– Воот, узнаю своего старого друга! А ты не растерял хватку, уголёк. Я смотрю, в тюрьме ты научился крепко хлестать языком. Однако позволь спросить – он налил стакан – во сколько обошлась тебе эта красота. Ни за что не поверю, что хоть одна белая девушка, как бы это сказать, по доброй воле…

– Двадцать миллионов – буркнул Майерс.

– Она прелестна – проворковал Роджер. Его пластическая жена с возмущением покосилась на него.

– Слышал про огненную саламандру?

– Читал… лилия в консервной банке. Говорят, не выходит из своего аквариума… это твоя следующая цель?

Вайт протянул Амели стакан.

– Двадцать миллионов, повторил Майерс. Я купил лилию.

– Что? – непонимающе шепнул Роджер. Очки его сползли на лоб. Толстые складки лба сложились в лесенку.

– Это Амели. Поздоровайся, детка.

– Очень приятно – сказала Амели, протягивая руку – Амели Престейн.

– Что ж… – сказал Роджер – ты счастливчик. Признаюсь, я повержен. Восхищён вашей красотой, дорогая. – Японец извиняющеся поклонился своей жене.

– Любой ценитель почтёт за честь увенчать таким алмазом корону своей коллекции – раздался собачий голосок из-за спины именинника.

– Тихо там! – огрызнулся Роджер.

– Ну же, выпьем, Вайт!

– Да, скажите тост, босс!

– Тост? Что ж, так и быть!

Миссис Вайт фыркнула что-то унизительное и удалилась. На неё, впрочем, никто не обратил особого внимания. Все смотрели на хозяйский бокал в руке Роджера. Он был инкрустирован янтарными каплями и весь покрыт каким-то щедро орнаментированным жёлтым металлом.

– За двадцать миллионов!

– За дружбу – язвительно сказал Марк.

– За Амели!

Все разом запрокинули стаканы и бокалы. Марк осушил свой и довольно облизнулся. Амели. пребывая как будто в полусне, смотрела на хозяина снизу-вверх. Когда тот запрокинул голову, лакая пунш, она неуверенно приподняла свой бокал и… всплеск.

Раздался громкий хохот.

Амели всплеснула руками, пытаясь смыть с себя липкую жижу. Защитное стекло её скафандра было всё залито пуншем. Платье, туфли – всё было мокрым. Марк с секундным состраданием приобнял её за талию.

На белых щеках появились слёзы. Роджер рассмеялся ей прямо в лицо. На стекле появились капли чужой слюны. Японская кобра плевалась ядом. Амели не выдержала и рванула со всех ног прочь. Прочь – под крышу дома. Арка двери. Коридор. Лестница. Картины.

Марк оскалился, бросил стакан на стол.

– Руками не трогать! – злобно огрызнулся он и бросился за Амели.

XI

Стук туфель о мраморные ступени. Амели бежала по винтовой лестнице, не оглядываясь. Вбежав в первый попавшийся коридор, она принялась дёргать за ручки. Первая. Вторая. Третья. Все заперты. Позади послышалось грохочущее эхо. Марк ругался, нагоняя свою рабыню. Сердце Амели сильно-сильно заколотилось. Она рванулась вдоль высоких витражей к следующей двери. В глаза ей бросилась табличка «Гостевая». Повернула ручку в форме женской груди. Раздался щелчок и Амели нырнула в комнату.

Хлопнув дверью, она закрылась на толстую задвижку и облокотилась плечом на деревянные доски двери. В глазах её всё плыло. Дышать было трудно. Пальцы немели, кололись мелкими иголками.

Громкие шлепки огромных лап Марка разразились громом и пропали вдалеке. Наконец Амели отдышалась и успокоилась. Физически, не морально.

Отдышка пропала. Девушка прошла вглубь комнаты. Села на огромную кровать с двумя подушками и осмотрелась. Только теперь она заметила, что на высоких, под самый потолок, витражах изображены обнажённые парочки. Обнимающиеся. Целующиеся. Сношающиеся.

