Естественно, я осознавал, что ситуация, в которую я попал чревата последствиями. Поэтому, и еще потому, что мне не хотелось оставаться в клубе во время галлюцинации, я решил покинуть это заведение. Мне нужно было взять туалетной бумаги, чтобы заткнуть ноздри, но, дойдя до кабинки, я остановился. Все произошло в привычной последовательности: хлопок, оглушение, белые точки, застилающие взор, писк, искаженная картина реальности. Протерев глаза характерным движением руки, я обнаружил перед собой дыру вместо унитаза. Из нее в мою сторону по обожженным стенам и полу ползли тысячи клопов, издавая стрекочущие звуки. Конечно, настоящих клопов в реальности не было, ведь они не умеют издавать такие звуки, если вообще они издают хоть какие-то, да и откуда им, собственно, здесь взяться. Но ни трезвые рассуждения, ни осознание того, что это игра воображения не помогли мне перебороть страх, чтобы протянуться и оторвать от рулона кусок бумаги. Отойдя от кабинки, я вернулся к раковинам, которые покрылись копотью, и не смог оторвать своего взгляда от горящих в зеркале букв, составленных в стихотворении. По мере прочтения зеркало постепенно плавилось, до тех пор, пока оно целиком не превратилось в густую жижу.
Те восемь строк врезались в мою память, как если бы я сам сочинил их:
A child was cursed on the day of his birth
To spend in pain twenty years on the earth
He will loose his love that he wanted to find
Cause diabolical creatures infecting his mind
Every day going lower level by level
Sooner or later he’ll meet with the devil
No one will ever hear him screaming
This is the end but death is just the beginning
Конечно же, я не смогу зарифмовать их на русском, но переводится это примерно так:
Ребенок был проклят в день своего рождения
Провести в боли двадцать лет на земле
Он потеряет любовь, которую пытался найти
Потому что дьявольские создания заражают его разум
Каждый день, погружаясь ниже, уровень за уровнем,
Раньше или позже он встретится с дьяволом
Никто не услышит, как он кричит
Это конец, но смерть – это только начало
По первому четверостишью я понял, что речь идет обо мне, поэтому остальные строки заставили меня почувствовать тревогу. «Провести двадцать лет на земле, потеряет свою любовь, встретится с дьяволом», неужели это то, что ждало меня в будущем. Но думать об этом не было времени, стрекот клещей становился все громче и, как оказалось, эти насекомые успели расползтись на пол туалета. Прикрыв рукой кровоточащий нос, я развернулся к выходу и собирался уйти. Но, к сожалению, мне пришлось прихватить кое-кого с собой. На полу под сушилками для рук, прижавшись спиной к стене, лежала девушка. Я подошел, присел на корточки и приподнял чистой рукой ее голову. Это была Кэт, можно было догадаться по платью, но на самом деле неизвестно, сколько девушек носят похожие. Она была все также красива, хотя и ее кожа на лице, руках, ногах стала светло-серой и изошла трещинами в точности, как было с детьми на дне рождения Найджела. Просыпаться она не хотела, я тряс ее за плечо, похлопывал по щекам-бесполезно. Девушка явно нуждалась в полноценном сне, но я не мог оставить ее здесь потому, что ее могли обокрасть. Найдя в косметичке ключи от ее машины, я взял ее на руки и поспешил покинуть клуб. Клопы уже доползли до раковин, из-за чего еще раз умыться мне не представилось возможным. Поэтому, не имея других вариантов, чтобы взять Кэт на руки, не испачкав ее белоснежного платья, пришлось действовать по обстоятельствам. «Конечно, она наверняка разозлится и спросит, какого хрена я не отдал сумку ее подруге и почему не позвал охрану, с которой она знакома, чтобы та вместо меня дотащила ее до машины… – думал я тогда -и наши отношения закончатся, даже не начавшись из-за того, что я не смогу предоставить нормального оправдания, но надежда на лучший исход все же оставалась».
