассказывал, тогда она чуть не убила меня.
– Ага, – усмехнулся набожник, – и после этого ты яростно бросился к ней на службу!
– Я не бросался к ней на службу, – возразил я, – тогда я был изгнанником, а она предложила мне быть принятым.
– Но ты изменил Императору, – холодно сказал Тобакку.
– Я не мог изменить ему по той простой причине, что не присягал, и не рождался в Империи, я уже говорил, зачем повторять одно и то же несколько раз?
– В таком случае, – Тобакку зло улыбнулся, – от клятвы Шанкор ты тоже свободен после того, как она отказалась от тебя и велела убить, значит, теперь ты, если можно так сказать, ничей?
Я кивнул.
– Ну, тогда не случится ничего страшного, если ты присягнешь на верность мне!
Я вздрогнул от неожиданности и уставился в жадно горящие глаза Тобакку. Не было сомнения, он предлагал служить ему, присягнуть на верность, чтобы эта тварь распоряжалась мною, как ему вздумается, делать то, что он прикажет, и это после того, что он сделал со мной, после всех мук и унижений?!
– Я предпочел бы остаться ничьим, – холодно и резко ответил я.
– Не спеши, Андрэ, не спеши отвечать, подумай, – ласково сказал набожник. – Тебе нечего терять, все равно ты приговорен к смерти, и в случае отказа отправишься в Замок Роз, согласишься – станешь моей правой рукой, будешь помогать мне править Империей, я дам тебе столько богатств, сколько пожелаешь, ты никогда не пожалеешь о своем решении. Пути назад тебе нет: Шанкор и повстанцам ты не нужен, северные боги не примут тебя обратно, ты – каро, а свобода принесет тебе лишь смерть, тогда как мое покровительство подарит славу и могущество. Подумай, не отвечай сразу.
Тобакку хлопнул в ладоши, и в комнату вбежала стайка танцовщиц в прозрачных, ничего не скрывающих платьях, они поставили перед нами различные деликатесы, заиграла музыка, и девушки с океанической гибкостью закружились в танце. Я с восхищением смотрел на их изумительное искусство, чувствуя себя настоящим раджей. Смысл всего этого был мне понятен: Набожник показывал, что я получу взамен за свою душу.
В эти минуты он был мне исключительно противен, а сама мысль служить ему вызывала бурю негодования, но в глубине души я понимал, что он прав. Да, я могу возвыситься, могу стать важным человеком в этом Мире, который никогда не был моим, я могу насладиться жизнью, могу отомстить Шанкор, выдав ее планы, хоть как-то компенсировать ее небрежность по отношению ко мне. Если я откажусь, набожник совсем обозлится, и тогда никакая Кика мне не поможет, он казнит меня.
Пока я предавался грустным думам, танец кончился, и девушки, как стайка маленьких птичек, выпорхнули из комнаты. Тобакку внимательно посмотрел на меня и еще раз хлопнул в ладоши.
Вошла стража, и я понял, что прием окончен. Набожник поднялся и еще раз сказал:
– Подумай, над моим предложением, Андрэ, я не буду просить дважды, в конце концов, у тебя с самого начала не было другого выхода, запомни, ты рожден сделать Империю сильной, – и, не сказав больше ни слова, он ушел.
Стража проводила меня до покоев, но Кики там уже не было, видимо, она устала ждать, и ушла к себе. Я чувствовал, что как никогда нуждаюсь в утешении и дружеской поддержке, поэтому велел страже отвести меня к ней. Кика хорошо платила моей охране, чтобы они не задавали лишних вопросов и не болтали почем зря, мое желание было тут же исполнено, и спустя несколько минут, я уже открывал дерюжный занавес в башне. Оставив стражу, я спустился в покои и остановился посреди белой комнаты, после той первой ночи, я впервые оказался здесь, до этого мы с Кикой встречались в моей комнате, и, наверное, было очень опрометчиво без предупреждения приходить к ней. В комнате не было никого, белизна в ярком свете факелов резала глаза, я оглянулся и пошел дальше, туда, где колыхался полупрозрачный занавес и тихо напевал женский голос какую-то полумистическую песню о божественном успокоении, которая очень подошла бы к похоронам.
Я осторожно отвел занавеску и заглянул в комнату: Кика полуобнаженная, лежала на невысоком диване и что-то курила, запах, сладкий, щекотал ноздри, вызывая головокружение и дикое желание овладеть ею. Подле Кики на коленях сидела спиной ко мне девушка и пела эту самую печальную песню.
Как ни тихо я подкрался к двери, Кика все же повернула голову и приветствовала меня какой-то полупьяной улыбкой. Радостно вскрикнув, она отбросила трубку и кинулась ко мне, я обнял ее крепко-крепко, и спрятал лицо в благоухающих волосах. Девушка, которая пела, поднялась с колен и, обернувшись, пораженно уставилась на меня, затем издала стон и рухнула на ковер. Кика отпустила меня и подбежала к Серпулии, ибо это была она. Я не верил глазам: Серпулия здесь, в покоях любовницы набожника, но как, каким образом?!