Розовые, фиолетовые и белые стёкла явно должны были настраивать гостей на близость. У Амели защекотало в глазах. Она еле сдержала слёзы. Роджер, сам того не зная, тыкал ей в лицо красной тряпкой. Тряс перед ней жизнью, которой у неё не будет никогда. Жизнью, полной удовольствий, любовных соков, самых разных вкусов. Мир этот был из мяса. Весь такой чувственный, тактильный. А она никогда не сможет коснуться любимого человека, никогда не сможет подарить ему свой горячий поцелуй. Не сможет завести детей. Даже пунша глотнуть вне своей камеры не сможет.

– Лилия в консервной банке…

– Амели, где ты? – голос Марка донёсся из-за нескольких стен.

– В банке было лучше.

Громкие шаги приблизились. Большая чёрная фигура расплылась в витражном окне. Шаги прекратились.

– Амели, ты здесь? – Марк дёрнул круглую ручку, снова и снова. – Дорогая, ты в порядке? – тут он запнулся. «Ты в порядке?» – когда ему стало не всё равно?

В ответ тишина.

– Я же знаю, ты тут!

Амелия подошла к запертой двери. Не дойдя пары шагов, она остановилась.

– Ну же, милочка, открой.

– Мне страшно.

– Всё будет хорошо.

– Они смеялись надо мной.

– Они своё ещё получат. Дорогая, ты впустишь меня наконец?

– Ты… ты не сделаешь мне больно?

– Зачем?

– Я вела себя неуклюже, я… я…

– Всё будет хорошо. Просто нужно привести тебя в порядок, ладно?

Амели шмыгнула носом, расправила испачканное платье.

– Я хочу побыть одна.

– Ну же, милая.

– Я не хочу быть здесь.

– Надо немного потерпеть. Открой дверь.

– Марк, я…

– Пожалуйста… я помогу.

Амели сдалась. Защёлка отодвинулась в сторону. Марк ураганом влетел. Сразу обхватил её, словно чёрное грозовое облако. Нервно трогал её руки, осматривал плечи, приподнимал платье. Пятна там и тут, там и тут. Девушка почувствовала себя в самом центре бури. Как ни странно, именно здесь её было спокойно… и даже приятно. Марк искал на ней повреждения.

– Хотя бы не подвернула лодыжку и ничего себе не сломала. Милая, милая, ты ведь такая хрупкая. Нельзя же на каблуках бегать. Ты могла разбить коленку или стекло скафандра.

– Марк, я такая грязная.

– Это только пятна.

Марк достал из нагрудного кармана платок и вытер подсохший пунш с её шлема. Он промокнул платком её грудь, всю красную. Огромное пятно расплывалось – точно сердце! – подумал Майерс.

– Как ты себя чувствуешь?

– Всё так ужасно, Марк.

– Больше пятен нет.

Он скомкал платок и швырнул его в торону.

– Я выставила тебя таким дураком. И была такой дурой.

– Обо мне не беспокойся. Меня этот гад надул гораздо страшнее. Но сегодня я ему отплачу.

– Как же?

– Он у меня за всё получит.

– Как, любимый?

– Я пришёл к ним не с пустыми руками. Не с пустым ртом уж точно. Мне есть, чем их рассорить.

– Правда? Чем же?

– В таких семьях всегда найдётся целый ворох грязи. Настоящий комок волос и разложившегося семени из ванной. И совсем скоро я подёргаю его за волоски. Вонь разлетится очень далеко.

– Охх, им будет не до смеха, любимый.

– Именно. Стоп, как ты меня назвала?

– Никак… Марк?

– Нет-нет, повтори это слово. То самое.

– Л… любимый.

– Надо же…

До Марка вдруг дошло, что они вот уже две минуты жмутся друг к другу, как…. Как…

– Как влюблённые школьники – пробубнил он.

– Что?

– Ты совсем как школьница.

– У меня никогда не было мужчины, который бы так заботился обо мне.

– Но я не сделал ничего особенного.

– Для меня это многое значит.

– Ммм.

– Марк, посмотри на них – она кивнула в сторону витражей – они влюблены и я… хочу быть среди них. Но не могу.

В груди у Марка что-то защемило. Он прижал Амелию ещё сильнее и пару раз потёрся о неё, пытаясь унять эрекцию.