Наслаждаясь запахом ее волос, смешанным с духами, я наконец покинул женский туалет и отправился к выходу в обход танцпола. Пройти нужно было каких-то пятьдесят метров, но покинуть клуб без приключений мне было не суждено. Дорогу мне пригородил «Метис» – так я назвал воплощение моего абсолютного страха, о том, как он выглядит и откуда он взялся – отдельная история, если хотите – могу рассказать ее позже. Придя в безудержный трепет, я был вынужден свернуть и проложить свой путь через танцующую в угаре толпу. Сделать это было трудно и физически и морально. Физически – потому, что я не отличался особой силой. Морально, что естественно, из-за галлюцинаций. В основном раздражало, что у каждого танцующего было по четыре уродливых лица с резкими, не всегда пропорциональными чертами. Они мерцали в такт пульсирующему свету; складывалось впечатление, что все танцующие видят меня с Кэт, но никто не уступал дорогу. Приходилось толкать всех подряд, лишь бы оторваться от «метиса», который, казалось, следовал по пятам. Помимо этого, раздражал пепел, летевший с потолка, немного ниже которого висели горящие барельефы человеческих голов. Искаженная музыка пробивалась сквозь заложенные уши резкими скрипящими, ломающимися, бьющимися и прочими неприятными звуками, вперемешку с которыми звучали голоса на каком-то демонического языке. Я уже слышал этот язык и раньше, когда слушал свою любимую музыку. Обычно он появлялся секунд на пять, так, что я не успевал испугаться, разве что – напрячься. Тут же он звучал не переставая, в дикой смеси с отвратительной симфонией. Она обволакивала с ног до головы, словно грозя разверзнуться бездной и поглотить в глубины ада. Выбравшись из толпы, я оказался еще перед одним зеркалом, на этот раз размером побольше. Заметив, что с нашими с Кэт силуэтами в отражении что-то не так, я подошел поближе. Вместо себя и своей подруги я обнаружил две незнакомые фигуры. Та, что имитировала меня, была одета в черную шипованную кожу. А та, которая имитировала Кэт, была с кислородной маской на лице и при этом обмотана белыми бинтами, концы которых свободно свисали. Я остановился, но мое отражение не последовало этому примеру. Оно поставило на ноги забинтованную фигуру и вместе с ней вышло из зеркала. Добравшись до меня первым, «кожаный» нанес удар с правой руки и я, отклонившись, сделал шаг назад. Не имея никаких шансов убежать со своим грузом и понадеявшись, что передо мной «чистая иллюзия», за которой не скрывается реальный человек, я сделал шаг обратно и ударил нападавшего ногой в живот. «Кожаный» упал и разбился об пол тысячами маленьких стекол. Увидев, что из зеркала выходят разные люди, я кинул два быстрых взгляда по сторонам и тут же вспомнил, что на этом месте должен находиться выход. Сообразив, что делать и изо всех сил напрягшись, я подтянул голову Кэт и плечом толкнул ее забинтованное отражение прямо на зеркало. Столкнувшись, они оба разбились на кусочки, и я смог беспрепятственно выйти из клуба. Пряча свой взгляд от охраны, пялившихся прохожих и стоявших в очереди людей, каждый из которых также имел по четыре лица, я, с налившимися свинцом руками, добрел до машины Кэтрас. Далее я положил Кэт на капот, чтобы достать ключ и открыть дверь. Выполнив задуманное, я переложил девушку на заднее сидение, аккуратно, так, чтобы не оставить пятен на бежевом салоне. Сделав глубокий вдох, я уже решил, что самое страшное позади. Тут кто-то схватил меня за шею и потащил на себя. Развернувшись, я увидел перед собой две странных особы. Они напоминали собой животных, вместо одежды они были полностью покрыты слоем шерсти, а на месте голов у них были бараньи черепа. В глазных впадинах, смотревших тогда на меня, горел инфернальный огонь, но все же своими прямоходящими фигурами они убеждали меня в том, что в реальности они – люди. Повисла долгая, тихая бездейственная пауза. Возможно, кто-то из них что-то говорил, но об этом я уже не узнаю никогда. Спустя какое-то время, я получил от одного из них хлесткую пощечину и попытался ответить ударом в область лица. Но, досадно промахнувшись, я получил вдобавок кулаком в живот и скрючился. Второй, стоявший немного в стороне, подошел к машине, взял с заднего сидения сумку, вытащил из находившегося в ней кошелька наличку и, бросив ее обратно, отошел. Первый нагнулся ко мне и, видимо, что-то произнес. Он ударил меня коленом в нос, после чего в моих глазах все поплыло, а затем добил хуком в левую бровь. Я потерял сознание.