– Бедняга! – воскликнула Кика, похлопывая ее по щекам. – Выйди, Андрэ, скорее всего она испугалась тебя, увидев в демоническом обличии под воздействием травы ахирам. Выйди! – прикрикнула она, видя, что я не двигаюсь с места.
– Помоги мне поднять ее и вынести в белую комнату, – попросила она, смягчившись.
Я поднял Серпулию на руки, молясь, чтобы она пришла в себя, и я смог бы дать ей знак молчать о том, кто я, но девушка находилась в глубоком обмороке, усиленном действием наркотика.
Я уложил ее на диван и стал усиленно растирать ей виски и похлопывать по щекам. Вдруг в башне раздались голоса, и мы с Кикой в тревоге переглянулись – не было никакой ошибки: это был голос Тобакку. Кика схватила меня за руку и втолкнула в боковую комнату, я залез под стол, а Кика кинула мне какую-то шкуру, я закутался в нее и забился в тень.
– Спаси нас, Светлоокий, – прошептала Кика и бросилась навстречу Тобакку.
Они долго говорили, потом я услышал всхлипывания Серпулии и ее сбивчивый голос. Если она сейчас расскажет, что видела меня здесь, что я на самом деле хот и ее муж, Тобакку меня убьет. Чувство опасности, с которым я жил с тех пор, как попал в этот зачумленный мир, притупилось под влиянием любовного дурмана, но теперь я будто прозрел, ощутив, насколько сложно мое положение придворного любовника. И еще, если Серпулия служит Кике, то где же Марци Марцибус, умер он или бросил ее?
Наконец, все стихло, и потянулись мучительно долгие минуты тревожного ожидания, глупо было приходить сюда, я совершенно забыл об осторожности, а если Тобакку придет ко мне, и не застанет меня, что он сделает со мной, с Кикой?! А если Серпулия расскажет, что испугалась незнакомого мужчины в объятиях ее хозяйки? Немыслимо!
Стройные босые ножки прошлись перед моими глазами, и под стол заглянула чудесная мордочка то ли зверька, то ли женщины.
– Пошли, – тихо сказала она.
Я выполз из-под стола и, завернувшись в шкуру по самые уши, пошел за богиней. Открыв потайную дверь за холофольной статуей, она провела меня по грязному и сырому коридору до небольшой скромно обставленной комнатки.
– Здесь жди ее, – пропела фея. – Если станет скучно, можешь выкурить траву ахирам, говорят, она повышает чувственное наслаждение.
Фея сняла с меня одежду, оставив только штаны, и я уже было подумал, что она хочет заняться сексом, но богиня уложила меня на коврик перед пылающим камином и, укрыв шкурой, протянула смоляную самокрутку.
Вообще, однажды я уже курил травку тогда, в прошлой жизни, но не получил от этого обещанного кайфа, к тому же я испытывал явное отвращение от мысли, что кто-то или что-то будет управлять моим родным сознанием, поэтому теперь равнодушно вертел в руках предложенную папироску.
Богиня подала мне кубок с вином и так же, через потайной ход, вышла.
Я с удовольствием выпил вина и затянулся, ощутив какой-то нездоровый сладковатый запах зелья. Я вспомнил, что этот запах всегда сопутствовал моей царственной любовнице, и много позже, раздумывая о тех событиях жизни, я понял, почему всегда был так податлив Кике, почему она вызывала во мне яростное желание и жажду видеть ее снова, почему мне не хотелось покидать ее. Да, она была колдуньей, но колдовство ее держалось на силе наркотика, а я, вероятно, был самым настоящим наркоманом. Подозреваю даже, что это роднило нас с Тобакку. Но это я понял гораздо позже, а тогда я с сомнением глянул на травку и тут же почувствовал, как волна восторженного наслаждения начинает меня топить. Это чувство до того понравилось мне, что в несколько затяжек я одолел всю сигарку. Безудержное веселье овладело мною, я начал весело хохотать, совершая какие-то странные движения, потом вдруг мир, чуждый, где все, кроме пляшущих языков пламени, вязло в густом дурмане, гостеприимно пригласил меня. Я внимательно всматривался в огонь, ловя в его изменчивом движении знакомые образы, знаки, нелепые, но понятные. В голове зародилась плавная, чуть слышная музыка, и женщина грез сошла ко мне. На стене отражались пляшущие язычки пламени, как мои пальцы, они касались ее груди, но не оставляли ожогов, наоборот, вызывали у женщины стоны немыслимого наслаждения. Она наклонялась надо мной все ниже и ниже, ее волосы-змеи расползлись по моей груди, животу, ногам, по всему телу, вызывая невероятную негу, напряжение и желание. И нет, не я овладел грезой, греза взяла меня, ее ласковые бедра сводили меня с ума, брали в плен и позволяли себе все тайные фантазии…