– Тогда я заберу тебя домой, как только покончу с этими обезьянами в большом зале. Я увезу тебя домой. Я вымажусь всеми антисептиками, какие только есть, натяну на себя хоть десять слоёв защитной резины, но доставю тебе любовное удовольствие.

– Любимый…

– Я выжму из твоих груди и киски все соки, какие только есть…

– Да!

– И ты никогда больше не будешь одна. Тебе больше не будет страшно. Мы будем пить пунш вдвоём. Пусть даже через стекло.

– Спасибо.

– В мире ещё столько прекрасных вкусов, вин, ты не представляешь.

– Уфф.

– Но, дорогая, в мире столько дерьма и мне так хочется оградить тебя от него.

Амелия широко расставила ножки. Притянула марка за грудки и поцеловала его через шлем. След от помады остался на внутренней стороне стекла.

– Я буду ждать здесь.

XII

В большом зале погас свет. Прожектор осветил коренастую фигуру в белой офисной рубашке. Роджер. Он хлопнул в ладоши и из-за кулис вышла огромная процессия карликов и тощих гигантов с куреньями на подносах. Заиграла пульсирующая клубная музыка. Из-под пола выросли аквариумные цилиндры с подсветкой. Внутри них танцевали и постепенно раздевались девушки в костюмах русалок и подводных чудовищ. От потолка аквариумов шли трубки с воздухом. Разноцветные резные маски закрывали лица водных танцовщиц. Самая красивая из них скинула золотую чешую и обнажила две прекрасные ножки в причудливых туфлях. Окружавшие её мужчины невольно расступились и ахнули. Кто-то поперхнулся кальяном. Красные, фиолетовые и синие огни собрались в тонкие пучки света и задрожали, выхватывая самые интересные части тел из темноты аквариумов. Музыка разразилась коротким джаззовым джемом и утихла, оставив несколько секунд внимания неприлично громкой писклявой дудке. После громкого щелчка огни погасли.

Жёлтый прожектор выхватил со сцены Марка. Он держал в руке пучок проводов.

– Прошу прощения, дамы и господа. Я бы хотел сказать пару добрых слов моему старому другу, Роджеру.

По залу пополз недовольный гул.

– Было время, мы вместе работали, но вы сами знаете, что случилось. Меня оставили в дураках. Клетка меняет зверя. Он становится более покладистым, но лишь для того, чтобы в удобный момент выйти и загрызть своего пленителя. На этой вечеринке присутствует много-много представителей крупных банков. Так вот, знайте. По сути он был ничтожной гупёшкой. Не сегодня так завтра его сожрут более крупные рыбы. Ему навязали ненавистный брак и обвели вокруг пальца, не дав приданого. Надули тебя, Вайт, как когда-то ты надул меня.

Марк поднёс бокал ко рту, но, подумав, добавил.

– О и Пегги, твоя секретарша. Она горячая штучка, не один ведь я так думаю, верно, Роджер? Могу понять, почему вечерами ты не отвечаешь на мои звонки.

По залу прокатилась череда смешков. Кто-то недовольно фыркнул.

– Будь счастлив, Роджер. Земля тебе пухом. Твоё здоровье.

Марк одним глотком прикончил остатки в фужере и бросил его себе под ноги. Множество мокрых осколков разлетелось по полу. В пьяных умах зрителей это выглядело почти как залп серебряных конфетти.

– Ах ты гад! – крик Роджера прекратил громкий шлепок. Супруга влепила ему пощёчину и с криками удалилась. Белый воротничок погнался за пассией, бранясь и извиняясь.

Ликующий, Марк спустился со сцены. Ступенька за ступенькой. С каждым шагом ему становилось всё веселее.

– Что вы все такие кислые? Танцуем!

Несколько недовольных рож по-снобски вскинули носы и удалились. Те самые банкиры. “Адьё, толстосумы” – подумал Марк и погрузился в угашенную толпу. В свете софитов и лазеров люди образовывали маленькие кружки, толкались и плясали, как настоящие дикари.