Конечно, произошедшее никак нельзя было назвать приятным, но все же был один незабываемый с положительной стороны момент. Наутро первое, что я увидел, открыв глаза, было лицо Кэт на фоне безоблачно голубого неба. Я приподнялся на руках, оказалось, что моя голова лежала у нее на коленях. Я обнаружил себя на заднем сидении машины. За рулем Кадиллака сидела Эн, рядом с ней был Найджел, и мы куда-то ехали. Рассказав свою версию последних событий, мне удалось оправдать правоту своих действий. Версия была такой: когда Кэт отправилась в туалет, мы разминулись, и мне пришлось сидеть за нашим столиком в одиночестве. Спустя минут десять подошла какая-то незнакомка и сообщила, что моя подруга лежит в туалете. Обнаружив ее в указанном месте спящей, я решил дотащить ее до машины. Там-то рядом с местом парковки мне разбили нос.
– Нет, – сказал я тогда Кэт – лиц обидчиков я не запомнил,– это, собственно, было правдой, но, несмотря на это, она долгое время уговаривала меня подать на Тода и его друга заявление в полицию. Я же упирался, как мог и даже несмотря на упоминание об украденных деньгах, мне все же удалось отговорить ее от разбирательства. О том, что у меня бывают галлюцинации, я, конечно же, промолчал. Сами подумайте, какие у меня шансы завести серьезные отношения с нормальной, уважающей себя девушкой, а тем более такой, как Кэтрас, если она будет знать, что я зажатый, зашуганный неврастеник. В итоге ложь помогла мне сохранить и даже развить отношения.
– Вот это, наверное, и есть мои самые страшные галлюцинации, в остальном мне видятся разные мелочи.
– Какие, например?
– Ну, бывало, у женщин, особенно неприятно это выглядело у старушек, под глазами и поперек щек виднелись красные борозды, как будто у них после слез потекла кровавая тушь. Или за стеклом выключенного телевизора начинало биться, как будто пытаясь вырваться из тесного заключения, душа какого-то страшного зверя. Я слышал разные звуки, доносящиеся из ниоткуда или сопровождавшие прослушивание музыки, как например те, которые я Вам описал в рассказе о клубе. Иногда я видел внезапно появлявшихся в воздухе детей с неестественно широко раскрытыми ртами. Они обычно указывали пальцем в мою сторону, из-за чего я поначалу оборачивался и пугался, никого не находя. Бывали даже обонятельные галлюцинации в виде запаха гари, разложений и газов. Потом…
– Ладно, всего пересказывать не надо.
– Да уж, я тут засиделся.
– Да нет, просто это не столь важно, ты мне уже дал обширное представление о своих галлюцинациях.
Повисла долгая пауза.
– Так что ты хотел рассказать про свой абсолютный страх, как ты там его назвал?
– «Метис», я назвал его так не из-за его расовой принадлежности к белым и индейцам, и не из-за схожести с ублюдком, рожденным от собак разной породы, а потому, что это слово определяет смесь чего-либо. В моем случае это – смесь страхов. Это существо, напоминающее мне о них. Появилось оно во сне, мне всегда снятся только кошмары и, конечно же, в каждом из них полно жутких монстров, но этот был для меня особенным. Расскажу о нем так подробно, как получится.