Варвары. Но какие варвары! Марку впервые за долгое время стало приятно их общество. Беснующаяся в угаре толпа улыбалась ему никотиновыми зубами. Безумные гримасы, разбитые носы. Вакханалии снова вошли в моду и это было именно то, что ему сейчас нужно. Чёрный великан с головой нырнул в бурлящую толпу, забыв обо всём на свете.

Вынырнул он из неё только через полчаса. Весь растрёпанный и потный. И зашагал по винтовой лестнице наверх. Рождера так нигде и не было видно.

XIII

Дверь в гостевую была выломана. В коридоре повсюду явные признаки борьбы – царапины на стенах, сломанная мужская туфля. На одном из витражей белоснежное лицо любовника было разбито толстыми трещинами.

Марк наклонился и поднял красный платок.

– Ах, чтоб тебя. Амели!

Из гостевой донеслось сдавленное мычание.

Марк открыл сломанную дверь. На кровати два человека боролись. Белая рубашка, золотое платье, красное пятно. Марк вскипел.

– Ррррооджерррр!!!

В мгновение ока он превратился в ураган. Снова.

Он сносил всё на своём пути. Схватил первые несколько предметов, попавшихся под руку, и швырнул их в толстяка. Роджер взвыл псом. Скуля, свалился с кровати. Закрылся рукой от летевших в него предметов и ударов. Под глазом красовался синяк. Из штанов торчал обмякший от страха член.

– Ах ты кобель!

– Да пошёл ты!

Марк схватил его за руку и принялся бить, бить и бить. Прямо в лицо. Он разбил Роджеру нос и губу. Струи крови разделили его физиономию яркими трещинами. Он весь побелел, точно персонаж с витража.

– Дорогой, не надо! Ты убьёшь его!

Марк посмотрел на Амели.

– Этот гад домогался тебя!

– Я ниччч… ничего не дела… – прохрипел Роджер.

– Заткнись! – марк влепил ещё один удар ему прямо в челюсть. Что-то хрустнуло. Толстяк умолк.

– Он порвал мне платье… Обещал денег. Я отказалась, но он был настойчив… Марк, я не виновата!

Чёрный великан выволок ублюдка за дверь и швырнул его в коридор. Роджер кубарем покатился по лестнице, ломая пальцы и расставаясь с остатками зубов.

Марк вернулся к Амели.

– Ты в порядке?

– Ужасно. Мне так плохо.

– Иди ко мне.

Марк обхватил Амели и замер, вжав её в себя. В сердце урагана тишина царит. Поцелуй, поцелуй, ещё один. Рука скользнула по бедру.

– Теперь всё будет хорошо.

– Правда?

– Я рядом.

– Ты обещаешь?

– Конечно.

Нежность в его руках пропала, как не было.

– Он ведь не успел осквернить тебя?

– Я боролась, Марк, я отпиралась.

– Так значит, не успел?

– Нет.

– Хорошо.

«Тогда я буду первым» – подумал Марк.

– Я хочу домой.

– А знаешь… пусть он слышит!

Марк разорвал платье на месте красного пятна. Два крошечных серых соска смотрели на него. Он принялся покрывать её грудь поцелуями, отчего та вся порозовела.

– Оххх, Марк… прошу.

– Всё будет хорошо.

– Я ведь, аааххх!

– Всё будет хорошо.

– Мне страшно.

Ураган сдавил ей горло. Стало трудно дышать. Ужас. Удушье. Амели впервые ощутила такое ярое желание бороться за жизнь.

– Марк, мне плохо.

В ответ только пыхтения и всё новые, новые поцелуи. Амели попыталась оттолкнуть его. Но он стал напирать с ещё большей силой.

– Этот ублюдок остался с голым задом.

Марк обнажил её плечи…

– От него ушла жена.

Стянул с девушки платье, оставив только туфли и тёмные защитные чулки…

– Банкиры свалили с праздника, даже не попрощавшись.

– Ахх, Марк!

Он снял с неё шлем и поцеловал в её мягкие губы и отпустил. Вдохнув воздуха, Амели прозрела от чёрной пелены. И то, что она увидела ей понравилось и испугало одновременно.

Марк раздевался, скидывая одежду на пол. Было очень странно видеть его голым. Он будто и не раздевался вовсе. Таким он был тёмным. И только белое клеймо на лбу и окрепший от возбуждения член. Он упирался прямо в её жемчужинку. И та неумолимо росла.

– Это конец, Марк…

– Всё будет хорошо.

– Я умру, Марк…

– Я буду рядом.

– Не оставляй меня одну.

– Конечно, конечно.

Амели расплакалась от переизбытка чувств. Это и вправду был конец. Сколько ей осталось? Сутки, двое, час?

– Ты убил меня, Марк… ты убил меня.

– Я обещал сделать тебя счастливой.

Амели всхлипнула.

– Я обещал отомстить за тебя. И обещал сделать тебя женщиной.

– Но не так же… Марк.

– Уже поздно что-то менять.

– Ты прав.

– Ты хочешь стать счастливой?

– Да… дорогой.

– Хочешь окунуться в океан чувств, забыться в нём?

Его шпиль погрузился в её лоно.

– Аххх, да.

Вся мокрая, она принимала его с самозабвенным удовольствием. Марк сделал несколько лёгких толчков и вытащил.

– Войди в меня снова, прошу.

Он проник в неё. Она обхватила его своими ножками, вовлекая в себя с каждым толчком. Марк терзал губами её сочные груди. Кончив так, он поставил Амели на четвереньки. Лицом в подушку. И врубился в её киску носом. Он играл с её жемчужинкой языком, губами, теребил её пальцами, гонял её слева-направо, вверх и вниз, высасывал из неё все соки.

– Дорогой, аххх, ааа, не останавивайся.

Амели снова задыхалась.

– Я хочу тебя, любимый. Зайди в меня снова.

Она повернулась и сказала…

– Я хочу почувствовать, как твоё тепло разольётся во мне, любимый.

Марк отпустил её клитор и поднял член.

– Попроси меня об этом.

– Прошууу – взмолилась она и раздвинула руками свои половые губы.

– Ещё раз.

– Пожалуйста…

– Вооот так, да.

Он проник в неё. Туман закружил ему голову. Марк снова превратился в ураган. Ураган, сходивший с ума. Он молотил без остановки. Под безудержные стоны Амели. Натягивал её на себя, снова и снова, меняя ритмы. Играя самый настоящий раш на их гениталиях. И феерическим соло он наконец кончил.

Амели почувствовала, как горячее семя выстрелило внутри неё. Она сжалась, выдаивая из Марка всё до последней капли.

– Охх. Аааа… Даааа! Ты моя!

– Твоя.

– Моя и ничья больше!

Марк достал из неё пенис и положил его на её прекрасный задик. Амели выгнулась, потёрлась о него.

– Дорогой. Мне так хорошо.

– Ты мояя, и ничь-яя боооль-ше… – протянул Марк. И, потеряв сознание, повалился на неё.

XIV

Очнулся Марк в больнице. Прикованный наручниками к койке. В проходе стоял офицер полиции. Рядом стояла капельница. Марк попытался встать, но тут же ослеп от того самого чёрного тумана в голове и упал обратно на подушку. Вспомнив последние события, он позвал Амели. Но её нигде не было. Тогда он обратился к полицейскому, но всё, чего он от него добился, это «Ты крупно влип, парень. Лежи и не дёргайся».

Очевидно, его сторожили. Через час пришёл врач. От него Марк узнал, что подхватил какую-то древнюю болезнь, название которой уже никто точно сказать и не может. Здесь не может. В простой государственной поликлинике.

– Как я оказался в этой дыре?

– Об этом «позаботились» ваши друзья. Роджер. Это он засунул вас в эту, как вы изволили выразиться, дыру.

– Тогда мне надо в частную клинику.

Боюсь, это невозможно.

– Почему?

– Эти парни – врач кивнул на офицера – врятли они вас отпустят.

– Парни? Он же один.

– По коридорам ещё шесть человек. Даже меня не очень-то хотели к вам пускать.

– Да как они смеют! – Марк вскочил с койки, но слабость тут же вернула его на место.

– На вашем месте я бы лежал тут и молился.

– Ну-ну, как же.