Сон начался с потока мыслей. Как же можно попасть в такую глушь, как Гаморианский лес? В лес забвения, страданий и отчаяния. Эти определения были даны ему из-за того, что люди находят в нем и как они находят его… есть два варианта: либо ты слышал о нем (что очень вероятно, учитывая его дурную славу), но заблудился; либо ты живешь неподалеку и тебе пришлось в нем от кого-то прятаться. В моем случае это вариант номер два…
К потоку мыслей добавились образы. Я захлопываю за собой дверь и бегом припускаю по дороге до тех пор, пока она не заводит меня глубоко в лес. Тогда я открываю глаза и осознаю себя остановившимся. От того, как я попал в эту глушь, осталось только воспоминание о беге. Я обернулся с надеждой на то, что меня не преследует тот, кто рыскал у меня в доме. Сзади никого не было, и я продолжил двигаться дальше, но уже шагом. Далеко впереди я увидел маленький костер, разбрасывающий свет вокруг себя и направился напрямик к нему. По сторонам дороги из-за деревьев раздражающе смотрели десятки пар чьих-то желтых глаз. Ускорившись навстречу костру, я увидел, что он сам движется навстречу мне. Вскоре оказалось, что это совсем не костер. Свет исходил от маленького чертенка, у которого на овальной голове вместо волос горел огонь, переливавшийся красными и оранжевыми языками. Внезапно я вспомнил, что такие, как он называются "фоблами". Чертенок, за неимением растительности на голове, изобиловал густым волосяным покровом на лице, руках и ногах. У него были огромные, как в японских мультиках, серые глаза, небольшой обезьяний нос и большая острозубая улыбка, по форме напоминавшая дольку апельсина. Тело скрывала красная футболка, свисавшая до колен, украшенная черными полосками, образовывавшими квадраты. В груди зияла большущая сквозная дыра. Когда фобл приблизился, темнота в радиусе пяти метров рассеялась. Он призывающе махнул рукой, и я, более ничего не боясь, последовал за причудливым, перепрыгивающим с ноги на ногу, зверьком. Спустя десяток шагов, которые во сне обозначали гораздо более долгий отрезок пути, правая сторона леса исчезла, а на ее месте образовалась пустота. Я переключил свое внимание на еле видимый полумесяц в небе и, заглядевшись на него, не заметил, как дорога ушла немного влево. В следующее мгновение я оступился и кубарем полетел в пропасть, у которой, к моему счастью, оказалось дно. Дно с водой, в которую я со всего маха врезался, чуть не захлебнувшись. Когда я вынырнул, мои глаза забегали по сторонам, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, но я понимал, что моим, суженным от привыкания к свету зрачкам потребуется время, чтобы расшириться и привыкнуть к темноте. Дожидаясь этого, я почему-то стал панически бояться потери зрения. Думая об этом, я потихоньку начал различать свои руки, затем ноги, стоявшие по колено в воде, и дно, которое было застлано вырванными глазами, каждый из которых был размером с теннисный мячик. Меня передернуло от отвращения, я сделал шаг назад. Получилось это чересчур тяжело, даже для передвижения в воде. Я поднял ногу и увидел надетый на нее железный башмак с шипами. На шипах были нанизаны те самые глаза. Странно, что я не обратил внимания на свою обувь раньше. Неужели я был в ней с самого начала пути? Как бы там ни было, мне нужно было выбираться из этой ямы. Первое, что пришло на ум – забраться по склону, с которого я скатился. Вариант сделать это путем обычного переставления рук и ног не рассматривался, склон был слишком крутой, поэтому я стал пытаться выкопать в нем ямки. Земля была холодной и твердой, сделать ямки не получалось, из-за чего я бросил свои попытки и решил проверить в яме ли я вообще. Шагая с отвращением по чьим-то глазам вдоль закругляющегося склона, я к своему счастью, увидел растущее из него дерево и свисающие вниз тонкие корни. «Надо залезть по ним как можно выше, – думал я, – а там, может быть, будут еще корни деревьев». Схватившись за один из корней, как за лиану, я сделал шаг по пути наверх и понял всю плачевность