– Ибо помочь вам может один господь бог.

– Именно поэтому вы не на моём месте – фыркнул марк.

Похже вечером к Маркусу нагрянул юрист. Он уже не хотел его принимать, но тот вломился и вывалил перед ним несколько бумаг с исками. Во время их разговора Марка бросало то в жар то в холод.

– Вы знаете, что Роджер выдвинул против вас обвинение в причинении тяжких повреждений? Иначе говоря, что вы попросту избили его.

– Ну, теперь знаю.

– Чудно.

– А ещё знаю, что пошёл он в задницу – Марк улыбнулся.

– Рад, что у вас ещё есть силы шутить – съязвил юрист – для человека в вашем положении это последняя соломинка.

– В каком это положении.

– Ах, вы ещё не поняли? – парень в пиджаке оживился – вас продержат здесь неделю, а потом ещё три дня под арестом. Это минимум. И даже если вам удастся уйти от ответственности, эта древняя плесень навсегда подорвёт ваше здоровье. И по чести сказать… вам никогда уже не обзавестись детишками. Потому что через три дня у вас отвалится всё, что только может отвалиться. И ни один врач из государственной клиники вам не поможет. Даже если бы он знал – юрист юркнул глазками в коридор и назад – ему просто не дадут доступ к необходимым препаратам. У государства нет таких денег. Нет денег для бедолаг вроде тебя.

– У меня есть…

– Ты ещё не понял?

– Что же?

– Ты отрезан от остального мира.

Юрист собрал бумаги с кровати Марка и захлопнул дипломат.

– Я отлично знаю, что ты чувствуешь. И знаю, что тебе не хватит сил даже дойти до этого старого телефона в коридоре.

– Не боишься подхватить болячку?

– У меня иммунитет. С детства.

– Ах ты. Я ещё тебя достану!

– Увидимся в аду.

– Да чтоб тебя! – Марк схватил с подноса подгнивший мандарин и запустил им в прокурора.

Тот только усмехнулся.

– Давай-давай, проваливай!

Марк закрыл глаза. Жар с силой прошиб его тело. Скоро он болезненно уснул.

XV

Очнувшись от бреда, он отбросил мятое одеяло. Была глубокая ночь, но даже так было видно, как огромное бело-зелёное пятно рзрастается от его паха вверх по всему телу.

– Ооо, чёрт! Амели, где же ты?

– Даже и не надейся её услышать.

– Кто здесь?

– Мы с тобой теперь до конца твоей жизни.

– Кто?

– Прислушайся.

Марк так и сделал. Тишина.

– Эй, что за шутки?

Молчание.

– Кто ты?

Только редкие капли по стеклу.

«Не сошёл же я с ума» – подумал Марк.

– Это не самая большая твоя проблема…

Больше таинственных голосов он никогда не слышал.

То, что было дальше, не важно. Рыбка-султанка разразилась зловонием, привлекая полчища мясных мух.

24-25.07.2021.

07.12.2022.

Приложение

Для понимания последнего «сезона» будет полезным прочесть один моих из старых коротких рассказов. Называется он «Плесень» и был написан мною на первом курсе университета. Тогда я пребывал в заметной депрессии, незадолго до самой настоящей бури. И чувствовал себя крайне одиноко. Что, мне кажется, весьма передалось настроению и теме данного произведения.

События «Огненной саламандры» и «Плесени» происходят в одной и той же вселенной, хотя повествование в них и разнится. Один из них более сексуальный, даже похожий на американский боевик с примесью научной фантастики, другой же скорее артхаусный, сюрреалистичный фильм. Но объединяет их метафоричность. Надеюсь, это не последнее, что вы прочтёте из моих работ. Просто потому что планирую писать и рисовать их дальше. Просто потому что надеюсь, что смог развлечь вас. Себя уж точно развлёк и занял. Уверен, что с пользой.

По сути, сегодня вы получаете пять рассказов по цене четырёх. Так что возрадуемся.

.Плесень.*.