своего положения. Причиной была тяжесть башмаков, либо какая-то злая сила тянула меня вниз… может, даже и то, и другое, но больше одного шага вверх я сделать не смог. «Хотя скорее я просто слабак, – стал бранить себя я, -жалкий удохлик, хиляк со сдутыми камерами вместо мышц. Слабак, слабак, слабак!». Отчаявшись выбраться, я побрел поперек ямы. Глубина воды не менялась сколько бы я ни шел, что наводило на мысль о том, что она была создана искусственно. Может, даже специально для меня. Для моей могилы. "Слишком большие затраты сил для такого слабака, как я. Впрочем, какая разница, главное, что мне больше никто не надает по морде." – подумал я, почему-то вспомнив, как впервые подрался. Вдруг передо мной из воды выросла фигура грозного на вид мужика. Его по бодибилдеровски накаченные мускулы, лысый череп и орлиный, неизвестный мне профиль, освещались слабым голубым светом луны и давали мне понять, что мои дела плохи. Столкновение с таким противником, как он не сулило мне никаких шансов. "Шансы. Ха! Да такой бык, как он разорвет меня на части." Мужик, в чьих глазах я, вошедший при его виде в ступор, выглядел беспомощной жертвой, двинулся на меня. «Пусть бьет сколько хочет, лучше умереть от побоев чем от удушения. – проносится в моей голове, и уже в следующую секунду две могучие руки вцепляются в мою шею и опрокидывают меня в воду. Я задыхаюсь, брыкаясь и пинаясь, на удары не хватает замаха, но и они бы тут не помогли. Прокручивая в голове последние события, я вдруг натыкаюсь на мысль, прозвучавшую в моей голове, как откровение: «Ведь это три вещи, которых я больше всего боюсь: потери зрения, насилия со стороны более сильного человека и смерти от удушья. На мгновение я почувствовал себя в состоянии невесомости, а по его истечению обнаружил себя катящимся, как на ледянке, вниз по сточной трубе. Вывалившись из нее вместе с незнакомым мужиком, я быстро вскочил на ноги, собравшись бежать куда глаза глядят. Но не тут-то было, в железных башмаках далеко не убежишь. Но спасение пришло оттуда, откуда не ожидал. Пара дюжин огнеголовых фоблов сбежалась со всех сторон, держа в руках разные заточенные и заостренные орудия. Первые удары, нанесенные незнакомцу, не возымели мало-мальски положительного результата, громадный мужик раскидывал чертят во все стороны, но, постепенно, количество перешло в качество и поединок завершился победой моих спасителей. Однако на этом шоу не закончилось. Сзади раздался звук переключавшегося рубильника и недалеко от меня зажегся свет над операционным столом. Фоблы взяли на свои маленькие ручки труп незнакомца и перенесли его на этот стол. Затем последовали разные операции, в суть которых я не стал вдаваться, стоя на расстоянии в ожидании их завершения. Когда это случилось, подбежал один из фоблов и поманил меня за собой, как до этого в лесу. Я подошел на расстояние двух метров, как вдруг операционный стол принял вертикальное положение, представив моему взору картину моих самых больших страхов, объединенных в одном – абсолютном. Тело убитого было полностью изуродовано и частично изменено: глаза были выколоты и зашиты, нос был наполовину отрезан, от него остались только две ноздри да кончик, нижняя челюсть отсутствовала, из-за чего язык свободно болтался в воздухе, на месте кадыка была дыра, у правой руки от локтя росли щупальца, как у осьминога, а пальцы левой были заточены, как иглы. Каждая черта говорила мне о том, что это существо, которому я еще не дал названия, может сделать со мной. Оно ожило, конечно же испугав меня, но было не в состоянии причинить мне вред, будучи привязанным многочисленными ремнями. Наглядевшись вдоволь на этот ужас во плоти, мне захотелось, чтобы его спрятали как можно дальше, что и случилось. Фоблы взялись за появившиеся ручки и на появившихся колесах покатили стол по темному коридору. Остановившись в конце, чертики по очереди громко захлопнули семь двухстворчатых железных дверей, последняя из которых разбудила меня, закрывшись прямо перед моим носом.
– Вот такой вот сон. – сказал я.
– Сколько лет тебе тогда было?
– Когда он приснился, мне было четырнадцать, за два года до того, как я посетил клуб.
– А как у тебя вообще получается так подробно все это помнить? Это как-то неестественно.
– Не знаю. У меня фотографическая память на все, что касается моих страхов. Я помню все так четко, будто кто-то хочет, чтоб я помнил. А так красочно рассказывать у меня получается потому, что я делаю это далеко не в первый раз.
– Ясно. Ну что ж, все это, конечно, поразительно. И я готов признать, что даже в такой рационально мыслящий ум, как мой, закрадываются мысли о причастности дьявола ко всем этим случаям. Но все же есть еще одна вещь, о которой вы должны мне рассказать. Как, по-Вашему, дошло до того, что Вы сюда попали. Хотелось бы, конечно, чтобы Вы продолжили с того момента, как побывали в клубе.
–Без проблем.
Глава 2. ПОСПЕШИВ НАВСТРЕЧУ МЕЧТЕ.
После знакомства с Кэтрас мы встречались около года. Видясь три-четыре раза в неделю, мы отправлялись гулять по какому-нибудь парку, иногда ходили в кино, которое я раньше боялся посещать… ели в фастфудах и ресторанах, катались на машине по городу… в общем, делали все, что делают обычные тинейджеровские пары. Хотя гораздо чаще мы встречались на баскетбольной площадке, находившейся неподалеку от моей школы. Там собиралась наша команда, в которую входили Кэт, Эн, я и Найджел с его друзьями, ставшими и моими тоже. Мы играли в «Тридцать три», сокс или карты время от времени попивая газировку, поедая всякие чипсы, орешки и сухарики и постоянно болтали обо всем на свете. Это были самые беззаботные дни в моей жизни, даже несмотря на то, что наши отношения с Кэт были неполноценными. В них не было секса. Меня это совершенно не волновало, и, хотя по идее должно было, я, наоборот, думал, что моя девушка будет горда тем, что для ее парня в отношениях секс не играет главенствующую роль. Хотя мне всегда виделось это с другой стороны. Я никогда не думал членом в том понимании, что считаю секс само собой полагающимся явлением, а не целью. Единственный недостаток в этом – резонанс между чувствами, которые я испытываю и реальными отношениями. Потому как в силу своей наивности я представляю себе развитие сценария больше, чем развиваю его в жизни.
Нам говорили, что мы отличная пара, мы никогда не ссорились, у нас было схожее чувство юмора, мы обожали целовать и обнимать друг друга, и мне этого было достаточно. Я считал, что эта любовь взаимная и вечная, и даже ни к кому ее не ревновал, когда она уезжала тусоваться по клубам, в которые я решил больше не ступать ногой. Напрасно. Через полгода после знакомства с Кэт, она прямо спросила хочу ли я секса. Я ответил, что ей решать будет ли он у нас, на что она ответила лишь «Понятно». Мы больше не возвращались к этому вопросу, а наши на самом деле затянувшиеся в своей платоничности отношения, сумели продержаться еще полгода. Но то, какими они были, я смог понять только через несколько месяцев, проведенных во все более и более депрессивных раздумьях. Это состояние было для меня новью, но, так или иначе, я уже давно шел к нему навстречу, а расставание с Кэт лишь переполнило чашу моего относительного спокойствия. Поначалу, после того как она позвонила и сказала, что нашла себе другого, я не почувствовал ничего. Но после пары-тройки недель, я поймал себя на мысли о том, что не способен вести серьезные отношения. Мне задавали вопросы вроде «Как ты себя чувствуешь после расставания?», а я отвечал: «Все нормально», хотя на самом деле сильно переживал. Оправдываясь перед самим собой, я списывал все на свою неопытность и неуверенность и почти полностью успокаивался, но вскоре настал переломный момент. Моя мать подвела черту под тем, что мы с ней обсуждали последние три месяца. Она сказала:
– Мы переезжаем в Москву к бабушке.