Иногда мне кажется, что я сплю. И иногда мне это всё-таки кажется…

Всюду сырые остроугольные, но сглаженные зелёной шерстью дома. Мы давно уже не видели других домов. Только на картинках, в заплесневевших книгах да у кое-кого остались невнятные, размытые воспоминания о другом образе… образе.. образе. … *жизни!

Жилище – твоя крепость, твоя внутренняя обстановка. Я всегда держал дом и мысли в порядке и чистоте. Когда начали разрастаться белой, жёлтой, зеленовато-бурой кипой маленькие существа с невидимыми загребучими ручками-спорами поверх книг, я все их до единой ути.. у.. . *утилизировал, вот!

Мои соседи позволяли ей проникать в дом, осваиваться, некоторые даже целенаправленно её разводили – исследовали. Одни искали лекарство от рака – другим просто было любопытно – остальные просто любили всё по-странному эстетичное… Вскоре они и сами стали ею покрываться. У девушек были такие хорошие пышные ресницы… у парней росли разноцветные бакены, брови, у некоторых на груди вырастали целые леса. Но их никто не срубал бритвой. Напротив…

..Ношение плесени стало писком моды… последним… предсмертным писком моды.

Постепенно они отвыкали ходить на работу, на учёбу, вообще выходить на улицу. Даже друг к другу в гости. Сидели и любовались своим отражением, иногда забывая закрывать входные двери…

Такие заторможенные… а ведь у меня в левой руке трость и я хромаю, как ужаленная улитка на песке. И это мне-то они кажутся медленными!

Зелёные улицы. Зелёные дома. Зелёное небо… какое же всё тут, чёрт возьми, зелёное! Аж до тошноты!

Если Элли хотела попасть в изумрудный городок, где все желания сбываются – ей стоило свернуть сюда… правда, с оговоркой на то, что желать здесь нужно только тишины, спокойствия, никакого движения – и тогда сбудется.

Мох ковром устелил мой широкий подъезд. Тут и там проглядывают крючкообразные белые грибы с красными прозрачными каплями на шляпках. На полу тонны дохлых или… сонных мух. Плесень медленно пожирает их. И что совершенно ужасно, им это, кажется, нравится.

Только в моей квартире кремово-жёлтые чистые стены и тёплый свет. Снаружи он не несёт вообще ничего…

Тяжело вот так… одному. Уже месяц ни души, ни звука. Я спускался к соседям, но либо их двери заперты на замок, либо в квартирах нет ничего кроме замшелых валунов, грибов и дохлых мух.

У меня есть догадка, что с ними стало. Но мне тяжело об этом думать. Очень. Надо облегчиться.

Зайдя в клозет, я уже восемнадцатый раз за неделю вижу неуклонно разрастающееся зеленое с коричневыми крапинками пятно. Я пытался его вывести, соскоблить и выкинуть. Но не помогло.

Много часов я просидел на этой белой эмалированной посудине, раздумывая над тем, как всё-таки мне эту гадость выводить. Я долго смотрел на неё выжигающим взглядом.

И вот однажды меня осенило. Мне не уда… удар? – у.. уд…

…

..* удаётся вывести её потому, что я этого… не хочу…

Удивительно, но за долгое время навязанного сожительства я перестал инстинктивно испытывать к ней отвращение. Она стала для меня просто… как данность. Как будто иначе и быть не может. И не было никогда.

Обычное дело…

И вот через три месяца я сижу и смотрю на своё поросшее грибами лицо и спрашиваю се… сере… сер… серый? – спрашиваю я себя – может, «себя»? – да, точно, себя…

Вот так и гоняю один и тот же вопрос по кругу. Мир за окном не кажется больше унылым. Он мой. Он такой, каким и должен быть. Если бы только… только… т.. если бы, да как абы – то … росли грибы… да, это про меня теперь, не иначе.

Мои колени хрустят. Хочется напоследок проститься с пока что ничего не говорящим мне солнцем. В последний раз посмотреть на него…

Обросшая махина медленно проковыляла до круглых остатков квадратного окна. Красные зрачки сузились, дыхание перебилось. Боли не было. Ни от падения. Ни от остановки дыхания. Был только покой и застывший последний момент.

Огарок окна затянула зелёная паут… паут.. т… … ..тина?

28 сен. 2019.