Нет не к той, о которой я уже упоминал, а по линии матери.
– А как получилось, что ты с семьей жил в Америке, когда твоя бабушка живет здесь, в Москве?
– Мой дед – потомственный американец, решил найти себе красавицу из России, в стране, как всем известно, славящейся такими женщинами. В итоге он женился на Оксане Смирновой, моей бабушке. Она собиралась выучить английский и переехать на родину мужа, но через год, когда родилась моя мать, передумала. Дед развелся и вернулся на родину с дочкой, а бабушка осталась жить одна в Москве.
– Ясно, продолжай.
– У старушки был инсульт, из-за которого у нее отнялась левая половина тела, и моя мать собиралась провести с ней ее старость. Конечно, у меня был вариант переехать к отцу, который меня недолюбливал, но это было равносильно переезду в другую страну. Мне все равно пришлось бы расстаться с друзьями, сменить город, школу и дом. А раз уж я, на такой непредвиденный случай, вторым языком в школе выбрал русский и мне не хотелось предавать маму, жить с которой я так привык, моим решением стало переселение в Москву.
Скромно справив свое семнадцатилетие, я распрощался со своей компанией и следующим днем отправился в Москву. С того самого дня, как я обосновался на Профсоюзной улице, меня стали преследовать мысли о том, что рано или поздно я так или иначе умру. Словно однажды вкусив диковинный аромат, я, навсегда запомнив, не смог забыть о нем. Этот запах, аура бренности всего сущего, витал в комнате моей бабули, напоминая о том, как коротка жизнь. Аура в сочетании с последними событиями и смысловой нагрузкой текстов моих любимых песен, заставили меня задуматься над причинами происходившего вокруг.
Конечно же, определить причину нашего временного пребывания на земле и способы появления микроорганизмов, воды и воздуха на ней я не смог, но зато мой самоанализ открыл мне глаза на многие вещи.
Первое мое открытие было связано со статьей в каком-то журнале, которую я прочитал задолго до того, как я обосновался в Московской школе под номером двенадцать шестьдесят три. В статье, как мне помнилось, говорилось, что у каждого мужчины есть список запросов к женщине, и этот список пополняется всю жизнь. Журнал советовал выбросить этот список и не искать в своей второй половинке то, чего ожидаешь, а постараться рассмотреть то, что есть. Ведь это не заказ в ресторане, а женщина, и что лучше в следующий раз расстаться со своими иллюзиями, а не со своей подругой. Вспомнив это, я осознал, что своих одноклассниц до и вообще всех девчонок я сравниваю с Кэт, пытаясь оценить даже просто по внешности, насколько мне будет хорошо с той или иной. Мне не хотелось опускать планку. Моя новая девушка должна была быть лучше предыдущей. Озабоченный этой идеей, я не понимал, что так никогда не смогу забыть Кэтрас. Я начал видеть ее лицо в каждой черноволосой девушке. Затем я понял, почему меня стали напрягать прогулки по паркам и улицам города, которые я так или иначе совершал по пути в школу или магазин. Все они напоминали мне о ней, будь то пустая скамейка или проезжающая мимо белая машина, реклама нового фильма или какого-нибудь алкогольного напитка, ресторан, клуб или тот же кинотеатр – везде я ощущал ее присутствие… хотя после расставания прошло несколько месяцев. Вскоре меня стало занимать лишь одно – воспоминания о своем прошлом. Я стал прогуливать школу, проводя время уроков в своем подъезде на подоконнике между четвертым и пятым этажами. Вместо того, чтобы заниматься домашними заданиями, я притворялся занятым, а сам рисовал узоры в форме хаотичных кусков мозаики. Иногда я забывал об обеде, реже мылся и все время думал, думал, думал…
Второй вывод, к которому я пришел, заключался, как бы странно это ни звучало, в том, что в отношениях с первой и единственной своей девушкой я вел себя как педик. Конечно, я обманул ее доверие в том, что не рассказал ей о своих галлюцинациях, но был еще один нюанс, который я оставил недосказанным. Я скрывал, а это то же самое, что и ложь, что я стесняюсь своего тела и хотел бы накачаться, чтобы во время первого секса показать все, на что способен. Надо было рассказать об этом, но я, словно не понимая, что понравился Кэт таким, каким я являюсь – малоразговорчивым задохликом, молчал и откладывал поставленную задачу заняться собой на потом, теряя возможность добиться желаемого. А ведь моя робость могла оскорбить чувства Кэтрас, заставив ее сомневаться в собственной привлекательности. Каким же наивным я был в течение целого года, думая, что у нас с ней все в порядке. Мне нужно было видеться с ней не три-четыре, а все семь дней в неделю, нужно было постоянно говорить ей, как она красива и как я ее люблю, и, естественно, надо было дать ей понять, что я хочу ее, а не удовлетворяться петтингом.
Третье и последующие умозаключения касались моей семьи, друзей и моего мировоззрения в целом. Я обнаружил что…
– Так, давай переходи, пожалуйста, к сути. Ты думал, думал и…
– В итоге я дошел до того что увидел себя глазами своего отца. Я понял, чем раздражал его и, добавив к сложившемуся образу все остальные выводы, возненавидел себя. В дополнение к этому я, не получив ни одной весточки от друзей, которым я писал письма в Америку и, так не заведя ни одного нового знакомства, почувствовал себя брошенным и никому не нужным. Началась сильнейшая депрессия. И даже зная, что депрессия мне врет, а она всегда врет человеку, погрузился в состояние апатии и безразличия. Я перестал прятаться во время уроков в подъезде, перестал ходить по магазинам, перестал выбрасывать мусор и, в конце концов, вообще перестал выходить из квартиры. Телевизор раздражал, слушать музыку, прокручивая в сотый раз одно и то же, надоело, компьютера у меня никогда не было, а читать вообще никогда не читал, так что теперь все время я проводил, либо валяясь на кровати, либо сидя на балконе своего третьего этажа. Итак по жизни не веселая мама пришла от моего состояния в отчаяние. У нее начались истерики. Она кричала, плакала, ругалась, гнала меня работать, раз уж я бросил учебу… А я, думая: «Неужели, чтоб стало понятно, как мне плохо, надо говорить об этом» либо игнорировал ее, либо говорил, что-нибудь обнадеживающее, чтобы она от меня на время отстала. Отсиживаясь в своей комнате, я стал упрекать себя во всем на свете и, что хорошо отображало мое тогдашнее состояние, повторял время от времени фразы из знакомых мне песен. Больше всего мне нравились тогда слова, спетые любимой мною группой Raunchy: «In this world we are what they don’t speak of, we are damned, soulless». Что дословно переводится как: «В этом мире мы те, о ком не говорят, мы проклятые, бездушные».
Вскоре я утратил способность радоваться. Депрессия начала сопровождаться знакомыми мне галлюцинациями, только на этот раз они не прерывались ни на секунду. За это время я повидал многое, гораздо больше, чем за всю свою жизнь, словно меня заперли в комнате страха и устроили нескончаемое представление. Всего, как Вы просили, рассказывать не буду, скажу лишь, что это был психологический ад. Спустя примерно восемь месяцев пыток я осознал, что стихи, прочитанные мной на зеркале, возвещали правду обо мне. По всей видимости, я действительно был проклят с рождения, мой разум уже давно был заражен демоническими созданиями, а не так давно я потерял свою любовь. Тогда-то я и решил покончить жизнь самоубийством. Ведь какой смысл ожидать свою смерть в мучениях еще два с лишним года, если встреча с дьяволом на том свете неизбежна. Конечно, моя смерть не скрасила бы остаток бабушкиных дней, но я старался не думать об этом и не отлагая вскрыл вены кухонным ножом.